Тафгай. Том 9

Глава 12

Когда чёрная «Волга» везла меня по центральной улице этого крохотного городка, то я не мог перестать улыбаться и тихо хохотать, потешаясь над самим собой. Чего только я не успел нафантазировать за те секунды, пока в избе не появился водитель «черной зловещей автомашины», который оказался личным шофёром директора «Машзавода» товарища Рогута. Выяснилось, что Григорий Филиппович, соскучившись по моей свободолюбивой натуре, потребовал привезти её на сегодняшнее утреннее заседание руководства предприятия. «Наконец-то до директора дошло, что оловянные солдатики — дело крайне перспективное», — подумал я, потому что даже не сомневался, что речь пойдёт именно о них.

Однако войдя в директорский кабинет, я застал там товарища Рогута в гордом одиночестве. Григорий Филиппович отчего-то не сидел за своим столом, перебирая корреспонденцию и сводки с полей битвы за производственный план, а стоял ко мне спиной и смотрел в окно, которое выходило на улицу Ленина. Что он хотел разглядеть среди падающих на землю больших хлопьев снега? Какие мысли роились в голове директора? В принципе догадаться было не сложно. Ибо мы все, так или иначе, перед принятием важнейшего решения, хотим заглянуть в будущее.

— Доброе утро, — поздоровался я, прикрыв за собой дверь кабинета.

— Здравствуй, Иван, — коротко буркнул директор и, развернувшись, подошёл к своему столу, на котором стояли восемь оловянных фигурок североамериканских индейцев. — Честно говоря, поначалу я в эту твою затею нисколечко не поверил, — Рогут взял фигурку индейца с луком и очень внимательно на неё посмотрел.

— Дали поиграть этих солдатиков своим детям? — догадался я.

— Кхе, — недовольно крякнул директор. — Ты даже не представляешь, какая была сегодня истерика, когда я забрал этих чингачгуков на работу. Присаживайся пока, сейчас остальные подойдут.

«Как же всё-таки у нас любят собираться и заедать, — думал я, спустя час бесплодных разговоров, которые вели: директор завода, секретарь парткома, бригадиры разных цехов и комсомольские вожаки. — Если так дело и дальше пойдёт, то нужно будет объявлять перерыв на обед и потом снова начинать переливание бессмысленных слов и предложений из пустого в порожнее и обратно».

Только один человек среди всех собравшихся высказался по делу и по уму. И это был защитник нашей заводской команды — Василий Богомаз, который в свободное от спорта время работал на заводе слесарем 7-го разряда. Он чётко сказал, что на производство одного стального кокиля, то есть специальной формы, куда заливается металл, уйдёт минимум один день, а то и два, так как работа слишком тонкая. Следовательно, на запуск производства наборов индейцев, ковбоев и пиратов потребуется целый месяц. А ещё Богомаз предложил использовать не дорогостоящее олово, а сплав: цинк-алюминий-магний.

— У нас в следующем году заканчивается 9-я пятилетка! — гудел секретарь парткома Юрий Георгиевич, широкоплечий и коренастый мужчина примерно 40-а лет. — Поэтому предлагаю производство этого детского баловства перенести на 1976 год.

— Производство этого, как ты выразился, баловства нам может по самым скромным подсчётам дать 200 тысяч рублей экономии в год! — рявкнул товарищ Рогут.

«Всё, по четвёртому кругу пошли, — подумал я, тоскливо посмотрев за окно. — Сейчас комсорги начнут по одному возмущаться, что в цехах и так работать некому. Так откуда возьмутся люди на этот экспериментальный литейный цех?».

— А я так скажу! Прямо! — гаркнул комсорг Бушуев. — В цеху, едрить, работать некому. А вы предлагаете вырвать из процесса лучшего слесаря Богомаза! Так мы никогда не договоримся.

— Я тоже считаю, что сейчас отвлекаться на ерунду мы просто не имеем права, — поддержал коллегу молодой перспективный и симпатичный бригадир комсомольско-молодёжной бригады товарищ Собянин. — Ответим трудовыми успехами на призыв нашей родной коммунистической партии!

«Это какой-то дурдом, — с грустью подумал я. — Деньги буквально валяются под ногами, осталось только нагнуться и их поднять, но это не входит в наши пятилетние планы, в которых чёрным по белому написано дать стране угля, а не игрушечных солдатиков. Потому что так завещала и запланировала наша партия. Правда она сидит за тысячи километров в Москве и просто не в состоянии понять, что жизнь меняется гораздо быстрее пяти лет, и что мир намного сложнее, чем это описывали в своих сочинениях Маркс и Энгельс. Помнится, в природе существовал такой динозавр с огромным телом и маленькой головой, который тоже с большим опозданием реагировал на нападение быстрого и вёрткого хищника. Он плохо кончил».

— А пусть Иван выскажется, — предложил Василий Богомаз. — Мы, который день вместе тренируемся, и мне кажется он толковый и деловой мужик.

— Знаем мы его дела! — отмахнулся парторг завода. — Разорил нашу заокеанскую команду, теперь здесь отсиживается и по девкам бегает, кобель.

— Благодарю за лестную характеристику, — улыбнулся я, удивившись скорости распространения слухов. — Товарищи, дело которое мы сейчас обсуждаем гораздо серьёзней, чем кажется на первый взгляд. Наш завод производит оборудование для местных угольных шахт. Верно?

— Нет, для Америки, — хохотнул парторг Юрий Георгиевич, чем вызвал всеобщий хохот.

— В этот, в Нью-Йорк конвейеры посылаем! Ха-ха-ха! — громче всех гоготал комсорг Бушуев.

— Теперь внимание: уголь, который добывают в шахтах, сжигается в кочегарках и на местной Яйвинской ГРЭС, — продолжил я, проигнорировав шутку. — Однако и кочегарки и ГРЭС не сегодня так завтра переведут на более дешёвый газ. А это значит, товарищи заводчане, что шахты скоро одну за другой начнут закрывать. Нет шахт — нет заказов на завод. Не будет заказов на завод, то чем вы будете кормить свои семьи?

После моего вопроса смех в одночасье прекратился. И на лицах некоторых мужиков, лично я, разглядел озабоченность, и даже испуг.

— Спокойно, товарищ Тафгаев, страна нас не оставит! — рявкнул парторг. — Там поумнее тебя люди сидят, — Юрий Георгиевич показал пальцем на электрическую лампочку. — Я считаю, что наш сегодняшний балаган пора закрывать. Сначала выполним пятилетний план, а через год рассмотрим идею с солдатиками.

— А если в этом году решиться клепать подобные игрушки, ну скажем, свердловский «Уралмаш»? — спросил я в полной тишине. — Это огромное предприятие завалит солдатиками все уральские магазины. Что вы скажете тогда? Кто вас потом на чужой рынок сбыта пустит?

— Что значит, кто пустит⁈ — заревел белугой парторг. — Мы, между прочим, не при капитализме живём, товарищ Тафгаев.

— Как вы это объясните детям и их родителям, когда они увидят на прилавках магазинов наш набор солдатиков за 4 рубля, а рядом за 3 рубля точно такой же с «Уралмаша»? — прошипел я.

— Ладно, хватит разговоры разговаривать, — наконец высказался директор завода. — С завтрашнего дня вы, товарищи Богомаз и Тафгаев, начинаете работать над кокилями. А потом мне представите список всего, что нужно для открытия экспериментального цеха.

На этих словах тут же стали возмущаться бригадиры и комсорги, но товарищ Рогут разом заткнул всех, сказав, что для низкоквалифицированной работы можно привлекать студентов училища и приказал всем расходиться по рабочим местам.

«А жизнь-то налаживается, — подумал я, покидая кабинет директора. — Не прошло и недели, как я уже начальник экспериментального литейного цеха. Кстати, кроме студентов можно привлечь к литью фигурок и старшеклассников. Смену после учёбы отпахал, три дня отдыхаешь, зато появятся деньги на джинсы, магнитофон и на прогулки с девушками. А девчонки придут работать, заработают на косметику и новые платья. А если летом поступят в ВУЗ, то будет на что снимать квартиру, ведь учиться и жить в общаге — врагу не пожелаешь».

— Иван, на тренировку-то сегодня приходить? — дёрнул меня за рукав Вася Богомаз.

— Обязательно, — крякнул я, — пока ты мой временный подчинённый, я с тебя ещё больше на льду буду спрашивать. Защита в нашей команде — это одно из самых слабых мест. Слабее только вратари, ёкарный бабай.

Умельцы, которые взялись мастерить деревянные трибуны для городского хоккейного стадиона, оказались не такими уж бессребрениками. Триста рублей за работу они взяли, но потребовали ещё восемьсот тугриков за доски и бревна. Либо по окончании сезона они всю эту конструкцию разбирают и продают на дрова. И на сегодняшней вечерней тренировке кроме стука молотков, то тут, тот там раздавался возмущённый голос Толь Толича, который позабыв обязанности старшего тренера, ругался с таким же горластым бригадиром плотников. Толь Толич требовал обосновать откуда нарисовались ещё 800 целковых, а бригадир отмахиваясь ворчал, что эти деньги взялись из леса, вместе с древесиной.

Лично мне отвлекаться на такие пустяки было некогда и откровенно лень. Двадцать минут поработав с командой над катанием, я перешёл к двухсторонней игре, где главным были не заброшенные шайбы, а разбор ошибок по ходу матча. Каждые 15–20 секунд я дул в свиток, останавливал встречу и объяснял партнерам, куда и как требовалось сделать пас, куда бежать, куда открываться, как входить в зону атаки и как выходить в защите из-под прессинга.

— Выскочили вдвоём на одного, обязательно сделай пас с фланга на фланг! — покрикивал я. — А ты бросай в касание на точность, а не на силу. Защита, смелее отдавайте передачи с ударом об борт. Это просто и надёжно. На чужой синей линии, если чувствуешь, что не пройдёшь защитника за счёт скорости или дриблинга, забрасывай шайбу с навесом в противоположное закругление. Это дёшево и сердито. Ещё можно запустить шайбу вдоль своего борта, чтобы она, проскользив за воротами, выскочила на противоположный край. Не думаю, что ваши областные вратари умеют прерывать такие передачи. Вошёл в зону атаки, видишь отдать некому, а тебя со всех сторон обложили, то бросай по воротам и лезь на добивание.

— Учишь нас примитивному канадскому хоккею? — неожиданно вклинился в мой монолог Генка Комолов.

Геннадий сегодня был трезв как стёклышко и у него многое на льду получалось. Двоих, троих накручивал в лёгкую. А ещё он отлично пасовал и здорово открывался под бросок. Вот только на все мои рекомендации и замечания он, криво усмехаясь, всё сильнее раздражался и что-то шептал себе под нос.

— Вспомните, как в первом классе вы рисовали палочки, прежде чем писать буквы, — ответил я всем хоккеистам. — Вы все сейчас в первом классе. Наша задача играть быстро и предельно просто, совершая минимум невынужденных потерь.

— Бей-беги, — снова хмыкнул Комолов.

— А хоть бы и так, — рыкнул я. — Как вы играли до меня?

Я подхватил шайбу, шарахнул её в борт и, когда она отскочила на мою клюшку, стал изображать типичного новичка на льду, который, насмотревшись телевизора, решил, что всё уже знает и умеет. Я медленно потоптался на месте вокруг шайбы, вытянул шею, почесал свою каску и, помахав кому-то рукой, сделал пас в ту самую сторону.

— Пенсионерско-комбинационный стиль, — прокомментировал я. — В реальной игре долго думать и смотреть, кто отрылся, а кто нет, некогда. Поэтому если будем играть просто и быстро, то соперник, какой бы хороший он не был, с нами сильно помучается. И вообще хватит разговоров! У нас до первой игры осталось всего две тренировки. Разошлись по местам! — рявкнул я и, дунув в свисток, мысленно добавил: «иначе пулей у меня вылетите из самодеятельного хоккея».

В раздевалке после душевой, когда хоккейные мысли в моей голове перестали прыгать как необъезженные скакуны, я коротко переговорил с двумя нашими десятиклассниками. С Иваном Степановым, который прочно закрепился в моей тройке нападения, и его однофамильцем Сергеем Степановым, который пока так же прочно обосновался на лавке и не тянул по уровню мастерства даже вторую тройку нападения.

— Парни, видели, какие трибуны возводятся? — спросил я их, как следует растираясь полотенцем, чтобы не простыть по дороге домой.

— Мы ещё вас видели в форме Деда Мороза в ДК, — захихикал Ванька Степанов. — Давно так не ржали.

— Закончу с хоккеем, пойду в артисты, — кивнул я. — Есть у меня, старики, одна хорошая идея, но нет для её воплощения смышлёных ребят. У вас в классе есть парни с головой на плечах?

— Что делать-то надо, Иван Иваныч? — спросил Сергей, невысокий, но физически развитый парень.

— Нужно во время матча бить в барабаны и скандировать хоккейные кричалки, — улыбнулся я, так как меня по имени отчеству давным-давно никто не называл. — Наш хоккей непобедим. Всем мы жару зададим. Эй-эй-эй, Металлист забей. Шайбу! Шайбу! Металлист!

— Ты чему, Иван, пацанов учишь? — заворчал Толь Толич, который красный как рак вошёл в раздевалку. Наверное, переговоры с бригадиром плотников, прошедшие в морозной дружеской атмосфере, ни к чему путёвому не привели.

— Учу «культуре боления», — хохотнул я. — Хочу, чтобы на стадионе во время матча никто не уснул. Раз мы намереваемся продавать билеты, то должны дать людям достойное зрелище.

— Учи-учи, — буркнул старший тренер и первым делом налил себе горячего чая.

— На морозе кричать нет просто, — хитро усмехнулся Сергей Степанов. — Если только попробовать за интерес.

— Окей, заплатим по рублю, — улыбнулся я. — Ибо каждый труд должен оплачиваться.

— Сколько? — чуть не подавился чаем Толь Толич. — По рублююю? — тренер испепеляющим взглядом посмотрел на десятиклассников и нравоучительно добавил, — кругом одни вымогатели. Вот из-за таких как вы, мы коммунизм никогда не построим. Те кровососы просят 800, эти штыбзики по рублю. Жирно не будет⁈

— Толь Толич, вообще-то бесплатный труд развращает, — заступился я за парней. — Работодатель начинает наглеть, не ценя усилия сотрудника, а сотрудник, делая свою работу на «отвались», привыкает жить по принципу и так сойдёт. Нам такой советский хоккей не нужен. Ведите одноклассников, всем заплатим по рублю, — сказал я парням.

— Ладно, хрен с этим рублём, что с трибунами делать, Иван? — жалобно промямлил Толь Толич.

— Соорудят добротные конструкции с козырьками от снега, выкупим, — хмыкнул я. — А сделают тяп-ляп, больше ни рубля не дадим. Пусть смело разбирают на дрова.

— И то верно, — обрадовался старший тренер. — Пойду ещё поговорю с этими узурпаторами.

От стадиона, где играла хоккейная команда, до моего временного жилища в природе существовало две дороги. Длинный путь, который пролегал по улицам города, занимал 15 минут размеренного шага, а короткая тропка через лесок всего 7. С одной стороны длинный путь был спокойней и надёжней, а с другой после работы и нервной тренировки лишние минуты на дорогу терять просто не хотелось. Поэтому, вытащив китайский металлический фонарик и попрощавшись с парнями, я пошёл по короткой тропке через лес.

На выходе со стадиона мне пришлось столкнуться с Лёшей Боговиком, которому я пообещал вернуть брюки и рубашку в ближайшие дни, надеясь, что к этому времени в магазин завезут белые рубахи большого размера.

— Ты смотри, не вернёшь мои вещи, жена меня убьёт, останетесь без защитника, — проворчал он.

— Она же у тебя метр шестьдесят, а ты 195 сантиметров в высоту, — хохотнул я, махнув рукой. — Как она до тебя дотянется?

— Ты её плохо знаешь, — пробурчал Боговик, кивнув мне на прощанье.

А дальше я углубился в лес, который в ночную пору жил своей собственной потайной жизнью. Старик Харитоныч, который ваял в глине сцены из охоты, поговаривал, что тут в округе полно зайцев, белок и лис, а медведи и волки стараются близко к людям не соваться, побаиваются человеческого присутствия. И это было хорошо, так как лисы и зайцы меня совершенно не пугали. И лично я, весело скрепя валенками по утоптанной снежной тропе, подумал, что страшнее человека, зверя нет. Вот с кем надо быть всегда настороже. Человек в отличие от животного, может легко «переобуться в воздухе» и, сказав одно, поступить совершенно по-другому. И предательство в некоторых случаях современный «хомо сапиенс» воспринимает как предвидение, а не банальную подлость.

А ещё мне на ум прямо сейчас пришли слова сегодняшней записки, где говорилось, что у нас всё хорошо. Значит всё хорошо было у Лизы, у ребёнка, у кота Фокса и, наверное, у шамана Волкова, раз он опять решился перейти финскую границу. Вот уж в прямом смысле слова безбашенный человек. «Интересно, где он в данный момент кукует?» — подумал я и резко остановился, так как в луче фонарного света промелькнула светло-серая перепуганная белка.

— Ох, — от неожиданности вырвалось из моего рта.

И вдруг мне показалось, что кто-то ещё идет за моей спиной. Я отчётливо услышал характерный скрип шагов по снегу. Я резко развернулся и пошарил лучом китайского фонарика по тропе, кустам и деревьям. Но в луч фонаря никто больше не попал.

— Эй, кто здесь? — спросил я уверенным, но негромким голосом. — Предупреждаю, денег у меня нет, а острый топор есть.

В подтверждении я показал крюк клюшки, который издалека мог вполне сойти за лезвие топора. «Померещилось», — решил я и продолжил путь. «А вдруг не померещилось? — тут же пришла вторая мысль. — Вдруг кто-то крадётся. И если он крадётся, то наверняка это не друг, а враг». Поэтому я намеренно ускорил шаги, досчитал про себя до десяти и резко замер на месте. И до моего слуха опять долетели чьи-то торопливые поскрипывания по снегу.

— Долго будем играть в прятки? — рыкнул я, развернувшись и положив баул с формой на утрамбованную корку снега. — Выходи, я тебя нашёл.

Я сделал один осторожный шаг навстречу странному незнакомцу, затем ещё один. Посветил фонариком вдоль тропы, в этом месте она хоть и петляла, но изгибы были незначительны. И тут из-за дерева в метрах десяти показалось перепуганное лицо Ярика, звукорежиссёра из агитбригады «Фреза».

— Ты нормальный? — проворчал я. — Ты же меня чуть до инфаркта не довёл.

— Хотел поговорить, — тяжело вздохнул паренёк. — Я думал, что вы меня обязательно сдадите в милицию. Собрал вещи, сижу, жду. Почти весь день прошёл, и никого нет. Вот я и решил с вами без свидетелей встретиться.

«То-то ты вчера с сабантуя свалил быстрее всех», — усмехнулся я про себя и произнёс:

— Я же дал слово, что никому не скажу, где прячется радиохулиган по кличке Пентагон. Неужели я похож на человека, который не отвечает за свои слова?

— Не знаю, — пожал плечами Ярик. — О вас говорят, что вы обокрали нашу хоккейную команду.

— Это официальная версия, — поморщился я и, развернувшись, пошагал по тропе домой.

Однако паренёк припустил следом и через несколько секунд поравнялся со мной. Чувствовалось, что ему не терпелось сказать мне что-то важное. А где ещё рассуждать о вечных темах, как не здесь? Вокруг полный тайн пустынный лес, над головой сквозь кроны деревьев тонкой полоской просвечивает гигантское звездное небо, и в довершении тишина буквально давит на уши своей безразличной пустотой.

— В эфир месяц не выходи, — буркнул я. — Кличку свою антисоветскую поменяй на… на… на Ёжика в тумане. Кстати, классный никнейм. И мультика пока такого не сняли.

— Что такое никнейм?

— По-английски это значит «дополнительное имя», — кивнул я, не сбавляя шага. — Анекдоты антисоветские в эфире не рассказывай. Лучше всего говорить о том, что свербит твою душу и сердце. Тогда появится смысл, чтобы рисковать хулиганским радиоэфиром.

— Без анекдотов не интересно, — протянул Ярик.

И в этот момент я резко остановился, чтобы посмотреть на этого непутёвого и бестолкового недотёпу.

— Запомни, Ёжик в тумане, все антисоветские анекдоты придумываются в кабинетах КГБ. А потом они же их распространяют через своих агентов в народ, чтобы, таких как ты чудиков пачками вылавливать.

— А зачем? — почесал свой большой лоб этот великовозрастный идиотик.

— В этом заключается суть плановой экономики, — хохотнул я. — В КГБ тоже же есть свой план по посадкам. Кого-то серьёзного взять ­- это дело не одного года, тут нужен ум и смекалка. А на вас лохов ушастых никакого ума выдающегося не надо.

— Это же подло? — промямлил Ярик.

— В жизни вообще много подлости, привыкай, — тяжело вздохнул я. — Ну, всё, вон моя деревня, — махнул я рукой на частные домики, которые уже тусклыми огоньками просвечивали через голые ветки деревьев. — Мне вперёд, тебе налево.

— Пожди, Иван, — окликнул меня паренёк, когда я отошёл на несколько метров. — Если вам на хоккей нужна музыка? Я могу организовать.

— Замётано, — улыбнулся я. — Отдыхай пока, Ёжик в тумане, на нары всегда успеется.