Тактик.1

Глава 26 Оплата для победителя

Шатёр командора, герцога Гасдрубала Баркида, фактического правителя рыцарского Ордена Ре Бахтал, оказался обманчиво скромным для человека его ранга.

Снаружи обычная, хоть и большая, палатка из просмолённого полотна, какие разбивают для полевых штабов, охраняемая двумя рыцарями в тусклых от дорожной пыли доспехах. Но стоило нам, троим новоиспечённым героям, отодвинуть тяжёлый, пахнущий дёгтем и кожей полог, как мы оказались в другом мире.

Внутри горели не чадящие факелы, а ровным, мягким светом сияли несколько магических светильников, разгоняя тени по углам. На полу лежал толстый, потёртый, но явно дорогой ковёр, приглушающий шаги, а в воздухе витал тонкий, едва уловимый аромат дорогого табака и сваренного на травах вина. Под ногами мягко пружинили шкуры каких-то диковинных зверей, выделанные так искусно, что казались живыми. По углам шатра стояли сундуки с тяжёлыми коваными замками — походная казна командора и его личный архив, как шепнул мне Эрик, знающий такие вещи.

Нас встретила тишина. Напряжённая, густая, как смола.

Ни адъютантов, ни писарей, ни вечно снующих слуг. Только двое. Полковник Курц Вейнхаррид, стоявший по стойке «смирно» у входа, с лицом, непроницаемым, как гранитная скала, и сам командор, сидевший за массивным походным столом, заваленным картами и свитками. Мейнард едва заметно напрягся, его рука инстинктивно дернулась к мечу, однако, во-первых, оружие у нас забрали на подходе к палатке командора, а во-вторых, не дёргайся, мой дорогой немецкий друг, тут такой жест мог стоить головы. Буквально.

Герцог Баркид был странным сочетанием силы, крепости и возраста. Он был стар, как сами горы Кайенна и так же крепок.

Его лицо, испещрённое глубокими морщинами, напоминало карту пережитых войн и интриг. Но глаза… глаза под седыми, кустистыми бровями были живыми, острыми и невероятно проницательными.

В них не было ни рыцарского благородства, ни старческой усталости. В них была власть. Не та, что дается по праву рождения, а та, что выковывается десятилетиями в горниле сражений и политических игр. Я смотрел на него и видел не просто вояку, а хитрого, безжалостного политика, на чьих плечах лежала ответственность за судьбу всего Ордена. Он не был ни добрым, ни злым. Он был правителем, а это куда сложнее и страшнее.

Его руки, покрытые старческими пигментными пятнами, однако с буграми мышц, сильные и уверенные, перебирали свитки с печатями и гербами. Пальцы, на которых не было дорогих украшений, никаких перстней с камнями, потому что такие персти могли помешать ловкому управлению мечом, уверенно сортировали документы, словно карточный шулер колоду.

— … таким образом, Ваша светлость, — как раз заканчивал свой доклад полковник Курц, и его голос, лишённый обычной грубости, звучал непривычно ровно, — благодаря нестандартным, хоть и весьма рискованным, действиям сапёрной роты под командованием этих трёх оболтусов, нам удалось не только остановить, но и практически полностью уничтожить ударный клин тяжёлой кавалерии Альянса. Их тактика, какой бы подлой и неблагородной она ни казалась некоторым чистоплюям из числа высокомерных лордов, принесла нам победу. Без них мы бы сейчас собирали остатки нашей армии по всей долине, а Вы бы вели переговоры о размере выкупа за пленных.

— Сколько рыцарей Альянса полегло? — спросил командор, не поднимая глаз от бумаг.

— По последним подсчетам, около трёхсот, Ваша светлость, — ответил Курц. — И не меньше восьмисот тяжелораненых. Сегодня мы и в значительной степени они, положили весь цвет их кавалерии.

— Пленили?

— Собираем данные, Ваша светлость… Ну, я думаю, флагов двести забрали… Их рота тоже, к гадалке не ходить, не менее тридцати спеленала.

— Наши потери по рыцарям?

— Сорок шесть рыцарей убито, восемьдесят девять ранено. Пехоты — около тысячи шестисот человек.

— Получается, что они выведены из строя. А если по результатам, то один к шести, — задумчиво произнес командор, словно прикидывая соотношение в уме. — Неплохо. Очень неплохо.

— Так точно!

— И что, эти трое, — командор впервые поднял на нас свой пронзительный взгляд, от которого по спине пробежал холодок, — действительно придумали и осуществили весь этот план самостоятельно?

— Они подготовили поле боя к сражению, такой у них был приказ, — кивнул Курц. — Я лишь выдал им общий приказ занять позицию и удерживать ее. Все остальное — их инициатива.

Я почувствовал, как по спине стекает холодная капля пота. Командор смотрел на нас, как ястреб на полевых мышей, решая, стоит ли тратить силы на охоту.

— Подойдите ближе, — приказал он.

«Хренов питон Каа», — подумал я.

Мы сделали три шага вперёд, стараясь держаться прямо и не выказывать страха, хотя моё сердце колотилось где-то в горле. Я слышал, как тяжело дышит за моей спиной Мейнард, верный признак того, что и он нервничает.

— Ты, — командор указал на меня костлявым пальцем, — Мне кажется, это всё придумал ты?

«Ачивка: тет-а-тет с финальным боссом», — мелькнуло в голове, но я тут же отогнал эту неуместную мысль.

— Мы действовали сообща, Ваша светлость, — ответил я, стараясь, чтобы голос звучал уверенно. — Каждый внёс свой вклад.

— Не юли, старшина, — в голосе командора прорезалась сталь. — Я слишком стар для дипломатии и лести. Кто придумал основной план?

Я сглотнул.

— Я, Ваша светлость.

Командор молча слушал, постукивая костяшками пальцев по столу. Потом медленно кивнул и перевёл взгляд на нас. Это был взгляд хищника, оценивающего добычу не с голодом, а с холодным расчётом.

— Я успел принять все рапорты и будет наивным считать, что я их не слушал. И полковника Курца, и других командиров. И я видел поле боя своими глазами. Это я перевёл в центр лучников. Вы дали нам путь к победе, сукины дети. Но… — он сделал паузу, и от этого «но» у меня внутри все похолодело, — у победы всегда есть цена. Иногда она оказывается выше, чем мы готовы заплатить.

Он взял со стола свиток с тяжёлой восковой печатью Альянса Солнечный Чектори и развернул его. Бумага была дорогой, герб — надменным. Печать, выполненная из красного воска с вкраплениями золота, изображала восходящее солнце, пронзающее лучами облака — символ Альянса. Даже в этой мелочи чувствовалась их претензия на величие и превосходство.

— Старший Герцог Альянса прислал мне послание. Он готов немедленно заключить мир. Его армия разбита, лучшие рыцари полегли в вашей грязной ловушке. Но он ставит одно условие, — командор поднял на нас свои колючие, всевидящие глаза. — Он требует выдать ему виновных. Тех «подлых обманщиков и негодяев, что при помощи запретной тёмной магии опорочили саму суть рыцарского поединка». Он пишет, что вы нарушили вековой уклад, по которому исход битвы решают благородные рыцари в честном бою, а не простолюдины с лопатами. Он готов обменять мир и прекращение войны на ваши головы.

…

Страх. Липкий, холодный, парализующий страх, который я не испытывал даже в самой гуще боя, сковал меня.

Ситуация слегка попахивала… скажем, керосином.

Я вдруг с ужасающей ясностью осознал, что вся наша доблесть, все наши победы, вся наша жизнь — ничто. Пыль. Игрушка в руках этого старого, умудрённого опытом и движимого своими интересами человека, для которого судьба Ордена несравнимо важнее жизней трёх безродных старшин. Нас просто спишут, как расходный материал, разменяют на выгодный мирный договор.

И да. Всем плевать. Как и говорил когда-то шаман. Всем плевать… Если сейчас мы скажем, что иномирцы, что прибыли из другого мира? Всем плевать, командору плевать, это вообще ни на что не влияет.

— Но это же нелепо! — не выдержал Мейнард, его немецкий акцент стал заметнее от волнения. — Никакой магии не было! Только лопаты, кирки и простая физика! Пусть пришлют своих магов, пусть проверят!

— Тише, господин старшина, — холодно оборвал его командор. — Я ещё не сказал о своём решении. Не имеют значение их слова и интересы. Для вас важна моя воля.

Эрик, стоявший рядом со мной, напрягся, как струна. Его лицо оставалось бесстрастным, но я видел, как лихорадочно работает его мозг, просчитывая варианты спасения.

— Ваша светлость, — начал он осторожно, — возможно, есть способ удовлетворить требования Альянса, не жертвуя… ценными кадрами Ордена?

Командор усмехнулся, но в его усмешке не было веселья, только мрачная ирония.

— Ценными кадрами? Вот как вы себя теперь называете? — он покачал головой. — Но да, ты прав, старшина. Я думаю и над этим.

В этот момент воздух в шатре неуловимо изменился. Он стал плотнее, тяжелее, словно наэлектризованный перед грозой. Я почувствовал это всем телом, лёгкое покалывание на коже, необъяснимую тревогу. Магия. Сильная, древняя, давящая. Мой взгляд метнулся к углу шатра, где на небольшом переносном столике стоял грубо вырезанный из чёрного камня алтарь, посвящённый, видимо, местному богу войны.

Но эта сила исходила не от него.

Магические светильники на мгновение мигнули, словно от порыва невидимого ветра. Тени в углах шатра сгустились, стали почти осязаемыми. Воздух наполнился странным, едва уловимым звоном, словно кто-то провёл мокрым пальцем по краю хрустального бокала.

И тут мы почувствовали голос и влияние. Это был тот самый властный, мелодичный женский голос Хранительницы, что говорил со мной в подземелье. Он звучал не в голове, а словно отовсюду сразу, но слова были неразборчивы, как будто она говорила с командором на каком-то ином, недоступном для нас языке. Непонятном языке гулких, резонирующих тонов, сотканных из самой тишины. Герцог Гасдрубал Баркид не шелохнулся, лишь глаза его на мгновение прикрылись, а пальцы замерли, словно он к чему-то прислушивался. Это был диалог, в котором мы были лишь немыми статистами.

Я заметил, как Мейнард побледнел, его глаза расширились от смеси страха и благоговения. Эрик же, напротив, подался вперёд, словно пытаясь уловить каждый звук, каждую ноту этого странного разговора. Его лицо выражало жадное, почти болезненное любопытство учёного, столкнувшегося с неизвестным явлением.

Курц, стоявший у входа, казалось, ничего не замечал. Или делал вид, что не замечает, что было ещё более жутким.

Воздух вокруг командора слегка мерцал, как марево над раскалённым песком. Его тронутые сединой волосы едва заметно шевелились, словно от лёгкого ветерка, хотя в шатре было абсолютно тихо. На миг мне показалось, что за его спиной мелькнула тень. Огромная, величественная, с очертаниями, напоминающими женскую фигуру в развевающихся одеждах. Но стоило моргнуть, как видение исчезло.

Диалог, если это был диалог, а не монолог, длился не больше минуты. Но за эту минуту я успел ощутить такой спектр эмоций, какого не испытывал за всю свою жизнь, от первобытного ужаса до странного, почти экстатического восторга.

Когда странный разговор закончился, и магия отступила, оставив после себя лишь звенящую тишину и лёгкий запах озона, командор открыл глаза.

— Итак, старшины, — его голос прозвучал глухо, — Что, по-вашему, я должен делать?

Наступила тишина. Мейнард мрачно молчал, сжав кулаки так, что побелели костяшки. Я лихорадочно пытался придумать хоть какой-то выход, но в голове была пустота. И тогда вперёд шагнул Эрик.

— Ваша светлость, — его голос был спокоен и на удивление твёрд, как у адвоката, начинающего свою речь в суде. — Мы солдаты Ордена. И мы выполнили приказ — победить. Мы использовали те методы, которые были нам доступны. Наша рота числится сапёрной. И все работы, проведённые на поле, юридически являются сапёрными работами по созданию оборонительных укреплений. Никакой магии, тем более запретной, мы не применяли. Это были обычные плуги, лопаты и кирки. Я требую, нет, прошу, нижайше прошу… чтобы Вы создали специальную комиссию из магов Ордена, которая обследует поле и подтвердит отсутствие каких-либо магических аномалий. Это докажет нашу невиновность и лживость обвинений со стороны Альянса!

Я с удивлением смотрел на Эрика. Никогда раньше я не видел его таким — уверенным, прямым, говорящим без обычных своих уловок и хитростей. Он стоял перед командором, как равный перед равным, и в его голосе звучала не просьба, а требование справедливости.

Командор отмахнулся, словно отгоняя назойливую муху.

— Мне плевать на комиссии и на то, была там магия или нет, — отрезал он. — Это политика, старшина. А в политике правда — это то, во что верит народ. И сейчас армия Альянса верит, что вы — подлые колдуны.

— Но это ложь! — не сдавался Эрик. — Они просто ищут оправдание своему поражению!

— Разумеется, — кивнул командор с видом человека, объясняющего очевидное ребенку. — В перспективе это заставит врагов Ордена бояться нас. И это хорошо. А сейчас — это не меняет сути. Им нужен козёл отпущения.

— И вы готовы пожертвовать нами? — тихо спросил я, чувствуя, как внутри все холодеет от осознания нашей беспомощности.

Командор долго смотрел на меня, и я не мог понять, что таится в глубине его старческих, но все ещё острых глаз: презрение, уважение или просто усталость от бесконечных интриг и войн.

Он снова замолчал, обводя нас тяжёлым взглядом. Сердце у меня колотилось так, что, казалось, его стук слышен по всему шатру. Сейчас он примет решение. И от этого решения зависело всё.

— Мои маги, — наконец произнес командор, и каждое его слово падало, как камень, — нашли на поле боя тела нескольких наёмных чародеев, прибившихся к армии Альянса. Судя по всему, они пытались колдовать, но что-то пошло не так, и их сожгло собственной же силой. Их трупы мы и выдадим послам Альянса. Скажем, что это были наёмники, посторонние маги, которые и подстроили весь этот катаклизм. Старшему герцогу нужен козёл отпущения, чтобы сохранить лицо перед своими вассалами, — он его получит. Ордену нужна победа, преференции, территориальные уступки, вступление рыцарей Альянса в Орден, ну и мир — мы его заключим. Война окончена сегодня.

Мы выдохнули. Все трое, одновременно. Напряжение было таким, что у меня подогнулись колени. Я почувствовал, как Мейнард за моей спиной облегчённо выдохнул, а Эрик чуть заметно расслабил плечи.

— Благодарим Вас, Ваша светлость, — начал я, но командор жестом оборвал меня.

— Не благодарите раньше времени, старшина, — его голос был холоден. — Это решение не далось мне легко. И у него есть… последствия.

Он взял со стола ещё один свиток, развернул его и пробежал глазами, словно освежая в памяти содержание.

— А вы… — продолжил командор, глядя на нас без всякого выражения. — За проявленную доблесть и победу в сражении вам будет выплачено жалование за год вперёд. И с этого самого момента вы уволены со службы в армии Ордена Ре Бахтал. Свободны. Можете идти на все четыре стороны. Приказ будет готов через час.

Я оглянулся, эти слова ударили, как пощёчина, Мейнарда. Человека, который верен долгу. Уволены? После всего, что мы сделали? После победы, которую принесли Ордену? Это было… несправедливо. Нелогично. Или, наоборот, слишком логично для мира, где человеческая жизнь стоила не больше, чем горсть медных монет.

— Но почему? — голос Мейнарда дрогнул от возмущения. — Мы же победили! Мы доказали свою ценность!

— Именно поэтому, — спокойно ответил командор. — Вы слишком ценны, чтобы сдохнуть от мести Альянса.

— Вы боитесь нас, — спросил я это был не вопрос, а утверждение, и я сам удивился своей смелости.

Командор усмехнулся, но в его усмешке не было ни гнева, ни обиды, только странное, мрачное понимание.

— Не я, старшина. Я слишком стар, чтобы бояться кого-то, кроме богов. А как показывает ситуация, богов я тоже не больно-то боюсь. Но другие — да. Они боятся. Боятся перемен, которые вы несёте. Боятся, что ваши методы сделают их устаревшими, ненужными. Боятся, что простолюдины с лопатами, арбалетами, кольями и хитростью могут оказаться эффективнее, чем благородные всадники с копьями и родословными длиной в три свитка.

Он помолчал, давая нам время осмыслить сказанное.

Но Эрик не был бы Эриком, если бы упустил такой момент. Он поднял руку, как школьник на уроке.

— Ваша светлость, позвольте задать один вопрос. Мы принесли Ордену великую победу и мир. А что мы, трое простых солдат, получим от этого мира?

Командор удивлённо посмотрел на него.

— Вы получите жизнь, старшина. Я не выдаю вас на расправу Альянсу. Разве этого мало?

— Для солдата — наверное, более чем достаточно, — не сдавался Эрик. — Но вы не просто солдат, Ваша светлость. Вы — рыцарь. Один из величайших в Ордене. И я взываю к Вашему благородству. Разве победители не заслуживают чего-то большего, чем просто право уйти?

Герцог нахмурился, не понимая, к чему клонит этот хитрый мелкий проныра.

Я видел, как Эрик незаметно подмигнул мне, и вдруг понял, что он задумал. Это был наш шанс. Наш единственный шанс на что-то большее, чем просто выживание в этом мире.

— Ваша светлость, — я шагнул вперёд, чувствуя, как горит лицо. — Мы хотели бы стать рыцарями.

— Эээээ. Что, простите?

Тишина в шатре стала оглушительной. Даже Курц удивленно посмотрел на меня. Командор поперхнулся, закашлялся, и на миг его маска величественного старца спала, обнажив просто уставшего, раздражённого человека.

— Утром вы проснулись простолюдинами, — отрезал командор, когда справился с кашлем. — Чего вы хотите? Умереть рыцарями?

— Но в битве пало много благородных рыцарей. И есть древняя традиция, Ваша светлость, — прокомментировал я, — Традиция, по которой человек, не благородный по крови, но владеющий рыцарским амулетом павшего в бою, может быть посвящён в рыцари на поле брани. В знак признания его доблести.

С этими словами я достал из-за пазухи амулет, снятый с одного из наёмных рыцарей на мосту.

Эрик и Мейнард, мгновенно сообразив, сделали то же самое. Три металлических знака (скрещённые мечи на фоне щита) легли на стол перед командором. Они тускло поблескивали в свете магических светильников, словно насмехаясь над всеми законами и традициями этого мира.

Ни я, ни Эрик не были уверены, что это сработает.

В вечерних разговорах на чердаке конюшни Эрик рассказывал о подобном обычае. В конце концов, нам нечего было терять.

Герцог бросил взгляд на амулеты, потом на нас. На его лице отразилась целая гамма чувств: от удивления и раздражения до какого-то мрачного, почти циничного веселья. Его сильные пальцы, узловатые от старости и артрита, осторожно коснулись одного из амулетов, словно проверяя его подлинность.

— Я даже не буду спрашивать, откуда они у вас, — наконец проговорил он. — Вы трое — самые наглые, беспринципные и удачливые сукины дети, которых я встречал за всю свою долгую жизнь.

Он встал, подошёл к стойке с оружием и взял свой узкий боевой меч, клинок которого видел не одну битву. Лезвие, покрытое тонкой вязью рун, тускло блеснуло в свете светильников.

— Полковник Курц, Вы будете свидетелем. Вы трое, преклоните колени.

Мы переглянулись. Неужели это сработало? Мне, в сущности, похрену, я и так Голицын, а не хрен собачий.

Я опустился на одно колено, чувствуя, как внутри всё дрожит от смеси страха и восторга. Эрик и Мейнард последовали моему примеру, их лица были серьёзны и сосредоточены.

Церемония была короткой и лишённой всякой пышности. Холодная сталь меча коснулась плеча каждого из нас, командор произнес несколько формальных фраз из рыцарского кодекса. Его голос звучал монотонно, словно он читал скучный приказ, а не совершал один из важнейших ритуалов своего мира.

— Именем Ордена Ре Бахтал и властью, данной мне как командору, я посвящаю тебя, Ростислав, в рыцари. Отныне ты будешь носить имя сира Ростислава, со всеми правами и обязанностями, что дает этот титул. Твой амулет и воля бога Полмоса приведёт тебя к твоему домену.

Меч коснулся моего второго плеча, затем макушки.

— Встань, сэр Ростислав.

Я поднялся, чувствуя странную лёгкость во всем теле, словно с меня сняли невидимые оковы. Рыцарь. Я стал рыцарем в этом чужом, средневековом мире. Это было… сюрреалистично.

Та же церемония повторилась для Эрика и Мейнарда. Когда все было кончено, он вернул меч на место.

— Поздравляю, господа рыцари. По законам Ордена, вместе с титулом вы наследуете и домен того, чей амулет носили. Земли, замки, если они существуют и все обязательства. Разбирайтесь с этим сами.

Он повернулся к Курцу.

— Ну что, старый вояка, раз пошла такая пьянка, может, и тебя посвятить? У меня и пара амулетов есть. Не первый раз ведь предлагаю.

Разговор этот, очевидно, был не первым. Полковник лишь криво усмехнулся.

Вообще из их разговора было понятно… Слухи-то ходили, но слухам верить, себя не уважать. Якобы Курц когда-то служил под началом командора, ещё в те времена, когда командор был молодым и рядовым рыцарем и командовал ротой таких же головорезов, как и мы. А наш полковник был простым рядовым. У них было прошлое, и они понимали друг друга с полуслова.

Наша взятка Курцу была лучшей инвестицией в этом мире.

— Благодарю, Ваша светлость, — неспешно ответил Курц, — Но я предпочитаю оставаться тем, кто я есть. Быть полковником в армии Ордена куда правильнее, чем самодовольным рыцарем с надменностью на роже и клочком каменистой земли.

— И то верно, — командор кивнул. — Каждому своё.

Он снова повернулся к нам, и теперь в его взгляде читалось не только раздражение, но и какое-то странное, почти отеческое уважение.

— Ваше право. А вы, — он снова обратился к нам, — забирайте свои вещи, берите по две лошади из моей трофейной конюшни и убирайтесь из моего лагеря. Прямо сейчас, ночью. И чтобы духу вашего здесь не было.

— Но ведь уже почти полночь, — удивился Мейнард. — Дороги небезопасны.

— Для трёх новоиспечённых рыцарей? — усмехнулся командор. — Справитесь. К тому же, — его голос стал серьёзнее, — если утром вас увидят послы Альянса, которые прибудут для переговоров, могут понять, что к чему и тогда никакие титулы вас не спасут. Они потребуют ваши головы и даже попробуют их срезать.

Полковник Курц уже писал три приказа на увольнение, которые командор тут же подписал. Перо в его руке скрипело по пергаменту, выводя затейливые буквы. Когда он закончил, командор приложил к каждому свою личную печать — тяжёлый перстень с гербом Ордена, который он носил на шее.

— Вот, — он протянул нам свитки. — Ваши документы об увольнении и одновременно — о посвящении в рыцари. Храните их как зеницу ока. Они — ваша защита и ваш пропуск в новую жизнь.

Я взял свиток, чувствуя его тяжесть и шероховатость пергамента под пальцами. Это был не просто документ — это было будущее. Мое будущее в этом странном, чужом мире.

— Благодарим вас, Ваша светлость, — я поклонился, стараясь вложить в этот жест всю искренность, на которую был способен.

— Не благодарите, — отмахнулся командор. — Просто исчезните. И постарайтесь не влипнуть в неприятности хотя бы пару месяцев. Дайте старику отдохнуть от ваших выходок.

Мы поклонились ещё раз и направились к выходу. Уже у самого полога командор окликнул нас:

— И еще одно, господа… рыцари. — В его голосе появились нотки, которых я раньше не слышал — смесь усталости и какой-то странной, почти человеческой теплоты. — Берегите себя. Мир за пределами армии… не всегда дружелюбен к таким, как вы. Особенно к новоиспечённым рыцарям.

— Мы справимся, Ваша светлость, — ответил Эрик с уверенностью, которой я в тот момент совсем не чувствовал.

— Да, — кивнул командор. — Я знаю. Именно этого я и боюсь.

Прощание с ротой было коротким и неловким. Солдаты смотрели на нас с удивлением и какой-то новой дистанцией. Мы больше не были их старшинами. Мы стали рыцарями, были другими. Стена, разделяющая сословия в этом мире, внезапно встала между нами и теми, с кем мы делили трудности и опасности последних месяцев.

Капрал Увалень, узнав новость, смотрел на нас с смесью уважения и недоверия. Его широкое, простодушное лицо выражало целую гамму эмоций — от гордости за своих командиров до растерянности от предстоящего расставания.

— Значит, уезжаете, господа… рыцари? — спросил он, с трудом выговаривая последнее слово.

— Да, Увалень, — кивнул я. — Такова воля командора.

— И кто теперь будет командовать ротой?

— Полковник Курц назначит нового командира, — ответил Мейнард, проверяя подпругу на своей новой лошади — великолепном вороном жеребце из личной конюшни командора. — Но ты, как капрал, будешь его правой рукой. Не подведи нас.

Увалень выпрямился, его грудь раздулась от гордости.

— Никак нет, господин… сэр Мейнард! Не подведу!

Мы раздали им все оставшиеся деньги из нашей общей казны, забрали личное барахло, пожали руки тем, кто был ближе, и, не оглядываясь, покинули лагерь. Позади остались месяцы борьбы, страха, товарищества и маленьких побед. Впереди была неизвестность, полная как опасностей, так и возможностей.

Три дня мы ехали молча, каждый погружённый в свои мысли. Дороги были пустынны — война отпугнула путешественников и торговцев. Мы двигались осторожно, избегая больших трактов, ночевали в лесу или в заброшенных сараях. Эрик, с его талантом к выживанию, всегда находил безопасное место для привала и выменивал у редких встречных крестьян хлеб и молоко.

Мейнард, как всегда практичный, использовал это время, чтобы привести в порядок наше оружие и доспехи. Его сильные, умелые руки чистили клинки, полировали нагрудники, чинили порванные ремни. Он работал методично, с тем же упорством, с каким когда-то строил укрепления для роты.

Я же… я думал. О прошлом, о будущем, о странном пути, который привел нас от обычных солдат до рыцарей. О женском голосе, который я слышал уже дважды — в подземелье и в шатре командора. О том, что ждёт нас впереди.

Наконец, мы оказались на границе Кайенн, так, чтобы горы были за нашей спиной, на развилке трех дорог, ведущих в разные концы этого огромного, чужого мира. Солнце клонилось к закату, окрашивая небо в тёплые, золотисто-багряные тона. Ветер шелестел в листве придорожных деревьев, принося запахи диких трав и далёкого дыма.

— Мой домен, замок барона Анджера, находится в Королевстве Маэн, недалеко от столицы, города Пьённистар, — нарушил молчание Эрик. — Я еду туда. И узнаю способ, как можно вернуться домой, на Землю. Кто со мной?

Его глаза лихорадочно блестели, в голосе звучало то возбуждение, которое я уже научился распознавать, Эрик что-то задумал, что-то большое и опасное.

— Вернуться на Землю? — недоверчиво переспросил Мейнард. — Ты серьёзно?

— Абсолютно, — кивнул Эрик. — В библиотеке замка Анджера, если верить слухам, хранятся древние манускрипты по пространственной магии. Те самые, что использовались для призыва людей из других миров. Если их изучить, возможно, мы сможем открыть портал обратно.

— И ты так просто нам об этом говоришь? — я не скрывал скептицизма. — Сейчас, когда у нас наконец появился шанс на достойную жизнь здесь?

— Знаешь, Эрик, я так понял, что мои земли — на границе с гномами. Там нужен порядок и сильная рука. Я создам свой отряд, и никто не будет мне указывать, как воевать! Я здесь лидер!

— Лидер? — усмехнулся Эрик. — Ты просто хороший исполнитель, солдат. Молот, который бьёт туда, куда ему укажут. Мозги здесь — это я. Я вел все переговоры, я добывал информацию, я спас всех нас на мосту своей «алхимией»! Без меня вы бы сгнили в первом же сражении!

— А кто придумал план, который принес нам победу и эти титулы? — не выдержал я.

— Ты всегда был эгоистом, Эрик! — Мейнард ткнул пальцем в грудь англичанину. — Всегда думал только о себе! О своей выгоде! О своих планах! Мы для тебя просто инструменты!

— А ты всегда был солдафоном без фантазии! — парировал Эрик. — Исполнитель! Машина для убийства, не способная мыслить стратегически!

— Прекратите! — я попытался встать между ними, но получил лишь раздражённые взгляды с обеих сторон.

— А ты, Ростик, — Эрик повернулся ко мне, его глаза сузились, — ты возомнил себя великим стратегом, шахматистом, играющим людьми. Но ты забываешь, что здесь не игра. Здесь реальная жизнь, где твои ошибки стоят крови!

— Всё я знаю. Если чего-то не говорю, не значит, что не знаю.

— Мне кажется, — громко и уверенно сказал Мейнард, — господа рыцари, что теперь у каждого есть своя дорога.

Ни я, ни Эрик не ответили.

Мы, не сказав больше ни слова, разъехались. Каждый по своей дороге. Каждого вёл свой амулет и нет в том беды что в разном направлении. Эрик — на запад, в цивилизованный Маэн. Мейнард — на север, к суровым горам гномов. А я — на юго-восток, в неизвестность, в земли холмов. Просто, потому что это был третий путь. Я часто выбираю третий путь.

Я оглянулся лишь раз, когда отъехал на сотню метров. Силуэты двух всадников (один высокий и широкоплечий, другой стройный и гибкий) уже таяли в утреннем тумане, каждый на своей дороге. Что-то сжалось внутри, сожаление, грусть, может быть, даже страх перед одиночеством в этом чужом мире.

Троица, выжившая в кайеннском аду, переставшая быть единым целым, отправилась навстречу своей судьбе. Поодиночке.

Следующий том читать ТУТ: https://author.today/reader/459599/4275998

Следующий том читать ТУТ: https://author.today/reader/459599