Тактик.1

Глава 17 Голос богини

Амулет в руке Эрика завибрировал с такой силой, что едва не вырвался из пальцев, и ощутимо засветился. В следующее мгновение мы услышали его — тихий, но властный, невероятно мелодичный женский голос, прозвучавший не из какого-то конкретного места, а будто родившийся одновременно со всех сторон, или даже прямо у нас в головах:

«Кто вы такие?».

Мы замерли.

Болвер и Финн, и без того напуганные предыдущей стычкой со змееподобными тварями, округлили глаза и, кажется, даже дышать перестали.

Мейнард, бледный от кровопотери, но все еще крепко стоявший на ногах, стиснул рукоять меча. Я же почувствовал, как по спине пробежал холодок, не столько от страха, сколько от столкновения с чем-то действительно древним и могущественным. Артефакт, который я нашёл в нише и теперь прятал за пазухой, отозвался на голос богини лёгкой, едва заметной вибрацией, словно признавая её силу.

Эрик, однако, быстро оправился. В его глазах, обычно полных цинизма или хитрости, сейчас горел азарт исследователя, наткнувшегося на новые знания и возможности. Он сделал шаг вперёд, к постаменту.

— Мы не хотели тревожить Ваш покой, о Хранительница, — его голос, несмотря на волнение, звучал на удивление ровно и даже почтительно, хотя я уловил в нем знакомые нотки торговца, приценивающегося к товару. — Мы — просто путники, волею судьбы заброшенные в эти древние залы. А этот… предмет, — он кивнул на амулет в своей руке, — похоже, как-то связан с вами.

«Этот предмет… — голос богини на мгновение стал жестче, и багровое свечение камня чуть заметно дрогнуло. — Он несёт на себе печать моих врагов. Отголосок Тьмы, что некогда пыталась поглотить этот мир. Положи его на алтарь у моих ног. Я очищу его, поглощу скверну».

Эрик не спешил. Он чуть склонил голову, словно обдумывая предложение.

— Простите мою дерзость, Хранительница, но зачем Вам этот амулет? Принадлежит ли он Вам, Вашей религии? Или он просто… опасен?

«Он — яд, что отравляет саму ткань бытия, – ответила богиня. — Каждый такой осколок Тьмы — это рана на теле мира, источник боли и искажений. Я — Хранительница Равновесия. Моя суть — поглощать подобные артефакты, растворять их зло в первозданной энергии. Этот амулет не принадлежит мне, он принадлежит Конгломерату Тьмы, силе, что стремится к разрушению и забвению. Здесь, в моем святилище, я могу безопасно нейтрализовать его».

— Понимаю, — Эрик задумчиво потер подбородок. — Уничтожение зла — дело благое. Но, как Вы понимаете, мы не просто так таскали с собой эту опасную вещицу. Она досталась нам с риском для жизни. И, быть может, Вы, как могущественная сущность, могли бы предложить нам что-то взамен? Некую… компенсацию за наши труды и за то, что мы избавляем мир от этой угрозы?

Мейнард рядом со мной издал сдавленный звук, не то кашель, не то стон возмущения такой откровенной наглостью. Я же мысленно усмехнулся: Эрик в своем репертуаре. Даже с богиней умудряется торговаться.

Голос Хранительницы надолго замолчал. Багровое свечение статуи стало чуть менее интенсивным, словно она размышляла.

«Ты хитер, смертный, — наконец прозвучало в наших головах. — И ценишь свою жизнь, что ж, это похвально. Хорошо. В обмен на артефакт Тьмы я дарую вам свою милость. Я не смогу одарить вас несметными богатствами или безграничной силой — это не в моей природе. Но я могу обещать вам помощь в будущем, когда она вам понадобится. И, если ваше желание покинуть земли Ордена Ре Бахтал всё еще в силе, я могу указать вам путь, как сделать это безопасно, так, чтобы слуги Ордена не смогли вас преследовать».

— Помощь в будущем и безопасный уход от Ордена… — Эрик задумчиво посмотрел на меня, потом на Мейнарда. — Звучит неплохо. Но есть еще один вопрос, Хранительница, который волнует нас больше всего. Мы… не из этого мира. Мы попали сюда случайно. Можете ли Вы помочь нам вернуться домой?

Снова молчание, на этот раз более долгое и тяжёлое.

«Ваш мир… Земля, как вы его зовете… — в голосе богини послышались нотки чего-то похожего на печаль. — Он лежит за непреодолимой для меня Гранью. В первые эпохи, когда боги ещё ходили среди смертных и правили ими напрямую, врата между мирами были открыты. Эта крепость, Ущелье Двойной Луны, как вы ее называете, лишь малая часть той древней цивилизации, что была создана под нашим руководством. Она не просто мост и укрытие от врагов. В её верхних ярусах, где теплые потоки воздуха из горячих недр горы выходят на поверхность, можно выращивать пищу круглый год. В её стенах скрыты источники чистой воды, и древний водопровод, хоть и частично разрушен, всё ещё способен снабжать ею многие уровни. Здесь можно было не просто прятаться, но и творить, заниматься искусствами, торговать, растить детей и счастливо жить в гармонии с миром… до тех пор, пока не пришла Тьма».

Она снова замолчала, словно вспоминая что-то далекое и трагическое.

«Но времена изменились. Пути между мирами закрыты. Переброска живых существ через Грань — деяние, требующее колоссальной энергии, несоизмеримо большей, чем заключено в этом жалком амулете. Этим занимались полубоги, сущности, стоящие на грани между божественным и смертным. Но они покинули Гинн много веков назад, и их магия для Гинн утрачена».

В её голосе прозвучала окончательность. Надежда, на мгновение вспыхнувшая во мне, угасла.

«Я не могу вернуть вас домой. Но я могу помочь вам выжить здесь. Теперь решайте».

Эрик посмотрел на нас. Я кивнул. Мейнард, тяжело дыша, тоже кивнул. Безопасный уход из Ордена — это уже немало.

— Мы согласны, Хранительница, — сказал Эрик и, подойдя к статуе, осторожно положил магический амулет с красным камнем к её каменным ногам.

Амулет на мгновение вспыхнул ярче, а затем чёрный камень постамента словно ожил, став податливым, как густая смола. Он медленно обволок амулет и втянул его в себя, не оставив и следа. Багровое свечение статуи постепенно померкло, и в зале снова воцарился полумрак, нарушаемый лишь светом наших фонарей и фосфоресцирующих грибов. Голос богини затих.

Мы решили остаться в этом зале еще на некоторое время, чтобы передохнуть и дать Мейнарду прийти в себя. К нашему удивлению, змееподобные твари больше не появлялись, словно их отпугнуло пробуждение Хранительницы или исчезновение амулета.

Мы тщательно обшарили весь зал и примыкающие к нему помещения. Находки превзошли наши ожидания. Среди обломков и пыли мы обнаружили несколько странных приборов из тусклого металла, покрытых непонятными символами, очевидно, магического назначения. Нашли несколько хорошо сохранившихся древних мечей из неизвестного нам, невероятно лёгкого и прочного сплава, и пару таких же шлемов, украшенных искусной гравировкой. В одной из ниш лежала стопка тонких металлических пластинок с выгравированными на них схемами звёздного неба и какими-то сложными геометрическими узорами. И, конечно, еще несколько древних монет, подобных той, что нашел Финн.

Нагрузившись добычей, насколько позволяли силы и наши кустарные наплечные мешки, мы двинулись в обратный путь.

Дорога наверх оказалась труднее чем вниз. Крысы, похоже, не собирались так просто сдаваться и несколько раз атаковали нас из темноты, но теперь мы были настороже и отбивали их атаки с минимальными усилиями.

Мы снова проходили через залы, освещённые фосфоресцирующими грибами, и Эрик не упускал случая остановиться и перерисовать в свой блокнот особенно интересные настенные надписи или рисунки. Некоторые туннели действительно были красивы в своем мрачном, подземном великолепии, с высокими сводами, украшенными природными кристаллическими образованиями, или стенами, расписанными древними фресками, изображавшими сцены охоты и ритуальных танцев.

Но были и другие участки — тёмные, узкие, с низкими, давящими потолками, где воздух был особенно спёртым и тяжёлым. На стенах таких туннелей мы видели следы древних пожаров, оплавленные камни и отметины, похожие на результат воздействия какой-то разрушительной магии.

— Богиня не всё нам рассказала, — заметил Эрик, когда мы проходили один из таких жутких коридоров. Его голос гулко отдавался от стен. — Похоже, здесь действительно была война, и очень жестокая. Возможно, эти туннели до сих пор отравлены какой-то вражеской магией. Это объясняет и агрессивность местных обитателей. Может, эти крысы и змеи были бы вполне мирными, если бы не это древнее зло, которое до сих пор искажает их природу.

В одном из просторных залов, куда мы свернули, чтобы немного передохнуть, мы увидели еще две статуи. Они были меньше той, что стояла в зале Хранительницы, но не менее искусны. Две женские фигуры, высеченные из светлого, почти белого камня, стояли рядом, держась за руки. Одна из них была опоясана серебряной лентой, другая — золотистой.

— Две луны, — пробормотал Эрик, внимательно их рассматривая. — Серебряная и золотистая. Возможно, это и есть те самые богини, в честь которых названо ущелье и крепость.

Тем временем Мейнарду становилось хуже.

Рана на ноге воспалилась, немец дал её осмотреть, кожа вокруг нее покраснела и опухла.

Его бил озноб, несмотря на тёплую одежду и относительное тепло подземных залов. Лицо немца осунулось и покрылось испариной, дыхание стало тяжёлым и прерывистым. Сил нести его у нас не было, особенно с учётом добычи, которую мы тащили. Мейнард шел сам, стиснув зубы, опираясь на свой меч, как на посох. Видно было, что каждый шаг даётся ему с огромным трудом, но он упрямо отказывался от помощи, лишь отмахиваясь и бормоча что-то про «пустяковую царапину».

Наконец, после многих часов блужданий, мы увидели впереди слабый просвет — выход. Сил радоваться уже почти не оставалось. Выбравшись на поверхность, в знакомый подвал, мы первым делом тщательно замаскировали пролом, завалив его камнями и мусором так, чтобы никто посторонний не смог его обнаружить.

Возвращение в казарму было похоже на возвращение с того света. Солдаты, увидев нас, грязных, измученных, с Мейнардом, которого буквально шатало от слабости, сначала опешили, а потом разразились приветственными возгласами.

Они были порядком напуганы нашим долгим отсутствием, но, к чести Йоргена и второго капрала, службу несли исправно, и в нашей части крепости царил относительный порядок. Мейнард, даже в своем плачевном состоянии, нашёл в себе силы коротко поблагодарить их за службу, прежде чем его окончательно свалила лихорадка.

Мы уложили его на нары, укрыв несколькими одеялами. Эрик, осмотрев рану, мрачно покачал головой.

— Дрянь дело, — сказал он тихо. — Яда, как мне кажется, не было. Однако началось довольно сильное заражение. Местные в таких случаях прибегают к ампутации, но… Я же цивилизованный человек, против такого похода, да и не хирург. Нужны медикаменты, и как можно скорее.

Не теряя времени, он отобрал дюжину самых крепких солдат и, прихватив мешочек с сестерциями, отправился на Чёрный рынок. Вернулся он через пару часов, нагруженный свёртками и склянками.

— Сначала там переполошились, — рассказывал он, раскладывая свои покупки. — Решили, что я, как сержант гарнизона, решил устроить облаву. Но когда я объяснил, что мне нужны реактивы и травы для лекарства, успокоились. Даже скидку сделали, узнав, для кого стараюсь. Похоже, наш Мейнард успел заслужить здесь некоторое уважение своей прямотой и основательностью.

В небольшом помещении рядом с винтовой лестницей, ведущей в наше тайное караульное помещение над мостом, мы спешно оборудовали для Эрика некое подобие химической лаборатории. Он расставил свои склянки, разложил ступки и горелки, и вскоре там запахло травами и какими-то едкими химикатами.

Следующие несколько дней Эрик практически не отходил от Мейнарда и своей импровизированной лаборатории. Он колдовал над ёмкостями, смешивал порошки, варил какие-то отвары, которыми потом поил и обмывал немца. Я с удивлением наблюдал за его работой — откуда у этого прожженного циника такие познания в медицине и алхимии, оставалось загадкой.

Организация службы и все бытовые вопросы в эти дни полностью легли на мои плечи. Солдаты, хоть и пребывали в несколько подавленном состоянии из-за болезни одного из командиров и общей мрачной атмосферы крепости, слушались меня беспрекословно. Авторитет, заработанный в предыдущих передрягах, особенно после битвы на болотах, делал свое дело. Я старался поддерживать дисциплину, но без излишней жестокости, понимая, что людям и так нелегко.

Я расставлял часовых, менял караулы на внешних воротах, назначал наряды, следил за работой кухни (там работало трое постоянных солдат, а ещё пятерых я назначал сменных, в помощь). Другие наряды подметали казармы, делали обход помещений.

Крысы больше не беспокоили городских жителей. Скорее всего наш поход в глубину напугал самых отчаянных из тварей, поэтому они не совались к нам.

Я редко поднимался в нашу верхнюю караулку, просторное помещение с открытыми окнами, где на новеньких стойках стояли замотанные в куски дешёвой ткани отремонтированные Мейнардом скорпионы. К которым он заказал у местных купцов пару сотен специальных стрел, больше похожих на маленькие копья. Чтобы порадовать немца, я забрал эти стрелы у кузнеца и оплатил. Когда Мейнард придёт наверх, то порадуется своим игрушкам.

Надо сказать, что хотя солдаты — народ суровый, за него переживали. Да чего там, я и сам волновался.

Наконец, на четвёртый день, кризис миновал. Мейнарду стало лучше. Лихорадка спала, опухоль на месте укуса начала уменьшаться. Он всё ещё был слаб, но уже мог сидеть и даже пытался шутить своим обычным, немного грубоватым способом. Эрик, усталый, но довольный, наконец-то позволил себе немного отдохнуть.

Зима окончательно вступила в свои права. Снег валил почти каждый день, засыпая узкие улочки крепости и превращая окружающие горы в безмолвное белое царство. Жизнь в «гражданской» части крепости текла своим чередом. Местные жители, привыкшие к суровым условиям, занимались своими делами: топили печи, чинили утварь, переругивались на рынке, где торговали в основном привозными товарами и продуктами местного скудного ремесла. Дети, закутанные в многочисленные слои одежды, играли в снежки или катались на самодельных санках с немногочисленных пологих склонов. Несмотря на все странности и мрачность этого места, в их жизни была какая-то своя, размеренная рутина, своеобразное спокойствие. Мы, солдаты Ордена, хоть и оставались для них чужаками, но уже не вызывали прежнего страха или откровенной враждебности. Люди привыкли к нашему присутствию, многие даже здоровались при встрече.

Одним таким морозным, но ясным утром я вел смену караула — шестерых солдат во главе с капралом, прозванным Носатым за выдающуюся часть лица, к внешним воротам крепости, тем самым, что выходили на мост.

Мы шли через ещё сонный город. Из труб вился дымок, пахло свежеиспеченным хлебом и горячим питьём. Редкие прохожие, кутаясь в плащи и меха, спешили по своим делам. Я кивнул знакомому булочнику, открывавшему свою лавку, и помахал рукой мальчишке, тащившему вязанку дров. На мгновение мне показалось, что в одном из тёмных переулков мелькнула знакомая фигура мэра Мюнцера, но он тут же скрылся из вида, или мне просто померещилось в утренних сумерках. Какая-то необъяснимая тревога шевельнулась внутри, но я отогнал её.

Мы подошли к помещению караулки у внешних ворот.

И тут меня как водой окатило. Ещё ничего толком не увидев, я понял, что что-то не так. Дверь, обычно запертая изнутри на массивный засов, была приоткрыта и висела на одной петле, словно ее выбили сильным ударом. В узкую щель между дверью и косяком я увидел… кровь на полу. И неподвижно лежащее тело в форме солдата Ордена.

Сердце ухнуло куда-то вниз.

— Стоять! — тихо, но властно скомандовал я своим солдатам, выхватывая меч. — Что-то случилось.

Осторожно толкнув дверь, я заглянул внутрь. Картина, открывшаяся моим глазам, заставила кровь застыть в жилах. Все шестеро солдат из предыдущей смены были мертвы. Убиты жестоко, профессионально. Никаких следов борьбы. Их просто вырезали, как скот на бойне.