Тафгай. Том 9

Глава 7

«Здравствуй, племя младое, незнакомое», — усмехнулся я про себя, окинув взглядом будущих партнёров по команде. Хотя один знакомый всё же среди этих парней затесался. Им был тот самый вчерашний Гаврила, который обвинением в воровстве денег хоккейной команды обидел меня до глубины души. И в данный момент времени он стоял на точке вбрасывания и, криво ухмыляясь, намеревался это вбрасывание у меня выиграть.

Ещё я невольно обратил внимание на одного из защитников команды, который разительно выделялся ростом и телосложением. Этому, в прямом смысле слова, богатырю природа отмерила два метра в высоту и метровые плечи в ширину. Даже я со своим ростом метр девяносто на его фоне смотрелся довольно скромно. И все звали этого богатыря, не то по фамилии, не то по прозвищу, Боговик. Забавно, что с ним в паре играл парень по фамилии Богомаз. Созвучное получилось сочетание защитников.

«Боговик и Богомаз переехали БелАЗ», — улыбнулся я про себя и когда старший тренер Толь Толич бросил шайбу на лёд, заметно быстрее Гаврилы выбил её защитнику своей пятёрки. Сразу надо сказать, что в команде этого «Машиностроительного завода» имелось в наличии два вратаря, две пятёрки полевых игроков и два запасных паренька, которые ещё учились в десятом классе местной школы №1. Кстати, такой состав был оптимальным для любительского хоккейного коллектива, проводящего все свои матчи на морозном уральском воздухе. В три пятёрки, а тем более в четыре никто в здравом уме при минус 15-и градусах Цельсия не играет.

— Дай! — постучал я клюшкой по льду, заложив небольшую дугу в средней зоне.

И тут Гаврила, прихватив мой корпус клюшкой, наивно попытался меня заблокировать. Однако я, получив пас от защитника, неожиданно ударил по тормозам и этот резкий как газировка паренёк под хохот остальных хоккеистов эпически грохнулся на задницу.

— Пас! — потребовал от меня мой крайний нападающий, рванув вдоль правого борта.

«Не пасом единым жив хоккеист», — подумал я и очень перспективную передачу, которую бы сделал в реальной игре, не отдал. Мне сейчас важнее было определить уровень моих будущих одноклубников. Поэтому я, очень резво набрав скорость, сам в одиночку буром попёр на противоположные ворота. Первым на мой проход среагировал один из крайних нападающих противоборствующей пятёрки. Он на хорошей скорости подъехал ко мне и попытался хоть как-то выбить шайбу в сторону. Однако я жёстко двинул его плечом в плечо и быстро потерял из вида.

А уже через секунду на чужой синей линии меня встретила пара защитников Боговик и Богомаз. Богатырского телосложения Боговик покатил навстречу, а его более хитрый партнёр чуть-чуть откатившись назад, принялся страховать, надеясь, что я ошибусь и потеряю шайбу, толкаясь с его могучим напарником. Всё это я просчитал за считанные мгновенья и практически на автомате, показав корпусом, что сейчас полезу через центр, резко ушёл влево, прокинув шайбу Боговику между коньков. Хоккейный Илья Муромец от неожиданности покачнулся и, еле удержавшись на ногах, мгновенно остался позади. А его хитренький партнёр даже глазом не успел моргнуть, как я, обогнув его по дуге, выкатился один на один с вратарём.

Какой был передо мной голкипер заводской хоккейной команды, первый номер или второй, разбираться я не стал. За шесть метров до рамки, несколько раз резко переложив шайбу с внешней стороны крюка на внутренний, я без замаха швырнул её низом точно между вратарских щитков. И голкипер, запоздало упав на колени, первым делом посмотрел назад, где чёрная замёрзшая на морозе шайбу лежала в сетке ворот. «Прошел, словно стальной нож сквозь мягкий кусок сливочного масла», — подумал я, молча в полной тишине покатив на центр поля.

— Толь Толич, надо бы повторить, что-то я не успел разобраться в чём тут хунд беграден, — криво усмехнулся я.

— Хунд что? — не понял меня гномоподобный наставник местных футболистов и хоккеистов.

— Наша звезда спорта ещё не разобралась, где тут собака зарыта, — недовольно проворчал мой крайний нападающий, которому я зажили передачу.

— Вижу, что кроме футбола, хоккея и домино, ребята учат языки. Что ж похвально, — хохотнул я, встав на точку вбрасывания.

— Кхе, — кашлянул Толь Толич и крикнул своим «крылатым заводским гусарам», — собрались! Повнимательней в защите!

«Да-да, в защите повнимательней, в атаке поточнее», — пробурчал я про себя, перед тем как во второй раз подряд выиграть вбрасывание. После чего откатился на свою синюю линию и, получив обратный пас от защитника, для чистоты эксперимента проехал с шайбой за свои же ворота и уже из-за них рванул в атаку. «Посмотрим, на что вы годитесь», — бубнил я про себя, объезжая игроков чужой пятерки, словно стойки в гигантском слаломе. И мне даже не пришлось клюшкой вытворять что-то сверхъестественное, я уходил от соперников исключительно за счёт скорости и более качественной работы коньками.

И лишь когда меня встретила пара защитников Боговик и Богомаз, пришлось немного попотеть. За несколько метров до защитников я сначала качнул корпусом влево, затем вправо, а сам, резко ускорившись, пошёл через центр. Боговик пропустил меня, не создав никаких проблем, а вот более хитрый Богомаз чуть-чуть зацепил крюком клюшки мой корпус, но без серьезных последствий. «Уже хоть что-то», — успел подумать я, выкатываясь на одинокого и всеми брошенного голкипера заводской команды.

«Ну, товарищ вратарь, держи!» — буркнул я про себя и, немного сместившись влево, сделал самый настоящий богатырский замах. Кипер смело выкатился на встречу и раньше времени рухнул на лёд, наверное, решив, что погибать так с музыкой. Однако убивать простого смертного заводчанина в мои планы на сегодня не входило. Вместо убойного щелчка я опустил клюшку вниз, подгрёб шайбу под себя и на хорошей скорости объехал и распластанного голкипера, и рамку ворот, и уже, выскочив перед пустым правым углом, швырнул шайбу в сетку.

Однако мой цирковой хоккейный слалом от ворот до ворот не все встретили аплодисментами. Если быть точнее, то похлопали в ладоши лишь двое наших запасных хоккеистов. А остальные парни, которые сейчас находились на льду, смотрели на меня насторожено и враждебно.

— Извините, мужики, — сказал я. — С этой секунды играем в пас как по учебнику. Отдал, открылся, упал, забылся. Шайба летит быстрее, чем хоккеист скользит на коньках. Хоккей — игра командная. Это я так порезвился из-за длительного хоккейного простоя. Толь Толич, бросай шайбу, хватит сиськи мять.

После первой тренировки в сезоне меня разрывали на части противоречивые чувства. С одной стороны я снова вернулся в хоккей, а с другой — команда, в которой мне позволили играть, была в прямом смысле слова безнадёжна. Кончено, не все парни этой заводской ледовой дружины являлись обычными неповоротливыми деревенскими увальнями. С координацией движений и с игровым мышлением у половины был полный порядок. Особенно мне понравился мой правый крайний нападающий, который неплохо знал немецкий язык. Но абсолютно у всех зиял огромный провал в базовой коньковой технике. Те знания, которые в Канаде обычно дают детишкам с шести лет, этих ребят просто миновали.

— Как тебе мои орлы? — спросил Толь Толич, когда после душевой я вместе со всеми приводил себя в порядок. — Я всё понимаю, мы не высшая лига, но как сегодня играли? Как играли! — тренер погрозил кому-то своим маленьким кулачком. — Любо-дорого посмотреть! Орлы!

— Да уж, теперь держись высшая лига, трепещи ЦСКА, — буркнул я. — Тренироваться надо лучше. И основной упор нужно сделать на коньковую подготовку. Кстати, когда стартует чемпионат области? В местной газете про это ни слова.

— Сегодня у нас 15-е, значит в субботу 21-го декабря первая календарная игра, — ответил Толь Толич. — Я завтра в нашей раздевалке таблицу вывешу.

— Через пять дней? — хмыкнул я, озадаченно почесав затылок. — За пять дней даже кота не научишь ходить в лоток. Да уж, попал.

— Толь Толич, да он над нами издевается! — выпалил Гаврила, которого я несколько раз сегодня нежно впечатал в борт. — Не нравятся тебе партнёры? Тогда вали, уматывай, и без тебя сыграем!

— Толя, Толя, ты только не волнуйся, — запричитал старший тренер, успокаивая хоккеиста.

«Значит Гаврила — это производное от фамилии, а нет от имени», — догадался я и, не обращая внимания, на развоевавшегося паренька принялся складывать выданную мне штопанную-перештопанную форму в сумку.

— Расскажи лучше всем, как ты нашу заокеанскую команду продал! — продолжал кричать он.

— Гаврила, заткнись а, — рыкнул на него, молчун богатырского телосложения, по фамилии Боговик. — С Иваном у нас появился шанс выйти из своей группы в финальную пульку. А так, опять сольём почти все матчи. Или скажете, что я не прав? — обратился он к остальным хоккеистам.

— Правильно, — поддержал напарника по обороне Богомаз, — ты, Толик, слишком много на себя берёшь. Это ты капитан футбольной команды, а в хоккее ты — такой же как и все. Но, Иван, ты нас тоже пойми, мы все хотим знать, почему вашу команду сняли с чемпионата НХЛ?

— В газетах писали, что ты украл почти полмиллиона долларов и распихал их по закрытым счетам в иностранные банки, — тихо и загадочно произнёс старший тренер Толь Толич.

Я натянул на свой мощный торс сухой и чистый нательник и обвёл взглядом всех разом притихших парней. Космическая сумма в полмиллиона зелёных американских рублей наверняка будоражила воображение каждого спортсмена сидевшего в раздевалке. Нелепая по содержанию статья с громким заголовком «Рвач на ледяном поле», напечатанная в еженедельнике «Футбол-Хоккей», которую растиражировали и в других газетах, попортила мне много крови. Первое время в посёлке Вая ко мне каждый день подкатывали всякие мутные личности, и, набиваясь в компаньоны, буквально требовали рассказать, где я закопал оставшиеся деньги. Не хотели верить, что сумма целиком была положена под проценты в банк, о чём было поведано на страницах газет.

— Мужики, я устал уже оправдываться, — проворчал я. — Но вы сами-то подумайте, допустим, я украл эти доллары. Допустим. Команда идёт на первом месте, показывает отличный хоккей, делает великолепную рекламу всему соцлагерю, зарабатывает валюту для страны. Была бы проблема во мне, то меня бы одного и отдали под суд, а сверхудачный проект не тронули. Кто просто так будет резать курицу, которая несёт золотые яйца? Ладно бы мы проигрывали направо и налево. Но мы-то побеждали.

— Ну так, потому вас и разогнали, так как денег на зарплаты не осталось, — пролепетал Толь Толич.

— Лига, то есть НХЛ, за каждый наш домашний матч на счёт Спорткомитета переводила 125 тысяч долларов США, — произнёс я, чувствуя, как от бессилия перед мощным рупором пропаганды, начинаю закипать. — Разве с этой суммы нельзя было немного заплатить хоккеистам?

— Почему же тогда закрыли команду? — уже более спокойно поинтересовался Гаврила.

— Сами подумайте, — буркнул я. — И ещё одно — завтра после рабочей смены получасовая тренировка. И так каждый день. Будем учиться ездить на коньках. А то если собрать сборную Канады из одноногих инвалидов, то она вас вынесет с двухзначным счётом, — после этих слов я быстро надел свитер и, накинув телогрейку, вышел из раздевалки.

А ведь после той злосчастной газетной статьи мне так до конца и не отмыться. Всегда найдутся твердолобые люди, которые скажут, что нет дыма без огня, у нас просто так не сажают, что не всё так однозначно, и что партии и правительству виднее. Или ещё хуже, пройдёт время и меня как врага советской власти прямо обвинят в том, что наша команда не выиграла Кубок Стэнли. Почему-то некоторые считают, что если бы не враги, то мы сейчас непременно бы летали на Венеру и Марс, чтобы пить там пиво, есть шашлык и садить яблони.

Примерно такие мысли роились в моей голове, когда я стремительно вышагивал в направлении почты. Мне прямо сегодня же захотелось дать телеграмму Виктору Коноваленко, чтобы он, когда сможет, привёз в этот городок баул с моей хоккейной формой, настоящие канадские клюшки, канадские коньки и сумку с нормальной американской одеждой. Ходить в тёмно-серой телогрейке и валенках мне откровенно надоело.

Кстати, Виктор Сергеевич единственный кто из друзей написал больше одного письма за этот кошмарный уходящий год. В своих посланиях он спешил сообщить, что его в очередной раз проводили на хоккейную пенсию, что теперь тренирует мальчишек и работает ассистентом старшего тренера горьковского «Торпедо». И даже намекнул, что директор автозавода «ГАЗ» Иван Киселёв лично заинтересован, чтобы я вернулся в их главную городскую команду. Оставалось дело за «малым», чтобы с меня сняли дисквалификацию и разрешили переехать в Горький.

Во второй половине этого в целом неплохого воскресного дня я, как и обещал, зашёл в соседний дом, чтобы, словно художник-реалист топором изобразить реальную и осязаемую поленницу берёзовых дров. По этому случаю две начинающие учительницы Виктория и Надежда решили закатить небольшой праздничный ужин. И пока я вполне профессионально махал топором, девчонки суетились на кухне, колдуя то над кастрюлей с супом, то над сковородкой, где шкварчало сало и жарилась картошка. Не осталась в стороне и хозяйка дома, маленькая и суховатая баба Тося. Она, обёрнутая в телогрейку, высунулась на улицу и стала раздавать команды:

— Ты енто, мил человек, дрова сношай под навес. А то их к утру снегом занесёт, и потом их сам чёрт не сыщет. И ежели тебе в охотку, то мне бы ещё до калитки дорожку от снега разгрести. А то с девок какой спрос? Сам должен понимать, никакого.

— Коли поняли приказ, выполняйте в сей же час, — хохотнул я, смахнув пот со лба. — Не извольте сумлеваться, чай оно не в первый раз.

— Ась? — не поняла бабуля, поэтому я тут же ответил по-простому:

— Прокопаю и дорожку, не волнуйтесь.

А ещё через какое-то время на улице показалась Виктория с распущенными завитыми локонами светло-русых волос. Глаза у девушки были подведены, губы накрашены, тени уложены. «Для меня красилась, — догадался я. — Интересно, что будет дальше и какие от этого всего будут последствия? С девушками любого возраста лучше всегда держать ухо востро. Ещё не известно, что Виктория Батьковна себе нафантазировала».

— Иван, вы скоро? У нас уже почти всё готово, — кокетливо поинтересовалась учительница английского.

«У меня в школьные годы англичанка такая же была симпатичная, с миловидным лицом и красивой фигурой, — подумал я, перестав махать топором. — Из-за чего мы, парни, английский язык так и не осилили, ибо слишком часто отвлекались на посторонние темы. Пришлось учить язык гораздо позже и самостоятельно».

— У меня тоже почти всё готово, — кивнул я на целую гору наколотых поленьев. — Дайте мне ещё пять минут. Отнесу дрова под навес, чтоб их снегом не занесло.

— Вот и замечательно, — захихикала девушка. — А может, вы нам поможете и баню растопить?

— Попарю, ээээ, то есть растоплю, — буркнул я.

— Ловлю вас на слове, — захохотала Виктория.

Если бы Наде Лебедевой кто-нибудь ещё три дня назад сказал, что она будет сидеть в бане с совершенно посторонним мужчиной, то она бы просто рассмеялась ему в лицо. О каких посторонних мужчинах могла идти речь, когда Надя только и мечтала, как бы побыстрее отработать три года в этой глуши и вернуться в свой родной город Пермь. Однако вчерашний вечер резко перевернул всё с ног на голову. Внезапная встреча с этим странным ссыльным Иваном Тафгаевым спутала все карты.

Сказать, что он ей понравился, это не сказать ничего. Сначала Иван приснился прошлой ночью, а затем, когда она проверяла тетради со школьными сочинениями, мысли девушки постоянно возвращались к этому странному человеку. Но хуже всего было то, что её подруга и коллега Вика, моментально позабыв учителя физкультуры Данилу Петровича, тут же переключилась на ссыльного Ивана Тафгаева. И хоть Надежда ревнивым человеком себя не считала, сейчас это чувство вышло на первый план.

— Скажите, Иван, а в Америке бани есть? — игриво захихикала Виктория, пока они, закутавшись в простыни, грелись в парилке.

— И финские сауны есть и русские бани, — смущённо ответил он. — Соединённые штаты уникальная цивилизация, в которой собраны выходцы почти со всех стран и континентов. По этой причине, американское — это значит интернациональное. За исключение, пожалуй, МакДональдса и автомобиля «Форд». И по этой же причине голливудское кино смотрит весь мир, так как американская киноиндустрия — это большая интернациональная команда.

— А у нас пишут, что в США угнетают негров и индейцев, — проворчала Надя.

— На моих глазах никого не угнетали, — хмыкнул Иван. — Про прошлые века судить не берусь. Но я думаю, что тогда у многих людей жизнь была не сахар, включая негров, индейцев и русских крепостных крестьян. Кстати, по статистике негры, которые сейчас проживают в Штатах, по уровню благосостояния заметно опережают своих собратьев из жёлтой жаркой Африки. И я даже скажу по секрету, — загадочно прошептал он, — американские негры живут значительно лучше, чем жители посёлка Вая. В Штатах почти у всех есть водопровод.

— При чём здесь водопровод? — спросила Надежда, которой непременно захотелось поспорить.

— Дорогая Надя, — официальным тоном произнёс Иван, — хочу сообщить, что величие страны заключается не в ракетах, а в клозетах. Пока народ по маленьким и большим делам ходит в выгребную яму, нормальной человеческой жизни построить нельзя.

— Точно! — выпалила Вика. — Я каждый раз, когда захожу в этот маленький деревянный домик с дыркой в полу, меня тошнит. А если приспичит ночью? Или когда мороз под двадцать градусов Цельсия? Бррр!

— Фуу, Вика, — поморщилась Надя.

— Надька, это жизнь, — захихикала её подруга-соперница.

— Это жизнь, — пробурчал Иван, задумавшись о чём-то своём, и сказал, — девчонки, я предлагаю разделиться. Сначала быстро по-армейски помоюсь я, а потом с чувством, с толком и с расстановкой вы? А то мне завтра к семи часам утра на работу. Поздно уже.

— Ладно, — пожала плечами Виктория.

После чего Надежда и её подруга разом спустились с верхней полки и направились на выход из этой крохотной парилки. Однако когда Надя вышла в предбанник, то Вика неожиданно задержалась там. Из-за закрытой двери вдруг послышался звук упавшего на пол ковшика и Надежда, приоткрыв дверь, обомлела, потому что её подруга-соперница бессовестно целовалась с Иваном Тафгаевым.

«Это жизнь, — подумал я, когда девушка с великолепной фигурой и светло-русыми волосами внезапно повисла на моей шее. — Так уж устроила нас природа, что мужчине без женщины долго быть нельзя, кстати, как и женщине без мужчины. Это с годами, когда буйство гормонов пойдёт на спад, одиночество не будет доставлять больших и серьезных психологических проблем. А когда тебе нет ещё и тридцати, когда организм в самом рассвете физических сил, быть одному практически невозможно. Из-за чего так называемая любовь на расстоянии и выживает лишь в одном случае из тысячи подобных».

Кстати, целовалась эта учительница английского просто замечательно. Испытывал ли я в этот момент муки совести? Да. Винил ли я себя за слабость? Нет. И как профессиональный хоккеист, который привык просчитывать игровую ситуацию на несколько ходов вперёд, я был практически уверен, что поступил совершенно верно. В моих планах до сих пор тлела мечта — когда-нибудь вернуться в штаты к жене и сыну, поэтому из этих двух прекрасных девушек я выбрал более деловую и пробивную Викторию, для которой наш последующий разрыв не станет трагедией. Я только не ожидал, что Вика сама начнёт действовать самым решительным образом, без единого моего намёка.

— Между прочим, я женат, — буркнул я, когда наши губы разомкнулись.

— На ком? — тяжело дыша, спросила девушка.

— На американке, ты её не знаешь, — хмыкнул я.

— А мы ещё посмотрим, вернёшься ты в свою Америку или нет, — улыбнулась учительница английского и сбросила вниз простынь, которая прикрывала её шикарное тело.

— Давай рассмотрим этот вопрос в другом месте и в другое время, — сказал я, подняв простынку и прикрыв ей обнажённое женское тело. — Мне перед Надеждой не очень-то удобно.

— Смотри, пожалеешь, — пробурчала девушка, покинув крохотную деревенскую парилку.

«Я уже сотни раз пожалел, что не послушал почти год назад в Москве шамана Волкова», — проворчал я про себя.