Утро пришло внезапно, серое, промозглое, пахнущее дымом и какой-то застарелой безнадегой.
Но вместе с ним пришло и нечто неожиданное, почти сюрреалистичное. Как ни в чём не бывало, к мосту, к нашим кое-как заделанным воротам, подтянулось несколько торговых караванов.
Купцы, закутанные в меха и толстые плащи, с опаской поглядывали на следы недавнего побоища — выломанные ворота, почерневшие камни, кровь, которую еще не успели смыть, но деловой интерес, видимо, перевешивал страх. Деньги, как известно, не пахнут, даже если вокруг еще витает призрак смерти.
Мы с Мейнардом под прикрытием нескольких вооружённых солдат опасливо открыли ворота, Эрик вышел вперёд.
— Э-э-э… господа военные, — обратился к Эрику, вышедшему им навстречу с самым невозмутимым видом, один из торговцев, самый бойкий на вид, с хитрыми глазками и толстым кошельком на поясе. — А кому тут мзду платить за проход? Мэр Мюнцер обычно этим занимался… Мы слыхали, тут у вас неспокойно было…
Эрик, не моргнув глазом, оперся на свой лук и протянул руку ладонью вверх.
— Мне. Сейчас делами занимаюсь я.
— А расценки не поменялись?
— Нет, всё по-старому. Мы за торговую стабильность.
И каждый караванщик дал ему заранее подготовленный мешочек с монетами.
Пока караваны двигались по центральному проходу мы посмотрели на Эрика.
— Ну что? Чего вы смотрите? Караваны ходят, приказа перекрыть тракт не было. Не было же, Мейнард? Ну и вот. А деньги… Считайте это частью той суммы, которую мэр так и не заплатил нам за охрану и причиненное беспокойство.
Вслед за торговцами в город начали возвращаться и беженцы. Понурые, испуганные, но живые. Они с опаской оглядывали разрушения, искали свои дома, искренне дивились, что дома не были разграблены.
Вместе с ними, к нашему удивлению и некоторому облегчению, прибыл и небольшой отряд конницы Ордена — человек сорок, не больше, во главе с суровым, обветренным старшиной по имени Вайоник, чье лицо напоминало старый потрескавшийся от времени сапог.
— Нас направили из ближайшего форта, — доложил он Мейнарду, отдавая честь почти безукоризненно. — Получили ваше сообщение, сержант. Не ожидали, что вы тут такое устроите. Думали, преувеличиваете. Молодцы, что продержались. Я не вправе решать, что будет дальше, но о нападении и вашей героической обороне я немедленно доложу командованию.
Его «немедленно» оказалось намного серьёзнее нашей птичьей почты.
У старшины оказался при себе интересный артефакт — небольшая металлическая коробочка с какими-то тускло светящимися кристаллами и несколькими рычажками. Что-то вроде нашей рации, только на местный, магический манер. Поколдовав с ней минут пять, нашептав какие-то пароли, он установил связь, и из коробочки послышался треск и чей-то недовольный голос.
Вайоник громко, четко, не скупясь на эпитеты в наш адрес, доложил обстановку, особо отметив, что «Республика Танне, вероломно нарушив все договоры, совершила неспровоцированный акт войны против Ордена Ре Бахтал, но была с позором отбита доблестным гарнизоном крепости».
Мы забрали трупы своих товарищей из внешней караулки, поставили там новый пост.
Не прошло и полудня, как земля задрожала от конского топота, и в крепость, взмыленный и разъярённый, как раненый медведь, ворвался уже знакомый нам рыцарь — граф Длай-Ка-Кобетуш. Он, конечно, нас не помнил, в его бурной рыцарской жизни таких, как мы, сержантов и рядовых, были сотни, если не тысячи.
— Кто старший⁈ Доложите, какого беса здесь происходит⁈ — прогремел он, спешиваясь так резко, что его конь едва не встал на дыбы, и чуть не сбив с ног подбежавшего Мейнарда, пытавшегося отдать честь. — Докладывайте! Живо! И без утайки!
Он выслушал наш сбивчивый, но в целом правдивый отчёт о нападении, предательстве мэра и нашей импровизированной обороне. Про хлор и его «чудесные» свойства мы упомянули вскользь, назвав это «нестандартным тактическим приёмом с использованием сильнодействующих алхимических составов для дезориентации противника».
Граф хмыкнул, его густые брови сошлись на переносице, но уточнять не стал. Когда мы провели его в помещение с рядами трупов, его впечатлило количество врагов.
Видимо, результат его устраивал больше, чем методы. Главное, победа и сохранение стратегического объекта.
— Ясно, — буркнул он, когда мы закончили, и прошелся взад-вперёд, хрустя сапогами по камням. — Значит, так. Ваша рота, сержант Мейнард, и отряд старшины Вайоника продолжают охранять крепость и мост. Со стороны республики должен прибыть дипломат для переговоров. До его прибытия — никаких враждебных действий! Никакой самодеятельности! Понятно?
Эрик, пользуясь моментом, когда граф немного остыл, встрял:
— Ваша светлость, а что с мэром Мюнцером? Этой продажной шкурой? Его удалось задержать?
Граф скривился, словно откусил лимон или вспомнил о старой зубной боли.
— А, этот… Поймали этого мерзавца, патруль его перехватил в горах, когда он уже почти добрался до границы. Пытался к своим дружкам из Танне удрать, прихватив городскую казну. Жители крепости, кстати, уже дали показания о его измене. Так что участь его решена. Повесят, как собаку. Не отрубят голову, не благородный. Но это после суда, конечно. Формальности должны быть соблюдены, даже для таких, как он.
Пока ждали посла, граф устроил нам троим — мне, Эрику и Мейнарду подробный, почти следственный допрос. Мы снова, уже более обстоятельно, шаг за шагом, рассказали о событиях последних суток. Граф слушал внимательно, не перебивая, иногда задавая короткие, уточняющие вопросы, от которых становилось не по себе. Он был профессионалом, и его интересовали факты, детали, а не наши эмоции или оправдания.
К вечеру, когда солнце уже клонилось к заснеженным вершинам, прибыл и посол от Торговой Республики Танне. Холёный, одетый с иголочки господин с бегающими глазками, слишком вкрадчивым голосом и руками, которые он постоянно потирал, словно смывая с них невидимую грязь.
Граф Длай-Ка-Кобетуш заперся с ним в бывшей резиденции Мюнцера, и всю ночь оттуда доносились их повышенные голоса, перемежаемые стуком кулака по столу и звоном разбитой посуды. Переговоры шли тяжело, и, судя по звукам, обе стороны не стеснялись в выражениях.
Утром, когда измотанный и злой, как сто чертей, граф наконец вышел, он объявил результат: мир заключен. Или, скорее, перемирие.
— Эти торгашеские выродки, — процедил он сквозь зубы, явно всё ещё кипя от злости и недосыпа, — первые два часа пытались доказать, что это мы на них напали, а они, бедные-несчастные, только защищались от произвола Ордена! Но потом, когда я пригрозил им тотальной войной, блокадой всех торговых путей и полным разорением, пошли на попятную. В общем, Республика заплатит Ордену кругленькую сумму золотом за причинённый ущерб, за каждого убитого наёмника, за моральный вред и за сам факт нападения. И клятвенно обещает больше не соваться на нашу территорию. Война закончена. Пока что.
Он устало потер лоб, на котором выступили капельки пота.
— Вас троих, — он обвел нас тяжёлым взглядом, в котором, однако, промелькнуло что-то вроде уважения, — за проявленную доблесть, стойкость и умелое командование в критической ситуации повышаю до старших сержантов. Рота пока остается здесь, под вашим командованием, до прибытия нового отряда. Через пару недель сюда будет переброшен рыцарь Руаббер Второй со своим личным отрядом, он сменит вас на этом посту. Место стало неспокойным, тут должен быть рыцарь, а его личная дружина составит новый гарнизон.
— А кто будет управлять городом, Ваша светлость? — снова встрял Эрик, его глаза блеснули неподдельным интересом. — Мэр-то арестован, а жизнь идёт, налоги собирать надо, порядок поддерживать.
Граф посмотрел на него с каким-то странным выражением, не то насмешливым, не то просто смертельно усталым.
— А Вы и будете, старший сержант Эрик. Раз такой инициативный и хозяйственный. Временно, конечно. До назначения нового мэра Орденом. Считайте это дополнительной нагрузкой за доблесть.
Он то ли пошутил, то ли действительно решил свалить на Эрика эту головную боль. Эрик, однако, не выглядел расстроенным, скорее наоборот, в его глазах заплясали деловитые огоньки. Довольный собой, граф отправился на мост, чтобы проводить посла республики, который, судя по его помятому виду и красным глазам, тоже провел бессонную ночь.
Чуть позже вся наша рота, точнее, то, что от неё осталось, была построена на площади перед мостом.
Со стороны республики подъехало множество телег, на которые понурые крестьяне из Танне, под охраной десятка своих солдат, начали грузить трупы своих соотечественников-наёмников. Мрачная, но необходимая работа.
Граф Длай-Ка-Кобетуш, сменив гнев на милость, или, по крайней мере, на хорошо разыгранную любезность, необыкновенно вежливо прощался с послом, они даже обменялись какими-то формальными подарками — шкатулкой с гербом Ордена и каким-то свёртком из дорогой ткани.
Когда посол и похоронная процессия скрылись из вида за поворотом дороги, граф повернулся к нам.
— Не обольщайтесь этой внешней вежливостью, — сказал он тихо, но так, чтобы слышали только мы трое. — Это политика. Искусство лицемерия и двойных стандартов. В бою я бы прирезал этого скользкого ублюдка без малейшей жалости и с большим удовольствием. А на переговорах приходится улыбаться и пожимать ему руку, обсуждая компенсации. Политика — штука обманчивая и грязная, запомните это, сержанты. Грязнее, чем окопная грязь.
— Мы уже видели, как выглядит Ваша политика на практике, Ваша светлость, — не удержался я, вспомнив вчерашний день, наполненный ужасом, кровью и хлором. — Это был таран, арбалеты и убийцы в масках. До Вашего приезда.
Граф нахмурился, его рука легла на эфес меча.
— Таран? Кстати, а где вражеский таран? Я не видел никакого тарана.
Эрик мгновенно среагировал, шагнув вперед с самой невинной улыбкой, на какую был способен.
— Упал с моста, Ваша светлость. Во время боя. Тяжёлый был, не удержали, пока шёл пехотный навал. Наверное, разбился, река унесла обломки или утонули они. Горные реки глубокие.
Граф кивнул, не придав этому значения, или сделав вид, что поверил. Он выпил стакан вина, который ему услужливо поднес один из конников (из запасов Мюнцера), и, отдав последние распоряжения старшине Вайонику, отбыл вместе с ним и конным отрядом, оставив нас снова хозяевами положения в этой Богом забытой дыре, пропахшей смертью и предательством.
Как только граф и его свита скрылись из виду, мы с Мейнардом одновременно повернулись к Эрику.
— Продал? — спросил я, хотя ответ был очевиден.
Эрик невинно улыбнулся, потирая руки.
— Ну, не совсем продал. Скажем так, обменял на Чёрном рынке. Нужно же было как-то компенсировать убытки тем купцам, с которыми я собирался наладить мыловаренный бизнес. Помнишь те реактивы, что пошли на хлор? Так вот, таран — это, так сказать, неустойка. В широком смысле, таран оплатил ту самую химию, что так эффективно упокоила наших врагов. И ещё немного осталось на восстановление городской инфраструктуры. Теперь, когда я тут вроде как за мэра…
— Мир действительно полон иронии, — покачал я головой, глядя, как жизнь в крепости потихоньку, очень медленно, но возвращается в свое русло.
Мы провожали графа до внешних ворот, так что находились фактически в гражданской зоне крепости.
Местные жители, высыпавшие на улицы, уже не смотрели на нас с прежним страхом или недоверием. Некоторые подходили, кланялись, благодарили. Но не за победу над абстрактным врагом, не за защиту чести Ордена, о которой они, скорее всего, и не думали.
Они благодарили за то, что мы спасли их дома, их скудное имущество, их жизни. Я вдруг понял, что для этих людей «Родина» — это не громкие слова и не далёкие знамёна. Родина — это вот эти кривые улочки, этот холодный камень стен, эта маленькая, пропахшая дымом каморка, где ждет семья. И за эту Родину они готовы цепляться зубами, даже если она выглядит такой же убогой и неприветливой, как это Ущелье Двойной Луны, крепость и мост имени их же.
Эрик, стоя рядом, вдруг тихонько замурлыкал какую-то незамысловатую английскую песенку о предприимчивом торговце. То ли от облегчения, то ли от предвкушения новых «мэрских» забот и возможностей.
Из строя вышел один из наших капралов, Увалень, который чудом пережил все наши передряги.
— Господин старший сержант Ростик, — обратился он ко мне, старательно выговаривая новое звание и пытаясь придать лицу самое бравое выражение. — А долго нам еще тут стоять? Или можно уже обед готовить? Вы же сами нас учили: война войной, а обед по расписанию. А то животы подвело, сил нет.
Я посмотрел на своих солдат — уставших, грязных, с синяками под глазами, но не сломленных. В их глазах уже не было того животного ужаса, что вчера утром. Была усталость, но и какая-то новая, твёрдая уверенность. И улыбнулся. Впервые за эти проклятые сутки — искренне.
— Разойдись. Идите готовить обед, прибираться в казарме, отдыхать и кушать. Похоже, сегодня мы заслужили обед и отдых. И добавьте нам в котел двойную порцию мяса. К счастью, наёмники не нашли наш продуктовый склад, так что — будем жить.
Две недели пролетели, как один день, или, наоборот, тянулись бесконечно долго в промозглой сырости и холоде Ущелья Двойной Луны.
Эрик, верный себе, не терял времени даром. За этот короткий срок он умудрился перезнакомиться, кажется, со всеми мало-мальски значимыми торгашами не только в самой крепости, но и в ближайших горных селениях. Его неизменный блокнотик, который он таскал с собой повсюду, распух от записей.
Однажды, когда он неосторожно оставил его на столе в нашей общей каморке, я, не удержавшись, мельком заглянул внутрь. Вместо привычных цифр и имен там были какие-то странные знаки.
Хитроумная шифровка на основе английского — отдельные буквы, замененные символами, мудреные сокращения, понятные, видимо, только ему. Шпионские штуки, не иначе. Я сделал вид, что ничего не заметил, но очередную галочку в своей памяти поставил. Мало ли когда пригодится знание о том, что наш англичанин не так прост, как хочет казаться.
Меня же неудержимо тянуло обратно, в подземелья.
Голос Хранительницы, ее туманное обещание безопасного ухода от Ордена, да и просто банальный азарт первооткрывателя, геймера, наткнувшегося на неисследованную локацию, не давали покоя. А еще тот плоский металлический артефакт, который я нашел в нише и с тех пор таскал за пазухой, — он словно зудел, требуя внимания, и иногда едва заметно теплел.
Я решил спуститься еще раз, но на этот раз без лишних свидетелей. Эрику с его торгашескими замашками и Мейнарду с его солдатской прямотой и нелюбовью к «крысиным норам» там делать было нечего. Это был мой личный квест, моя маленькая тайна.
Подгадав момент, когда Эрик в очередной раз умчался на «деловую встречу» с каким-то сомнительным типом в «гражданскую» часть крепости, а Мейнард с упоением и громкими криками гонял остатки нашей роты по расчищенному от снега пятачку плаца, я отобрал двух самых надёжных парней — Грома и Рейбса. Оба были из «старичков», прошедших с нами и первую стычку с орками, и бой на болоте, и недавнюю оборону моста. Молчаливые, исполнительные и, что немаловажно, хорошо бронированные и вооруженные.
Я коротко объяснил им, что идём на разведку одного из нижних уровней крепости, якобы для поиска альтернативного, более безопасного выхода на случай новой осады. Врать Эрику и Мейнарду было неприятно, но что-то подсказывало, что так будет лучше. В конце концов, если там действительно найдется что-то ценное, далеко не факт, что оно будет в трёх экземплярах. А делиться уникальным артефактом — это всегда проблема.
Спуск в уже знакомый пролом в подвале прошел без приключений.
На этот раз мы не стали плутать по запутанным лабиринтам, а целенаправленно двинулись к залу со статуей Хранительницы. Я оставил Грома и Рябого стеречь вход, наказав никого не впускать и в случае чего поднимать тревогу, бить мечами по щитам, а сам вошел в величественный, слабо освещённый голубовато-зелёным светом фосфоресцирующих грибов зал.
Статуя чёрной богини все так же бесстрастно и величественно взирала на меня из полумрака. Я подошел ближе, попытался заговорить, воззвать к ней, как в прошлый раз, но в ответ — полная, абсолютная тишина. Никакого голоса в голове, никакого тревожного багрового свечения камня. Хранительница молчала, словно её и не было здесь.
Мой взгляд упал на второй, пустующий постамент рядом с ней.
Артефакт за пазухой снова едва заметно завибрировал, словно указывая направление. Повинуясь какому-то наитию, этому самому «геймерскому чутью», я, немного потоптавшись, взобрался на него. И тут же услышал голос. Тихий, едва различимый, совсем не похожий на властный, мелодичный голос Хранительницы. Тоже женский, но какой-то… призрачный, потусторонний, что ли. Словно эхо давно ушедших времен.
«Ты не мой человек, ты чужак», — прошелестело у меня в голове. И всё. Больше ни слова. Сколько я ни напрягал слух и воображение, ничего.
Разочарование было горьким, как хина. Что за чертовщина? Две богини? Или одна, но с раздвоением личности и амнезией? И что, чёрт возьми, значит «не мой человек»? Слишком много вопросов и ни одного ответа.
Плюнув на бесплодные попытки вступить в контакт, я решил просто обшарить ближайшие залы.