Тактик.1

Глава 7 Чудо-командир

Итак, мы, долбанные капралы как из анекдота, русский, немец и (а, чёрт! не поляк…) англичанин — снова «в деле».

Никто не оспорил и не подверг сомнению наш рост в звании. Уже хлеб. Три новоиспечённых капрала, вчерашнее «пушечное мясо», а сегодня — командиры целой, хоть и изрядно потрепанной роты, получили странный приказ «иди и охраняй».

Надо помнить, что я не только не люблю приказы, но ещё и не склонен их беспрекословно выполнять.

Кто бы, мать его, знал!!! Сейчас я не просто исполняю приказы, а ещё и отдаю их. Ну, это же сейчас как в песне «In The Army Now».

Мейнард, из-за того, что именно он докладывал тому благородному хрену, как там его Длай-Ка-Кобетушу, а также потому, что у него самое большое лицо, негласно считался у нас старшим. Хотя, положа руку на сердце, командовали мы скорее коллективно, по принципу «одна голова хорошо, а три — почти Змей Горыныч, пусть без крыльев и огня, зато с ворохом проблем».

Пацци, этот наш усталый управленец с лицом человека, узревшего на своём веку много бардака и глупости, чуть ли не в одиночку боровшийся за наведение порядка в громадном замке, сдержал слово. Через пару дней нашу роту, всё ещё зализывающую раны и кое-как выковыривающую из-под ногтей грязь от битвы с орками, доукомплектовали.

Нам пинками пригнали еще семьдесят с лишним таких же бедолаг-новичков, какими были и мы совсем недавно, с теми же растерянными и обречёнными взглядами.

Теперь под нашим началом числилось почти сто душ, готовых (или, скорее, вынужденных) маршировать, копать и, если прикажут, умирать за идеалы Ордена, о которых они имели весьма смутное представление. Вместе с пополнением нам вручили и обещанный письменный приказ, за подписью самого Пацци. Бумага была изрядно помята, чернила местами расплылись, словно её использовали для вытирания пролитого эля, но гербовая печать Ордена Ре Бахтал выглядела внушительно. Как-никак, официальный документ, а не какая-нибудь филькина грамота. Особенно приказ впечатлил немца Мейнарда. Дисциплина и уважение к официозу у него в крови.

— Денег на дорогу, конечно, не дали, — проворчал Эрик, вертя в руках приказ, словно пытаясь вытрясти из него пару завалявшихся сестерциев. Его пальцы привычно ощупывали пергамент, будто искали потайной кармашек. — Ублюдки жадные. Конечно, вот она, классика жизни. Отправить сотню рыл за тридевять земель, а на прокорм — только голый энтузиазм. Видимо, предполагается, что мы будем питаться святым духом и мечтами о процветании Ордена.

— Есть приказ, так что можем отсюда валить, чтобы покинуть это гостеприимное место, — хмыкнул я, потирая занывшие от воспоминания мышцы. — А то, неровен час, такой чудесный дядька как Грейден вспомнит о нашем существовании и решит провести дополнительные тренировки. Для закрепления материала, так сказать. Или просто решит, что мы всё ещё новички.

При одной мысли о Грейдене и его «педагогических» методах у меня до сих пор неприятно сводило нутро. Мы спешно собрали нашу «армию», навьючили остатки трофеев, которые ещё не успели променять на еду или продать и, пока ворота милого местечка Берден Кош Стойкий не закрылись на ночь, двинулись в путь.

Это место стало для нас символом выживания, армейского абсурда и неожиданных карьерных взлётов.

Эрик уже обладал картой, которую он незаметно стянул где-то в штабе, так что он смог построить для нас маршрут.

Местная единица измерений — лига. Но мы, само собой, меряли в километрах и достаточно примерно, потому что навигатора для точности у нас не было.

В общем, по дорогам Ордена, примерно полторы сотни километров пешком.

Звучит не так страшно, если ты турист с удобным рюкзаком, хорошей компанией и картой местности. Но когда ты ведёшь за собой сотню оборванцев, большинство из которых ранее видели оружие только на картинках в дешёвых лубках, а из физической подготовки у них лишь «бег от трактирщика, не заплатив за выпивку», это превращается в настоящую эпопею. Ноги гудели, лямки примитивных ранцев натирали плечи до крови, а однообразный пейзаж действовал усыпляюще, перманентно сваливая наше воинство в сон.

Мы шли несколько дней. Суровые горы Кайенна чуть отступили, местность стала холмистой, покрытой густыми, местами даже мрачноватыми лесами со множеством мелких речушек и болотами.

Воздух стал теплее, запахи хвои и камня уступили место влажным ароматам трав, прелой листвы и цветущих диковинных растений. Красиво, спору нет. Но любоваться пейзажами было некогда, да и не до того. Нужно было следить, чтобы рота не разбрелась, как стадо овец без пастуха, чтобы никто не отстал, чтобы не начались драки из-за куска чёрствого хлеба или глотка воды.

Мы с Эриком и Мейнардом по очереди шли то в авангарде, прокладывая путь и высматривая возможные засады, то замыкали колонну, подгоняя отстающих и пытаясь поддерживать хоть какой-то намёк на порядок.

— Напомни мне, — спросил я Эрика на одном из привалов, когда мы, капралы, остались втроём. — Почему мы не сбегаем?

— Потому что нам некуда. Роту мы можем кинуть, метки с нас шаман вроде бы снял… Если не соврал, конечно. Но в целом, куда нам податься?

— Мы достаточно неплохо адаптировались и смешались с местными, чтобы пробраться через западный тракт и вообще покинуть Кайенн. Но мысль твою я понял, мы не знаем, что делать после этого.

Мейнард только слушал, поигрывая желваками на скулах, но не спорил.

— Не знаем, русский. Я не знаю, ты не знаешь, наш мускулистый друг тоже. Мы служим в армии Ордена не потому, что нам нравится Орден, а потому что других вариантов не видим.

— Ладно, пойду я на боковую. Мейнард, прости что дёргаю, но ты назначил часовых?

— Конечно. Проныру Апо из Бриггса и нашего приятеля рядового Увальня.

Я кивнул. Прослужив в армии неделю, я стал понимать почему командиры присваивают подчинённым клички.

У нас был Увалень, тот кто пытался нас ограбить, а теперь демонстрировал рвение и неискреннее подобострастие. Был рядовой Носатый Парень, рядовой Чубчик, рядовой Острый глаз (у этого было косоглазие), Проныра.

Прозвища давали потому, что лень запоминать имена. А так сразу понятно о ком речь.

Остальные пока что были просто «серой массой». Само собой, мы выделяли тех, с кем прошли сражение с орками, хотя это не означало, что считали остальных грязью под ногтями.

Наши новобранцы, в большинстве своём, были обычными бедолагами, выдернутыми из привычной жизни и брошенными в военную мясорубку.

Это были, в том числе крестьяне, чьи поля сожгли или отобрали, разорившиеся ремесленники, мелкие воришки, которым служба в Ордене показалась меньшим из зол по сравнению с виселицей или каторгой. Они не были героями, не рвались в бой с горящими глазами. Они просто хотели выжить. И в этом мы были с ними чертовски похожи.

Общая мотивация, даже если мы делали вид, что это не так, сближает.

Наконец, на исходе пятого дня, когда солнце уже лениво клонилось к закату, окрашивая небо в тревожные багровые тона, мы увидели цель нашего путешествия. Городок Хеорран, скорее похожий на криво-косо построенную деревню, виднелся вдалеке, а чуть ближе, у самого подножия невысоких, неравномерно поросших лесом каменных холмов, темнели некие хаотичные постройки. Золотой рудник. Наше новое место службы. И, судя по всему, очередная задница мира.

Прибыли мы уже в темноте, спотыкаясь на неровной дороге. Усталые, голодные, злые, как бродячие псы, которых забыли покормить. Нас никто не встретил. Ни оркестра, ни хлеба-соли, ни даже завалящего старейшины, который бы указал, куда приткнуться.

Только гнетущая тишина, нарушаемая назойливым стрекотом цикад, да завыванием ветра в дырявых стенах длинного, приземистого сарая, который, видимо, и должен был стать нашей новой казармой. От него несло сыростью, плесенью и чем-то еще, неуловимо отвратительным.

Единственными живыми душами, проявившими к нам хоть какой-то интерес, оказались местный нищий пьянчуга (индивидуум, выползший из-под куста), который потом сказал, что его зовут Зоб, да тощая, вся в репьях, приблудная собака с обрубленным хвостом, которую Зоб называл ласково — Куцехвостом.

Зоб что-то невнятно бормотал про щедрость новых господ, делая неопределенные жесты в сторону своих пустых карманов, а Куцехвост просто вилял остатком хвоста, с несбыточной надеждой заглядывая в глаза каждому проходящему, явно рассчитывая на съестную подачку.

— М-да, — протянул я, оглядывая убогое строение, которое, по идее, должно было вместить сотню человек.

Деревянный сарай, кривой как наша линия судьбы, гнилой и отвратительный даже на вид. Щели в стенах были такими, что в них мог бы пролезть не только Куцехвост, но и сам Зоб, будь он чуть трезвее.

Гостеприимство просто зашкаливает. Похоже, здесь нас «ждали» с распростёртыми объятиями. И, судя по всему, тут давно никто не жил уже очень давно. Сбежали, поди, всем личным составом?

— Слышишь, русский, а есть на этот счёт у тебя какая-то мудрость? — спросил Эрик.

— У меня на каждый случай что-то есть. В таком случае говорят — вот тебе бабушка и Юрьев день.

Утро.

Рассвет не осветил наши хоромы, не встретил нас неласковым солнцем, а лишь промозглым, пронизывающим до костей ветром, который беспрепятственно гулял по нашему «жилищу» через многочисленные щели и дыры в крыше. Завтрака, само собой, тоже не предвиделось. Наши скудные запасы подошли к концу еще вчера.

Только к полудню, когда наши желудки уже исполняли жалобные арии, мы удостоились чести лицезреть нашего непосредственного командира — сэра рыцаря, мать его, Нэйвика.

Явился его благородие вальяжно, неспешно, на сытом, холёном коне, который фыркал и косил спесивым глазом на нашу оборванную компанию. Благородного дядьку сопровождал оруженосец, такой же пухлый, румяный и лоснящийся от довольства, как и его господин.

На фоне нашего сборища бомжей они смотрелись инородно, как золотые червонцы около мусорной кучи с гнилой картошкой.

Нэйвик оказался пухляшом средних лет, полноватым, даже несколько рыхловатым, с багровыми от вина щеками и маленькими, вечно смеющимися, но при этом пустыми и бегающими глазками. От него за версту несло вином, чесноком и какими-то дешёвыми, приторными духами, которыми, видимо, пытались заглушить другие, менее приятные запахи. Одет он был в богато украшенный, хоть и слегка помятый, и заляпанный чем-то жирным, парадный доспех, который, казалось, был ему тесноват в талии и жалобно скрипел при каждом движении.

Мы, по инициативе Мейнарда, который всё ещё пытался соблюдать остатки воинских ритуалов, выстроили нашу голодную и злую роту для торжественной встречи. Однако его благородие Нэйвик даже не удостоил нас взглядом, неторопливо проехав мимо, словно мы были частью пейзажа, причём не самой интересной.

— А, это вы, пополнение, — лениво махнул он рукой, даже не потрудившись слезть с коня. Голос у него был тонкий и немного гнусавый. — Располагайтесь тут. Дела… дела, знаете ли. Живите, ходите, чем вы там ещё занимаетесь… решайте свои проблемы, вы же пехота… У меня дела в Хеорране. Важные задания от канцелярии командора Ордена, знаете ли.

И, не сказав больше ни слова, он развернул коня, едва не наехав на ногу одному из наших новобранцев, и в сопровождении своего ухмыляющегося оруженосца бодро ускакал в сторону городка, оставив нас в полном недоумении и на голодный желудок.

— Вот это, бляха, командир, — присвистнул я, когда пыль, поднятая копытами их коней, немного улеглась. — Чувствуется стратегический гений и отеческая забота о подчинённых. Сразу видно, человек на своём месте. Наверное, на очень мягком и тёплом месте.

— Денег на проживание и провиант он нам тоже не оставил, — недовольно констатировал Эрик, которого как это часто бывало, беспокоили практические вопросы.

— Похоже, мы тут сами по себе. Опять, — Мейнард молча сжимал кулаки так, что побелели костяшки. Его лицо стало темнее грозовой тучи.

И мы действительно оказались сами по себе.

Рыцарь Нэйвик больше не появлялся ни в тот день, ни в какой-либо последующий.

Слухи, доносившиеся из Хеоррана через крестьян, гласили, что он все своё время проводит в местном трактире под названием «Весёлый Гном», в устоявшейся компании крепкого вина, жирной еды, громкой музыки и легкодоступных женщин. Ему было глубоко, просто вселенски наплевать на свою роту и на реальную охрану рудника, которой он, по идее, должен был мудро руководить.

С одной стороны, рудник был в сорока восьми (Эрик померял) километрах от неровных границ Ордена. То есть, теоретически, тут была безопасная зона и охрана требовалась номинальная, так сказать, для галочки.

Вот только наш минимальный опыт показывал, что тут не бывает безопасных зон.

— Ну что ж, — мы стояли отдельно и я, переварив вводные, чувствовал себя уверенно и спокойно, — Нам же не привыкать? В очередной раз приходится включать режим «сделай сам». Прямо как в плохой компьютерной игре, где NPC-квестодатель выдаёт тебе задание и тут же, падла, исчезает в неизвестном направлении. Ну, а ты потом бегаешь по всей карте, пытаясь понять, что вообще от тебя хотели и где взять на это ресурсы.

— Ты что-то конкретное хочешь предложить или решил своими мыслями поделиться, ввиду отсутствия психолога? — нетерпеливо спросил Мейнард.

— Предложить, конечно. Надо еды добыть, причём не разово, а договориться с местными о поставках нам крупы там, мяса какого-то.

— Очевидная мысль и… я беру это на себя, — поднял руку Эрик. — Какие ещё идеи?

— Ну, нас, если вы заметили, определили жить в отвратительном бомжацком сарае.

— Ты знаешь, Рустик, мы тоже спали на гнилой соломе, так что пропускай объяснения и двигай к выводам.

— Вывод, если пропустить рассуждения, такой… У нас тут примерно сто бойцов, которых мы собираемся кормить буквально за свой счёт. Так давайте используем их как рабочую силу.

— Ты же против рабства, русский? — недоумённо поднял бровь Эрик. — Сам же говорил.

— Говорил и от своих слов не отказываюсь. Но одно дело рабство, а другое коллективный труд во благо общего дела.

— Попахивает коммунизмом, — угрюмо пробурчал Мейнард.

— Вы поговорите мне ещё, я памятник Ленину тут поставлю.

— Давай про идеологию потом, — покладисто отмахнулся Эрик. — Что ты хочешь сделать?

— Ну, вполне очевидно… Камрады, я почему вопросы свои задавал про побег?

— Тебя хлебом не корми, дай сбежать от ответственности? — скептически предположил Мейнард.

— Нет. Я сделал вывод о том, что мы тут застряли. А раз мы тут застряли без вай-фая и Яндекс.доставки, то надо как-то оборудовать свой быт. И базовая потребность — это дом. В данном случае большой, чтобы мы все вместились. Общага.

— Мой дом — моя крепость… — задумчиво почесал небритый подбородок Эрик. — А ты умеешь строить?

— Нет, не силён, — признался я.

— Я понимаю в этом, немного, — подал голос инициативы Мейнард. — Но построено будет так, как мне кажется правильным.

— Валяй, я не против. Главное, чтобы стены не продувало, а то местные ребята крепкие, а я простужусь и умру, — пожаловался тщедушный англичанин.

В итоге, мы скинулись остатками наших «орочьих» денег, которые ещё не успели потратить. Закупили у местных крестьян, живших в паре убогих деревушек неподалеку, мешок муки, немного крупы, соль, договорились о регулярных поставках куриного мяса — тощего, жилистого, но всё же мяса. Поневоле вспомнился Портос, который уважал старость, но не в вареном и не в жареном виде.

Крестьяне, помимо местного городка, жили тут разрозненно, отдельными фермами. Жили семьями, руководствовались личными интересами, к нам относились настороженно. Но поставлять еду за деньги само собой, согласились.

Уже с первой поставки напрягли парочку новичков заниматься готовкой.

Сарай, который нам выделили под казарму, был просто ужасен. Вонючий, дырявый, продуваемый всеми ветрами, с прогнившим полом и текущей крышей. Жить в нём было не просто невозможно, а опасно для здоровья.

Рядом с рудником виднелись некие полуразрушенные каменные постройки — остатки старой крепости или, возможно, более древнего поселения. Мы разобрали эти руины на строительный материал, благо камня и старых, но ещё крепких, брёвен там было в избытке.

У крестьян прикупили шанцевый инструмент. Немец попросил снести гнилой сарай, что моя группа с успехом провернула (ломать — не строить).

В качестве смеси использовали местную глину. Парочка крестьян изготавливали низкокачественный кирпич и имели запасы. Купили всё, что у них было.

После этого крестьяне прониклись к нам если не уважением, то сдержанным интересом.

Под моим общим руководством и при деятельном участии Мейнарда, который оказался на удивление неплохим прорабом, командуя новобранцами зычным голосом и воодушевляя личным примером, мы за несколько дней построили вполне сносную казарму.

Каменный фундамент, каменно-кирпичные стены, с узкими бойницами окон, запираемых на глухие ставни, крепкая новая крыша.

Здание в целом одноэтажное… Но вместо чердака узкие, но отдельные комнаты для нас троих.

Всё это фундаментально (хотя и некрасиво), без щелей, снабжено сразу двумя печами, которые могли обогреть помещение даже в самые лютые морозы, какие, судя по рассказам местных, здесь бывали.

После завершения строительства из остатков старого строения собрали грубую мебель, кровати, лавки, стулья.

Доски, из которых был построен старый сарай (а по-другому я это строение назвать не могу), рассортировали на «ещё пригодятся» и «дрова».

Сразу же организовали рубку леса для стройки, потому что казарма — это ещё не всё, необходимы и заготовки дров на зиму.

Новобранцы, поначалу роптавшие и отлынивавшие от работы, но видя, что их новые капралы вкалывают наравне с ними, а также что вся работа идёт для общего дела, то есть их собственного блага, постепенно втянулись. Для многих из них это была привычная крестьянская или ремесленная работа. Они строили, рубили, таскали камни, чинили инструмент.

И в этом общем, осмысленном труде рота начала понемногу сплачиваться. Они видели, что их новые командиры не просто гоняют их по плацу до седьмого пота, а действительно заботятся о них, создают нормальные, человеческие условия для жизни. Даже в такой дыре, как этот никому особенно не нужный рудник. Бойцы стали реже ворчать и чаще улыбаться, а это уже было неплохим показателем.

Несмотря на полное, демонстративное наплевательство со стороны нашего «чудо-командира», мы налаживали быт. Мы снова выживали. И снова — вопреки всему.