Тактик.1

Глава 4 Средневековая цельнометаллическая оболочка

Анализ.

Угроза силового конфликта.

Вооружение противника – отсутствует.

Интеллект – крайне низкий.

Класс - типичный гопник увеличенного размера.

Цель противника — проявить садистские наклонности, отжать лут, установление доминирующей социальной роли.

Целесообразные действия – силовое противостояние.

…

Я посмотрел на Эрика, потом на Мейнарда. Мы уже очень неплохо понимали друг друга, в том числе и без слов. К тому же мы были чужаками, и нам нужно было сразу обозначить свои границы.

— А с чего это мы должны делиться? — спросил я, стараясь придать голосу максимально провокационные нотки. — Друг?

Увалень оскалился:

— Не хотите, значит, по-хорошему. Грубите, нарываетесь… Значит, я сам их заберу. Монеты и пару твоих зубов в придачу, — он сделал шаг вперед, поднимая кулак для удара.

Всего доля секунд нам потребовалась, чтобы переглянуться и распределить роли.

Я отвлекал внимание «противника».

Эрик, словно тень, скользнул за его спину. Его движения были почти невидимы. Он не стал ждать, пока тот замахнётся. Его нога, тонкая и быстрая, сделала едва заметное движение, подставив подножку.

Увалень, не ожидавший такой подлости (быть может с ним всегда дрались «честно», лицом к лицу, а может просто не догадывался), начал терять равновесие. Его глаза расширись, а массивное тело стало заваливаться.

Мейнард среагировал мгновенно, и мне даже показалось что тут проявились та скорость и сила, о которой говорил Ярдиг, причём проявились в полной мере. Он не стал бить увальня кулаком в морду, чего я от него ожидал.

Вместо этого, когда увалень падал, Мейнард нанес точный, короткий удар ребром ладони в основание черепа, туда, где шея соединяется с головой. Не так, чтобы убить, но достаточно, чтобы отправить его в нокаут. Эдакое карате и прочее кунг-фу.

Увалень дёрнул головой и с глухим стоном рухнул на землю, как мешок с картошкой.

Всё это произошло за считанные секунды. Настолько быстро, что никто вокруг, казалось, ничего не заметил.

Больше того, Эрик закрывал обзор на нашу меленькую разборку от любопытных глаз.

Если кто-то и мельком взглянул в нашу сторону, то увидел лишь троих новобранцев, стоявших спокойно, и какого-то увальня, который, видимо, просто споткнулся и грохнулся на землю.

— Мы об этом раньше не говорили, но… нам надо держаться вместе, -выдал Эрик.

— Поддерживаю. И отлично сработано, камрады, — пробормотал я, когда мы отошли на пару шагов. — Командная работа — залог успеха.

Мейнард кивнул, его глаза блестели от азарта. Его лицо улыбалось как у кота, объевшегося сметаной. Было видно, что он доволен проделанной работой.

Мы быстро ушли, растворяясь в толпе новобранцев. Это была наша маленькая победа. И она должна была задать тон. Теперь местные поймут, что с нами лучше не связываться и мы не являемся легкой добычей.

Не прошло и десяти минут, как раздался громкий, возмущённый вопль. Мы прислушались.

Увалень, который уже пришёл в себя, стоял на ногах, потирая затылок и что-то яростно крича. Его взгляд был полон ярости.

И надо было такому случиться, что пришло наше командование.

— Это капрал Грейден, — прошептал Эрик который откуда-то уже знал и про это. — Он тренирует новобранцев, а ещё он злобный козёл.

Увалень, усмотрев появление начальства, отыскал нас в толпе и, указывая на нас пальцем, бросился через толпу к капралу Грейдену, как нашкодивший поросёнок бросается к мамке-свинье.

«Вот чёрт, — подумал я. — Кажется мы попали двумя ногами в маргарин. Уровень угрозы повышен. Начинается новый уровень.»

Когда Грейден появился на плацу, казалось, что сам воздух вокруг сгустился. Его сопровождали парочка ветеранов, но они держались чуть за его спиной, всем своим видом показывая, что главный на плацу и одновременно с этим, главная наша в жизни проблема — это Грейден, а на них можно вообще не обращать внимание.

Солнце, которое ещё минуту назад ласково облизывало каменные стены, померкло, словно испугавшись его присутствия.

Он был выше среднего роста, жилистый, с жёстким, обветренным лицом, на котором вечно играла усмешка психопата, больше похожая на гримасу хищника.

Шлем он держал в руке, так что были видны его коротко остриженные седые волосы. Его глаза цвета стали, бродили по толпе, как прицел пулемёта, пронзали каждого насквозь.

Он носил простую кожаную, обшитую металлическими кольцами и пластинами, броню, но даже она, казалось, была сделана из чего-то более прочного, чем обычная кожа. В его осанке, в каждом движении чувствовалась запредельная, звериная сила и абсолютная власть.

Мой внутренний геймер тут понял, кого он мне напоминает. Это же мать его комендор-сержант Хартман. Средневековая версия.

— СТРОЙ-И-Й-И-ЙСЯ! — его голос, низкий и хриплый, пронзил утренний воздух, словно удар гидромолота.

Он не кричал, он орал, рычал, и этот рык заставил сотню новобранцев, ещё полминуты назад хаотично бродивших по плацу, мгновенно выстроиться в неровные, но все же подобия шеренг.

Мы с Эриком и Мейнардом оказались где-то в середине, пытаясь затеряться в общей массе.

— Итак, — Грейден медленно прошелся вдоль строя, его взгляд скользил по лицам, останавливаясь на каждом, словно он пытался прочитать наши самые потаенные страхи. — Приветствую в дружных рядах пехоты славного Ордена Ре Бахтал. Добро пожаловать в армию.

Он остановился напротив нас, и мне показалось, что его взгляд задержался на мне на секунду дольше, чем на остальных. Я постарался сохранить невозмутимое выражение лица и не дышать.

— Вы, никчёмные ослы, пустоголовые тупицы, жалкие сосунки, запойные пьяницы, трусливые дезертиры и прочий сброд, наверное, думали, что ваша жизнь будет лёгкой. Что капрал Грейден пришёл, чтобы подтереть ваши обгадившиеся задницы? ХааАААА…

Он сплюнул на землю и обвёл взглядом замершую в некотором ужасе толпу новобранцев.

— Забудьте. Здесь у вас есть одна цель. Одна. Единственная. Воевать за Орден. Убивать за Орден. Выполнять приказы Ордена. И, если повезёт, сдох… то есть, славно умереть во имя Ордена!

Он снова сделал паузу, словно собираясь с мыслями.

— Я не буду вам врать. Большинство из вас сдохнет. Быстро. Глупо и без всякой славы. Но пока вы живы, вы — собственность Ордена. И я — ваш хозяин. Ваша мать, ваш отец, ваш бог. И от меня зависит, умрёте вы быстро или будете страдать. Понятно?

Из строя послышалось невнятное бормотание.

— Я НЕ СЛЫШУ! — взревел Грейден. — ПОНЯТНО⁈

— ТАК ТОЧНО, СЭР! — прокричали мы кто во что горазд, пытаясь перекричать друг друга.

— Хорошо! — он кивнул, и его взгляд снова упал на увальня, который стоял чуть впереди, потирая затылок и косясь в нашу сторону. — А теперь… к делу. Мне тут пожаловались. Один из вас, — он указал на увальня, — решил, что он самый умный. Что он может прийти ко мне, поныть и я подотру его сопельки и слёзки. Что пехотинец Ордена может жаловаться и тем решить свою проблему…

Увалень замер, его лицо побледнело.

Он явно не ожидал такого поворота. Его целью было натравить Грейдена на нас, а не самому попасть под раздачу.

— Я… я не… — запнулся он.

— Морду свою свиную захлопни, скотина! — рявкнул Грейден. — Ты — мамкина ошибка! Ты вызываешь жалость. Слабак. А я не терплю слабаков! Приведите палача!

Моё сердце ёкнуло. Палач? Кажется, я только что узнал, что в замке есть палач. Ярдиг, конечно, упоминал что-то такое, но я думал это так, фигура речи.

Один из ветеранов, сопровождавших капрала, метнулся в сторону, открыл массивную калитку в стене, и оттуда подозрительно быстро (его не пришлось долго ждать, видимо палач сразу знал, что его услуги понадобятся) вышел человек в тёмном балахоне, с закрытым лицом, несущий в руке длинный, многохвостый бич-плётку. Он двигался медленно, с достоинством, словно выполнял некую важную церемонию. При его появлении по строю пробежал нервный шепот.

— Сними с него рубаху! — приказал Грейден.

Ветераны схватили увальня и ему даже хватило глупости попытаться им сопротивляться. Он попытался вырваться, но его тут же скрутили и врезали под рёбра. Рубаху с него сорвали, обнажая широкую, но не очень мускулистую спину, покрытую прыщами.

— Запомните, — голос Грейдена был спокоен, но при этом пробирал до костей. — Жаловаться здесь будете только своей смерти. Или своим богам. Кто уж во что верит. А теперь… Безликий, покажите ему, будьте любезны, что бывает с теми, кто не понимает простых правил.

Палач взмахнул бичом. Свист рассекаемого воздуха, хлёсткий удар, и по спине увальня пробежал красный след. Тот вскрикнул. Ещё удар. Ещё один. Увалень забился, пытаясь вывернуться, но его крепко держали. Он кричал, потом заскулил, потом его крики перешли в нечленораздельные стоны. Я не смотрел на его спину, но слышал звуки и видел, как дергается его тело. Это было… эффективно.

Мой внутренний геймер наблюдал за этой сценой со своим анализом.

Анализ.

Демонстрация силы. Установление иерархии. Мотивация через страх. Жестоко, но эффективно для подавления воли.

Цель: сломать сопротивление, превратить в послушных исполнителей.

Я понимал, что это был урок для всех нас, в том числе и для меня. Хочешь выжить, подчиняешься и не отсвечиваешь. Правило номер один, два и три — не злить Грейдена.

А ещё эта ситуация заставила меня начать думать, как бы отсюда свалить.

После показательной порки, которая длилась невыносимо долго, Грейден снова обвёл нас взглядом.

— Ну что, теперь завтрак? Кто-то голоден?

Голодны в толпе были примерно все, но никто не посмел открыть рта.

— Я так и думал! — прорычал он. — Теперь… тренировки. Я сделаю из вас воинов. Или вы сдохните, пытаясь ими стать. Вперёд!

И началось.

Грейден был не просто инструктором, он был машиной. Неутомимой, безжалостной, беспощадной. Он гонял нас с утра и до заката, без перерывов, без поблажек. Если кто-то падал, его поднимали пинками. Если кто-то не мог, его заставляли.

Его методы были… примитивны.

И неэффективны, с моей точки зрения.

Мы бегали кругами по плацу до изнеможения. Таскали тяжёлые камни из одного конца двора в другой. Маршировали, отрабатывая какие-то архаичные построения, которые, как мне казалось, были актуальны при царе Горохе.

Нам выдали деревянные мечи и копья, и заставляли отрабатывать базовые удары, которые, на мой взгляд, были слишком медленными и слишком предсказуемыми. Никаких тебе тактических маневров, никаких фланговых атак, никакого использования ландшафта. Просто тупое, изматывающее повторение одних и тех же движений.

Мой мозг, привыкший к динамичным боям в шутерах и сложным тактическим схемам в стратегиях, перманентно злился и выдавал внутренние комментарии, которые я благоразумно держал при себе.

«Это не тренировка, это имитация трудовой деятельности, — думал я, задыхаясь во время очередного забега. — Где развитие выносливости через специализированные упражнения? Где тренировки на ловкость? Где уклонение от удара врага? Это просто пытка. Они не тренируют нас быть бойцами, они тренируют нас быть выносливыми рабами».

Я вспоминал видеоуроки по физподготовке, армейские нормативы из фильмов, даже собственные попытки похудеть к лету. Везде была система, прогрессия и логика, основанная на современной военной науке.

Здесь же только тупая, уничтожающая тело и волю, монотонная нагрузка.

Но я не жаловался. Я просто делал.

Делал, стиснув зубы, стараясь найти в этом хоть какую-то логику, хоть какую-то пользу. Я сосредоточился на выносливости. На том, чтобы не упасть. На том, чтобы не быть последним. На том, чтобы не привлечь внимание Грейдена.

Я чувствовал, как мои мышцы горят, как лёгкие разрываются, но я продолжал. Я искал, где можно сэкономить энергию, где можно сделать движение чуть более эффективным, где можно подстроиться под ритм, чтобы не выбиваться из сил. Мой аналитический склад ума работал даже в таком режиме, пытаясь найти «баги» в этой системе тренировок.

Мейнард, напротив, был в своей стихии.

Его природная сила и феноменальная реакция сделали его одним из лучших. Он без труда справлялся с физическими нагрузками, его удары были точными, его движения — мощными. Он был идеальным солдатом для этой примитивной системы. Но даже он иногда бросал на меня недоумённые взгляды, когда Грейден заставлял нас делать что-то совсем уж бессмысленное. Он, человек порядка, тоже, наверное, видел, какой херней мы страдаем.

В прошлом инженер по каким-то там пожарным системам, он принимал тот факт, что вступил в армию. Да, не в свой немецкий вермахт, но тоже армию и это сделало его, немца, военным. Немец — это дисциплина. Приказ есть приказ.

Эрик же был воплощением хитрости и ловкости. Он не был самым сильным или самым выносливым, но он был самым хитрым.

Его «особое зрение», о котором говорил шаман, позволяло ему видеть, как течет энергия в теле, как распределяется нагрузка. Он находил самые лёгкие пути, самые экономичные движения и способы профилонить, чтобы поберечь силы.

При этом, казалось, он всегда был на шаг впереди, предвидя, что скажет Грейден, куда он пойдёт, кого будет гонять. Он был как игрок, который уже прошёл этот уровень и теперь знает все ловушки. И проходит уровень на лайте, просто чтобы пройти, без желания чего-то добиться или доказать.

Так проходил этот адский день. Первый день в пехоте Ордена. Кто-то из ветеранов сказал, что если прослужить двадцать пять лет, то можно выйти на орденскую пенсию. А потом этот ветеран смеялся… По его лицу было понятно, что шансом дожить до такой пенсии у нашей роты, каждого из солдат — примерно ноль.

Наш адский день, который обещал превратиться в адский день Сурка, проходил под палящим солнцем и безжалостным взглядом Грейдена.

Вечер. Казармы.

Когда солнце наконец скрылось за горами, бросив последние отблески на крепость, мы, измотанные до предела, дошли до казармы.

Это было не самое приятное место. Запах пота, немытых тел, давно нестиранной одежды, гниющих соломенных матрасов и чего-то ещё, неопределенно-противного, стоял в воздухе. Антисанитария полнейшая. Пол был земляной, с редкими пятнами грязной соломы. Кровати — простые деревянные нары, сколоченные наспех. Сортиры на улице, водные процедуры вообще не предусмотрены. Никаких удобств, никаких личных вещей. Только мы и наши измотанные тела.

Голод был невыносим.

На ужин нам выдали что-то невразумительное, напоминающее жидкую похлебку из не идентифицированных нами кореньев и какой-то крупы.

Ужин был загружен в большую бочку на колесах, любовно закрытую деревянной крышкой. Привёз это «счастье» низенький пузатый лысеющий мужичок, который держал в руках трубку.

Докатив до казармы бочку, он разлил нам по миске чудо-похлёбки и достал из нагрудного кармана глиняную трубку, неторопливо набил её курительным зельем. А вот огня у него не оказалось.

Есть это было сложно, но мы ели. Ели, озираясь как звери, чтобы никто не посмел отнять. Ели, потому что знали: завтра будет ещё тяжелее. И мы, не евшие очень давно, умяли эти пищевые помои за полминуты, быстрее чем мужичок справился с набиванием трубки.

Он озирался, явно в поисках огня, чтобы раскурить трубку. Мы тоже были курильщиками, поэтому быстро это поняли. Я сбегал в казарму и достал из тлеющей печи лучину, на конце которой тлел уголёк.

— А что, дядя, легка ли будет наша служба в Ордене? — я подал ему лучину, мужичок с полупоклоном её принял и раскурил трубку.

— Прости, приятель, я не мог смеяться, потому что был занят трубкой, — голос курильщика был добрый, располагающий, но с большой долей сарказма.

— А что так? Мы тут новенькие, порядков не знаем… Честно говоря, даже не знаем про Орден: ни устава, ни идеи.

— Ой, ребят, я вас умоляю, ну какая там идея? — он воровато оглянулся, чтобы убедиться, что кроме нас его слова никто не слышит. — Идея была в том, что двести лет назад шайка рыцарей без денег, зато с мечами врубилась в кипящий котёл из золота и крови, который боги назвали Кайенн и захватила большой участок.

— А как же благородство рыцарей? — невинно спросил Эрик, подбадривая курильщика к разговору.

— А они благородные. Родились во благе, то есть, — ухмыльнулся курильщик. — Но когда ты рыцарь и с детства умеешь мечом махать, а работать нет, то деньги кончаются и ты идёшь их отнимать у тех, кто слабее. А если делаешь это толпой, то называешь это орденом, местным государством, и машиной по перемалыванию костей в золотой песок.

— А что так всё плохо?

— Да не то, чтобы… Орден — территория для людей, это рыцари сразу установили. Тут редко бывают нелюди, и у них должен быть ярлык на такое право, иначе вжух, — Курильщик красноречиво показал вздёргивание на виселицу. — Хотя за пределами Ордена гномы и всякие эльфы бродят.

— И чем они занимаются, ну, эльфы там, гномы?

— Тем же, чем и все. Золотом. В Кайенне под любым кустом можно нарыть золотишко. В любом ручье, повыше в горах и в низинах. У Ордена почитай больше двухсот шахт и карьеров, от громадных до небольших, которые и нахрен никому не нужны.

— Выходит, Орден богат?

— Да, у Ордена всё хорошо, он на эти деньги тащит сюда оружие, коней, продовольствие и людей. Но… — Курильщик показал на бочку. — Всё это не самого лучшего качества. Ни кони, ни оружие, ни жрачка… Поэтому у Ордена денег много, а вы, ребятки, голь перекатная, ещё и без права уйти, разве что вперёд ногами, потому как за дезертирство вешают без разговоров. Вы верно видели, что ветераны занимаются чем угодно, кроме жарких сражений? Это те, кто поумнее. Они держатся подальше от боёв и могут дожить до пенсии через двадцать пять лет службы. Либо высшие чины Ордена могут освободить от службы. Ладно… Заболтался я с вами, поеду.

Курильщик собрал миски, которые многие не донесли до него, а бросили где попало, махнул нам рукой и укатил свою самоходную кастрюльную установку.

Сейчас мы сидели в углу казармы, прислонившись спинами к холодной каменной стене. Нас было трое — три островка здравого смысла в этом безумном море.

— Ну и денек, — прохрипел Эрик, вытирая пот со лба. Даже он, обычно такой собранный, выглядел измотанным. — Я бы предпочел провести три конференции и два допро… интервью вместо этого.

— Я спортсмен, парни, помните? Это не тренировки, — Мейнард тяжело дышал, его могучее тело, привыкшее к нагрузкам, тоже было на пределе. — Это пытка. Тупая, бессмысленная и вредная для тела. Зачем они это делают?

Я усмехнулся, чувствуя, как каждая мышца ноет.

— Зачем? Просто чтобы сломать нас. Чтобы мы не думали, не рассуждали. Чтобы мы стали послушными юнитами в их орденской армии. Чтобы мы выполняли приказы, не задавая вопросов. Это классика, Мейнард. Я так понял, что никто из нас в армии не был?

— Только в России обязательная военная служба, — блеснул знаниями Эрик. — У нас нет. А ты был студентом, так что…

— Я не могу подчиняться такому идиотизму, — перебил его Мейнард. — Понимаю, что есть приказ, но они же просто убивают нас. Они могли бы учить новичков, обучать, а не пытать.

— Мы не будем высовываться, парни, — нахмурился Эрик. Самый мелкий из нас, он был небольшого даже по местным меркам роста, ещё и худым как скелет. И всё же он зачастую тянул на себя одеяло в вопросах лидерства. Мы с немцем не возражали, хотя и не спешили подчиняться.

— Шаман был прав, — продолжил англичанин. — Как говорится — пофигу индейцам танки, у них стрелы ядовиты… Народная мудрость. К чему я это? Им плевать, кто мы. Для них мы просто ресурс. И если этот ресурс начнет умничать, его наказывают или утилизируют.

— Цинично, — заметил я.

— Реалистично, — парировал Эрик. — Наша сильная сторона в незаметности. Нам надо учиться, наблюдать, копить силы. И ждать.

— Ждать чего? — спросил Мейнард.

— Понятно чего. Удачи, шанса, — ответил я. — Шанса использовать эти наши… способности. Шанса найти выход. Или хотя бы возможность выжить. Мы не можем сражаться с системой в лоб. Мы должны быть умнее.

Мы замолчали, каждый погруженный в свои мысли.

Я думал о том, как странно всё это. Ещё недавно я беспокоился о проваленной сессии, а сегодня я здесь, в средневековье, в какой-то крепости, где меня гоняют до полусмерти. А это я ещё должен быть рад, что меня не повесили.

— Отбой! — прокричал нам ветеран, который сегодня присматривал за нами. Ну, не сказать, чтобы сильно присматривал, он просто дремал в клетушке, отгороженной от остального помещения, время от времени равнодушно высовываясь оттуда.

Мы легли на жёсткие нары, пытаясь уснуть. Голод и усталость были сильны, но сон не шёл. Иногда устаёшь так сильно, что не можешь уснуть.

Громкий, надрывный крик Грейдена разорвал тишину ночи, словно раскат грома.

— ПОДЪЁМ! НОВОБРАНЦЫ! К оружию!

Оказалось, что я всё же смог уснуть. И что сейчас мой сон прерван самым грубым образом. Я резко сел, сердце колотилось в груди. Новобранцы вскакивали с нар, тем кто медлил, по мере сил помогал капрал, в свойственной ему деликатной манере, стаскивал и бил по рёбрам.

— Быстрее! — голос Грейдена был вездесущ, он, казалось, проникал сквозь стены. — Война! Вставайте, ленивые ублюдки! Ваши жалкие жизни нужны Ордену.