— «Ветер один», — начал я тихо, — это «Ветер три». Мы на позиции. Наблюдаем логово противника. Приём.
Прошло около двух часов после того, как Муха, оставшийся дожидаться эвакуации раненых, отправил меня, Бычку и Смыкало в качестве разведывательной группы к месту, где, предположительно, гнездились душманы.
Местность тут была непростой. Широкая равнина ближе к горе, под которой сидел враг, начинала бугриться холмами, а потом и невысокими угловатыми скалами. А дальше — обрывалась сухим каньоном.
На той его стороне высилась душманская, красновато-серая гора.
— Вас понял, «Ветер три», — сквозь статические помехи и хрипение услышал я голос Мухи, — ничего не предпринимать. В бой не вступать ни при каких условиях. Ваша задача — убедиться в присутствии там противника. Далее — разведать входы в пещеры, подступы, господствующие высоты. А потом дожидаться нас. Как поняли? Приём.
Мы залегли недалеко от края каньона, в камнях под невысокой скалой с плоской вершиной.
Я сидел за большим валуном, сжимая в свободной руке бинокль. Бычка притаился немного дальше, примерно в полутора метрах справа от меня, за широким суховатым можжевеловым кустом. Боец направил ствол своего автомата вниз, к подножью горы. Бычка притих и сосредоточился, силясь высмотреть внизу хоть одну живую душу.
Смыкало же сидел за невысокой естественной стеной, примыкающей к горе. Время от времени выглядывая из своего укрытия, он сжимал свой автомат и бормотал себе что-то под нос. Насколько я мог слышать — бормотал матом.
— Понял тебя хорошо, «Ветер один». Задача — подтвердить присутствие врага, разведать входы в пещеры, подступы, господствующие вершины.
Если вести речь о входах, то разведывать было особо нечего. Метрах в тридцати над дном каньона зияло большое жерло пещеры. С правой стороны к ней бежала узкая дорожка серпантина, начинавшаяся где-то снизу. С левой — вход наполовину прикрывала большая скальная стена. Но рядом я не видел ни единой души.
— «Ветер один», — позвал я Муху, — как с подкреплением? Будет? Приём.
— Повторите, «Ветер три». Вас плохо слышно. Приём.
— Повторяю: подкрепление будет? Приём.
Муха ответил не сразу. Некоторое время в гарнитуре царило неприятное шипение помех.
— Под вопросом, «Ветер три». С заставы его ждать еще не меньше трех часов. Из крепости — только к закату. Командование рассудило, что у нас преимущество в виде бронемашин. Дало добро на штурм. Но…
Муха не договорил. Его слова потеряли четкость, превратились на миг в какое-то неразборчивое мычание.
Я запросил повторить.
— Повторяю: — Снова прояснился канал связи, — возможно будет…
Эфир снова наполнился шипением статики. Связь пропала.
Я мрачно оторвал гарнитуру от уха.
— Что говорит? — спросил Смыкало мрачно.
— Связи нет, — констатировал я.
Боец помрачнел.
— Что-то не нравится мне это… — сказал он угрюмо.
— Мне тоже, — покивал я. — Будем двигаться. На месте не сидеть. Пройдем вдоль ущелья, будем наблюдать. При первой же опасности — отступаем.
Так мы и сделали. Медленно, аккуратно стали пробираться вдоль ущелья, осматривая гору с разных сторон.
Подтвердить присутствие противника в этих местах у нас получилось достаточно быстро. Уже на второй остановке я заметил, как из темноты пещеры вышел часовой.
Душман лениво прошелся у края серпантина, потом сел на камень и закурил. Конечно же, я попытался доложить об этом Мухе. Но ожидаемо — не смог.
Тогда у меня почти не осталось сомнений — связь здесь глушат. Придется оттянуться немного назад, когда закончим. Возможно, получится поймать сигнал.
Еще через сто метров мы рассмотрели в отвесной скале ущелья несколько небольших пещер. Безопасных подходов к ним не было, пещеры висели в отвесной скале, но, судя по тому, что в бинокль я рассмотрел какое-то движение внутри одной из них, душманы использовали эти дыры в качестве бойниц.
Сменив позицию, я заметил, как небольшую пещеру, оказавшуюся у подножья скалы, но на вершине каньона, укрепляют мешками с песком несколько душманов. Из нее можно было свободно попасть на ту сторону пропасти. Возможно, эти сукины сыны ожидают, что советские войска могут производить штурм именно там.
Закончив разведку и нанеся удачные подходы и огневые точки на листок бумаги в командирском планшете, я решил, что нужно оттянуться чуть-чуть назад и снова попытаться выйти на связь с Мухой.
В общем и целом работа прошла гладко. Если бы ни одно «но».
Мне постоянно казалось, что по спине моей, по затылку неприятно ползает чей-то чужой взгляд. Несколько раз я оглядывался, осматривая скалы и камни с тыла, но ничего не заметил. И все же, на всякий случай, всегда оставлял Смыкало наблюдать за подходами к нашей позиции.
— Вернемся той же дорогой? — спросил Бычка, когда я собрал всех в укрытии — небольшой низине метрах в пяти от края пропасти.
Я задумался. Потом поднял голову и прислушался. Еще раз осмотрел окрестности.
Бойцы терпеливо ждали. И все же, несколько обеспокоенный моей настороженностью, Бычка тоже принялся озираться.
— Думаешь, за нами наблюдают? — спросил Смыкало, тоже занервничав.
— Той же дорогой не пойдем, — сказал я. — Проберемся чуть дальше и обогнем вон тот холм. В скалах может быть опасно.
— Тут повсюду скалы… — заметил Смыкало ворчливо. — По дороге к холму тоже.
— Верно, — кивнул я. — И потому — всем быть наготове.
Мы продолжили движение. Шли аккуратно и тихо. Преодолевали большие камни, низины и ямы. И постоянно старались отдаляться от края каньона.
Когда мы проходили у большой обрушившейся скалы, я заметил нечто странное.
— В укрытие… — шепнул я остальным строго.
Мы немедленно спрятались в камнях. Залегли, стараясь как можно сильнее уменьшить свой силуэт даже в лежачем положении.
— Пс… — шепнул мне вдруг Бычка.
Пулеметчик залег метрах в трех от меня и теперь упрямо привлекал мое внимание. Пытался что-то сообщить.
Но я уже знал, что именно он заметил.
На вершине обрушившейся скалы кто-то промелькнул. Уже спустя несколько секунд я насчитал не меньше трех душманов, которые, видимо, сопровождали нас. И теперь, заняв позиции сверху, они затихли, по всей видимости, обеспокоенные тем, что потеряли нас из виду.
Я задумался.
«Они могли бы напасть уже давно, — подумалось мне. — Чего они ждали? Почему тянули?»
— Командир… — позвал меня Смыкало негромким шепотом. — Что делать будем, а?
— Тихо всем. Наблюдаем. Быть наготове.
— Есть…
Справа что-то щелкнуло. Это Бычка принялся разворачивать сошки.
Не успел он закончить, как перед ним что-то грохнулось.
Бычка аж привстал удивленный, когда из продолговатого картонного тубуса, упавшего перед ним, повалил дым.
— Дымовые! — крикнул я, когда вокруг упали еще три или четыре шашки.
Немедленно все вокруг заволокло густым и вонючим химическим дымом.
Бычка закашлялся, поднимаясь на колени. Смыкало, стараясь оберегать рот и нос, быстро перекрутился к тылу, туда, откуда прилетели дымовые гранаты.
Мысли понеслись быстро в моей голове.
Душманы на скале — приманка. Отвлекающий маневр. Основная группа пойдет с тыла. И они будут думать, что мы дезориентированы. А еще — что мы их не заметим.
Значит, нужно сдвинуться и заставить их обнаружить себя первыми.
Был тут еще один важный момент. Если бы нас хотели убить — скорее всего открыли бы огонь. Или закидали гранатами. Но мы нужны им живыми. Пойдут на близкий контакт. И это нужно использовать.
— Бычка, Смыкало, ко мне гуськом! Головы не поднимать! О готовности — голосом, я вас слышу!
— Есть!
— Й-Есть… Кхе-кхе…
Мы быстро, в несколько секунд, сгруппировались.
— Сдвигаемся! — крикнул я, когда Бычка схватил меня за китель на плече. — Отходим в ту сторону! Там есть вымоина!
Мы принялись быстро, пригнувшись, сдвигаться.
А потом случилось то, чего я не ожидал.
Перед нами, из дыма, возникли несколько человек.
Первым упал Смыкало, шедший последним. Он схватился с каким-то душманом. Я успел заметить, что враг был облачен в камуфляж.
Дальше оглушительно загрохотало — это Бычка стал палить куда-то вверх и вправо. Но тут же получил прикладом по затылку и просто рухнул между камней.
Я обернулся, поднял автомат, чтобы расстрелять врага, напавшего на пулеметчика. А потом почувствовал, как кто-то наваливается на меня сзади. Как жесткая, толстая веревка впивается мне в шею. Как вместе с напавшим мы падаем навзничь — он на землю, я на него.
Меня душили. Я сразу почувствовал, как веревка больно впилась в горло. Как в один миг воздух перестал наполнять легкие, а горло сжалось так, будто в нем застрял острый камень.
— Умный шурави… — со злостью, но по-русски заговорил боец, что душил меня, — ты хитер… Заставил меня долго ходить по горам… Но я хитрее…
Голос звучал сдавленно и хрипло от дыма, который наполнил все окружающее нас пространство.
— Я… хитрее… — сквозь зубы просипел некто.
Я не растерялся.
Оставив автомат лежать на груди, я тут же извлек из ножен на поясе нож разведчика, а потом, что было сил, вогнал его наугад куда-то в ногу душившему меня солдату.
Тот немедленно замычал от боли, но не отпустил.
Я вынул нож, чувствуя, что кровь врага мочит мне штанину, а потом вогнал снова и снова.
На третий раз он не выдержал, ослабил хватку. Я тут же перевалился в сторону. Лежа на животе, дал себе лишь полсекунды, чтобы глотнуть почти свежего у земли воздуха.
Подонок тем временем зашевелился. Его размытый, едва видимый в дыму силуэт судорожно расплылся перед глазами. Я понял — он тянется к огнестрелу.
Но я был быстрее. Схватил лежавший подо мной автомат, выпрямился на коленях. Вскинул оружие.
А потом почувствовал сильный удар в затылок. В голове тотчас же зазвенело. Слух мне начисто отбило. Остатки воздуха немедленно вышли из груди. Перед глазами упала черная пелена.
И только потом сознание меня покинуло.
Первым ко мне вернулось осязание. Я почувствовал ледяной, щекочущий холод на лице. Зябкую, неприятную прохладу на всем теле.
Следующим был слух. Он вернулся спустя какое-то мгновение после того, как сознание мое снова пробудилось. Леденящую тишину, что окружала меня, разрывало негромкое журчание воды.
Обоняние вернулось еще позже. Когда я попытался вдохнуть, почувствовал, как вода попала в пазухи. Я откашлялся, инстинктивно восстановил дыхание.
Вода вдруг исчезла, оставив на лице неприятную прохладу.
С каждым вдохом я чувствовал спертый, затхлый дух местного воздуха. Он быстро смешался с запахом застарелых пота и крови.
И только потом я открыл глаза.
Первым, что я увидел, оказалась чья-то фигура. Человек, облаченный, судя по всему, в военную форму, сидел надо мной и закручивал пробку фляжки.
Меня облили водой, чтобы привести в сознание.
Я напрягся, осознавая, что лежу на боку, прямо на сырой земле. Руки и ноги больно стянули веревками. Я попытался пошевелиться. Приподняться на локте.
— Шурави умеют биться до последнего, — проговорил некто, нависший надо мной. — В этом вам не отказать.
Здесь царил полумрак. Лишь какие-то коптилки стояли у стен, и даже они слепили мне глаза. На фоне их света я заметил многочисленные силуэты — люди, стоявшие передо мной.
Несколько секунд мне потребовалось, чтобы прийти в себя.
Только тогда я понял, что нахожусь в какой-то пещере. Бугристые, сырые стены, сводчатый потолок — все это поблескивало в свете коптилок. Черные, резкие тени тянулись от людей прямо ко мне. Будто бы хотели схватить за горло.
Мужчина, несомненно душман, поднялся с корточек.
Бросил что-то другому, стоящему рядом. Тот взял свою фляжку и исчез из моего поля зрения.
Когда я услышал плеск воды и кашель, когда сфокусировал зрение, то понял, что дух пошел будить остальных моих парней, лежавших на сырой земле недалеко от меня.
— Хотя и не все из вас таковы, — снова сказал застывший надо мной мужчина.
Лица его я не видел. Смог рассмотреть только контуры объемной бороды.
Мужчина поднял взгляд. Указал им куда-то в угол.
Я молча проследил за этим взглядом.
У противоположной стены сидели еще три человека. Даже сквозь полутьму я смог рассмотреть, что они носили грязную и рваную советскую форму.
Один из них сидел, опустив голову, и нервно покачивался. Второй стоял на коленях, недвижимый, словно скала. Но взгляд его, направленный в пустоту, словно бы остекленел. Боец казался твердым. Не павшим духом. Но по взгляду я понял — он на грани.
Третий неотрывно смотрел на меня. В его глазах я прочитал смесь удивления, недоумения и беспокойства. Но страха в них не было. Уже хорошо…
Откашлявшись, вдруг заматерился Бычка. Потом от холодной воды вздрогнул и застонал лежащий в углу Смыкало.
— Это ведь был ты, не так ли? — снова спросил душман. — Ты пролил кровь Шахина так?
Голос неизвестного был глубоким, хорошо поставленным. В нем я услышал какие-то надменно-театральные нотки, словно бы все его слова — предисловие к проповеди.
— Муаллим-и-Дин, — сказал я, поднимаясь с земли и с трудом усаживаясь у холодной стены.
Душман хмыкнул.
— Ты не только умеешь хорошо цепляться за жизнь, шурави. Ты еще и догадлив.
Я заметил, как некто едва заметно кивнул и добавил:
— Так меня называют.
— Суки… Падлы вонючие… Шакалы… — стал ругаться Бычка, — вы думаете… Думаете, взяли нас и все? Щас наши подойдут, и от вашего логова поганого и камня на камне не останется! Агх…
Бычка застонал, когда душман, что разбудил его, пнул его в живот.
Муаллим-и-Дин бросил несколько слов на дари.
Один из тех духов, что держались у него за спиной, вдруг отделился от остальных и направился к слабо шевелившемуся Смыкало. Принялся поднимать его и ставить на колени.
Тот, что ударил Бычку, стал поднимать и его.
— Шахин хитер, — сказал мне наконец Муаллим-и-Дин после долгого молчания, — но даже он не ожидал от вас такой воли к победе. Он надолго запомнит твой нож, шурави.
— Я в этом не сомневаюсь, — заметил я кисловато.
Учитель Веры снова хмыкнул.
— Встань на колени, шурави, — приказал он властно.
Я не пошевелился.
— У меня кончается терпение… — заметил он.
— Ниче… — я сглотнул, почувствовав, как болит горло после веревки, — еще потерпишь.
Муаллим-и-Дин снова отдал приказ своим людям, и те принялись меня бить. Били долго и основательно. Но я не проронил ни звука.
Только когда Муаллим приказал им остановиться, они отступили.
Проповедник снова опустился передо мной на корточки.
— Твой дух крепкий. Неужели он не пошатнется даже когда ты узнаешь, что вы все сегодня умрете?
Я снова выпрямился. Снова с трудом уселся, опершись о стену. Потом хмыкнул и заглянул проповеднику в глаза.
Они показались мне темными, словно бы не человеческими.
— А ты, видимо, решил еще пожить, — сказал я хрипло. — Ну ниче. Гуляй пока можешь. Не долго тебе осталось.
Проповедник, чье лицо оставалось скрытым в тени, прыснул.
— Если ты надеешься на своих товарищей, то оставь всякую надежду. Им сюда не пробиться. И уж тем более, им не убить меня, молодой шурави.
— Тебя убью я, — сказал я совсем обыденно и даже буднично.
Оставалось разве что пожать плечами. Да только связанные за спиной руки не позволили мне этого сделать.
Проповедник некоторое время молчал. Потом вдруг гортанно рассмеялся. Встал. Душманы, поддавшись его настроению, тоже принялись опасливо похохатывать.
— Как там говорят у вас? «Надежда умирает последней», да?
Я ему не ответил, заглядывая в черноту лица снизу вверх.
— Как я уже сказал, сегодня вы все умрете, — продолжил проповедник, не дождавшись моего ответа. — Вам отрежут головы. А потом, когда мы уйдем отсюда, ваши товарищи найдут их сложенными у входа в эти древние пещеры.
Бычка со Смыкало, застывшие без движения, переглянулись. Пошатывавшийся солдат принялся что-то бормотать. Кажется, молитву.
— Но у вас есть шанс спасти свою жизнь, — громко сказал проповедник, и его голос отразился кратким эхом от стен пещеры. — Примите ислам. Произнесите шахаду прямо сейчас, и тогда, видит Аллах, ваши жизни будут сохранены во имя Его.
В пещере воцарилась тихая, зловещая тишина. Казалось, каждый советский боец затаил в этот момент дыхание.
Проповедник посмотрел на меня. Потом заговорил с какой-то сладковато-мерзкой, ядовитой вкрадчивостью в голосе:
— Ты хороший воин, шурави. И сейчас ты можешь не только сохранить свою жизнь, но и обрести истину. Ты будешь сражаться на правильной стороне. Ты обретешь… Свободу.