Триста пятидесятый год – перезагрузка

Глава 11. 26 февраля 350 года от Р.Х. Земля, остров Хонсю, государство Ямато, долина Хасегавы

Проснулся я утром от того, что всё тело закоченело. Сквозь закрывающую лицо солому едва просачивается серая хмарь рассвета, в носу свербит, задница продавила импровизированный тюфяк до уровня грязи и намокла. В общем, хуже бывало, но только в космосе. По уровню паршивости, намокшая задница не дотягивает и до четверти разгерметизированной штанины скафандра. Так что пусть грязь, пусть пиявки, пусть хоть клопы приходят. Вакуум – он злее. Помню, с какой радостью я полз к аварийному контейнеру на руках и одной ноге, когда спасательная капсула с подбитого космо-тендера наконец приземлилась.

Огляделся вокруг, в безнадежной надежде, что рядышком окажется знакомый, ярко-желтый аварийный контейнер с рационами и палаткой. Нет. Грязь, трава, ветки, гнилая солома, хвоя, опять ветки, подозрительно желтенькие кусты-подснежники чуть поодаль. Безнадега полная, если не считать цветов. Стоп. Что-то я такое слышал. В Японии как раз с цветами была связана магическая практика. Фен-шуй? Нет, икебана!

Кроме слова ничего толком не вспомнилось. Да и не нужно. Вроде бы искусство икебаны дико древнее, но букеты двадцать первого века вряд ли будут котироваться в четвертом. Придётся всё изобретать самому, с учётом местной специфики.

Присмотрелся к "подснежникам". Четыре сросшихся у основания лепестка, все цветы – возле верхушек веток. На классические сакуру или сливу, что так любили в двадцать первом веке впихивать в восточные моды вирт-игрушек, не похоже ни капельки. Да и кусты больше по форме похожи на карликовую иву, если не считать цветков. Сладкий запах. И тут у меня в животе заурчало.

Первый куст я ободрал на высоту своего роста за примерно тридцать минут. Немного насытился, и только тогда начал воспринимать тихое хихиканье. Чик проснулся.

– Что-то не так? – Я недоуменно воззрился на компаньона. – Ядовитые цветы?

– Не, не совсем ядовитые. – ухмыльнулся Чик. – Но дристать сегодня ты будешь долго и старательно. Дети вечно жрут этот сорняк, вкус у цветов – хороший.[4] А потом маются животом. Из-за этого его и вырубают. Удивительно, что здесь нашелся кустик.

– Ну и… злые духи с поносом. – Я переиначил проклятие на аматосский лад. – Ты лучше скажи, такое у вас делают?

Чик вопросительно поднял бровь, а я спешно наломал уцелевших веточек с цветками и собрал в грубый букет.

На лице аборигена отражался полнейший ступор. Даже на мой мультитул Чик смотрел гораздо осмысленней.

– Ну? – Не выдержал я молчания? – Что скажешь?

Чик наморщил лоб, осторожно потрогал цветок. И, наконец, высказал мнение.

– Похоже на жертвоприношение. Только совсем слабенькое. В ветках с опадающими листьями – очень мелкие духи. Они даже муху не отгонят.

– Ладно. – Я почувствовал азарт. – А где духи сильные?

– В ветках дерева суги. Или других вечнозеленых. – Чик пнул ногой уже знакомую псевдо-хвойную корявость, которую сам вчера и притащил, конструируя мотыгу. – Но ветки "суги" тоже фигня. Их духам надо набирать силу веками, прежде чем на что-то сгодятся. Хотя в храмах на равнине деревья "суги" для этого и растят.

Я заткнулся, задавленный превосходящей эрудицией. Вот так вычурно, здесь и сейчас главное в букете – это не цвет, форма или запах, а дух букета. Идеализм торжествует.

Пришлось выпустить неудавшийся букет из рук и начать старательно размышлять. Можно, конечно, отломать ветки с тысячелетнего дуба или сосны. Только на них возраст ствола не написан, да и замучаюсь на источники лазать… Хотя, если сделать что-то вроде сертификата возраста…

Поразмыслив, я пришёл к выводу, что идея с сертификатами "не прокатит". В здешнем обществе даже письменности нет! Надо что-то наглядное. Что-то, что будет указывать на силу духа букета чисто визуально. Как в фэнтэзийных игрушках двадцать первого века, где силу демона можно оценить по вычурности пентаграммы призыва.

Пентаграмма. Что-то в этой идее есть. А что, если…

Я подобрал ветку "суги", и наспех окружил её пятью веточками с куста подснежников.

– Вот! – Торжествующе продемонстрировал Чику обновленный букет. – Так сильнее?

Челюсть вора из Хаято отвисла.

– Да. Цветы умрут первыми, их мелкие духи пожрёт дух ветки "суги" и усилится. Иголь, а ты не задумывался о карьере шамана?

В таком каннибальско-мистическом ключе я не думал. Хотя метод усиления духа ветки, описанный Чиком, имеет аналогию в сказках Какота-да о размножении гор.

– Подумаю. – Я поднял импровизированный букет вверх, как знамя. – Шаманство – это перспективно!

Перспективно в краткосрочных планах, конечно. Но не говорить же об этом Чику? А то совсем парень запутается.

Планы по продвижению в массы новой ереси в стиле анимизма застопорились банально из-за отсутствия масс. На равнине плотность жителей была не то что маленькой. Навскидку, полсотни семей на квадратный километр. Но на контакт никто идти не спешил. Народ, напуганный недавними бедствиями, вроде бы и отвечает на приветствия, а ручки тянутся к припрятанным ножам и просто палкам.

Мы с Чиком ограничились выкапыванием цветущих кустов форзиции на обочинах. И переноской на периферию честно захваченного поля. То, что унести было невозможно – старательно подрыли. Конкуренты поблизости нам не нужны. Крестьяне по соседству, глядя на наши действия… тоже начали подрывать "не совсем ядовитые" украшения ландшафта. А мы ничего и не объясняли. Потом нам же профит больше. Кстати, живот мне так и не прихватило. Не знаю, дело в моих продвинутых генах, или в генах кишечных бактерий-симбионтов самой последней модели. Но факт – как и в двадцать первом веке, я могу сожрать с пользой для себя всё, что содержит драгоценные калории.

Между тем, я нашёл, а Чик одобрил новый вид еды. Совершенно невзрачный вид чего-то вроде зелененькой цветной капусты. Ещё один вид местных подснежников. Вкус оказался откровенно травянистым. По моим впечатлениям, её соцветия следовало бы хорошенько пожарить с маслом или жиром, но вмешался непредвиденный фактор. В округе нет сковородок. Я попытался объяснить, что нужно. Мой соратник в нелегком деле выживания на подножном корму покивал, и развёл рукам. Да, пять лет назад сковородки были, пусть и только в богатых домах. А сейчас – нема. Всё на нужды фронта, как сказали бы в эпоху мировых войн.

Так что, когда к вечеру показалась колонна беженцев (на неделю раньше сроков), у меня ничего не было готово. Младший напарник ещё подивился, что те приперлись такой толпой до того, как каналы заполнились водой. Ибо одно дело тащить груз на спинах, а совсем другое – тянуть в стиле бурлаков плотик или примитивную лодочку из выдолбленных каменными зубилами брёвен. На спинах не унести и четвертой части того, что пройдет по водным путям. Пусть даже если всего треть пути по каналам.

Переселенцы едва двигались, видимо вложив все силы в последний рывок до малозаселенной долины на выходе на большую равнину. Я отложил мотыгу, чтобы присмотреться.

Общее впечатление – не такое плохое, как в деревне Ками-Хасегава. Меньше детей, больше мужчин и женщин среднего возраста, старики тоже встречаются. Я поймал себя на том, что с интересом присматриваюсь к лодыжкам проходящих девушек помоложе. Наверное, я наконец отожрался, если подобное кажется завлекательным. Ибо, если сравнивать с Русской Зоной довоенного двадцать первого века, девушки тут страшненькие. Ладно, пропустим бедность выбора в местных фасонах платьев. Кривые и короткие ножки – вот в чем главная беда. Явно не кушали бедняжки в детстве витаминов. Вот и грудь почти у всех неразвитая – это уже банальные последствия хронической голодухи. Хотя, если хорошенько откормить, вон та смуглянка в хвосте колонны будет очень даже милой. Интересный у неё загар. Красноватый, как у чистокровных индейцев, чьи видео выживания в дикой природе были так популярны в самом начале Третьей Мировой. Кожа почти бронзовая на щеках и носу, где больше всего попадает солнца. И белая на шее сзади, что хорошо видно, когда волосы по-дорожному собраны в два перевязанных веревкой клубка на висках. Так и представляю, как она работает мотыгой на полях, распустив пышные черные волосы, а ветер развевает…

Девушка остановилась в двух десятках шагов до меня, неловко встала на четвереньки, закашлялась. И начала содрогаться в спазмах, вываливая содержимое желудка в канаву.

Ой. Какой, ко всем чертям, загар в конце февраля, пусть и в субтропиках? Это же… У меня во рту пересохло, и я почти взаправду ощутил, вспомнил. Кислый вкус невидимой смерти, первый пилот с точно таким же бронзово-красным лицом. И запах, как от таракана на сковородке или от искрящей проводки. Это радиационный ожог!

Не будь рядом Чика, меня бы приняли за сумасшедшего, косноязычного недоумка. Только с помощью быстрой, лихорадочной скороговорки почуявшего выгоду компаньона, мой статус и "история жизни" начали принимать очертания, удобоваримые по меркам государства Амато Саэн.

Итак, я – внебрачный сын шамана и безвестной рабыни из страны Овари. Недавно ко мне начали слетаться духи, и повели… правильно, чтобы спасти этих самых беженцев.

Предводитель беженцев, старик с клочьями вылезающих полуседых волос вместо нормальной шевелюры и в роскошной, на вид оленьей, меховой жилетке, не поверил мне и Чику даже на четверть. Да, звать его Сукнэ, а ту приметную девушку с ожогами – Кику. Так вот, не поверил-то он не поверил. Но останавливаться в любом случае пришлось. Потому вслед за Кику свалился на ходу ещё десяток людей, в основном женщины и дети. А на привале можно и послушать странного недо-шамана.

Пока отдыхали, пока передавали тыквочки с водой и сыр, пока я спешно резал и раздавал невеликие запасы собранной ранее "цветной капусты", солнце коснулось горного хребта далеко на западе. И патриарх Сукне вдруг решился.

– Иголь-да, коль так хорошо понимаете эту болезнь, позвольте положить больных в ваш дом?

Классическая хитрожопость по-местному. Спихнуть тех, кто стал обузой, а самому – прямиком в места побогаче. Но основная проблема даже не в моральном облике патриарха. А скорее физическая.

Нет. – решительно мотаю головой. – Эта болезнь… перейдет на дом. Необходимо очистить тело и одежду.

– Нет нужды. – Сукнэ уперся. – Наш шаман провёл очищение. Мы даже хитобасиру закопали, всё по высшему разряду защиты от проклятий. Нет нужды в повторе. Все устали! И лишних людей тоже нет!

В эту секунду, Сукне пнула под бок голая женская нога, да так сильно, что тот взвыл.

– Ужихи. – представилась новая знакомая. Здоровенная баба в стандартном платье, но с шаманским ожерельем из клыков, и со скуластым, рябым лицом. – Старый болван забыл, как наш шаман изошел на кровавый понос. Я за него.

– Иголь. – я представился автоматически, чуть поёжившись. – Сочувствую.

– Да не о чем. – Ужихи сделала рубящее движение рукой, присаживаясь на корточки. – Насколько всё плохо?

Решительная женщина. Сразу "берет быка за рога". Я честно попытался вспомнить градации острой лучевой болезни, на ходу адаптируя к местным реалиям.

– Те, кого начнет тошнить в первые четверть суток – умрут. Те, у кого в первую луну пойдет кровавый понос – тоже все умрут. Остальные – как повезет. Умирать будут примерно от одной до шести лун, чем моложе – тем быстрее.

– Печально. Очищение поможет? – Ужихи впилась в меня взглядом. Читает реакции, шаманка недоделанная.

– Не особенно. – Я потупил взгляд. – Можно только смыть текущей водой ту часть… проклятия, что прицепилась к коже. Да, хорошенько обмыть тело. Отрезать волосы, снять платья и закопать. Не трогать закопанное десять раз по десять лет.

– Хоть что-то конкретное. – Помощница шамана позволила себе усталую улыбку. – Срезать волосы, закопать. Нарезать одежды из запаса сукна, переодеть всех. Вымыть всех в речке. Так?

– Сначала вымыть, потом переодеть. – поправил я. – Чтобы новая одежда не была проклята от проклятой кожи.

– Видел такое раньше? – Ужихи поднялась, затем решительно потянула патриарха за локоть. Есть всё-таки своя прелесть в теократии.

– Да. – Я ответил убедительно, и даже не соврал. Просто умолчал.

Да и зачем Ужихи с Сукнэ знать, что в "проклятии" виноват я сам? Хотя… куда-то обломки ядерно-реактивного двигателя да упали бы. Не повезло, что на населенную местность.

Интересно, насколько далеко отсюда? Два месяца с хвостиком прошло с моего вхождения в атмосферу Земли. Вряд ли два месяца пешком минус время на сборы равняются десяткам километров дистанции до зоны радиоактивного заражения. Скорее сотни.