Пограничник. Том 10: Тень "Пересмешника"

Глава 5

Когда мы освободились, Муха немедленно приблизился к двери сарая. Затаился справа от входа и стал слушать.

К тому времени я уже поднялся. Пробрался к канистрам, что стояли в углу. Взял одну и сразу понял — она наполовину полна.

— Что ты задумал? — прошептал мне Волков.

— Спички есть? — спросил я и принялся откручивать крышку.

Волков просто обомлел, услышав мой вопрос.

— Селихов… Да ты чего?.. — спросил он ошарашенно. — Ты…

— У тебя есть идея получше, как заставить народ разбежаться с площади? — сказал я, когда в нос мне ударил терпкий и резкий запах керосина. Видимо, его использовали когда-то для того, чтобы заправлять лампы, а теперь, по какой-то причине, хранили здесь.

— Товарищ старший лейтенант! — обратился Волков к Мухе полушёпотом. — Товарищ старший лейтенант!

Он затопотал немного громче, чем стоило бы, когда направился к командиру.

Муха, казалось бы, полностью поглощённый подслушиванием, жестом остановил Волкова. Зашипел — тихо, мол.

— Он хочет…

— Падла… — прошептал Мухин. — Они упоминали какого-то лейтенанта с заставы… А кто у нас лейтенант с заставы, так часто бывающий в кишлаке?

— Товарищ старший лейтенант! — Голос Волкова встряхнул Муху. Вырвал его из собственных мыслей.

К этому моменту я уже стал обливать керосином дальнюю стену сарая. Заливал им всё — ветошь, циновки, какой-то мусор, сами стены.

— Селихов… Что ты делаешь? — приглушённым голосом спросил Муха.

— Нам не успеть, вы сами сказали, — не отрываясь от дела, сказал я.

Снаружи, тем временем, началась какая-то перепалка. Душманы, занятые ссорой, кричали. Говорили друг с другом на повышенных тонах. И, к счастью, до нас им не было никакого дела.

— Отвлечём их, — обернулся я. — Им будет не до провокаций, когда тут полыхнёт.

— Мы же сами сгорим! — возразил Волков.

— Не сгорим, — сказал ему я решительно. И отставил пустую канистру. Глянул на Волкова и спросил: — Спички.

Замкомвзвода, помедлив, решительно покачал головой.

— Нет. Это какое-то безумие… Селихов… Ты…

Я глянул на Муху.

— Спички, товарищ старший лейтенант, — сказал я ему.

Муха застыл, сверля меня своим суровым, недоверчивым взглядом. И ничего не ответил. Даже не сдвинулся с места.

— Их слишком много там, — сказал я. — Мы безоружны. Выбраться можем, но со всеми не справимся.

Муха, застывший, словно вросший в землю, даже не шелохнулся.

— Ты сожжёшь весь кишлак! — вклинился Волков.

— Если у вас есть другие идеи, я готов их выслушать. Но быстро, — сказал я решительно.

Потом посмотрел сначала на Волкова, потом на Муху. Замкомвзвода не выдержал моего напора. Он, словно послушный волк, отвел глаза под взглядом вожака.

Муха остался недвижим.

— Либо вы доверитесь мне, — добавил я, — либо сегодня умрёт много людей.

Муха поджал губы. Потом опустил взгляд. Его зрачки нервно забегали. Он судорожно размышлял. А потом запустил руку в карман и достал заветный коробок. Приблизился. Чиркнул спичкой.

— Давай, — сказал я.

Муха несколько мгновений помедлил. Он смотрел на всё сильнее разгоравшуюся спичку. На то, как её тельце быстро чернеет, тает, загибается, как умирающий человек.

А потом бросил её в керосин.

Когда Псалай ушел, его подельники всё еще продолжали разбираться с Юсуфом.

По правде говоря, ещё когда Кандагари решил взять его в группу, Псалай был против.

— Он только что пережил потерю сына, Кандагари, — сказал тогда Псалай своему лидеру. — Его дух всё еще слаб. А что будет, если он подведёт?

— Нам нужно больше людей, чтобы контролировать площадь, — ответил ему одноглазый моджахеддин. — Нам нужно больше… Хм… Глаз. Больше ушей. Но видит Аллах, я не доверю ему главную работу.

И он не доверил. Зато доверил её Псалаю.

Кандагари было всё равно, как Псалай это сделает. И тогда Псалай выработал собственный план действий.

Когда он явился на площадь, здесь всё еще было многолюдно.

Экран советской кинобудки светился в темноте. На нём показывали кино. Из колонок звучал высокопарный мужской голос, на дари озвучивавший всё, что происходило на экране.

Шурави тут и там несли свою вахту. Вооружённые, они старались не показываться на глаза местным. Просто посматривали за окрестностями. Кто-то смотрел фильм. Кто-то курил.

Зрителей было много. Люди сидели на табуретках, подушках и коврах. Многие смотрели стоя. Словно заворожённые, пялились они на сменяющие друг друга картинки.

Почему-то это вызвало у Псалая отвращение.

И всё же, дело нужно было делать.

Бомба, представлявшая собой несколько связанных вместе гранат, погружённых в наполненный дополнительными поражающими элементами деревянный ящик от продовольствия, что стоял вместе с остальными, не вызвала у шурави подозрений.

Ещё днём Псалай принёс его туда под видом человека, явившегося за гуманитарной помощью. Он принёс и незаметно положил к остальным ящикам.

Это было несложно. Особенно когда детишки, подкупленные Псалаем сластями, отвлекали шурави, крутившихся у продовольствия.

Псалай успел прикрепить тонкую проволоку взвода к нижнему ящику. Сама бомба уже была готова. Одна из гранат оставалась без чеки и была вставлена в банку из-под консервов. Стоит только взять ящик или свалить его в нужную сторону, как произойдёт взрыв.

Хитроумная, но простая система была задумана на случай, если шурави сами попытаются взять и сдвинуть ящик. Тогда они бы взорвались раньше времени. Но главное — взорвались.

Сейчас же требовалось взвести механизм. Чтобы взрыв произошёл наверняка. Именно в этот час.

Псалай знал, что это жестоко. Но разделял воззрения своего лидера. Он считал, что подобное происшествие ещё сильнее подстегнёт остальных людей на борьбу с шурави. Особенно после того, как Кандагари предъявит всем так удачно подвернувшихся им «виновников» — троих советских разведчиков.

Сначала Псалай хотел сделать всё сам. Нужно было подобраться к «шишиге», спрятаться за ней от осколков и потянуть за замаскированную пылью проволочку. Тогда ящики сдвинутся и упадут. Граната выскользнет из стакана и раздастся взрыв.

Однако он быстро понял — так просто ему не подобраться к нужному месту. Там дежурили вооружённые шурави. И Псалай нашёл другой способ.

— Привет, Редай! — позвал он мальчишку лет тринадцати, проходившего мимо.

Мальчик, видимо, шёл к деду, сидевшему среди зрителей. А ещё — жевал конфету.

— Здравствуйте, уважаемый Псалай, — остановившись, мальчик поклонился.

— Как твоё здоровье, дорогой друг? Как поживает твой дедушка?

Редай снова поклонился.

— Спасибо. У нас всё хорошо.

— Пришли смотреть кинофильм?

— Да, — мальчик кивнул. — Мы пришли с дедушкой. Я никогда до этого не видел кинофильмов. А вы?

— И я не видел, — улыбнулся Псалай. — И тоже пришёл сюда посмотреть.

— Вам нравится?

— Очень, — Псалай улыбнулся. Потом он вдруг опустился на корточки. Поравнялся с мальчиком взглядами. — Скажи, Редай, а могу ли я попросить тебя о помощи?

Мальчик замялся. Обернулся и глянул на экран. Потом снова на Псалая.

— Да… Конечно… Что вы хотели?

— Сегодня днём я приходил за продуктами сюда, на площадь. Попросил у шурави два ящика овощей для меня и моего соседа многоуважаемого Гатола Амазари. Ты же знаешь старика Гатола Амазари?

Мальчик робко покивал.

— Но, к сожалению, я заговорился с моим давним другом, который приходил на базар, — вздохнул Псалай. — И забыл второй ящик. Ты не мог бы мне помочь? Принести его сюда? Я бы сходил сам, но не хочу пропустить кинофильм.

Редай, кажется, расстроился. Он тоже не хотел пропустить кино, но старшему отказать просто не мог.

— Не расстраивайся, Редай, — заметил это Псалай. — Я не останусь перед тобой в долгу. Смотри.

Псалай вынул из-за кушака небольшой складной ножик с красивой костяной рукоятью.

— Видишь? Это мой перочинный нож. Если ты принесешь мне ящик, в благодарность, я подарю тебе этот нож. Хочешь?

Глаза мальчика загорелись интересом. Он принял ножик из рук Псалая. Раскрыл недлинный, но остро заточенный клинок. Попробовал его пальцем.

— Конечно. Конечно, я помогу вам. Где этот ящик?

— Давай я тебе расскажу, — Псалай взял ножик из рук мальчика. — Он…

Псалай не успел договорить.

— Пожар! Пожар! — закричал кто-то. — В кишлаке пожар!

Он глянул вдаль. Стал искать на темном небе следы дыма. И нашёл. Пусть они почти сливались с ночью, различить их было можно. Псалай сразу понял, где горит.

На площади немедленно началась паника. Люди, сначала ничего не понимающие, быстро уяснили, в чём дело. Они засуетились, закричали. Зрители повскакивали со своих мест.

— Всем соблюдать спокойствие! — кричал какой-то долговязый офицер шурави, носивший очки. — Всем спокойно! Филимонов!

— Я! Где твое отделение? Нужно найти очаг! Кто знает, где здесь ближайший колодец⁈

Воспользовавшись тем, что мальчик замешкался, когда началась всеобщая паника, Псалай убежал с площади.

Он юркнул в подворотню, где тут же встретился с Абдулой. Абдула глубоко дышал. Пытался восстановить дыхание после быстрого бега.

— Что случилось? — спросил у него Псалай. — И правда пожар?

— П-правда, — опираясь рукой о дувал, покивал Абдула. — Его устроили наши пленные шурави… Мы попытались ворваться внутрь сарая, чтобы укротить их, и потушить огонь, но…

— Но?

— Они убили Зирака, Садо и Абдулахада в драке. Кандагари ушёл. Все, кто остался… Разбежались кто куда…

Псалай было обернулся к площади. Там кричали и суетились. Люди уже бежали на дым, к складам. Кто-то нёс вёдра и кадки для воды. Всеми руководил советский офицер.

— Что… Что нам делать, Псалай? — спросил Абдула, пребывавший в полнейшей растерянности.

Псалай выдохнул.

— Уходить, друг. Нам надо уходить.

— Зараза… — ругался Волков, передавая по цепочке очередное ведро. — Нам же потом придётся объясняться перед капитаном! Вот увидите, придётся!

— Потом, Дима… Всё потом… — просипел Муха. — Бери ведро! Передавай!

Я схватил ведро воды, что отдал мне какой-то афганец, и передал его Мухе. Тот — Волкову. И так далее.

Сейчас, борясь с единой бедой, афганцы и советские солдаты работали сообща.

Сарай быстро занялся огнём. Когда душманы ворвались внутрь, мы встретили их хорошо. Вооружились кто чем мог — ржавыми серпами, мотыгами, лопатами, мы вступили с ними в бой.

И прогнали. Когда сами выбрались из горящего сарая, остальные уже исчезли.

Муха, несмотря на тяжелую работу, оставался задумчивым. Кажется, он размышлял о лейтенанте Бледнове. И о некоем «старике», с которым он виделся.

У меня по этому поводу были свои мысли. Если Бледнов и сливал старику какую-то информацию, то зачем ему это было нужно? Сказать однозначно я не мог.

А ещё понимал — у нас с Бледновым будет серьёзный разговор. Если лейтенант, конечно, внезапно не исчезнет.

Пламя, тем не менее, уже немного ослабло. Горели два или три заброшенных сарая. Их постоянно поливали водой. Бойцы агитотряда в спешке рушили и разбирали ближайшие к очагу сараи. Всем было ясно — пламя не получится потушить таким архаичным способом. Но я уже видел — купировать его получится. Этим и занимался капитан Миронов.

Но самым интересным для меня было то, как легко и быстро советские люди и жители кишлака сплотились перед общим испытанием. Сейчас, казалось, не было больше никакого языкового барьера. Не было больше взаимных подозрений и ненависти. Только общая слаженная и планомерная работа.

— Нужно, чтобы кто-то черпал из колодца! — кричал какой-то боец, торопливо шагая вдоль нашей цепочки. — Нужно подменить человека! Он вымотался! Кто может? А? Кто пойдёт?

— Давай я! — крикнул я, покидая цепь.

Боец кивнул.

— Пойдём! Колодец там!

Вместе мы побежали выше по улице.

— За мной! Сюда! — кричал боец.

Я бежал за ним следом, вдоль живой цепочки людей, и невзначай глянул в переулок между улицами. И увидел там… Бледнова.

Лейтенант торопливо и опасливо пробирался у самых заборов. Он чутко оглядывался, словно бы ожидая погони.

Я поотстал.

— Э! — остановился солдат. — Ты чего?

— Извиняй, брат, — сказал я ему. — Придётся тебе поискать кого другого.

— Как это, кого другого⁈ — крикнул он.

Я ему не ответил. Пробился сквозь цепь и помчался вслед за лейтенантом.

Напоследок только и успел заметить, как боец махнул рукой и стал выдёргивать из цепочки какого-то афганца.

— Но куда? Куда мы пойдём⁈ — кричала Анахита, нянчая на руках плачущую Катю.

— Я не знаю! Куда-то подальше! — ответил ей паникующий Бледнов. — Они не смогут затушить огонь! Слишком много вокруг дерева и самана! К утру кишлак будет гореть!

Дедушка Анахиты, старый аксакал по имени Муаммар с длинной седой бородой, казалось, и не собирался сдвигаться со своего места. Он так и сидел на подушках, покуривая трубку.

— А если меня увидят с Катей? Если меня увидят соседи⁈ Это будет конец! — противилась Анахита.

— Аня… — назвал её на свой манер Бледнов. — Анечка…

Он взял её за плечи, стал расцеловывать в лоб и щёки. Целовать дочку в темечко.

— Я смогу вас защитить. Но сейчас нужно спасаться. На улице неразбериха. На тебя никто и не посмотрит!

Анахита глянула на своего дедушку.

— Иди, Анахита, — сказал старик на русском языке. — Это должно когда-нибудь закончиться. И Аллах посылает нам знак. Другого шанса может и не будет.

— Слышала⁈ — крикнул Бледнов в панике. — Идём же скорее!

— А ты, дедушка⁈ — позвала Анахита.

Муаммар пожал плечами.

— Я останусь.

— Но…

— Я останусь. Я стар, Анахита. И уже не смогу тебя защитить так, как это сделает Ваня, — он опустил белесые глаза, покоящиеся под пушистыми седыми бровями. — Уже не смог. Сейчас я для вас только обуза.

— Я без тебя не…

— Не спорь… — отрезал он.

— Слышала? Слышала его⁈ Идём же скорее! — Бледнов было потащил её к выходу.

— Нет! Дедушка! Я без тебя не уйду!

Муаммар не ответил ей.

— Я вернусь за ним! Обещаю — вернусь! Только пойдём! — умолял Бледнов. — Я…

К двери они так и не дошли.

Она распахнулась раньше, чем они приблизились.

Бледнов остолбенел от удивления. Анахита — от страха. Даже старик с трудом встал, увидев незнакомого солдата.

В дверях стоял старший сержант Селихов.

— Старший сержант? — удивился Бледнов. — Что… Что вы тут делаете?..

Селихов не ответил. Он внимательно оценил взглядом сначала старого Муаммара, вставшего плечом к плечу с дочкой. Потом Бледнова. И наконец Анахиту.

Бледнов заметил, что его холодный, не соответствующий возрасту взгляд на миг задержался на плачущей Катеньке.

— Чего тебе надо⁈ — крикнул Бледнов. — Чего ты тут забыл⁈

— Это ведь ты, — обратился Селихов не к Бледнову, а к Анахите. — Ты, верно?

— Что… О чём вы? — не поняла девушка.

— Ты делилась с ними информацией, — констатировал старший сержант.

— Что ты несешь⁈ — крикнул Бледнов злобно. — Дыму надышался⁈ С дороги!

Селихов не отступил. Тогда Бледнов глянул на Анахиту. Лицо девушки застыло в изумлении. Глаза блестели от слёз.

— Анечка? Что с тобой? — понизил голос Бледнов.

Она медленно, словно окоченевшая, повернулась к Ивану. Заглянула ему прямо в глаза.

— О чём он говорит? — спросил Иван тихо.

Она не ответила.

— Что он имеет в виду? — повторил Бледнов уже громче.

— Извини, Ваня… — только и смогла ответить Анахита.