Пограничник. Том 10: Тень "Пересмешника"

Глава 13

Солнце стояло низко.

Дневная жара спала, но духота, которая каждым летом была вечным спутником всего живого в этих местах, даже и не собиралась никуда деваться.

Пусть к вечеру жизнь в кишлаке немного затормаживала свой бег, мы все равно встречали на себе любопытные взгляды местных жителей.

Все потому, что мы вели душмана, переодетого в советскую форму. Лицо его Волков замотал марлевым бинтом, а ему на голову я нацепил свою панаму.

Видок у языка был тот еще — замотанный по самые брови, словно мумия, в форме, что была явно ему велика, дух представлял собой печальное и одновременно забавное зрелище.

Делая вид, что «советский солдат» ранен, мы с Мухой тащили его, поднырнув душману под руки. При этом я постоянно держал его на мушке — давил стволом нагана в спину.

Чтобы вид оружия не вызывал у местных жителей тревоги, я реквизировал у Волкова китель, который накинул на вооруженную руку, делая вид, будто просто несу одежду с собой.

Душман же, невысокий и худоватый, буквально волочил ноги, когда мы торопливо гнали его по улице.

Пусть к краю кишлака мы двигались окольными путями и переулками, минуя самые оживленные улицы, по дороге нам все равно попадались местные жители. Старики, сидевшие на топчанах у дувалов, лениво провожали нас взглядом. Мужчины, отдыхавшие после работы в полях, лавках, мастерских или пастбищах, посматривали на четверых бойцов с интересом. Женщины с удивлением косились, когда мы проходили мимо. Время от времени к нам приставали назойливые детишки, обращаясь на ломанном русском со словами «как дела?» или «дай!».

Да и Волков иногда чудил. Когда мы проходили мимо очередных зевак, он время от времени улыбался им и с неловкостью пояснял:

— Ему стало плохо. Плохо ему. Поранился. Лицо поранил.

Когда после очередного такого фортеля Муха обратился к нему с вопросом, на кой черт он перед всеми оправдывается, тем более, что его не понимают, Волков ответил:

— Ну… Ну так это выглядит совсем уж странно…

Впрочем комвзвода не оценил ответ своего зама и приказал ему держать язык за зубами.

Когда мы добрались до старой мельницы, что стояла на высоком холме недалеко от кишлака, было еще светло.

Асбад представлял собой странную, не привычную простому русскому глазу конструкцию.

Это была большая, двухэтажная мельница, вытянувшаяся к небу не меньше чем на десять или пятнадцать метров.

Первый ее этаж — приземистые, саманные строения, скрывал внутри массивные каменные жернова, древние водяные системы и склады для муки. Верхний же ярус походил на длинную, плоскую стену со сквозными камерами. В каждой из них высились по несколько деревянных парусов на вертикальной оси.

Раньше эти паруса, видимо, обтягивали тканью или соломой, чтобы ловить ветер, но теперь они стояли пустые и ободранные, словно кости.

Бледнов и семейство Анахиты должны были прятаться где-то на нижнем этаже.

Мы с трудом втащили душмана на холм. Ввели в старый, заросший сухим бурьяном дворик, окруженный совсем низким, сточенным ветром и песком дувалом.

— Товарищ старший лейтенант, — обратился я к Мухе, — проверьте, чтобы нас пустили. Я послежу за языком.

Муха кинулся к ветхой деревянной двери. Постучал. Стал ждать.

— Елки-моталки… — сказал Волков, уставившись на кишлак, который с этого холма был как на ладони. — Вот так вид! Впечатляет! Был бы фотоаппарат — сфотографировал бы!

Душман что-то промычал. Бинты закрывали ему глаза и ограничивали обзор. Мы намеренно подстраховались, чтобы тот не мог слишком уж резко дернуться.

Он полез было свободной рукой, чтобы их поправить, но я, заметив это, настойчиво надавил ему стволом нагана в спину.

— Тише-тише, дружок, — сказал я при этом вкрадчиво.

Душман опасливо посмотрел на меня и не стал лезть к бинтам, тотчас же уловив, что я имею в виду.

А тем временем старая, гнилая дверь в нижний этаж мельницы открылась. Оттуда высунулся озадаченный нашим появлением Бледнов.

— Вы так быстро? Я думал…

— Нам нужно допросить языка, — строго сказал ему Муха.

Бледнов немного помедлил, но уступил дорогу.

Я пихнул духа в плечо.

— Пошел.

Тот неловким шагом прошел несколько метров и обернулся. Уставился на меня полуприкрытым бинтами глазом.

Я поднял на него уже ничем не скрываемый пистолет.

— Дима, руки, — приказал я Волкову.

Старший сержант торопливо подошел к душману, связал ему руки, и мы подогнали языка идти дальше.

На первом этаже мельницы было темно. Но пока Бледнов не захлопнул дверь наружу, я смог рассмотреть внутреннее убранство этого помещения.

Стены — шершавый, не побеленный и даже не отштукатуренный саман, покрытый слоем древней земляной и мучной пыли. Кое-где в углах или прямо на стенах выделялись темные пятна плесени и сырости.

Пол оказался привычно земляным, утоптанным чуть не до камня. Усеянным просыпавшимся некогда мертвым зерном. Потолок же представлял собой массивные, промазанные глиной перекрытия, поросшие густым от пыли слоем паутины.

Справа от нас оказался пустой дверной проем. Дверь, видимо, давно сняли с петель.

А влево помещение продолжалось. Оно оказалось довольно обширным.

Я видел с левой стороны несколько пар положенных друг на друга жерновов. В них сквозь отверстия в потолке вставили «мачты» мельниц. Хитрые старинные деревянные шестерни, хитроумных механизмов передавали крутящий момент силы ветра на эти большие, испещренные бороздками камни.

Здесь пахло ячменной и пшеничной пылью, плесенью, глиной и старым деревом. Воздух казался густым, затхлым и тяжелым.

В помещении было прохладно, я бы даже сказал, влажно. Это чувствовалось сразу же, стоило попасть из сухой духоты афганского вечера в эту застарелую прохладу.

Муха грубо схватил душмана за ворот кителя, потащил его к стене и толкнул под нее. Тот грохнулся под маленькое окошко, медленно зашивился, с трудом принимая сидячее положение и опираясь спиной о пыльную стену.

— Волков, закрой дверь, — распорядился Муха, — сиськи мять нет времени. Нужно быстро его допросить.

Когда замкомвзвода захлопнул дверь, внутри стало еще темнее. Лишь лучики тусклого, сероватого сумеречного света пробивались сквозь дверные щели, окошки и отверстия мачт в потолке.

— Свет? Нужен свет, — обернулся Муха к Бледнову. — Я говорил взять с собой лампу.

Бледнов не смотрел на Муху. В проеме показалась Анахита. Лицо ее было угрюмым и напряженным. Глаза поблескивали. На руках она держала девчушку Катю.

Ребенок, увидев незнакомого мужчину, которого только что уронили на пол, захныкал. Прижался к маминой груди.

Спустя мгновение из проема складского помещения показался и Муаммар. Лицо его казалось стоически спокойным. Лишь глаза поблескивали в густой темноте мельницы.

— Вы будете допрашивать его прямо здесь? — удивился Бледнов.

— Нет, выведем свежим воздухом подышать, — съязвил Муха. — Лейтенант. Не выделывайся. Есть у тебя лампа или нет?

— Вы же… Вы же напугаете ребенка… — выдохнул Бледнов.

— На эти сантименты нету времени, — отрезал старлей.

— Держать его прямо тут опасно, — Бледнов нахмурился. — А что если его хватятся и…

— А где нам еще его держать? Или может притащить сукина сына прямо на квартиру Миронова, а? — Муха разозлился.

— Я считал, что мы будем ждать здесь одни, — покачал головой Бледнов. — Думал, я укрою тут свою семью, пока все не кончится!

— Лейтенант, — вздохнул Муха, и я уловил в его тоне знакомые нотки, — некуда нам его тащить, понял? Некуда! Не знаю, чем ты слушал, но по плану, языка мы ведем сюда. Ясно тебе?

Голос старшего лейтенанта стал ядовито-злобным, низким, хрипящим. Совсем таким, каким был он, когда Муха наставил пистолет на хозяина чайханы Джамиля.

Я глянул на Анахиту. Во взгляде девушки читался явный страх. Она нянчила дочку, покачивала ее на руках и тихо приговаривала:

— Тихо… Тш-тш-тш… Все хорошо…

Казалось, так девушка успокаивала даже не свою маленькую дочь, а саму себя.

— Я этого не знал, — снова возразил Бледнов. — Кто так решил? Почему со мной не посоветовались?

— Твоя жена! — выдал Муха, — твоя жена подсказала нам, где можно держать пленного на время допроса!

Бледнов нахмурился. Лицо его сделалось смурным и кислым. Он глянул на Анахиту.

— Это так, да? Ты сказала им?

— Мне в голову ничего больше не пришло, — опустив глаза, призналась девушка.

— Ты понимаешь, как это опасно⁈ А что если нас найдут⁈

— Я…

— Ты должна была посоветоваться со мной!

— Ваня…

— Почему ты мне ничего не сказала⁈

— Ты пугаешь Катю…

— Бледнов! — громогласно прервал их перепалку Муха.

Он гневно выдохнул, торопливо зашагал к лейтенанту.

— Кончай этот балаган! Мы будем допрашивать пленного здесь и сейчас! Хватит путаться под ногами! Сядь вместе с женой и ребенком в подсобке и ни звука! Ясно тебе⁈

Бледнов сначала опустил взгляд. Застыл перед Мухой, как провинившийся школьник.

— Я не позволю подвергать мою семью опасности, — медленно проговорил он, поднимая на Муху глаза. — Если здесь не безопасно, мы уйдем.

— Черта с два! — выдохнул Муха, — вас будут искать в первую очередь!

Муха схватил его за грудки. Бледнов ответил тем же.

— Товарищ старший лейтенант! — взвизгнул ошарашенный Волков.

— Ваня! Не надо! — пискнула Анахита.

— Так, хватит, — вмешался наконец я.

Я подошел к обоим лейтенантам, сцепившимся, словно бараны, и грубо разнял обоих.

— Ты че творишь, Селихов⁈ — крикнул Муха, когда я его оттолкнул.

— Товарищ лейтенант, — сказал я Бледнову, — выходить вам нельзя. Останьтесь в закроме. Мы оттащим пленного подальше. Все будет нормально.

Бледнов поджал губы. Потом глянул на Анахиту, как бы ища у нее одобрения моей идее.

— Ну… Ну хорошо, — сказал он, после того, как девушка едва заметно кивнула.

Бледнов пошел было к жене, но Муха зло прошипел ему вслед:

— Вечно из-за тебя одни проблемы, лейтенант. Одно дерьмо вокруг себя разводишь…

Бледнов обернулся, уставился на Муху с неприязнью во взгляде.

— Не надо, Боря, — сказал я, качая головой и приближаясь к Мухе.

— Селихов! Он скандал развел на пустом месте!

— Не надо, — повторил я, заглядывая старлею прямо в глаза.

— Я…

— Держи себя в руках, командир. Иначе получится как с Джамилем. Помнишь?

В глазах Мухи на краткий миг блеснуло удивление. Потом он мрачно, даже обиженно нахмурился. Зло хмыкнул. Нагардил Бледнова суровым взглядом.

— Тоже мне… — прошипел он. — Никакой субординации…

Бурча что-то себе под нос, Муха направился к афганцу.

Мы с Волковым переглянулись.

На лице замкомвзвода я рассмотрел прямо-таки драматическую тоску. Он понимал, что с командиром происходит что-то не то. Но вряд ли мог догадаться, что именно с ним не так.

Потому ему только и оставалось провожать Муху горьким, даже разочарованным взглядом.

Мы оттащили душмана от закрома, к самым дальним жерновам. Бросили его там прямо у стены.

Муха сурово опустился рядом с пленным на присядки. Стянул с его лица бинты. Душман с отвращением дернулся, отвернулся от старлея.

— Ну-ну… — проговорил Муха, — нечего харю воротить. Щас все нам выдашь.

Муха уставился на душмана. Потом что-то сказал ему на дари.

Душман молчал, немного отвернувшись. Он сидел с таким видом и выражением лица, будто смотреть прямо на старлея было ниже его достоинства.

Муха снова позвал духа. Снова что-то ему сказал.

Теперь душман вдруг усмехнулся. Причем усмешка эта оказалась очень злобной. Полной желчной надменности. Он проговорил несколько резких, шипящих слов, а потом сплюнул.

— Эх, сука… — выдохнул Муха, — падла какая…

— Что он сказал? — спросил я.

Волков, с глубокомысленным выражением лица, молчал. Стоял над нами и следил за процессом допроса.

— Псиной меня обозвал, — ответил Муха. — Ну ниче. Дай-ка мне пистолет, Селихов. Сейчас я им ему в рожу ткну и посмотрим, как он потом заговорит…

Я понимал — Муха на взводе после перепалки с Бледновым.

Несмотря на то, что я смог встряхнуть старшего лейтенанта после происшествия в чайхане, тот случай, а еще неудачно окончившееся задание по слежке за проповедником, несколько изменили поведение командира.

Он стал злее, не таким внимательным и сдержанным, как раньше. Подходил к каждому делу с какой-то необоснованной злобой. Сразу было ясно — сейчас, в таком стрессе, ему сложно держать себя в руках. Хотя он и старался, но для нашего дела одних только стараний было мало. Даже слишком мало.

— Погодим пока с пистолетом, — сказал я, убирая наган в карман. — Я поговорю с ним сам. А вы переводите.

— И что ты ему скажешь? — нахмурился Муха. — Он тебя так же, как меня, псиной назовет и вся недолга. Давай-ка я лучше приставлю к его тыкве ствол. И посмотрим, как он тогда запоет.

— Он не станет говорить, — возразил я, всматриваясь в лицо духа.

— Это еще почему?

— Потому что он не боится ни смерти, ни тем более побоев. По крайней мере от нашей руки.

— Мы можем попробовать… — мрачно заявил Муха.

— Это будет в бестолку. А я не привык тратить время на бессмысленные вещи. Переводите, товарищ старший лейтенант, — настоял я.

Муха уставился сначала на меня, потом на душмана. Раздраженно засопел.

— Хорошо. Давай, Селихов.

Тогда я начал:

— Спросите, — сказал я. — Знает ли он, что такое груз двести?

Муха удивился.

— Это зачем еще?

— Спросите спросите.

Муха спросил. Душман, видимо, удивленный вопросом, ответил.

— Он сказал, что знает, — ответил Муха кисловато. — Знает, что так называют убитых ими шурави.

— А как бы он назвал душманов, сгоревших в том пожаре, а?

Муха спросил. На лице языка отразилось определенное недоумение. Он нахмурился. А потом как-то странно, полувопросительно ответил.

— Он говорит, — перевел Муха, — что называет их мучениками. Мучениками, погибшими во имя джихада.

— Чтобы мученик стал мучеником, его должны знать, — сказал я. — А тех, кто погиб в огне, даже не смогли опознать. Они не мученики. Они просто трупы, которые навсегда останутся в безвестности. Которые просто погибли. Погибли впустую и никак не смогли помочь джихаду. Передайте ему, что он погибнет так же.

Муха, видимо, не совсем понимая, что я имею в виду, секунду посмотрел на меня с недоумением. Потом все же заговорил.

— Переводите максимально точно, — заметил я. — Он должен уловить смысл.

— Перевожу-перевожу… — украдкой вздохнул Муха.

Когда он закончил, душман подался вперед. Горделиво приподняв подбородок, что-то спросил.

— Он спрашивает, что это ты его убьешь, что ли?

— Скажите, что его убьет Кандагари.

— Кандагари ту ро хўжахад кушад, — сказал Муха.

Душман помрачнел. И ничего не ответил. Только уставился на меня волком.

— Переводите дальше, — сказал я старлею. Потом обратился к душману: — ты готов принять смерть от неверных. По твоему мнению это будет хорошая смерть. Смерть моджахеддина. Но гибель от рук собственного же командира — это гибель предателя. А для Кандагари сейчас ты никто иной, как предатель.

Муха переводил. И по мере того, как он, немного запинаясь, передавал душману мои слова, тот мрачнел все больше и больше. Взгляд его становился все злее и начал походить на взгляд затравленного зверя.

— И ты сам это прекрасно понимаешь, — продолжил я. — Для него ты — это предатель. Предатель просто потому, что позволил нам себя схватить. А значит, он и убьет тебя, как предателя — просто отрежет голову, словно животному.

Муха закончил перевод. Душман все еще молчал. Дух дышал тяжело. Он вновь занервничал еще в тот момент, когда мы притащили его в эту старую мельницу. Но теперь дыхание его стало глубже и слегка участилось. А еще он думал. Думал быстро и судорожно. Даже показал нам свои нездоровые зубы в неприятной, мерзкой гримасе.

Наконец, душман ответил.

— Он спрашивает, — сказал Муха, — почему нас волнует, как он умрет?

— Скажите, его самого должно волновать, как он умрет. А мы дадим ему выбор.

Муха нахмурился. Хотел что-то сказать, но я его перебил:

— Переводите.

На лице старлея отразилась некоторая растерянность. И все же он принялся переводить. Потом передал мне слова душмана.

Тот, к слову, угрюмо уставился на меня. Даже не отрывал взгляда. И все же, в этом взгляде, я заметил кое-что, чего раньше там не читалось. Я заметил страх. А еще — надежду.

Это мне и было надо.

— Он спрашивает, о каком выборе идет речь, — сказал Муха.

— Выборе, — заговорил я, — который мы дадим ему, если он согласится ответить на наши вопросы.

От автора:

✅ Старый Врач в теле молодого Воина, русского князя-чародея, о котором летописцы вспоминали с ужасом!

✅ Стартовала новая история цикла «Воин-Врач»! Первая книга здесь:

https://author.today/reader/448643