Тактик.1

Глава 18 Яд, подлость и каменные стены

Сердце не просто рухнуло, оно провалилось в ледяную бездну, вышибая воздух из лёгких так, что я на пару мгновений разучился дышать.

Знакомая, обитая железом дверь караулки, которую еще вчера вечером Носатый лично запирал на массивный засов, выкрикивая что-то о «мыши не проскочит», сейчас криво висела на одной, жалобно скрипнувшей от каждого порыва утреннего ветра петле.

Её словно вышибли ударом тарана, потому что ногами-руками её с места не сдвинуть. На полу, зиявшего тёмным, виднелась лужа. Не вода. Тёмная, почти чёрная на стылом камне, густая, уже начавшая отвратительно сворачиваться по краям. Кровь.

— Стоять! — мой голос прозвучал тише, чем я ожидал, хрипло, но властно. Шестеро солдат, идущих со мной на смену, замерли, как вкопанные, их утреннее благодушие, расслабленность воинов, идущих поприветствовать своих товарищей и занять их пост — мгновенно испарились.

Я перехватил клевец, ощущая привычную тяжесть и баланс оружия, ставшего почти продолжением руки. Осторожно, стараясь не издать ни звука, я вошёл внутрь помещения.

Картина, представшая глазам, заставила кровь похолодеть и застыть в жилах ледяной глыбой. Шестеро. Все шестеро солдат из предыдущей смены были мертвы. Не просто убиты — перерезаны, как свиньи на бойне. Горла вспороты одним точным, почти хирургическим, профессиональным движением. Никаких следов борьбы, ни опрокинутой мебели, ни разбросанного оружия. Их просто вырезали — тихо, быстро, чудовищно эффективно. На лицах, залитых кровью и уже тронутых мертвенной бледностью, застыло удивление, переходящее в предсмертный ужас. Они даже не успели понять, что происходит, не успели крикнуть или схватиться за оружие.

— Твою мать… — выдохнул кто-то из моих солдат за спиной, звук был похож на свист воздуха из проколотого меха.

В следующее мгновение из-за массивных каменных колонн, поддерживающих свод небольшого предмостного дворика, словно призраки, выскользнули тени. Пятеро. Одетые в тёмное, облегающее, не стесняющее движений, с лицами, полностью скрытыми плотными тканевыми масками, оставлявшими лишь узкие прорези для глаз. Двигались они бесшумно и стремительно, как хорошо натренированные хищники, каждый шаг выверен, каждое движение смертоносно. В руках — короткие, необычной, незнакомой мне конструкции арбалеты, явно не стандартного орденского образца, больше похожие на орудия профессиональных убийц.

— К бою! Стена щитов! Сомкнуть строй! — рявкнул я, инстинктивно выскакивая из привратной караулки, чтобы мои парни могли образовать защитную стену. Адреналин ударил в голову, прогоняя остатки утренней сонливости и первоначальный шок.

Воины среагировали мгновенно, как хорошо отлаженный механизм. Шесть щитов, потёртых и покрытых царапинами от регулярных тренировок, встали стеной, едва успев прикрыть нас от коротких, острых, как иглы, металлических шипов, со свистом выпущенных из арбалетиков. Их расчёт на внезапность и нашу деморализацию не оправдался.

Дисциплина и долгие месяцы службы делали свое дело — щиты держали, хотя несколько шипов со звоном отскочили от уголков щитов, обшитых металлом, высекая искры, а другие глухо, с противным звуком, вонзились в толстое дерево.

Пока мои парни держали строй, я стоял за их спинами с клевцом. На меня нашло странное, почти иррациональное спокойствие, а мысли стали быстрыми и ясными.

Один из нападавших, самый резвый и, видимо, самый самоуверенный, оказался слишком близко. Он метнулся к левому флангу, пытаясь обойти нашу импровизированную фалангу, его движения были плавными и быстрыми, как у змеи. Я видел его блеснувшие в полумраке подворотни глаза над маской — холодные, пустые, нечеловеческие.

Недолго думая, интуитивно использовал свой рост и длину клевца. Перехватив древко почти у самого навершия для максимального замаха, я шагнул и с силой опустил тяжелый боек из-за спин своих солдат, целясь в голову нападавшего. Раздался глухой, тошнотворный, влажный звук, от которого у меня свело зубы. Убийца издал какой-то булькающий звук и рухнул, как подкошенный, а его тело неестественно изогнулось на каменном полу. Остальные на мгновение замерли, явно дезориентированные таким яростным отпором и внезапной потерей товарища. Это дало нам драгоценные секунды.

И тут, в проеме арки, ведущей из городской части крепости, я увидел его. Мэр Хорст Мюнцер. Его лицо было бледным, но глаза лихорадочно блестели. Рядом с ним — его обычная свита из дюжих «помощников», его личных слуг, молчаливых, неулыбчивых, вечно что-то вынюхивающих, а сейчас почему-то тоже вооруженных короткими мечами и тяжёлыми дубинками. Но они не спешили нам на помощь. Они просто стояли и смотрели. И не на убийц, что было бы логично. На нас. Их взгляды были тяжелыми, выжидающими.

— Ростислав! Сюда! Быстрее, бегите ко мне, под мою защиту! — закричал Мюнцер, его голос дрожал, но не от страха, как мне показалось, а от какого-то странного, плохо скрываемого возбуждения. Он даже сделал несколько шагов в нашу сторону, протягивая руку.

Мозг лихорадочно заработал, складывая кусочки мозаики в единую, уродливую картину. Убийцы, появившиеся из ниоткуда. Мёртвая смена, вырезанная без шума. Мэр с вооруженной до зубов прислугой, которая не делает ни малейшей попытки атаковать «диверсантов». Мэр, зовущий меня к себе, когда логичнее было бы ему самому бежать под нашу защиту или, если он действительно лоялен Ордену, атаковать врага вместе с нами. Вывод напрашивался сам собой, холодный, острый и однозначный, как удар топора по затылку. Предатель. Мюнцер нас продал за свои тридцать серебрянников, сдал. Или, что еще хуже, он и был организатором этого нападения.

Вариантов у нас было немного, и все плохие. Запереться в караулке? Дверь повреждена, там лежат трупы наших товарищей, а мы не сможем предупредить остальную роту о засаде. Бежать к мэру? Слишком очевидная, наглая ловушка. Отступать через город к нашей казарме? Это означало прорываться с боем, открытыми для нападения со всех сторон, через узкие улочки, где каждый угол мог скрывать новую засаду.

— Отходим! Держать строй, направление щитов на врага! К казарме! — скомандовал я, стараясь, чтобы голос звучал уверенно. — Прикрываем друг друга! Не разрывать строй!

Мы начали медленно пятиться, выставив щиты, как черепаха втягивает голову в панцирь. Убийцы, оправившись от первоначального замешательства, снова начали стрелять. Их шипы стучали по щитам, пытаясь найти щель и поразить кого-то из бойцов. Однако мы уже умели прикрываться щитами, к тому облачены в броню. Наша броня, хоть и не рыцарская, тоже держала удар. Когда Мюнцер понял, что его маскарад раскрыт и мы не собираемся лезть в его мышеловку, он перестал притворяться. Его лицо исказилось от ярости.

— Взять их! Живыми или мёртвыми! — рявкнул он своим прихвостням, указывая на нас пальцем.

Слуги мэра, в отличие от профессиональных убийц, воинами были никудышными. Обычные громилы, привыкшие запугивать торговцев и выбивать долги. Они побежали к нам и попытались навалиться толпой, беспорядочно размахивая оружием, но наткнулись на слаженный, дисциплинированный отпор. Двое моих солдат, действуя как единое целое, короткими, точными выпадами копий уложили троих самых ретивых нападавших. Остальные, увидев, как их товарищи корчатся на земле, попятились, их боевой пыл заметно поугас.

Мы отступали через утренний, только начинающий просыпаться город. Жители, вышедшие на стук оружия и яростные крики, с изумлением и ужасом смотрели на разворачивающуюся на их глазах сцену. Предательство мэра, которого они, может, и не любили, но считали «своим», стало для них настоящим шоком. Некоторые мужчины, увидев, что мы отбиваемся от наёмников и мэрских прихвостней, начали инстинктивно хвататься за топоры, вилы, любое подобие оружия, что попадалось под руку. Город гудел, как растревоженный улей.

— Солдаты Ордена! Мы с вами! Держитесь, парни! — крикнул какой-то кузнец, его лицо было красным от гнева, а в руке он сжимал тяжелый молот. Несколько человек присоединились к его крику.

Но я понимал, что это нападение на нас — лишь верхушка айсберга. Часть какого-то более крупного, хорошо спланированного плана.

— Всем жителям! — заорал я, перекрывая шум боя и нарастающий гул толпы. — В тайный туннель! Тот, что мы расчистили у старой пекарни! Быстро! В крепости скоро будут враги! Это приказ коменданта гарнизона! Уводите женщин и детей!

Люди замерли на мгновение, переваривая мои слова. Потом кто-то, самый инициативный, подхватил мой крик.

— Слышали? Комендант сказал — в туннель! За мной! Кто знает дорогу — ведите!

Началась паника, но уже более организованная. Люди верили мне. Доверие, заработанное не пустыми обещаниями, а реальными делами и интуитивное ощущение приближающейся беды сейчас спасало им жизни. Старики, женщины, дети — все устремились к указанному месту.

Мы продолжали отступать и отбиваясь. Убийцы, видя, что мы уходим, несколько раз пытались нас перехватить в узких переулках, устраивая засады. Однако очевидно, что мы знаем местность лучше них.

В один из таких моментов, когда трое диверсантов выскочили из-за угла, преграждая нам путь, я, не раздумывая ни секунды, схватил горевшую у входа в какую-то лавку масляную лампу и швырнул ее под ноги нападавшим. Глиняный горшок разбился, разлившееся масло мгновенно вспыхнуло ярким пламенем. Двое убийц, объятые огнём, с дикими, нечеловеческими воплями покатились по брусчатке, пытаясь сбить пламя. Загорелась и сама деревянная стена лавки, чёрный, едкий дым повалил к небу. Этот пожар, как ни странно, еще больше ускорил эвакуацию гражданских — вид огня и крики горящих людей действовали лучше любых приказов.

Из шести солдат ранены были уже трое. Однако они понимали, что надо держаться на ногах любой ценой. Остаться прикрывать их мы не можем, а если бросим, их тут же прикончат убийцы. С тремя ранеными, но, к счастью, живыми, мы наконец прорвались к своей части крепости, к массивным воротам, ведущим на мост. И успели вовремя. Картина, открывшаяся нам, была достойна пера безумного художника или провидца, узревшего апокалипсис.

По мосту, со стороны Танне, двигалась странная, на первый взгляд мирная, процессия — люди в длинных, скрывающих фигуры плащах, толкающие перед собой несколько телег, груженых каким-то скарбом, похожим на торговые тюки. Но когда они приблизились к нашим воротам, плащи полетели на землю, открывая блестящие на утреннем солнце доспехи и обнажённое оружие. Это был переодетый отряд наёмников. Одновременно с этим с противоположной стороны моста, со стороны горного перевала, уже несся еще один отряд, куда более многочисленный, сверкая сталью и боевыми знаменами. Двойной удар.

— Мейнард! Эрик! Тревога! К оружию! Враг у ворот! — заорал я, сорвавшись во внутренние территории примостовой части крепости.

Мейнард, уже поднятый на ноги шумом боя, доносившимся из города, среагировал мгновенно. Он с несколькими солдатами уже был у воротного механизма. С оглушительным скрежетом, от которого заложило уши, он провернул огромный ворот, и тяжёлые, отремонтированные им дубовые ворота с глухим, финальным стуком закрылись. Следом, с визгом и лязгом металла о камень, опустилась массивная кованая решётка-порткулиса. Мост был блокирован. На какое-то время.

— Занять оборону в центральном проходе! Лучники — на стены! — рявкнул Мейнард, его лицо было суровым и решительным, как у древнего бога войны.

Эрик, бледный, но собранный, уже выглядывал в одну из узких смотровых бойниц, оценивая силы противника.

— Таран! Они тащат таран! Здоровенный, мать его! И осадные лестницы! Похоже, они там настроены по-взрослому!

Наша рота, разбуженная сигналом тревоги и звуками боя, уже вооружалась, солдаты разбирали оружие, надевали доспехи и выстраивались в центральном проходе, готовые к бою. Паники не было, лишь сосредоточенная ярость и готовность драться до смерти.

— Я не покину это место! Это наш дом! Будем держать оборону до последнего человека! — прорычал Мейнард, его глаза горели фанатичным огнём берсерка.

— Бежать! — Эрик подскочил к нам, его голос был напряженным, но твёрдым. — Основная часть гражданских эвакуирована! Мы тоже можем уйти через тайный ход в подземелья! Ни остатки мэрских прихвостней, ни те убийцы, что ещё рыщут в городе, не смогут остановить целую роту, если мы ударим все вместе!

Я анализировал, взвешивая шансы. Бежать? Но куда? Нас догонят на тракте и перебьют поодиночке или зажмут в каком-нибудь узком ущелье, как крыс. Крепость, даже её часть, — лучшее место для обороны, это аксиома. Но ворота… Против такого количества врагов, с тараном, они долго не продержатся. На стенах и на мосту я навскидку насчитал не менее пяти сотен наёмников в тяжёлой броне. Они просто задавят нас числом, как муравьи жука.

— Десять минут! — вдруг сказал Эрик, его глаза странно блеснули, в них мелькнула безумная искра. — Пока они подтянут таран и разнесут наши ворота, есть всего десять минут. Продержитесь тут десять минут и я устрою им такой приём, что они его на том свете вспоминать будут!

Мы с Мейнардом переглянулись. Что он задумал? Нихрена не понятно. Но времени на расспросы не было. Десять минут — это вечность под ударами тарана, но это был шанс.

— Рота! К воротам! Держать оборону! Не дать им прорваться! — мой голос сорвался на крик.

Тяжёлый, оглушительный удар сотряс ворота, дерево затрещало. Таран. Наши немногочисленные лучники, занявшие позиции на стенах и в бойницах, начали осыпать врага стрелами. С той стороны, из-за решетки, раздался усиленный магией, громкий и наглый голос:

— Эй, вы там, защитнички Ордена! Коменданты ваши где? Уже штаны меняет? Предлагаю сделку! Сдавайтесь, и сохраните свои никчёмные жизни! Ещё и заплатим неплохо! Я капрал Гейст, и я всегда держу своё слово! Слово наёмника!

— Засунь себе свой слово обратно в задницу, говнюк Гейст! — гаркнул я в ответ, ощущая, как горячая злость вытесняет остатки страха и сомнений. — Вот подлые ублюдки, напали без объявления войны. И тебе не понять честных солдат!

— Ордену плевать на тебя, Ростик! — ответил мне усиленный магией голос. Ага, значит слышишь.

— До задницы мне Орден, дело не в них, дело во мне, я не предатель и намерен победить! Русские не сдаются!

Внутри что-то щелкнуло, мой геймерская рациональность включилась на полную мощность. Страх, всегда присутствовавший где-то на периферии сознания, отступил, уступая место холодному, расчётливому азарту, почти спортивной злости и уважению к самой идее победы, неважно какой ценой. Я получил пару уколов в стычке в городе, плечо и бедро неприятно саднили, но сейчас они меня только подзуживали, по-хорошему злили. Главное — выстоять.

Ворота трещали под яростными ударами тарана, щепки летели во все стороны. Наконец, с оглушительным грохотом, от которого задрожали каменные стены, они поддались, одна створка сорвалась с петель и рухнула внутрь. Но за ними была еще решетка-порткулиса. Завязалась ожесточённая перестрелка через стальные прутья. Было видно, что арбалетчики наемников стреляют лучше и чаще, их оружие было мощнее, да и самих их было значительно больше.

Мейнард держал стену щитов, тем не менее несколько наших солдат получили ранения.

— Держим щиты! Отходим к лестнице! Раненых поддерживать! — командовал я, стараясь перекричать шум боя.

Рота, как единый, хорошо сработанный механизм, начала медленно пятиться, прикрываясь стеной щитов. Солдаты действовали слаженно, без паники, прикрывая друг друга. Вчерашние зелёные новички уже превратились в обстрелянных, закалённых воинов. Они знали, что город за их спинами пуст, семьи местных в безопасности, и это придавало им стойкости. Мы видели, как враги, оттаскивая остатки ворот, отвели назад арбалетчиков, подтаскивают таран уже к решетке. Еще пара минут, и она рухнет.

В этот момент, когда мы пятились, и у меня впервые за все это время не было чёткого плана, кроме как умереть подороже, когда тяжёлая пехота республики прорвётся к нам, я увидел Эрика. Он, как безумный алхимик, колдовал у нескольких больших бочек и чанов, которые мы использовали для хранения воды и каких-то реактивов для его многочисленных, не всегда понятных мне, мыловаренных экспериментов.

— Рассыпать строй! Все наверх, в нашу караулку над воротами! Быстро! — закричал Эрик, его голос перекрывал шум боя и стоны раненых. — Там узкий вход и винтовая лестница, её будет легко защитить! И не дышите глубоко, когда я дам знак!

Мы с Мейнардом не до конца понимали, что он творит, но приказ выполнили. Это был наш единственный шанс.