Тафгай. Том 9

Глава 10

Сегодня в заводской столовой, по которой разносился кисловатый запах квашеной капусты, подавали два основных фирменных блюда: компот из сухофруктов и пюре с котлетами. На мой вопрос: «когда я увижу вместо хлебных котлет хотя бы цыплёнка табака?» толстая тётка на раздаче ответила можно сказать вежливо: «Самый умный что ли? Не задерживай очередь! Давай топай в свою Америку, там тебе будут и цыплята, и куры! А у нас тут всё строго по КЗоТу». Я же, пробурчав: «какую страну просрали?», от дальнейшей дискуссии уклонился, тем более очередь действительно была нервная и немаленькая.

— Ну и любишь ты, Иван, поругаться, — недовольно проворчал Толь Толич, с большим аппетитом уплетая картофельное пюре.

— Да, характер у меня не сахар, — кивнул я головой. — Я только одного понять не могу, куда у нас мясо девается? Мы живём практически в сельской местности, почему в магазинах нет куриных грудок, куриных голеней, свиных отбивных и свиных сосисок?

— Скажи спасибо, что суповые наборы есть из костей, — хохотнул старший тренер. — Холодец с хреном — во закуска! — показал он мне большой отогнутый палец.

— Ладно, вернёмся к нашему хоккею, — буркнул я, с тоской вспоминая Принстон, Москву и даже город Горький, где общепит был совершенно другого, более высокого уровня. — Итак, мы имеем две хоккейные площадки: на одной есть хорошая раздевалка и одна трибуна для зрителей, а на другой смонтировано качественное освещение. Какой в этом случае напрашивается вывод?

— И без тебя знаю, — крякнул Толь Толич. — В одном месте светильники открутим, в другом прикрутим.

— Правильно, но это ещё не всё, — улыбнулся я, хлебнув для вдохновения простого советского компота. — Нужно срочно построить дополнительные деревянные трибуны.

— Это ещё зачем?

— Затем же, как и всегда, — хмыкнул я. — В нашем милом городке проживает 20 тысяч человек, значит полторы тысячи болельщиков при хорошей игре и результатах нам собрать вполне по силам. И при цене в 30 копеек за билет команда получит неплохой дополнительный премиальный фонд. Ты мне, Толь Толич, просто поверь, за деньги играть совсем другой интерес. Появляется нешуточный азарт, жажда победы и необходимая для повышения мастерства ответственность и концентрация. Иначе сегодня парни сыграют лучше всяких похвал, а завтра придут после ночного загула и наполучают полную авоську шайб. Логично?

— Логично-то логично, — тяжело вздохнул старший тренер, — только даже на футбол все норовят пролезть без билета. Допустим, что придут на матч твои полторы тысячи, а за проход заплатит максимум человек двести.

— Об этом я как-то не подумал, — пробурчал я и, почесав свой волшебный затылок, тут же предложил выход из тупика, — а давай мы по номерам проданных билетов разыграем ценный приз?

— Чего? — опешил Толь Толич.

— Не чего, а что, — хохотнул я. — Я тут видел в промтоварах радиоприёмник марки «Альпинист» за 30 рублей. Вот его и разыграем. Но это ещё не всё. Нужно организовать для болельщиков горячий перекус: чай, пирожки и слабоалкогольный глинтвейн, а с комбината питания, с которым мы заключим договор, стрясём дополнительные деньги. И деньги эти пойдут на оплату труда сотрудников нашей ледовой арены, на новую хоккейную форму и на человека, который эту форму после каждой игры будет стирать. Примерно по таким законам и живёт лучшая лига мира.

— Ерунда, — крякнул тренер, дожевав котлету. — Ничего у тебя не получится. Здесь тебе не Америка. Придёт на хоккей в лучшем случае человек триста и премиального фонда хватит ровно на три бутылки водки и банку солёных огурцов. Ха-ха-ха.

— Посмотрим, — проворчал я. — Ты мне лучше скажи, кто нам может построить временные деревянные трибуны?

— Это я решу через наш профсоюз, — гордо ответил Толь Толич. — Профсоюз поможет. Тем более весной трибуны можно будет легко разобрать на дрова. А ещё лучше оставить их для футбола. Что ж я раньше до этого не допетрил? — задумался он.

— Лучше поздно, чем никогда, — буркнул я. — Значит с тебя — трибуны, с меня — реклама и пиар.

— Чего? — спросил меня тренер, услышав незнакомое слово «пиар».

— Пиар — это по-английски означает паблик рилейшнз или связь с общественностью. По науке работаем, Толь Толич, — хохотнул я. — С любительщиной пора кончать.

— Ну-ну, — усмехнулся он.

— Вон и твои пришли, — хмыкнул перед стартовым вбрасыванием Толя Гаврилов, когда молоденькие учительницы Вика и Надя появились около хоккейного борта.

Вообще надо сказать, что сегодняшняя вечерняя тренировка вновь собрала множество народа. И людей можно было понять: по телевизору и в кино смотреть нечего, до субботних танцев в ДК ещё далеко, а компьютерные технологии, которые в будущем займут почётное первое место в списке возможного досуга, пока доступны только большим научным и исследовательским центрам. Другими словами, некуда во вторник вечером простому человеку податься, вот и идёт он к городской хоккейной коробке, где залётный олимпийский чемпион кошмарит заводскую хоккейную команду.

— Что значит мои? — опешил я, поставив клюшку около точки вбрасывания.

— Да ладно, дело житейское, — усмехнулся Гаврилов. — Эти учителки по сути-то ничьи. Вот если бы ты кого из наших баб в баньке попарил, то тогда бы тебе мужики живо бока намяли, и я бы не помог.

И в этот момент Толь Толич бросил шайбу на лёд. «А чему я удивляюсь? — подумал я, автоматически выбив эту шайбу на свою половину поля. — Тут на весь городок всего два пятиэтажных „небоскрёба“, каждый каждого знает и для них любой приезжий — это чужой и странный человек из большого и непонятного мира. Одно название, что город, а уклад всё равно деревенский».

Я откатился поближе к своей синей линии и мгновенно получил передачу от своего же защитника. И вдруг кто-то из зрителей рявкнул: «Давай, американец, делай!». «Ну, правильно, — усмехнулся я про себя, легко накрутив в средней зоне Толю Гаврилова, — если в Штатах я для всех русский, то на Родине — американец».

Затем я вырвался на так называемый свободный лёд, сделал несколько энергичных толчков ногами, пролетел центральную красную линию и сыграл в стеночку с крайним правым нападающим Генкой Комоловым. Кстати, от Геннадия сегодня отчётливо попахивало пивком. Наверно после смены замахнул пару бутылочек местного луньевского пенного напитка. Видать, на трезвую голову играть ему было не интересно. Однако, не смотря на это, обратный пас от него вышел на загляденье. Он одной передачей разом обрезал пару защитников соперника: Боговика и Богомаза. И я, не снижая скорости, вылетел один на один. Вратарь обречённо выкатился чуть-чуть вперёд, и в тот же момент я пульнул точно между щитков. Шайба забилась в сетке, а Толь Толич, дунув в свисток, указал на центр ледяной площадки.

— Гооол! — громче всех закричали Виктория и Надежда.

Я кивнул головой девушкам, поднял клюшку вверх, поблагодарив остальных болельщиков, а сам подумал, что если застряну здесь на два сезона, то мне как серьезному хоккеисту конец.

— Задержись, поговорим, — обратился ко мне Толь Толич, когда тренировка подошла к концу.

К этому моменту девчонки убежали на родительское собрание, пообещав перед сном заглянуть в гости, чтоб послушать мои американские сказки. Поэтому я особенно никуда не спешил и, закинув последнее полено в печку, которая обогревала эту крохотную раздевалку, присел на скамейку.

— С постройкой дополнительных трибун договорился, — отчего-то виновато промямлил он. — Правда, плотники требуют оплату вперёд.

— Сколько? — напрягся я, так как сегодня уже выдал нашему заводскому художнику аванс в 25 рублей за пять красочных объявлений, которые намеревался разместить в кинотеатре, в клубе, на проходной завода, в школе №1 и в помещении местного центрального промтоварного магазина. Что поделать, если без финансовых вливаний рекламная компания в принципе невозможна?

— Триста рублей просят, вымогатели, — крякнул Толь Толич. — Профком на это средства выделять отказался, своих у меня нет, а ждать, когда на игры пойдёт народ и за билеты заплатит деньги, они, буржуи недорезанные, не хотят. Говорят, что наш хоккей кроме пары сотен человек здесь никому не нужен! Ты, представляешь, нет⁈ Хоккей никому не нужен⁈

— В чём-то они и правы, — пробурчал я. — Комолов сегодня пьяненький пришёл. Кроме него ещё от троих перегарчиком несло. Я в одиночку на одном коньке забрасываю по десять штук за 20-минутную двухсторонку, куда такое годится? Однако триста рублей — это не деньги. Такие траты даже мне по карману. Триста деревянных на деревянные же трибуны я дам. Только возьмёшь с работничков расписку.

— Зачем это? — смешно почесал затылок мой новый старший тренер.

— Толь Толич, ты же взрослы человек и должен понимать, что финансы не терпят к себе наплевательского отношения, — немного вскипел я. — По этой расписке, во-первых, мы с плотниками будем в расчёте. Во-вторых, я верну свои вложения, взяв их из билетной кассы. И в-третьих, подробный финансовый отчёт после первых двух спаренных игр ты должен представить в свой профком. Мне ещё с ОБХСС не хватало проблем, — усмехнулся я и, встав с лавки, закинул баул с формой на плечо. — Что ещё?

— Я всё думаю, Иван, ночами не сплю, как мы будем играть? По какой схеме? — тренер вытащил из внутреннего кармана пальто обычную школьную тетрадку и, раскрыв её, показал мне какие-то квадратики, кружочки и стрелочки.

— Мы будем играть по принципу: чем меньше собственных ошибок совершим, тем лучше, — я взял в руки это сочинение хоккейного любителя-новатора, полистал, стараясь не улыбаться и в голос не ржать, и вернул тетрадь обратно. — Первое: защитники выбрасывают шайбу через борт и в атаку дальше центральной линии не подключаются. Второе: атаку ворот соперника проводим слёта, без расстановки, и тут же откатываемся в среднюю зону. Этим завтра и займёмся. Кстати, где будет завтрашняя тренировка?

— На стадионе, — улыбнулся Толь Толич. — Электрики утром свет перемонтируют, и теперь будем играть только там, где есть хорошая раздевалка и душ.

— И это уже первая замечательная новость, — многозначительно произнёс я и чуть-чуть не хлопнул старшего тренера по плечу, немного позабыв о нашей колоссальной разнице в росте и весе.

А на улице, где мела позёмка, перенося неприкаянный снег с места на место было как-то по-особенному спокойно и хорошо. Небольшие компании молодых людей спешили на последний сеанс в кино, где сегодня крутили польскую картину «Анатомия любви» с Барбарой Брыльской в главной роли, и на которую дети до 16-и лет естественно не допускались. В хорошо подсвеченном дворце культуры тоже кипела какая-то жизнь, ведь оттуда доносились звуки симфонической музыки. А перед самим зданием ДК, где смастерили невысокую ледяную горку, сейчас было особенно оживлённо и весело. Разновозрастная малышня визжала на всю центральную улицу Ленина и каталась на алюминиевых санках, школьных портфелях и даже на обычных картонках.

И вдруг такая радужная и идеалистическая картина в одно мгновенье для меня рассыпалась в пыль и в прах. Я заметил на противоположной стороне улицы худощавую до боли знакомую фигуру шамана Волкова. По крайней мере, его потёртый и кустарным образом сшитый тулуп я не мог спутать ни с чем. Первая мысль, которая пришла в голову была, что этого не может быть, шаманидзе сейчас в Штатах и работает, скорее всего, в Чикаго спортивным врачом. А вторая: «вдруг он перешёл границу и приехал на Урал, чтобы передать мне весточку от Лизы?».

Я быстро поозирался по сторонам, чтобы убедиться в отсутствии «хвоста» или милиции, и, наплевав на правила дорожного движения, буквально рванул через дорогу на другую сторону улицы. Однако незнакомец, похожий на Волкова, словно почувствовав преследование, прибавил шаг и свернул в плохо освещённый проулок. Конечно, нужно было закричать: «шаманидзе, стой! Это я — Иван!». Но я на такое не решился. Вдруг за ним тоже была установлена слежка. Поэтому, больно прикусив нижнюю губу, я молча ринулся к тому перекрёстку, где скрылась фигура шамана.

По дороге я перескочил какой-то снежный завал, затем чуть не поскользнулся на валенках, наступив на накатанный до льда участок тротуара и наконец, вылетел в этот самый проулок. Из-за скудного освещения разглядеть, куда делся шаманидзе, оказалось не так-то уж и просто. Но уличный фонарь, который стоял около дальнего двухэтажного барака внезапно высветил фигуру в знакомом тулупе. Этот худосочный мужчина повернулся и, я готов дать гарантию, посмотрел именно на меня.

— Волков! — наудачу крикнул я, потому что лицо странного мужика разглядеть так и не удалось.

Но услышав мой выкрик, этот человек развернулся и во всю прыть побежал прочь. «Ты куда, дурик?» — прошептал я и, плохо разбирая, что творится под моими ногами, полетел следом. «Поймаю, уши откручу, — бухтел я себе под нос, работая ногами как в самой стремительной контратаке. — Я тебе покажу, настойку из мухоморов и примочку из волчьих ягод. Я тебя так познакомлю с традиционной медициной, что ты навсегда позабудешь своего Карлоса Кастанеду».

И не прошло и нескольких секунд, как я уже был около этого одинокого уличного фонаря. Но куда бежать дальше не имел ни малейшего понятия, ведь знакомая фигура шамана Волкова просто растворилась в темноте этого зимнего вечера.

— Неужели показалось? Неужели нервы шалят? — пробурчал я и, немного покрутившись на месте, потопал домой.

В хижине старика Харитоныча сегодня опять собралось приятное общество. Молоденькие учительницы Вика и Надя очень громко и долго хохотали, рассказывая тему родительского собрания, на которое пришёл сотрудник милиции и прочитал целую лекцию о том, как радиохулиганы разлагают советскую молодёжь. Оказывается, где-то в нашей округе стал регулярно выходить в эфир некий радиолюбитель по прозвищу Пентагон. И этот недостойный строитель коммунизма вместо того, чтобы освещать выполнение пятилетнего плана, рассказывал трудовому народу скабрёзные анекдоты и крутил музыку: «Deep Purple», «Led Zeppelin», «Pink Floyd», а так же песни Владимира Высоцкого и Аркадия Северного.

— И теперь милиция просит, чтобы родители обратили самое пристальное на занятия своих отпрысков, ха-ха, — хихикнула Вика, — и в случае чего немедля докладывали куда следует. Потому что сорняки нужно уничтожать на корню.

— Да, ­– крякнул Иннокентий Харитонович, продолжая лепить миниатюрную фигурку американского ковбоя, — дело Павлика Морозова, едри твою за ногу, цветёт и побеждает.

— А что будет этому Пентагону, если поймают? — заинтересовалась Надежда и в её вопросе прозвучала тревога за судьбу недальновидного хулиганистого паренька.

— Сначала оштрафуют, — ответил я, застыв в позе «охотника за головами», который, не целясь, стреляет от пояса сразу из двух револьверов.

Кстати, старик Харитоныч сам предложил сделать ещё один набор оловянных солдатиков. Его почему-то захватила эта творческая идея. Поэтому я этим вечером снова изображал фигуры североамериканских ковбоев.

— Вот и правильно, нечего в эфире хулиганить, — хмыкнула Виктория.

— А если поймают повторно? — спросила Надя.

— Дадут условный срок, — буркнул я. — А вот на третий раз отправят уже в санаторий.

— В какой? — хором спросили девушки.

— В санаторий ВЦСПС, — хохотнул Харитоныч, — где каждого научат, как валить, цеплять, срезать, пилить сосны и прочую древесину. Надо бы этого идиотика Пентагона отыскать, вразумить и предупредить.

— Вот ещё, — проворчала Вика, — сам дел натворил, теперь пусть перед законом держит ответ. А ты, Иван, как считаешь?

— Иногда очень сложно ответить на самые простые вопросы, — улыбнулся я. — Вот представьте на минуту, что вы знаете, что в будущем «Deep Purple», «Led Zeppelin» и Аркашу Северного разрешат, и более того станут совершенно свободно крутить по радио и продавать в музыкальных магазинах. Тогда какой был смысл в том, что это всё запрещали в прошлом? Тупость какая-то получается.

— Мы не знаем, что будет в будущем, — неожиданно обиженным глоссам произнесла Виктория.

— Если внимательно проанализировать прошлое и настоящее, то будущее можно предугадать с высокой вероятностью, — возразил я.

— Ну-кася предугадай чёнить, — захихикал старик Харитоныч.

— Легко, — буркнул я. — В своё время я успел поиграть в хоккей и в Высшей лиге СССР и в НХЛ. С коммерческой точки зрения и по уровню зрительского ажиотажа заокеанская лига в разы привлекательней нашей. Значит, в будущем неизбежно наша отечественная лига будет копировать формулу розыгрыша НХЛ. То есть мы сначала будем проводить регулярный чемпионат, а затем матчи плей-офф. Или вот группа «Deep Purple», которая не нравится нашим старичкам из Кремля. Когда старички отойдут в мир иной, эту музыку будут слушать все кому не лень. Это всё элементарно.

— Это не честно, такие предсказания не считаются, — завозмущалась Вика. — А ты предскажи то, что произойдёт через год, чтоб можно было проверить.

— Через год? — задумался я. — Ну, допустим, сейчас в прокате идёт с большим успехом польский фильм «Анатомия любви». И наши мужики буквально залипают на польскую актрису Барбару Брыльску. Значит, примерно через год Эльдар Рязанов снимет новогоднее кино с её участием, и название будет примерно такое: «Ирония судьбы, или с лёгким паром».

— Бред, — обиделась Виктория.

— Почему с лёгким паром, если кино про новый год? — заинтересовалась Надя.

— Потому что под новый год, каждый русский человек ходит в баню, чтобы встретить светлое будущее чистым, — захохотал я и распрямился. — Всё, Харитоныч, больше позировать не могу. Устал. Кстати, девчонки, а давайте завтра сходим на «Анатомию любви»?

— Мы завтра не можем, — Вика локотком сердито толкнула подругу в бок, и девушки тут же засобирались домой. — Нас завтра пригласили в ДК на выступление агитбригады из местного училища.

— И много на это представление собирается народу? — спросил я.

— Полный зал, — обидевшись на мои идиотские предсказания, прошипела Виктория и сказала Надежде, — чего стоишь? Пошли.

И барышни, не прощаясь, чуть ли не пулей выскочили из хаты. Иннокентий Харитонович немного покряхтел, похихикал и с издёвкой произнёс:

— Ну, молодёжь, ещё полюбиться как следует не успели, а уже поцапались? Хи-хи-хи.

— Спокойно, старик. Милые бранятся, только тешатся, — пробурчал я.

А сам тут же подумал, что выступить на сцене вместе с агитбригадой — это прекрасная возможность рассказать каждому жителю города о предстоящем чемпионате «областной водокачки». Оставалось только найти подходящий костюм для выхода на подмостки. И так как в данный момент я располагал старенькой хоккейной формой, штопаным свитером, тельняшкой, телогрейкой, валенками и тёплыми ватными штанами маде ин СССР, это сделать было не просто.