Глава 2

Мрачное небо, затянутое тяжёлыми свинцовыми тучами, прорезали десятки ослепительно ярких золотых лучей. Они рассекли воздух с пронзительным свистом и устремились к земле, будто раскалённые прутья, вонзающиеся в плоть мира. Бесы на их пути издавали жуткий предсмертный вой, прежде чем обратиться в пепел — их тела исчезали, словно пыль, сдутая с ладони. Выжившие после массированной ангельской атаки демоны, охваченные животным ужасом, бросились врассыпную, оставляя за собой следы обугленной кожи и жжёных волос. Чёрный едкий дым пополз по улицам, смешиваясь с уже витающей в воздухе гарью пожаров.

Но смертоносная магия Света подлой атаки с воздуха не коснулась элле. Пленники, узрев белоснежные крылья и золотистые доспехи небесных воинов, разразились ликующими криками. Они вскидывали вверх тяжёлые оковы, словно те внезапно стали легче перьев, и возносили к небесам свои мольбы. Хор голосов, где отчаяние сплеталось с надеждой, а боль — с верой в спасение, слился в единый гимн избавления, эхом разнёсшийся над почерневшими улицами Элладриона.

Однако далеко не все силы Тьмы поддались панике при виде безжалостных бесчинств воинов Света. По громогласному приказу гипарха с длинным кнутом гоплиты расправили свои чёрные крылья и взмыли в воздух с таким хлопаньем, что стены домов задрожали. Целая туча демонов, вооружённых длинными копьями, бросилась отражать внезапную атаку. Из их рук вырвались залпы огненных шаров. Череда всполохов озарила сумрачное небо — ангелы встретили магические снаряды на свои треугольные щиты, украшенные светящимися символами Люминара, а затем ответили на демонический натиск клинками, пылающими ослепительным синим пламенем.

Небеса разразились оглушительным лязгом металла, заглушающим боевые кличи и предсмертные крики. На землю посыпались поломанные копья, опалённые перья, отрубленные конечности и убитые демоны, которые обращались в прах ещё до того, как успевали коснуться твёрдой поверхности. Их изукрашенные рунами доспехи со звоном падали на почерневшие крыши домов, разбитые тротуары, а также залитую кровью, грязью и лужами храмовую площадь.

В отличие от войск богини Тьмы, куда набирались все способные держать в руках оружие демоны, воинство из Солариона состояло сплошь из элитных бойцов, отобранных среди самых совершенных созданий Света. Обычно ангелы передвигались когортами численностью до одной тысячи единиц и практически всегда атаковали с небес, бесчестно эксплуатируя элемент неожиданности. Зачастую их гнусной тактики вполне хватало, чтобы успешно противостоять неповоротливым легионам Тьмы, численность которых порой достигала десяти тысяч воинов разной степени обученности и полезности.

Увы, мы — смиренные служители лунной богини, хранители её священного промысла — не могли уподобиться своим низким противникам в их коварных методах. Мы веками стойко и гордо несли на своих плечах самую важную миссию во вселенной: карали тех, кто прогневил её божественное величие, распространяли её заветы по бескрайним просторам Нейтриса и укрепляли её незыблемую власть среди надменных народов центрального материка.

И в качестве скромной платы за наши непосильные труды брали лишь немного рабов и малую толику материальных богатств, которые алчные и властолюбивые элле накапливали годами. Все захваченные блага шли на поддержание величия владений Деворы Асура Анимас в суровых, промёрзлых и почти бесплодных землях Тенебриса.

Единственное, чем занималось войско Света, — неустанно пыталось помешать нашему великому делу, не гнушаясь никакими средствами. Эти крылатые выродки бессовестно паразитировали на наших усилиях, безжалостно истребляя всех демонов без разбору и присваивая себе славу защитников элле. Ангелы спесиво называли себя спасителями невинных и хранителями душ, хотя на самом деле они лишь раздражали, словно назойливые мухи, в тщетных попытках нарушить устоявшийся порядок и оттянуть неизбежное. Девора Асура Анимас всегда получала то, чего желала, и ничто не могло помешать исполнению её божественной воли.

Гоплиты бились с отчаянием обречённых, понимая, что им представился редкий шанс по-настоящему себя проявить. Каждый демон жаждал отличиться — ведь тот, кто собственноручно отправит в небытие ангела, получит не только почести, но и незамедлительное повышение в демонической иерархии. Однако, несмотря на подавляющее численное превосходство, демоны не могли сломить воинов солнечного бога. Ангелы сражались грациозно, искусно и, следует признать, очень отважно. Демоны продолжали падать с небес десятками. Казалось, войско Тьмы вот-вот дрогнет под натиском воителей из Солариона.

Именно в этот критический момент на храмовой площади появился командир катафрактов — гипарх Асторис, прозванный в народе Могучим. Он гордо восседал на вороном, словно сама ночь, тенегриве, чьи глаза горели красным пламенем. Этот угрюмый и молчаливый воин, закалённый в сотнях сражений, поднял над головой знамя с рунами рыцарей лунной богини. В тот же миг раздался утробный рёв боевого горна — на площадь начали выезжать стройные ряды ударной элиты войска Тьмы.

Не обращая внимания на смертельную опасность над головами, катафракты стремительно строились ровными рядами. Стальные копыта закованных в тёмную броню тенегривов давили всех на пути — зазевавшихся бесов, пленных элле, не успевших отползти раненых. Построившись в безупречный боевой порядок, рыцари-демоны замерли в мрачном молчании, ожидая приказа расправить свои чёрные крылья и ринуться на поддержку гоплитам.

Гипарх Асторис сначала впился в меня взором, холодным и острым, как лезвие из чёрного титана, а затем медленно повернул голову вправо. Его черты оставались неподвижными, словно высеченными из гранита, а лицо совершенно невозмутимым, даже когда в шаге от его боевого жеребца с оглушительным лязгом рухнули на землю почерневшие доспехи гоплита, сраженного ангельским клинком.

Проследив за взглядом гипарха, я заметил стратига Актариса из великого дома Ларион-Анимас. На его надменном лице играла презрительная ухмылка, а в прищуренных глазах читался вызов. По уставу он не мог отдать приказ, пока я официально не передам ему полномочия. Теперь всё зависело от моего решения: если битва будет проиграна и нам придётся ретироваться, возвращаясь на Тенебрис с пустыми руками, весь позор падёт только на мою голову. Имя моё будет втоптано в грязь вместе с остатками разбитого войска Тьмы.

Разумеется, столь плачевного исхода я допустить не мог.

— Нокс, дружище! — как всегда бесцеремонно проревел Эквион, застывший в двух аршинах справа от меня с клинками наголо. Его взгляд, подобно хищному орлу, впился в небесную битву, развернувшуюся над нашими головами. — Этих ужаленных в гузно пернатых не больше сотни, погляди!

— Вижу, — мрачно процедил я. — Похоже, это передовой отряд. Следует расправиться с ними как можно скорее, пока не подошли их основные силы.

— Сможешь их опустить?

— Попробую, — я вновь посмотрел на стратига, и мой голос прогрохотал: — Лорд Актарис, трубите отход для гоплитов! — Затем, не дожидаясь ответа, я повернулся к командиру катафрактов. — Лорд Асторис, атакуйте, как только ангелы будут на земле.

Гипарх Асторис Могучий лишь коротко кивнул, верно разгадав моё намерение. Я отступил назад, укрывшись под навесом храма богини Тьмы. Усевшись прямо на влажную брусчатку, я скрестил ноги и сложил ладони вместе, прикрыв глаза. Перед моим внутренним взором заклубились тени, когда я сосредоточился на силе душ, заточённых в гранатовом камне.

Серебряный перстень зашипел и начал пульсировать тёмной энергией, обжигая мой палец. Но я, поглощённый силой момента, не чувствовал боли, продолжая бормотать заклинание на демоническом наречии. С каждым словом, слетавшим с моих губ, души в камне таяли, словно снежинки на раскалённой стали, высвобождая заключённую в них мощь. Заклинание сплеталось — древнее, как первородный грех, и могучее, как извержение вулкана. Стихии сгибались под моей волей, воздух загустел, земля под ногами застонала.

В этот момент небеса разверзлись, и среди грозовых туч сформировался гигантский воздушный водоворот. Он вращался всё быстрее, превращаясь в ослепительный вихрь огненных вспышек. В этот момент рёв боевого горна гоплитов прорезал воздух призывом к отступлению. Его звук слился с громом небес, когда высвобожденная сила стихий обрушилась на всех, кто осмелился возвыситься над землёй более чем на пять саженей.

Если бы в небе находилась полная ангельская когорта, они могли бы попытаться нивелировать моё заклятие общими усилиями. Но, как верно подметил агонист Эквион, войско Тьмы бездумно атаковал лишь небольшой отряд, в котором насчитывалось не больше сотни воинов Света.

Прошло всего несколько мгновений, и небеса исторгли своих обитателей. Ангелы и не успевшие отступить гоплиты сыпались вниз, как переспелые плоды, а их опалённые крылья дымились, словно у мотыльков, слишком близко приблизившихся к пламени.

В тот же миг катафракты войска Тьмы пришли в движение. Грозно загрохотали копыта тенегривов, храмовую площадь заполнил оглушающий рёв сотен демонических воинов. Выхватив из ножен клинки, зачарованные самой Тьмой, тяжёлая инфернальная конница устремилась к павшим с небес воителям бога Света, сметая всё на своём пути подобно раскалённой лавине.

В небе ангелы имели неоспоримое преимущество перед демонами. Им не требовалось держать плотный строй или идти в атаку большими силами. Столетия тренировок научили их виртуозно маневрировать в воздухе, используя мощные крылья как продолжение своего тела, и умело орудовать мечами, выкованными в кузницах Солариона и освящёнными самим солнечным богом Люминаром Дэва Анимас. Их золотая броня и крепкие щиты, усиленные защитными заклинаниями, отражали большинство боевых заклятий, а кулоны с лазурными камнями душ позволяли творить недоступную демонам магию Света — ту самую, что испепеляла наших воинов, оставляя в неприкосновенности всё остальное.

Но теперь, с опалёнными крыльями, спустившись на грешную землю, ангелы теряли своё главное преимущество. И сколь бы ни были белокрылые воители искусны в бою, долго сопротивляться катафрактам, особенно учитывая численное превосходство последних, они не имели никаких шансов. Исход этой отчаянной и безрассудной атаки сил Света был предрешён.

* * *

Пока демоны-рыцари с упоением добивали оставшихся в строю ангелов, я в сопровождении агониста Эквиона скакал в седле своего тенегрива по разрушенным улицам, на ходу отдавая командирам подразделений распоряжения относительно срочного отхода к кораблям. Время работало против нас — атака всей ангельской когорты могла стать для войска Тьмы роковой. К тому же запас душ в моём перстне иссяк настолько, что для остановки вражеских полчищ магии могло не хватить.

Эквион, раздосадованный тем, что ему так и не удастся отведать изысканных вин из императорских погребов и насладиться пышными формами придворных фрейлин на атласных перинах дворцовой опочивальни, угрюмо хмурился. Бесы и прочие демоны войска Тьмы, подгоняемые кнутами гипархов, спешно волокли выживших пленных элле и награбленное добро к обозам. Их торопливость граничила с паникой, но всё же они действовали с той холодной расчетливостью, которую прививала им служба лунной богине.

С первого взгляда могло показаться, будто на улицах сожжённого Элладриона царил неуправляемый хаос. Но бывалые демоны знали: лучшая битва против сил Света — та, которой удалось избежать. Любое сражение, даже когда у одной из сторон имелось очевидное преимущество в численности, являлось воистину божьим судом, предсказать исход которого не мог абсолютно никто.

Ангелы при виде демонов имели дурную привычку кидаться в бой вне зависимости от соотношения сторон, словно бешеные псы. Однако у нас стояла совершенно иная задача, нежели сгинуть в бесславии на дальних берегах чужбины, потеряв все добытые трофеи. Посему воины Тьмы действовали слаженно и быстро, стараясь не медлить, но и не упустить ничего ценного, словно опытные хищники, чующие приближение грозы.

Мы уже направлялись к проломленным и обугленным городским воротам, когда моего слуха достиг гул отчаянной битвы. Лязг металла, гортанная ругань и надрывные крики раненых эхом отдавались в тёмных закоулках торгового порта, создавая зловещую симфонию смерти. Не в силах противостоять внезапному приливу жгучего любопытства, я пришпорил тенегрива, устремив его в самую гущу шума. Эквион, не проронив ни слова, тенью последовал за мной.

Едва мы повернули за угол обгоревшего здания портового склада, как перед нами предстала поистине завораживающая картина. Не менее шести десятков демонов, включая милис, гоплитов, спешенных катафрактов и даже нескольких гипархов, взяли в полукольцо, прижав к каменной стене доков одинокого воина Света. Он отбивался от превосходящих сил противника с яростью загнанного в угол хищника, и каждый его удар был полон отчаяния и решимости.

Ультрамариновый меч ангела мерцал в свете прорезавшейся сквозь тучи луны. Отсечённые конечности разлетались в стороны, описывая в воздухе дуги, а чёрная кровь демонов покрывала воина с ног до головы, превращая его в живое воплощение ярости. Демоны, спотыкаясь о тела своих павших товарищей, пытались атаковать гурьбой, но воин солнечного бога был несокрушим, словно скала посреди бушующего моря.

Он в одиночку сдерживал толпу озлобленных воинов Тьмы, играючи расправляясь с каждым, кто осмеливался подобраться к нему на расстояние клинка. Ни длинные копья, ни магия стихий не причиняли ему вреда — казалось, сам Люминар вселился в последнего оставшегося в живых воина из отряда сил Света, сделав его практически неуязвимым. Каждое его движение было исполнено грации и смертоносной красоты, словно танец смерти под музыку битвы.

Подступив ближе, к своему глубочайшему изумлению, я обнаружил, что одинокий воин бога Света обладал стройной женской фигурой. Мне удалось разглядеть её практически во всех подробностях, и даже в хаосе битвы её чистая красота поражала. Несмотря на перекошенное в яростной гримасе лицо, я отметил удивительную внешнюю юность и безусловную привлекательность белокрылой воительницы: мягкие черты лица, пухлые губы, изящный носик, очаровательные ямочки на щёчках и спадающие густыми прядями золотистые волосы.

Но особенно моё внимание привлекли необычайно выразительные очи девы Света яркого бирюзового цвета. Обычно глаза ангелов светились мягким лазурным сиянием в тон их камням душ, но только не у этой воительницы. Более того, её взгляд показался мне безумно знакомым, словно я уже не раз с ней встречался. Однако это было совершенно невозможно, ведь до сих пор ни один встреченный мной ангел не оставался в живых.

— Верные, именем её божественного величия Деворы Асура Анимас, сложите оружие! — неожиданно для самого себя громогласно прокричал я, вскинув правую руку к небесам.

Гранатовый камень душ в моём перстне вспыхнул алым светом. Демоны, будто застигнутые врасплох внезапной бурей, отпрянули от ангела, с лязгом опуская клинки, и в замешательстве с недоумением уставились на меня.

Ангел со сложенными крыльями прижалась спиной к каменной стене, закрывшись щитом и выставив острие меча перед собой. Она впилась в меня взглядом своих пронзительных бирюзовых глаз, в которых смешались гнев и изумление. Тяжёлое дыхание вырывалось из её груди хриплыми, надрывными всхлипами, будто пропитанный гарью и кровью воздух царапал ей лёгкие. Внезапная тишина оказалась настолько плотной, что в ней стали слышны капли, стекающие с крыш после дождя, шёпот речного бриза, писк копошащихся в мусорных кучах крыс и редкие крики чаек.

— Нокс? — позвал меня Эквион, нарушив затянувшуюся паузу. — Ты чего застыл? С тобой всё в порядке, дружище?

— Да, — не вполне уверенно кивнул я и громогласно обратился к ангелу: — Ты доблестно сражалась, нечестивое порождение Люминара. Я — архилорд Нокс Морграйс, великий архонт и высший дикаст священного войска её божественного величия Деворы Асура Анимас. Как твоё имя? Назовись.

— Архангел Виктория, — немного поколебавшись, ответила дева едва дрогнувшим, но всё же красивым мелодичным голосом. — Ты желаешь сразиться со мной лично, архонт? Выходи на честный бой, я жду тебя!

Я ещё раз внимательно её оглядел. В чертах воительницы Света, а особливо в её красивых очах, таилась некая едва уловимая, но до боли знакомая тень. Могли ли мы знать друг друга прежде? Может, в другой жизни? Её имя ничего мне не сказало, но оно словно царапало что-то глубоко внутри моей памяти.

Между воинством Тьмы и силами Света брать пленных издревле не принято — слишком опасно, хлопотно и противоречит древним традициям. Мне следовало решить судьбу архангела Виктории как можно скорее, пока не подоспели её дружки из ангельской когорты. Но что-то мешало мне принять окончательное решение, словно некая неведомая сила сковывала мою волю ледяными тисками сомнений.

— Архангел Виктория? — задумчиво переспросил Эквион, почёсывая подбородок. — А уж не та ли самая Виктория, под командованием которой пернатые шалопуты почти полностью вырезали Девятый легион лет этак тридцать назад?

— Это я! — с гордостью ответила воинственная дева, смерив агониста презрительным взглядом, в котором пылали искры небесного пламени. — Великое деяние, но недостаточное, ибо ничтожные порождения Инферно всё ещё топчут эти земли своими грязными сапогами и невозбранно творят злодеяния!

Воительница чуть опустила свой сияющий щит, и я заметил, что её кулон с лазурным камнем душ источал призрачное сияние. Притом настолько чистое и яркое, что я немедленно сделал однозначный вывод: Виктория либо почти, либо вовсе не использовала в этом бою магию.

Ангелы, соблюдая наивные заветы своего слабовольного бога, редко прибегали к заклинаниям в глупой надежде сберечь души тех безумных фанатиков, кто добровольно жертвовал собой во имя пагубного влияния Люминара.

Тем не менее этот камень душ таил в себе страшную силу — если архангел Виктория вдруг высвободит всю мощь заряженного кристалла на волю, демоны в радиусе не меньше трёх сотен саженей в мгновение ока обратятся в горстку пепла. Невзирая на кажущуюся уязвимость её позиции, дева Света всё ещё представляла собой смертельную угрозу. В том числе и лично для моей персоны, что, безусловно, было абсолютно недопустимо.

— Нокс, ты разве забыл? — не унимался Эквион, глядя на меня с подозрением. — Девятый легион? Засада? Позорный разгром? Им тогда командовала архонт Кайра Веспера, и за это поражение Девора её знатно покарала. Говорят, от Кайры даже мокрого места не осталось. Ну уж её-то ты должен помнить! У вас же вроде случилась интрижка, нет? А вот мне она так и не дала, сколько ни обхаживал, стерва хвостатая. А затем ты её земли и титул унаследовал, так что не лги, будто запамятовал.

— Помню, — едва слышно ответил я, не в силах оторвать взгляда от архангела, отчаянно пытаясь вспомнить, где и когда мог её прежде видеть. — Что же нам с тобой делать, Виктория?

— Давай ею займусь я! — с лихим задором предложил Эквион, резко спрыгивая с седла и расчехляя клинки. — Всегда хотел помериться силами с архангелом. Правда, это девка, а их я предпочитаю побеждать только в постели. Хотя она же одолела архонта Кайру Веспера и сейчас не меньше двух десятков катафрактов упокоила, значит, воевать вроде как умеет. С другой стороны, Кайра тоже была девкой, которой богиня вверила целый легион. И чем всё обернулось? Известно чем… В общем, прямо не знаю, достойна ли такая победа геройских баллад и титула агониста?

— Говорят, у них там… у ангелов этих, ну, в промежностях, стало быть, нечего-то и нету, — пробубнил слева от меня гипарх с объёмным животом и безобразно большими бараньими рогами. — То есть пусто! Прям гладенько так, совсем никаких отверстий. Не как у скопцов, не путайте. Причём что у девок, что у парней. Так что разницы вроде как и нема. Тьфу, мерзкое люминарово отродье!

— Вздор! — возразил стоявший рядом с ним рослый катафракт. — Как они, по-вашему, в нужник ходят, почтенный гипарх? А пожрать-то, поди, все твари любят, даже такие нечестивые, как эти. Я слыхал, ежели такую схватить да оприходовать, то у неё отпадут крылья, а зенки перестанут светиться.

— Да не, крылья не отвалятся, а почернеют, — выкрикнул кто-то из толпы демонов. — Такие ещё падшими называются. Или проклятыми.

— Так, может, изловим живьём, затем это, как его… опробуем да поглядим, чегой с нею сделается? — резонно предложил тучный гипарх. — На кой зазря глотки в споре драть-то?

— Наш бочкообразный краснобай истину глаголет, — сразу подхватил идею Эквион. — Вызываюсь добровольцем! Что скажешь, братец Нокс?

— А вдруг у вас после неё тоже чёй-нить почернеет или отвалится, благородный агонист? — задумчиво спросил тучный гипарх. — Не боязно?

— Ты чего несёшь, пузан? Страх мне неведом! Уяснил, коломес рогатый? — с напускным гневом вскричал Эквион, однако сразу смягчился и с лёгкой ноткой смущения продолжил: — Но, если подумать, может и не стоит лишний раз гневить лунную богиню и мараться об это греховное порождение Света, вводящее чистые души воинов священного войска Тьмы в плотское искушение своими загадочными прелестями. Прирежем, как есть, и дело с концом! Нокс, чего ты молчишь-то? Неужто эта крылатая ведьма тебя околдовала?

Архангел Виктория взирала на окружавших её демонов с нескрываемой яростью и отвращением, но её горделивая осанка не выдавала ни тени страха. Тяжело дыша, крылатая дева отложила в сторону свой золотой щит и схватилась за кулон с лазурным камнем душ, будто черпая из него силу. Казалось, она уже приготовилась уничтожить всех вокруг вместе с собой, прежде чем позволить кому-то из нас дотронуться до неё хоть пальцем.

— Зачем ты атаковала нас столь скудными силами, Виктория? — спросил я без тени злорадства, пытаясь разобраться в собственных чувствах и мыслях, впервые за долгие годы пришедших в полный беспорядок. — Это было крайне неразумно.

— Вы, проклятые отродья Инферно, насилуете, убиваете и порабощаете невинных! — прорычала архангел, с подчёркнутым достоинством указывая на меня мечом. — И ты ещё спрашиваешь зачем, кровавый архонт? Как я могла смиренно взирать на эти бесчинства?

— Невинных? — переспросил я с искренним изумлением. — Ты говоришь об элле из государства Тарха, которые за четыре года огнём и мечом захватили всё южное побережье Нейтриса от Бушующего моря до спокойных вод Черепашьего залива, истребив на своём пути десятки тысяч собратьев, разрушив три мирных королевства до основания и самовольно провозгласив себя империей? Ты про этих невинных?

— Всё, что творят элле при жизни, обусловлено их свободой воли. Чистоту их душ оценит Высший Суд после смертного часа. И если тяжесть грехов на чаше весов превысит благие деяния, им воздастся по делам их. Это не нам решать.

— Верно, не нам. Так самолично решил ваш бог. А вот наша богиня видит ситуацию иначе. Она оценивает поступки сразу, не дожидаясь смерти, и вершит правосудие здесь и сейчас, по факту прегрешения. Разве это не более справедливо и эффективно?

— Захватив город, вы убиваете и порабощаете всех без разбора! Насильно отправляете души убиенных в Инферно без всякого суда. Там их ждут лишь страдания и забвение. Люминар Дэва Анимас создал систему, где каждый отвечает за свои собственные прегрешения по итогу жизненного пути.

— Родитель отвечает за своё потомство, глава дома — за своих домочадцев, вождь — за своё племя, лорд — за своих подданных, монарх — за своих вассалов. Разве не так устроен мир испокон веков? Традиции следует уважать, и тот, кто называет себя лидером, должен нести ответственность не только за себя, но и за всех, кто находится под его покровительством. Это работает и в обратную сторону. Если элладрионцы не желали быть частью империи, они могли поднять восстание или хотя бы уйти в другие земли. Но они предпочли жить в роскоши и праздности, наслаждаясь плодами кровавых завоеваний своего тщеславного императора. За что и поплатились. Так решила лунная богиня. А я всего лишь проводник и вершитель её божественной воли.

— Ты презренный раб алчной кровавой богини! — с нескрываемой ненавистью прорычала архангел, её бирюзовые глаза вспыхнули праведным гневом.

При этих дерзких словах демоны в толпе зароптали, многие вскинули оружие над головой и начали выкрикивать боевые кличи. Их голоса слились в низкий рокочущий гул. Я медленно обвёл взглядом собравшихся воинов Тьмы, затем вновь поднял руку с перстнем и, впившись взглядом в пылающие очи архангела, прошипел:

— Осторожнее в своих речах, светлая дева Виктория. Никто в легионе Тьмы не потерпит оскорблений в адрес её божественного величия Деворы Асура Анимас. Я не хулил твоего бога, и ты окажи хотя бы толику уважения. Иначе этот разговор оборвётся прежде, чем ты успеешь моргнуть.

— К чему ты вообще остановил своих прихвостней, архонт? Почему не позволил растерзать меня заживо? Ради пустой болтовни? Или жажда глумиться над поверженной противницей слаще победы? К чему тратить время на бессмысленные речи? Спускай своих псов с поводка и покончим с этим!

— Ты права, Виктория, времени у нас в обрез, — пробормотал я, сам поражаясь тем словам, что собирался произнести далее: — Улетай с миром. И молись своему богу, чтобы наши пути никогда больше не пересеклись на поле брани.

— Что?! — изумлённо вскинула аккуратные брови архангел Виктория.

— Что?! — не веря своим ушам, вопросил Эквион.

— Что?! — прокатился изумлённый шёпот по толпе демонов. — Слыхали, что молвил великий архонт? Да разве такое возможно…

Архангел Виктория, глядя на меня с неприкрытым недоверием, явно подозревая изощрённую ловушку, неуверенно отступила от стены. Под потрясёнными взглядами воинов Тьмы она осторожно расправила некогда белоснежные крылья, которые после моего заклятия покрылись чёрными пятнами, обуглились по краям и потеряли множество перьев. Каждое движение крыльев причиняло ей острую боль — это было видно по тому, как она стиснула зубы и исказила лицо. Оставалось лишь надеяться, что она сумеет подняться в воздух и потихоньку добраться до своих.

Глядя на мучения девы Света, я вдруг подумал о том, что если бы обладал совершенно никчёмной способностью испытывать сочувствие, то мне, пожалуй, стало бы в этот момент её искренне жаль.

* * *

— Ох, дружище Нокс, как же ты так оплошал, — вполголоса ворчал Эквион, восседая верхом на тенегриве. — Прямо обгадился по полной и всех вокруг себя заляпал! Я-то тебя никогда не предам, но очевидцев твоей глупости слишком много. Да поди тут и блуждающие души вокруг, которые докладывают обо всём… — агонист вдруг заговорил очень громко: — нашей горячо обожаемой, справедливой и непостижимо праведной богине Деворе Асура Анимас, чья божественная красота ослепляет даже солнце!

Мы двигались походным строем по извилистым дорогам Южной Империи, петлявшим меж золотых пшеничных полей, изумрудных холмов и густых сумрачных лесов, направляясь к побережью Серебряного моря во главе войска Тьмы. Путь наш освещала холодная луна — творение Деворы, которая, по мнению многих жителей Тенебриса, помогала богине шпионить за своими подданными и врагами. Её призрачный свет заливал дорогу впереди нас, отбрасывая причудливые тени на доспехи воинов.

Позади нас, насколько хватало глаз, тянулась нескончаемая колонна — десять вёрст конных и пеших воинов, скрипучих обозов, гружёных награбленным добром, и верениц рабов, которых бесы подгоняли хлёсткими ударами хлыстов. Оставалось лишь надеяться, что мы успеем добраться до кораблей, погрузиться и выйти в открытое море прежде, чем нас настигнут основные силы войска Света.

— Ответь, во имя девяти глубин Бездны, на кой ляд ты отпустил эту обгорелую лярву? — продолжал бурчать агонист, не обращая внимания на моё красноречивое молчание. — Архангелы — опаснейшие твари, за голову каждого обещана пристойная награда. К тому же это та самая мерзость, что посмела унизить наше славное воинство, обратив в пепел Девятый легион. Что с тобой станется, когда об этом прознает лунная богиня? Может, соберём всех свидетелей на одном корабле, а потом он вдруг совершенно случайным образом потонет? Бескрайний Океан таит в себе множество опасностей, такой исход не вызовет лишних подозрений.

Я отрицательно покачал головой, чувствуя, как тяжесть решения непосильно давит на плечи. В то же время налетевший северный ветер поднял с дороги пыль, смешанную с пеплом сожжённых деревень.

— Вот упрямец! Или хотя бы заяви, что она тебя околдовала! Таким образом кары ты не избежишь, но хотя бы, может, останешься жив? Ну чего ты опять молчишь, Нокс?

— Нет, Вилл, — выдержав паузу, мрачно ответил я. — Отпустить Викторию было моим осознанным решением, и я должен понести за него ответственность, — и тут я на всякий случай тоже заговорил как можно громче: — Теперь остаётся лишь уповать на милость нашей горячо обожаемой, справедливой и непостижимо праведной богине Деворе Асура Анимас!

— Но почему ты это сделал? Только не говори, что она показалась тебе такой милой очаровашкой, что дрогнула рука? Всё равно ж улетела и вряд ли когда-нибудь вернётся, чтобы отблагодарить тебя страстным лобызанием в сахарные уста.

— Я не знаю, Вилл, ясно? Мне почудилось, будто я её уже когда-то встречал. И я отчего-то не желал, чтобы она погибла.

— Почудилось? — недоверчиво переспросил агонист. — Я верно тебя расслышал? То есть ты рискнул милостью богини, своим высоким положением, а заодно жизнью только из-за того, что тебе что-то там «почудилось»?! Нокс, уж не захворал ли ты, часом? Демоны вообще могут болеть? Нигде не саднит, не тошнит, голова не кружится, крылья не чешутся, рога не ломит, хвост не отваливается? А может, тебе во время небесной схватки прилетел по маковке кусок шального железа, и ты на время повредился умом? Настоятельно рекомендую придерживаться хотя бы этой версии.

— Думаешь, богиня не заметит, если я ей солгу?

— Тут ты прав. Ещё как заметит и покарает куда суровее. Что же ты будешь делать?

— Приду и во всём повинюсь, уповая на её милость.

— Ага, звучит как надёжный план, — хмыкнул Эквион, покачивая головой. — Знаешь, дружище, если гнев богини обратится и на меня, как на твоего ближайшего соратника и самого надёжного советника, всего одним бочонком виртузского вина ты уже не отделаешься!

— С каких это пор ты стал моим советником? — усмехнулся я.

— Действительно, ведь ты меня никогда не слушаешь, а очень зря. В моих жилах течёт кровь и мудрость древних поколений великого дома Ларион-Анимас!

— Несомненно. Именно поэтому тебя считают сумасбродом и отщепенцем в собственной семье, а родной отец избегает встретиться с тобой взглядом.

— А вот это было низко, Нокс, — с обидой пробурчал Эквион. — Даже для тебя.

* * *

Грохот врывается в мой сон, словно удар молота о наковальню. Я различаю топот десятков копыт, ржание лошадей, лязг оружия и дикие крики, от которых стынет кровь в жилах. Что-то с оглушительным треском ударяется о плотно затворенные ставни, и одновременно с этим острый запах горящей соломы касается моих ноздрей.

— Тьмота басурманская! — доносится с улицы приглушенный крик. — Спасайтеся, православные!

Этот возглас вырывает меня из объятий сна. Я едва не слетаю кубарем с остывающей печи, приземляюсь на земляной пол и бросаюсь к углу избы, где под лавкой хранится мой верный топор — самый ценный инструмент в хозяйстве, единственный защитник в минуту беды. Но путь мне преграждает старушка, упавшая на колени перед потемневшим от времени образком и бормочущая дрожащим голосом:

— Владыко Вседержителю, и святии угодницы Твоя, услыши молитву мою. Защити, Господи Боже, нас от ворогов зримых и незримых, сохрани от всякого зла…

— Отойди, мать! — рычу я, грубо отталкивая старушку и протягивая руку к топору.

Мои ладони взмокают от страха, в жилах стынет кровь. Но ужас отступает перед яростью, и я выбегаю из избы навстречу неминуемой опасности.

Первые лучи солнца, прорезающиеся сквозь кромку леса, окрашивают деревню в зловещие багряные тона, отражаясь от поверхности реки кровавыми бликами. Вокруг бушует настоящий ад: избы пылают, словно факелы, огонь жадно пожирает соломенные кровли, клубы черного дыма заволакивают небо. По улице в панике мечутся односельчане — кто прямо в исподнем, кто в окровавленных рубахах. Несколько соседских мужиков, пытавшихся отбиться от чужаков вилами и косами, лежат на земле. Их утыканные стрелами бездыханные тела безжалостно втаптывают в грязь копыта лошадей страшных вторженцев.

Наше тихое мирное селение заполняют десятки всадников на низкорослых мускулистых конях. Облачённые в тканевые доспехи, укреплённые металлическими пластинами, с островерхими шлемами, надвинутыми на самые брови, они кружат меж полыхающих строений и пытающихся спастись людей, выкрикивая что-то на своём жутком басурманском наречии — гортанные звуки, больше похожие на рычание зверей, чем на человеческую речь, перемежаются грубым смехом. Одни, вооружённые короткими луками, пускают зажигательные стрелы в крыши домов, другие, угрожая копьями и саблями, сгоняют жителей в центр деревни, где набрасывают на их шеи арканы и связывают за спиной руки.

Я замираю на несколько мгновений, не в силах поверить в постигшую нас божью кару. Застывшие в воздухе крики и звон оружия кажутся далеким эхом кошмарного сна, который вот-вот рассеется, оставив после себя привычную тишину деревенского утра. Но реальность жестока: запах гари щекочет ноздри, красные блики пожара отражаются в реке, словно кровь, растекающаяся по водной глади.

Спрятавшись в тени покосившегося крыльца, я жадно всматриваюсь в происходящее, ища среди хаоса и разрушений её.

Она всегда встаёт раньше первых лучей солнца, чтобы выполнить свои ежедневные обязанности: покормить скотину, натаскать воды, порой даже успеть сварить кашу и испечь хлеб до того, как я проснусь. Её трудолюбие, щедрость и доброта меня восхищают.

Но сейчас её нигде не видно — ни среди тех, кто ещё пытается сбежать от безжалостных лиходеев, ни среди тех, кого уже настигла жестокая участь.

Сердце бешено колотится в груди, когда я, пригибаясь к высокой траве и держась в тени, бросаюсь к реке — туда, где из поколения в поколение жители нашей деревни набирают воду.

У водяной мельницы я наконец вижу её. В длинном зелёном сарафане, который развевается на утреннем ветру, она стоит босоногая у самой кромки воды, словно самый прекрасный и невинный дух реки. Её золотистые косы, перевитые полевыми цветами, спускаются до самого пояса, а стройный девичий стан проглядывает сквозь тонкую, просвечивающую от утреннего солнца материю. На красивом лице с милыми ямочками на розовых щёчках, озарённом первыми лучами рассвета, словно драгоценные камни, сияют большие бирюзовые очи.

В дрожащих руках она сжимает коромысло, а пустые вёдра валяются у её стоп. Двое спешившихся степняков с плотоядными ухмылками, похожими на оскал голодных волков, подбираются к ней с двух сторон. Один из них хватает её за подол сарафана и грубо тянет за собой. Но она, не дрогнув, с яростным криком бьёт мерзавца коромыслом по уху. Тот с визгом валится прямо в реку.

Блеск лезвия сабли — разлетаются брызги крови. Они окропляют воду и траву.

Я рвусь вперёд, вскидывая над головой топор, и кричу во всё горло:

— Веселина!

Моё сердце замирает, а слёзы, горячие и горькие, брызжут из глаз, когда я вижу, как она хватается за рассечённую шею. Её хрупкое худощавое тельце, залитое кровью, медленно оседает на землю, словно подрубленная берёзка.

С рёвом, в котором сливаются боль, отчаяние и ярость, я, словно дикий зверь, бросаюсь на её убийцу, желая лишь одного — изрубить его на мелкие кровавые ошмётки. Но не успеваю добежать всего несколько аршин, как в моё правое плечо впивается стрела. Боль! В следующее мгновение топор выпадает из онемевшей ладони, а шею вдруг сдавливает тугая верёвка.

Я пытаюсь закричать, но вместо этого лишь хриплю и…

* * *

…я открыл глаза.

— Басурмане, православные, Веселина? — в недоумении пробормотал я, качая головой, пытаясь стряхнуть наваждение. — Что за бред?!

Я приподнялся, сел на жёсткой лежанке и всмотрелся в полумрак каюты. Мерцающий свет фитилей из ламп отбрасывал причудливые тени на деревянные переборки. Флагман флота Тьмы — боевая трирема «Властитель Вод» — мерно покачивалась на волнах, словно колыбель, постепенно убаюкивая мою тревогу. Но внутри меня всё ещё бушевала буря.

Вдохнув поглубже, я попытался очистить разум и понять, что со мной только что произошло? Сон? Грёзы? Наваждение? Но ведь я никогда не спал, да и видения прежде были мне неведомы. Даже та пахучая трава, которую некоторые элле использовали как вызывающие галлюцинации благовония, почти не действовала на демонов.

Ответ напрашивался сам собой: я увидел то, о чём мне когда-то рассказывали лишь самые древние представители моей расы. Фрагменты прошлой жизни в теле человека — смертного существа и потомка того самого народа, которого, по легендам, создал сам Люминар Дэва Анимас как неисчерпаемый источник душ после того, как совместно со своей сестрой Деворой Асура Анимас возвёл среди звёзд Земной План.

Прежде я считал истории с видениями демонов глупыми россказнями тоскующих по былым денькам стариков, но теперь мой скептицизм развеялся, словно пепел на ветру.

— Проклятие девяти глубин Бездны, да что творится со мной в последнее время?! — прорычал я, поднимаясь на ноги и сжимая кулаки. Стальные пластины на запястьях глухо звякнули, вторя моему раздражению.

Стремясь вдохнуть бодрящий бриз, я покинул свою тесную каюту и поднялся на верхнюю палубу. Ночной воздух ударил в лицо прохладной свежестью, а взгляд сам собой устремился к небесам, где разворачивалась величественная картина мироздания.

В Астральном Плане с Эпохи Творения небесные светила подчинялись божественным законам в зависимости от материка: в Нейтрисе боги-близнецы установили вечный танец солнца и луны, сменявших друг друга каждые пятнадцать часов, в Соларионе царствовал неугасимый дневной свет, а над Тенебрисом безраздельно властвовала луна. В то же время над Бескрайним Океаном с самого зарождения времён и по сей час мерцала бесконечная звёздная бездна. Здесь небо казалось живым, будто само дышало древними тайнами, которые никто из смертных или даже богов не мог полностью постичь.

Мириады астральных светил усыпали тёмно-синее полотно неба, даря миру волшебное сияние ярких оттенков: изумрудного и алого, янтарного и пурпурного. Их отблески танцевали на поверхности вод, создавая затейливые узоры, которые то исчезали, то вновь возникали. Но и сам Океан представлял собой удивительное сочетание стихий: помимо обычной воды, в его глубинах таились звёздная пыль и две противоборствующие сущности — жидкая тьма и жидкий свет. Они вечно кружились в дикой пляске, никогда не смешиваясь полностью, а на границе их столкновения рождались могучие вихри и водовороты, способные утянуть в пучину даже самые большие корабли.

Ветер без устали наполнял чёрные паруса «Властителя Вод», пока я, окинув холодным взглядом приветствовавших меня бесов на палубе, направился к левому борту. Опершись локтями о перила, я вглядывался в горизонт.

За флагманом величественно следовали десятки боевых трирем флота Тьмы. Их трюмы были до отказа набиты рабами и богатствами, добытыми в ходе набегов и разорения столицы Южной Империи. Каждый корабль оснащался тремя рядами вёсел и четырьмя мачтами с прямыми и косыми парусами, которые, словно крылья хищных птиц, реяли на ветру. На знамёнах горделиво сверкали серебряные луны богини Тьмы — символ её безграничной власти и грозного присутствия. А где-то там, прямо по курсу, на северо-западе, таился Тенебрис — владения Деворы, которое многие обитатели Нейтриса называли Инферно.

За месяц странствий по Астральному Плану я успел истосковаться по родным чертогам, особенно по своему замку, которым владел чуть меньше тридцати лет. Однако сейчас мои мысли витали далеко от дома.

В моей памяти всплывали обрывки видения, и особенно отчётливо — образ юной прелестницы с длинными золотистыми косами. Я назвал её странным именем: Веселина. Я не смог спасти её, хотя каждая частица моей сущности к этому рвалась. Эмоции той человеческой жизни пронизали меня насквозь до физической боли, словно раскалённый клинок, вонзённый в самое сердце. В своей демонической ипостаси я никогда не ощущал ничего подобного. Демоны вообще редко испытывали сильные эмоции, а нечто настолько мощное вроде сострадания или возвышенной любви… разве что к нашей лунной богине.

Но если я действительно невольно пережил воспоминание из моей прошлой жизни, кто для меня могла быть та девушка? Супругой? Возлюбленной? Сестрой? Или просто дочкой соседей, с которой я пару раз миловался на сеновале? Этот вопрос терзал мою тёмную душу, не давая покоя.

Я закрыл глаза и постарался сосредоточиться на образе Веселины. Внезапно ледяные иглы мурашек пронзили мою плоть. Эти огромные бирюзовые глаза, золотистые волосы и милые ямочки на щеках! Точно такие же, как у архангела Виктории, которую я отпустил, ведомый необъяснимым чувством дежавю. Кроме этих трёх признаков, в остальном Веселина и Виктория не сильно походили друг на друга, несмотря на то, что обе обладали весьма привлекательной внешностью. Но самое главное — глаза, особенно их необычайный яркий цвет. Как могло случиться такое невероятное совпадение всего за несколько считанных дней?

Дикая необузданная мысль о том, что обе девушки являлись одной душой, упрямо вонзилась в мой разум. Могла ли Веселина после своей трагичной гибели обернуться ангелом? Ну, если я стал демоном, то почему бы и нет? Тем более её короткая жизнь едва ли успела запятнаться грехами настолько, чтобы попасть под власть богини Тьмы. Чего, по всей видимости, я не мог утверждать про себя.

Но почему именно сейчас? Было ли это знаком свыше или просто насмешкой судьбы? А может, я себе надумал и моё видение вообще не имело никакого отношения к архангелу Виктории?

Я вгляделся в своё отражение в воде: пергаментно-бледная кожа с сероватым отливом обтягивала острые черты лица, глаза горели красным инфернальным светом, тёмные рога прорезались сквозь чёрные как смоль волосы вместе с острыми ушами, а хищный оскал обнажал клыки острее бритвы. Впервые в жизни я вдруг почувствовал сам к себе отвращение. Что столь паскудная рожа могла иметь общего с чистой душой архангела или девушки из видения?

— Этот путь будет бесконечно долгим, — прошептал я с горечью, смачно сплюнув в бездонные воды Бескрайнего Океана.

Загрузка...