Тафгай. Том 9

Глава 17

— Тааак, понимаешь, — крякнул я скрипучим голосом, который смутно походил на мало внятную речь Ельцина, когда появился на сцене в шубе Деда Мороза. — Прилетел, понимаешь, на оленях, поставил животных на стоянку, зашёл на минуту позвонить Снеговику по междугородке в Гренландию. Вышел: ни оленей, ни подарков, ни Снегурочки, понимаешь. Это куда я вляпался? Что это за населённый пункт, понимаешь?

— Вильва! — крикнула из зала Кира Нестерова.

— Как? — крякнул я. — Не слышу, понимаешь, пока летел, в ухо целый сугроб снега надуло. Что за станция такая?

— Вильва! — заголосили вместе с Нестеровой остальные актёры агитбригады.

— Сам вижу, что не Москва, — буркнул я. — Но раз вы такие горластые, давайте все вместе позовём Снегурочку. Вдруг она где-то здесь на оленях катается? На водительские права ещё не сдала, а уже ездит, понимаешь ли. Три-четыре, ка-ра-ул! — заорал я, когда актёры в зале выкрикнули имя Снегурочки. — А я говорю: «караул». У оленей подковы без зимней резины, у саней просроченный техосмотр. Давайте ещё раз и погромче. Три-четыре, Сне-гу-ро-чка!

И в зале кто-то позвал Снегурочку, а кто-то прокричал слово «караул». И тут из-за левой кулисы вышел Витёк. Этот актёр имел глуповатое выражение лица и во всех остросоциальных сценках играл граждан алкоголиков, хулиганов и тунеядцев. На нём была надета шубка Снегурочки, а на голове был напялен белый парик из синтетических волос, причём из-под парика наружу выглядывал его естественный черный чуб. Клюшка, которую я держал в руках, тут же рухнула на деревянный помост сцены.

— Что смотришь дед? — нагло заявил он. — Опять склерозом память отшибло? Ещё скажи, что я не твоя родная внучка — Снегурочка?

— Память моя, понимаешь, барахлит, но со зрением пока полный порядок, — проскрипел я и обратился в зал, ­– товарищи взрослые и дети, как вы считает: этот крокодил — Снегурочка или неизвестное науке существо?

— Крокодил! — закричали из зала другие актёры агитбригады, имитируя реакцию будущих зрителей.

— Нашел, у кого спрашивать, старый, они меня в первый раз в жизни видят, — загоготал Витёк. — Давай дед не тормози, гони подарки, и разойдёмся по-хорошему.

— Молодец, ха-ха, выкрутился, понимаешь ли, — сказал я в зал, затем по-стариковски крякнул, согнулся, держась за поясницу, и поднял клюшку с пола. — Дедушка я конечно старенький, память никуда не годится, одно ухо не фурычит, зато волшебные заклинания ещё помню.

— Хорошо, показывай своё допотопное колдовство и тащи подарки, а то я уже в кино уже опаздываю, — проворчал наш штатный злодей, посмотрев на часы.

— Трах-тибидох! — рявкнул я и ударил черенком клюшки по полу и в тот же момент парик с синтетическими волосами, который мы привязали на леску, взлетел в воздух и улетел за кулисы.

— Ааааа! — заорал Витёк, как это он делал во всех сценках, где его учили уму разуму и перевоспитывали в достойного строителя коммунизма, и выбежал со сцены.

— Товарищи взрослые и дети, давайте ещё раз позовём Снегурочку, пока не прилетел очередной прихватизатор подарков чубайсец, понимаешь ли, — обратился я в зал и сам же стал скандировать, — Сне-гу-ро-чка!

— Сне-гу-ро-чка! — вместе со мной стали звать внучку Деда Мороза актёры в зале.

А тем временем в той же левой кулисе Наташа Сусанина быстро нацепила на себя шубку, которую ей вернул наш штатный злодей, игриво поправила причёску и выпорхнула довольная до ушей на сцену с мешком подарков в руках.

— Ну, как вам, Кира Владимировна, наша идея с париком? — спросила она товарища Нестерову. — А потом мы с Иваном раздаём почётные грамоты передовикам производства и дарим подарки всем детям. Далее финальная песня.

Руководительница агитбригады сделал очень серьёзное лицо и, не обращая внимания на хихикающих актёров, которым наш актёрский этюд понравился, почти минуту расхаживала взад и вперёд перед первым рядом пустых зрительских кресел.

— А кто такой прихватизатор чубайсец? — спросила она меня.

— Это злой рыжий тролль из скандинавской мифологии, который ворует подарки к Новому году и Рождеству, — немного приврал я.

— Кира Владимировна, да вродь смешно получилось, — поддакнул Витёк. — Лично я, еле сдержался, чтобы не заржать в самом конце, когда парик улетел.

— Так и быть, ­– наконец улыбнулась Кира Нестерова, — пусть будет чубайсец. Теперь репетируем финальную песню, — режиссёрка два раз хлопнула в ладоши.

— Это уже без меня, — буркнул я. — У меня сейчас репетиция по хоккею с шайбой.

Затем я пожал трудовую ладонь звукорю Ярику, потом поручкался с исполнителем ролей злодеев и негодяев Витьком, спрыгнул со сцены и попрощался с остальными парнями и девчонками. А режиссёрка Кира Нестерова, когда я её по-товарищески обнял, пробурчала, что из меня при должном подходе может получиться толк. Мне же подумалось, что вот уедет Кира в другой более крупный город и здесь всё вернётся в своё привычное сонно-болотное состояние. Потому что кроме энтузиастов-пассионариев никому ничего в этом мире не нужно.

— А со мной не хочешь попрощаться? — спросила Сусанина, нагнав меня в фойе дворца культуры, где я перед большим зеркалом надевал на себя пальто и теплую бейсболку с ушами.

— Привет-привет, пока-пока, я долго буду ждать звонка, — пробурчал я. — Учи текст, а то Кира пулей выпроводит из самодеятельности.

— А обняться? — девушка преградила мне путь к выходу из дворца и развела руки в стороны.

— Слушай, Сусанина, кхе, Наташа, не усложняй, — замялся я. — Ты — Снегурочка, я — Дед Мороз, праздники отработаем и пока-пока.

— К этой своей побежал, к училке? — топнула ногой Сусанина, когда я её ловко обогнул справа.

— Как ты могла такое подумать? — хохотнул я в дверях и, показав баул с формой и клюшки, сказал, — пулей полетел на хоккей! Привет-привет!

На следующий хоккейный матч в субботу 28-го декабря наша команда приехала в посёлок Шахты, который располагался всего в 10 километрах от Александровска. Толь Толич меня ещё в автобусе напугал, что местный кружок спортсменов-любителей в хоккей, как впрочем и в футбол играть умеет справно. И уже в своей истории пару раз пробивался в финальную стадию, где давал достойный отпор лучшим командам области.

«Поэтому, мужики, покажем с первых минут, на что мы способны», — сказал старший тренер в раздевалке, которая располагалась в какой-то деревянной хибаре и не имела ни душа, ни массажного стола, ни нормальных человеческих кресел. Кроме того на местном хоккейном стадионе отсутствовали самые элементарные зрительские трибуны. Из-за чего поселковые любители спорта в количестве примерно ста человек, облепив большой естественный сугроб, приготовились взирать нам матч, стоя на ногах.

«В Горьком на первенство завода народу было больше раза в три», — с грустью подумал я и как капитан команды на построении громко произнёс:

— Команде шахта «Северная», наш…

— Физкульт-привет! — хором гаркнули парни из моей команды и клюшками дружно ударили по льду.

— Команде «Металлист» Александровск, физкульт-привет! — рявкнула в ответ ледовая дружина хозяев поля.

После чего судья попросил остаться на льду только стартовые пятёрки и пригласил на вбрасывание меня и центрального нападающего шахты «Северная».

— Привет, предатель, — хитро улыбнувшись, шепнул игрок принимающей команды.

— Зубы побереги, — рыкнул я и хоть злость не лучший помощник в игре на точке, вбрасывание я выиграл подчистую.

Шайба отлетела налево к Юре Кривокорытову, которого после хорошей прошлой игры было решено перевести в мою, первую тройку нападения. Юрок быстро отдал пас на защитника Лёшу Боговика, а Боговик тут же перевёл шайбу Васе Богомазу. Я постучал клюшкой по льду, и Василий сделал пас в моём направлении. И тут раздался свист со стороны так называемых трибун и кто-то громко крикнул:

— Тафгаев, предатель!

— Предатель! — тут же зазвучало то тут, то там. — Чтоб тебе пусто было!

Однако играть, когда тебя освистывают и матерят, я привык ещё в НХЛ, когда приезжал в Филадельфию или в какой-нибудь канадский город, где меня воспринимали как личного врага. Поэтому выкрики сотни поселковых болельщиков только раззадорили. И при получении шайбы, я хладнокровно и легко ушёл от опекуна, после чего швырнул шайбу под чужую синюю линию на набравшего хорошую скорость правого крайнего Генку Комолова. И Геннадий, буквально проскользнув вдоль борта, влетел в зону атаки. Однако второму защитнику хозяев льда удалось Гену затолкать в правое закругление. Зато я доработал ногами, пересёк чужую синюю линию и, выкатившись на шикарную ударную позицию, гаркнул:

— Комол, дай!

И самонаводящаяся шайба из правого закругления выскочила прямо на меня. Как Генка умудрился отдать пас точно и не глядя, оставалось только гадать и удивляться. Но в игре, когда счёт идёт на доли секунды, на удивление времени просто нет. Поэтому я сначала в касание щелкнул по шайбе, затем удовлетворительно кивнул головой, когда она влетела в сетку и лишь потом удивился качеству голевой передачи, которая была не хуже, чем в Высшей лиге.

— Предатель! — всё равно продолжали кричать зрители, стоя на снежных трибунах.

Хоккеисты первой пятёрки подъехали поздравить меня с очередной заброшенной шайбой и Генка Комолов, грустно улыбнувшись, сказал:

— Дааа, Иваныч, тебе сейчас не позавидуешь, теперь такое во всех городах будут кричать.

— Чё они, дурные что ли? — пискнул школьник Юра Кривокорытов. — Не понимают, что у нас как всегда «стрелочника» наказали?

— Во-первых, всё когда-нибудь проходит и заканчивается, — пробурчал я. — А во-вторых, давайте сейчас вторую забросим, и они тогда сами заткнуться.

— А бригадир-то, дело говорит, — пробасил здоровяк Лёша Боговик. — Даешь дуплет, мужики.

— Точно, свою правоту в хоккее надо доказывать шайбами, — кивнул головой Вася Богомаз.

Поэтому мы проехали мимо скамейки запасных, и я снова встал на центральную точку вбрасывания. Кстати, пятёрку гостей старший тренер шахты «Северной» по-быстрому поменял. Возможно, решил, что второе игровое звено сыграет и уверенней и надёжней. Однако сразу после вбрасывания мы снова завладели шайбой и под крики болельщиков: «предатель», понеслись в атаку. Правда, на сей раз соперник вовремя успел сесть на свою синюю линию. Два защитника расположились за этой чертой, а трое нападающих встали перед этой с позволения сказать границей зоны защиты.

— Пробрось вдоль борта, — быстро скомандовал я Юрке Кривокорытову, отдав ему пас на левый край.

И Юра как прилежный ученик швырнул шайбу с таким расчётом, чтобы она проскользила по борту, сделала вираж по закруглению и, просвистев за воротами, выскочила на правый фланг. А тем временем Генка Комолов по правому борту уже устремился к этой шайбе. Я кстати тоже не стал терять драгоценных секунд и словно трактор ломанулся через центр на пятак перед воротами. Двое хоккеистов соперника попытались меня клюшечками зацепить и притормозить, только всё это оказались напрасные хлопоты. Моя масса, помноженная на скорость, сносила ещё и не такие преграды. Поэтому один из наиболее настырных игроков хозяев льда от усердия шмякнулся на лёд.

— Держи Тафгая! — завопил старший тренер хозяев площадки.

«Поздно пить боржоми», — захохотал я про себя и, тут же получив пас от Генки Комолова, бросил с кистей. Однако голкипер хозяев, вспомнив своё футбольное образование, успел упасть таким образом, что всеем своим телом полностью перекрыл низ ворот. Шайба ударилась ему в живот и снова отлетала под крюк моей клюшки. И я уже приготовился добить её броском под перекладину, но в этот момент трое хоккеистов из команды шахты «Северная» разом вцепились в мои руки и плечи. И я, понимая, что момент бездарно упущен, чисто автоматически шибанул по шайбе коньком, направив её налево, где по идее должен был караулить отскок Юрка Кривокорытов. И через секунду шайба забилась в сетке, ибо мой расчёт оказался верен, Юра как примерный ученик приехал туда куда нужно.

— Гооол! — заорал Юрка, прыгая на месте. — Я забил, Иван Иваныч, забил!

— Молоток, — похлопал я паренька по каске.

— Слушай, Иваныч, а ведь действительно заткнулись, — захихикал Генка Комолов, кивнув в сторону притихших трибун.

— Дошло, что иногда лучше помолчать, — буркнул я и с грустью подумал: «Ну, вот, я уже для своих пацанов — Иван Иваныч. Ветеран спорта, ядрён батон».

В перерыве после второго периода матча, когда на 6 заброшенных шайб хозяев льда мы ответили чёртовой дюжиной тех же самых шайб, в нашу раздевалку постучался и вошёл старший тренер команды шахта «Северная». Чувствовалось по его озадаченному лицу, что счёт 6:13 не входил в первоначальные планы местных любителей хоккея.

— Толь Толич, я тут хотел, кхе, кое-чем поинтересоваться, — промямлил он, пожав руку нашему старшему тренеру.

— Слушаю тебя, Геннадий Григорьевич, — по-деловому крякнул наш наставник.

— Я хотел у товарища Тафгаева спросить, — кивнул тренер хозяев в мою сторону, — правда, что он обокрал нашу заокеанскую команду, из-за чего её сняли с чемпионата?

— Геннадий Григорьевич, — всплеснул руками Толь Толич, — ну вы сами подумайте, у парней был подписан контракт со Спорткомитетом, ну, как Иван мог забрать их деньги себе? И потом, ровно неделю назад к нам приезжал Виктор Сергеевич Коноваленко. Прославленный вратарь! Наша гордость! Приехал бы он в гости, если бы Иван его обокрал?

— А чего тогда в газете писали всякое разное? — смутился старший тренер хозяев, опять покосившись в мою сторону.

— На заборе тоже пишут всякое? — захихикал наш наставник. — Зачем же всему верить? Нужен был стрелочник, его нашли. Вот и весь сказ.

— Товарищ Тафгаев, — обратился ко мне Геннадий Григорьевич, — вы наш народ извините, они ведь не в курсе. Людям ведь всего не говорят.

— Если людям всего не говорят, и если они не в курсе разных подробностей, то зачем они делают выводы? — криво усмехнулся я. — Что это за холопья привычка: не читал, не видел, не знаю, но осуждаю? Ладно, я не в обиде, — отмахнулся я, — чем больше ваши любители хоккея полощут моё имя, тем чаще я поражаю ваши ворота. Юрок, сколько я уже настрелял?

— Девять штук, Иван Иваныч, — отчеканил Юра Кривокортытов. — У меня все шайбы и результативные передачи записаны. Я для школьной стенгазеты готовлю большой отчёт, чтобы значит потом…

— Молодец, — перебил я паренька. — Так что, Геннадий Григорьевич, предайте вашему народу большой привет.

— Ясно, — помрачнел старший тренер хозяев поля и перед выходом из раздевалки буркнул, — я примерно так и предполагал.

— Молодцы, мужики, так держать! — радовался Толь Толич в автобусе, который спустя сорок минут увозил нас из посёлка Шахты в родной Александровск. — Гремячинск хлопнули 11:3 и 14:7, а шахту «Северную», одну из сильнейших команд нашей группы, 16:8! Три матча — три победы…

«Спортивные победы — это хорошо, ради них и работаем, — подумал я, уставившись в окно и перестав вслушиваться в бравурные речи старшего тренера. — С солдатиками тоже дело сдвинулось с мёртвой точки. Цех студенты ПТУ привели в Божий вид. Василий Богомаз постарался на славу и сделал 16 оригинальных кокилей, каждый на две фигурки. Значит в январе, как и обещал директору, появится первая продукция оловянных индейцев и ковбоев. Правда, с набором пиратов и петровских гвардейцев Преображенского полка пока придётся подождать. Так как изготовление кокилей дело не быстрое и у Васи Богомаза не десять рук. В общем и в целом всё хорошо. Вот только с Викой нелады».

Я снова мысленно перенёсся во вчерашний роковой вечер, и вновь расстроился. А ведь начиналось вчера всё просто замечательно. Сходили в кино, посидели в кафе, много шутили, смеялись, разговаривали. Затем уединились в моей комнате, чтобы забыться в объятьях друг друга. Старик Харитоныч, видя, как бурлит моя личная жизнь, тактично перебрался работать в свою маленькую домашнюю мастерскую. А потом случилось это злосчастное видение из будущего, к которым я уже стал привыкать.

Сначала я увидел, как на обычную театральную сцену выбежал человек с автоматом и дал короткую очередь в потолок. Мне даже удалось запечатлеть в памяти штукатурку, которая посыпалась на головы ошарашенных людей. А потом в зал быстро стали проникать другие террористы и женщины-шахидки. И уже тогда я увидел саму Викторию. Девушка с огромными и перепуганными глазами наивно пряталась за спинкой впереди стоящего кресла, прижимая 14-летнего мальчика к себе. Все эти картинки будущего мелькали перед моим внутренним взором короткими и яркими вспышками. И в следующей последней вспышке я увидел, как Вика, которая выглядела значительно моложе своих 50-и лет, задыхается и теряет сознание.

— «Норд-Ост»! — выпалил я, напугав свою подругу, которая томно откинулась на подушке.

— Какой ост? — пролепетала Виктория.

— Я просто иногда ужасаюсь тому, какая беспросветная тьма и каша творится в головах некоторых людей, — с жаром прошептал я. — Как можно в принципе с помощью теракта решить хоть какой-то маломальский вопрос, когда правительству вообще начхать, что погибнуть какие-то люди?

— Я ничего не понимаю, — усмехнулась девушка.

— Я тоже не понимаю, что творится в головах террористов, — от возмущения я встал с кровати. — Убив ни в чём неповинного человека и нарушив заповедь «не убий» ты же тупо провалишься прямиком в ад.

— Ты имеешь в виду террористов на Ближнем Востоке? — Вика попыталась улыбнуться.

— Я хочу кое-что сказать, — пробурчал я, присев обратно на скрипучую кровать. — Запомни, если тебе подарят билет на мюзикл «Норд-Ост», который будет проходить в московском театре на Дубровке 23 октября 2002 года, то не ходи. А ещё лучше сообщи, что в этот день будет совершён теракт и погибнет больше сотни человек.

— Какой 2002 год? — захихикала девушка. — Я лучше домой пойду. Что-то ты совсем заработался.

— Ты не понимаешь, 23 октября 2002 года — это день твоей смерти, — сказал я и приготовился выслушать крик, истерику и ругань.

Однако Виктория быстро вскочила с кровати, молча и стремительно оделась и выбежала из комнаты. Затем громко хлопнула входная дверь. Но где-то на подсознательном уровне я был просто уверен, что поступил правильно.

— Приехали! — скомандовал Толь Толич, когда автобус затормозил перед городским дворцом культуры. — Завтра не опаздывать, сбор в 2 часа дня на этом же самом месте. Иван, ты чего такой смурной? — спросил старший тренер меня, когда я с переднего сиденья первым пошёл на выход.

— Мало забил! — гаркнул с «камчатки» центрфорвард второй тройки Толик Гаврилов и народ дружно захохотал.

— На следующей неделе будем отрабатывать броски в касание с острых углов, юмористы, — проворчал я. — Стыдно мазать с трёх метров.

Потом я выскочил на морозный декабрьский воздух, закинул баул с формой за спину и с клюшками наперевес пошагал домой, где старик Харитоныч пообещал сегодня затопить баньку.