— Туда! Двигайся к тому сухому дереву! — крикнул я. — Ты первый, я прикрываю!
Пчеловеев, немного замешкавшись, всё же встал. Автомат он прижимал к груди одной рукой. Рукав на второй срезал, наскоро перемотал рану.
Пограничник Был ранен. Но двигался. Двигался, преодолевая себя.
Пулемётчик, что остался ниже, всё ещё работал по Мухе, не давал парням спуститься, а хвосту группы — и вовсе поднять головы.
И всё же основная часть наших принялась чуть, помалу продвигаться выше.
Я знал, что замыслил Муха. Он хотел пройти выше по тропе, чтобы осмотреться. Чтобы дать Геворкадзе сигнал, куда стрелять. Но так же понимал я и то — что старлей просто может не успеть оценить обстановку.
И тогда это может лишить нас наших бронемашин.
Пока Пчеловеев спускался, я наблюдал за ситуацией внизу.
Подбитый БТР застыл на месте, но за его броней я заметил какое-то движение. Судя по всему, это выживший экипаж выбрался из машины и теперь пытался организовать оборону под броней железного монстра.
Остальные БТРы лениво и неорганизованно постреливали по нижней части склона, стараясь наугад оградиться от пробиравшихся где-то внизу, вооружённых противотанковыми орудиями противников.
— Я тут! Здесь я! — крикнул мне Пчеловеев, когда несколько неаккуратно рухнул под сухое, кривенькое деревце, проросшее меж камней.
— Прикрывай! Я пошёл!
Пчеловеев немедленно, но с трудом принялся подтягивать автомат, поставил оружие между камней, начал постреливать куда-то вниз, в сторону оставшегося пулемётчика.
А душман, тем временем, и не собирался отступать, оставшись один.
У меня сложилось ощущение, что отчаянный враг, потеряв соратников, переключился на другую задачу — не дать остальной части взвода свободно маневрировать на склоне. И он, и противотанковые расчёты преследовали одну цель — задержать пограничников.
Но зачем? Этот вопрос крутился у меня в голове, пока я под прикрытием Пчеловеева поднимался выше по склону, к большому камню, похожему на верблюжью голову.
Минут пять мне потребовалось, чтобы преодолеть подъём в тридцать — тридцать пять метров.
Но когда я достиг верблюжьего камня, я не стал залегать за ним. Не стал прятаться. А вместо этого… вытянулся в полный рост. Отсюда открывался отличный обзор на всю нашу, правую сторону ущелья. И тогда я принялся выискивать взглядом затаившихся между камней врагов.
Муха обернулся, чтобы посмотреть на подбитую бронемашину.
Он заметил позади неё какое-то движение.
«Экипаж живой», — подумал он, и на краткий миг почувствовал волну облегчения.
И всё же она почти сразу схлынула, когда он попытался охватить всю тактическую обстановку.
А она была так себе.
Пулемётчик отрезал их отход назад, ко дну ущелья. Вёл огонь из хитрого укрытия, которого Муха заметить не мог.
БТРы отвлеклись на противотанковые отряды врага. Группа огневой поддержки до сих пор не вывела, откуда ведётся огонь. И если даже они заметят врага — не факт, что смогут до него дотянуться.
Ситуация казалась Мухе патовой. И всё же он силился соображать. Думать — какой же следующий шаг ему предпринять.
— Товарищ командир! — крикнул кто-то из бойцов, укрывшихся немного выше Мухи.
Муха глянул вверх. Это был Смыкало, лежавший в ложбине у тропы.
— Идём вверх? — спросил он.
— Сверху может быть засада! Недаром же нас не пускают назад!
— А что тогда делать⁈
— Ждать указаний и не высовываться!
Внезапно Муха услышал звук осыпающихся камней. Машинально уставился в сторону шума.
Это был Селихов. Старший сержант торопливо спускался с горы к ним. Технично и внимательно избегал крупных валунов и камней, стараясь не спотыкнуться. Потом он аккуратно прошёл по склону к большому булыжнику, почти в человеческий рост булыжнику, застывшему у тропы. Оперся о него и присел рядом.
— Селихов! Ты что тут делаешь⁈ — закричал ему Муха.
— Командир! Давай сюда! Рация нужна!
Муха нахмурился. Но лишних вопросов задавать не стал. Он оглянулся посмотреть, как обстоят дела снизу, где арьергард группы всё ещё оставался прижатым огнём пулемётчика, и, быстро вскочив, метнулся к Селихову.
— Ты че задумал⁈ — крикнул Муха, опускаясь на колено рядом с Селиховым.
— Рацию! — повторил он.
Муха несколько мгновений поколебался. Потом достал и сунул старшему сержанту гарнитуру. Тот немедленно стал говорить:
— «Ветер три»! Внимание! Говорит «Ветер один»! На связь!
— «Ветер три» на связи, — ответил мне Андро. — Приём.
Я глянул на Муху. На его суровом, грязноватом лице отразилось искреннее непонимание. Старлей нахмурился, то и дело сжимая и разжимая губы. И всё же он молчал.
— Передаю местонахождение цели, — сказал я. — Готовься произвести целеуказание трассирующим боеприпасом!
— Повторите, «Ветер один». Что передаёте?
— Готовься произвести целеуказание для БТР! — крикнул я громче.
Несколько мгновений в эфире шипела статика. Потом Андро возразил:
— С ними нет связи, «Ветер один». Рация осталась в командирской машине. Приём.
— Просто укажи цель, «Ветер три»! Приём!
— Вас… Вас понял, «Ветер один», — ответил старший сержант.
— Дно ущелья, слева от твоей позиции! Ориентир — большое скальное образование, похожее на голову собаки. Расщелина. Противотанковая группа. Исполнять. Приём.
— Вас понял! Есть исполнять!
Почти сразу с левого склона открыли огонь трассёрами куда-то влево.
Трассирующие патроны, яркими, красными огоньками указали цель. Спустя мгновение заработал тяжёлый пулемёт БТР.
— Ты разведал, где они засели⁈ — удивился Муха.
— Да. Теперь надо навести машины, — кивнул я. — Они и так пытаются не подпустить душманов, догадаются, куда им указывает Андро.
Мы с Мухой выглянули из-за камня. Увидели, как БТР шарашит из своего КПВТ по целеуказанию Андро.
— «Ветер первый», — вышел на связь Андро, — подтверждаю уничтожение цели. Повторяю: БТР подавил расчёт!
— Так держать, «Ветер три»! — крикнул я в рацию, — принимайте информацию по следующей цели! Приём!
— Готов принимать информацию! Приём!
— Давай, Сашка! Давай, так держать! — радовался Муха, напряжённо поглядывая вниз, на дно ущелья.
— Подножие ущелья! Справа! Группа больших камней у сухого дерева, — передавал я по рации, — противотанковый расчёт! Подтвердите, приём!
— Принято! — отозвался Андро, — группа больших камней у сухого дерева! Работаем!
Мы не видели, как к цели полетели трассёры. Камень, за которым мы с Мухой спрятались, закрывал нам обзор. Зато мы слышали, как зазвучал резкий, протяжный треск пулемётной очереди, когда один из парней Андро принялся наводить БТРы на цель.
Спустя мгновение загрохотал и КПВТ. Он работал долго. Зачищал укрытие противотанковой группы основательно. Я бы сказал — на совесть.
— Зараза… — протянул Муха и радостно схватил меня за ворот кителя, — Ну ты, Сашка, даёшь! Ну ты… Как ты?..
— Удачную позицию занял, — улыбнулся я.
— Ну всё, щас мы их…
В динамике гарнитуры снова зазвучал голос Геворкадзе:
— Противник уничтожен, «Ветер один»! Попались голубчики! Проутюжили мы их как надо!
— Отлично, «Ветер три»! Ждать дальнейших указаний! — сказал я.
Муха обратился ко мне:
— За сегодня! — выдохнул Муха, — за сегодня представление напишу начальству! Буду требовать для тебя награды!
— Об этом потом, — я мотнул головой. — Всё, что тут было сейчас, — только цветочки.
Тем временем я заметил одну интересную деталь: вражеский пулемётчик замолчал.
Муха сурово покивал. Попросил вернуть рацию и вышел на связь с Андро:
— «Ветер три», это «Ветер один», оставляй пулемётчиков на гребне, сам спускайся к подбитой машине! Организовать оборону, помочь раненым, как слышно⁈ Приём!
— Понял вас, «Ветер один»! — сквозь шум помех раздался нечёткий голос Андро, — оставить пулемётчиков, спускаться к машине и организовать оборону! Выполняем!
Пока Муха вёл переговоры с Геворкадзе, я выглянул из-за камня. Посмотрел вниз по тропе. Бойцы, прижатые там огнём пулемёта, уже опасливо поднимали головы. По ним никто не вёл стрельбы.
— Отступил, — прошептал я.
— Чего? — спросил Муха, когда отложил рацию.
Я не ответил сразу. Всё потому, что метрах в ста от нас заметил человека. Это был высокий, но худощавый мужчина, одетый в длинную рубаху, шаровары и армейскую куртку. Он торопливо, оскальзываясь и спотыкаясь, пробирался вверх по хребту.
— Пулемётчик, — сказал я.
Муха проследил за моим взглядом.
— П-падла… Сейчас мы его… — Старлей снова схватился за рацию: — «Ветер три»!
— Нет, — прервал его я, — гада надо взять живым!
— Чего⁈ — у Мухи от удивления аж глаза на лоб полезли. — Эти сукины дети нам машину расхреначили! Парней наших ранили! Накрыть его и дело с концом!
— Он может что-то знать о пропавших бойцах, — возразил я, а потом, не теряя ни минуты, поднялся на ноги и принялся двигаться вверх по тропе.
— Селихов! Селихов, ёлки-моталки! — кричал мне вслед Муха, — а, зараза! Смыкало, Бычка! За мной вверх, быстро!
Поднимаясь, контролируя дыхание, чтобы экономить силы, я бросил взгляд назад. Увидел, как Муха и ещё двое бойцов, оставив группу, пустились за мной следом.
Душман был скор. Он бросил пулемёт и шёл налегке. Да и в принципе гад явно лучше нас ходил по горам.
— Ты его не догонишь! — кричал Муха, поднимаясь где-то позади, — слишком быстро идёт!
Я снова глянул на душмана.
Тот пробирался по камням, хватался за кусты и суховатые ветки низкорослых деревьев. И постоянно, с каждым тяжёлым шагом разрывал дистанцию.
Эх… Не знал Муха, что у меня и в мыслях не было гнаться за ним до самой вершины, где враг легко мог затеряться в горах, а то и присоединиться к новым силам противника.
Потому, подождав, пока дух пройдёт кустистый участок склона и окажется на более-менее открытой местности, я застыл на месте и вскинул автомат. Приготовился стрелять.
Дух поднимался и не оглядывался, сосредоточил все силы на том, чтобы скорее добраться до вершины гребня. И это стало его ошибкой.
Я выстрелил раз, другой, третий. На четвертый дух рухнул куда-то в камни и пропал из виду.
Тогда я принялся продвигаться, но не по тропе, а наискось к вершине.
Нет, я и не собирался подстрелить его. В такой ситуации и в таких условиях я прекрасно понимал — расстояние слишком велико, чтобы поразить цель из автомата Калашникова. Но затормозить, заставить замедлиться — дело другое.
— Куда лезешь! — крикнул мне поотставший Муха, — там склон опасный! Не пройдёшь!
Но я проходил. Я с трудом, забыв о всякой усталости и боли в мышцах ног, перешагивал камень за камнем. Где-то карабкался, где-то взбирался в очередную вымоину, образовавшуюся на склоне.
— А! Чёрт! — услышал я далёкую ругань Мухи за спиной, — давайте за Селиховым, след в след! Он нас проведёт!
Когда дух снова показался из-за камней и принялся подниматься, я опять открыл огонь по нему. Душман залёг и… начал отстреливаться из пистолета.
Я даже не пригнул головы. Знал — оттуда, из короткоствола, он не попадёт. Будь дух даже трижды хорошим стрелком.
Мы неумолимо пробирались следом.
Когда меня догнал Муха, мы вместе с ним принялись постреливать в сторону врага, чтобы не дать ему двигаться в полный рост.
Так мы и продвигались: метр за метром, камень за камнем. Погоня эта казалась мне бесконечной. Будто бы наша с Мухой группа обречена вечность идти к пулемётчику. И никогда его не настигнуть.
Но мы настигли.
Мы вышли с духом на одну линию подъёма, но оказались ниже метров на десять. Душман лежал между камней и пытался карабкаться вверх на пузе.
Когда он услышал нас, то обернулся и выстрелил по нам из нагана.
Муха отшатнулся, пригибая голову. Бычка рухнул на землю, нацелив пулемёт на стрелка. Смыкало пригнулся и присел за камень. Душманская пуля немедленно завыла, отрикошетив об его укрытие. Смыкало выматерился, но автомат все равно вскинул.
— Стоять! Оружие на землю! — закричал я, беря духа на мушку. — На землю!
Дух, полулежавший на спине, не послушал. Я наконец смог рассмотреть его. Это был молодой человек, юноша, почти подросток. У него было узковатое и по-девичьи гладкое, поросшее редкой, прозрачной бородёнкой лицо. А ещё — большие карие глаза.
«Снова совсем пацанов в бой бросают, — промелькнула у меня в голове мысль, — падлы…»
Несколько мгновений душман медлил, а потом просто взял и приставил дуло револьвера к виску.
— Стоять! — закричал я, — оружие на землю!
Муха подхватил, заорал что-то духу на дари.
Душман его не послушал. Вместо этого он зажмурился, лицо его искривилось от мощнейшего напряжения.
Наконец мальчишка нажал на спуск.