Тафгай. Том 9

Глава 19

Зима!.. Крестьянин, торжествуя,

На дровнях обновляет путь;

Его лошадка, снег почуя,

Плетется рысью как-нибудь.

Именно этот стихотворный отрывок из романа Пушкина «Евгений Онегин» крутился у меня в голове, когда новогодняя ночь подошла к концу. Потому что в данный исторический момент старик Харитоныч, укутавшись в тулуп, сладко дрых на санках, которые я, словно мерин, тащил из городского ДК к нам домой. В воздухе кружились редкие, но колючие снежинки. Одинокие уличные фонари жёлтым и печальным светом пялились себе под ноги. А город, отгуляв долгожданное торжество, в большинстве своём погрузился в предрассветную тьму.

— Какая ночь! Какая волшебная ночь! — отчего-то радовалась Наташа Сусанина, которая возглавляла нашу необычную процессию. — И Новый год, что вот-вот настанет, — пропела она. — Какая замечательная песня! Хорошо-то как!

— Харитонычу тоже сейчас хорошо, — проворчал я, поменяв уставшую правую руку на левую. — Едет на санках и в ус не дует, смотрит розовые сны.

— Ванечка, а как ты считаешь, я стану знаменитой актрисой или певицей? — Сусанина взяла меня под руку и со стороны наша маленькая компания стала напоминать молодую семью, которая на санках везет из детского сада великовозрастного ребёнка.

— На счёт знаменитости не знаю, но вокальные данные у тебя отменные, не хуже, чем у звёзд советской эстрады, — пробурчал я, смахнув пот. — Тебя бы Мише Плоткину показать, это продюсер ансамбля «Лейся песня». Я, думаю, он бы тебя взял.

— А ты знаком с «Лейся песней»? — опешила девушка.

— Знаком, я много с кем знаком, — кивнул я, вспомнив, как привозил товарищу Плоткину гитары и синтезаторы из-за «бугра». — Если хочешь, могу написать ему письмо, которое тебе придётся доставить в Москву самой. А чтобы он был посговорчивей, покажешь ему новую песню про «Снежинку».

— В каком смысле новую, когда её уже поют в Череповце? — снова удивилась она.

— А я соврал. Я вообще люблю приврать. Ху! — выдохнул я и остановил тяжеленные 60-килограмовые санки. — Это песня самая новая, я бы даже сказа новейшая.

Я посмотрел в большие и удивлённые глаза Сусаниной, рассмотрел маленький аккуратный носик и естественные пухлые губы этой красивой девушки. И мне вдруг захотелось её поцеловать. Потому что вокруг кружился какой-то романтичный снег, а повисшая в волшебном новогоднем пространстве тишина, создавала полное ощущение нашего одиночества в этом огромном мире.

— Опаньки! — вдруг раздался залихватский выкрик и в тот же момент из-за угла ближайшего двухэтажного барака вышли три пошатывающиеся фигуры.

— А это мы, пацаны, нормально зашли! — прокаркал один из гопников и вся троица балбесов противно загоготала.

— Мужик, дай закурить, снимай шапку, часы и деньги гони! — чётко и ясно произнёс самый невысокий из гопников. — До дома ты и без денег доковыляешь, ха-ха-ха!

— Нормально сказано, Костян! — заржал самый высокий из отморозков, которые решили в эту новогоднюю ночь пощипать припозднившихся и подвыпивших людей.

— Ой, — йокнула Наташа, спрятавшись за мою спину.

— Значит, хотите: закурить, шапку, часы и деньги, — пророкотал я, сделав маленький шажок вперёд, что выйти на удобную для удара дистанцию. — Может, есть ещё какие-то пожелания?

— Есть, — просипел самый здоровый из гопников. — Бабу гони.

— На! — резко выдохнул я.

И мой длинный правый боковой удар, словно ядро, яростно просвистел по воздуху и опустился точно в челюсть самого невысокого паренька из этой «тройки нападения». Он как раз был правым крайним и отлично подходил для первой мишени. Однако то, что произошло дальше, лично я предполагал, но не ожидал. Этот мелкий хам, который сначала требовал денег и закурить, рухнул как кегля и при падении своей бестолковой башкой воткнулся в челюсть самому здоровому гопнику. Здоровяк, не ожидая такой подлянки, покачнулся и тоже повалился в снег. Но падая, ему удалось зацепить рукой третьего своего подельника, самого длинного из троицы. И в сугроб эти мерзавцы нырнули все вместе. «Одним махом троих побивахом», — ухмыльнулся я про себя. Однако здоровяк попытался тут же вскочить на ноги. И я просто вынужден был провести жёсткое и даже жестокое добивание пяткой в нос.

— Оо, — простонал амбал и вырубился.

Зато в ту же самую секунду успел откатиться в сторону длинный, которому меньше всех досталось. Он очень резво упрыгал метров на шесть и, мотая головой по сторонам, запричитал:

— Ты чё, мужик⁈ Мы же просто хотели пошутить! Получишь 15 суток за хулиганку!

— Слушай ты, утырок, вы у меня вперёд за попытку изнасилования сядете! — взвизгнула Сусанина. — Я ваши хари пэтэушные мигом запомнила!

«Пэтэушники?» — удивился я и, сделав шаг в направлении двух валяющихся в обмороке тел, пригляделся к ним повнимательней. И точно, здоровяком оказался гроза нашего местного ПТУ по кличке Шар или Семён Шаров, если заглянуть в паспорт. Вторым был его мелкий, но наглый и пронырливый дружбан Константин Соловьёв или Соловей, как его кликали все остальные ребята из училища. Они уже приходили в мой цех, что-то вынюхивали, что-то выспрашивали, но ни в одну из трёх бригад так и не записались. Чему я был в принципе рад. Ведь из людишек, которые привыкли отнимать чужое, редко получаются нормальные трудолюбивые ребята. Хотя подобных историй, когда бывший бандит становился примерным семьянином и передовиком производства, я знал не мало.

— Эй-эй-эй, какое изнасилование? — перепугался длинный, которого я толком не рассмотрел. — Мы пошутили.

— Хорошая получилась шутка юмора, смешная, — криво усмехнулся я. — У твоего кореша Шарова сломан нос, а у этого мелкого Соловья, скорее всего, сотрясение мозга. Вы в следующий раз, когда захочется пошутить, по улицам не шатайтесь, не теряйте времени даром, сразу добро пожаловать в мой цех. Я прямо на рабочем месте кому челюсть сверну, кому зуб выбью, вместе и обхохочемся. Ладно, поехали дальше, — пробурчал я в строну, похрапывающего на санках Харитоныча, и потащил повозку вперёд.

Примерно десять минут наша маленькая компания двигалась в полной тишине. Сусанина несколько раз тревожно оглядывалась назад, наверное, думала, что эти отморозки бросятся вдогонку, чтобы устроить матч реванш. Но лично я был просто уверен, что со сломанным носом здоровяк Шаров никуда не побежит. А два его «шакалёнка» теперь вообще будут обходить меня за километр. И лишь когда в ста метрах впереди мелькнул наш деревянный домик, Наташа снова обрела дар речи.

— Ну, Ванечка, ты и дал, ха-ха-ха, — немного нервно захохотала она, — одним ударом бах и все трое хлоп! Ты просто не представляешь, как я перепугалась.

— Страх — это нормальная реакция организма, — кивнул я, снова поменяв затёкшую левую руку на правую. — Кстати, люди от страха способны на такие вещи, которые в обычной жизни они даже представить себе не могли. Я слышал одну историю, как лётчик полярной авиации, увидев белого медведя рядом с собой, запрыгнул на трёхметровое крыло самолёта.

— И что было потом? — спросила девушка, продолжая заливаться смехом.

— Потом оказалось, что он совершил прыжок на уровне мирового рекорда, — выдохнул я, остановив санки за полсотни метров от калитки дома. — Сейчас Харитоныча завезу в хату и тебя провожу. Устала, наверное?

— А я сегодня домой и не собираюсь, — хихикнула Сусанина. — Мама в курсе, что я у подружки ночую, ха-ха. Я сегодня от тебя никуда не уйду, — шепнула Наташа, чмокнув меня в щёку.

«Вот и додедморозился», — подумал я про себя.

В воскресенье 5-го января наш хоккейный стадион в четвёртый раз заполнился под завязку. На матч пожаловали полторы тысячи александровцев и ещё пять сотен человек, которые прибыли из соседних населённых пунктов: из Луньевки, Яйвы, Всеволод-Вильвы и посёлка Шахты. А так же ради хоккея из посёлка Талого нагрянули бойцы военизированной охраны местных кизеловских санитарно-профилактических лагерей для товарищей зэков.

Примерно три десятка раскрасневшихся от мороза и алкоголя солдатиков непрерывно бегали в вагончик за пирожками, выпивали, спрятавшись за трибуны, и интересовались у местных барышень: «не нужен ли их маме зять?». И эти бравые бойцы вызывали моё самое неподдельное беспокойство. А когда после второго периода Толик Гаврилов шепнул, что вся наиболее дерзкая братва собирается после матча этих бойцов ВОХРа отмудохать, я забеспокоился ещё сильнее. Мне на стадионе такие разборки были не нужны.

— Слушай, Толик, — прошептал я, пока старший тренер давал свои «ценные указания» остальной команде, — к нам ведь на матч мужики из Шахт приехали организованно на трёх автобусах, так? Есть возможность с ними переговорить, чтобы они этих «морпехов» вывезли за пределы нашего городка?

— Не знаю, — пожал он плечами и, с сожалением похрустев костяшками пальцев, добавил, — у меня двоюродный брат в Шахтах живёт и он сегодня на хоккее. Попробую пообщаться с ним.

— Давай-давай, — хлопну я Толика по плечу, — сделаешь большое мирное дело.

— Товарищ Тафгаев, а вам не интересен план на третий период матча? — с очень важным видом обратился ко мне Толь Толич.

После пяти лёгких побед подряд, которые одержала команда в первенстве области, заводской инструктор физвоспитания почувствовал себя никак не меньше наставника ЦСКА Анатолия Тарасова, и уже третий день нашего обычного простоватого мужичка как подменили. В манере общения Толь Толича стали проскакивать нотки морального и интеллектуального превосходства, словно он большой знаток и эрудит этой игры с шайбой, а мы так — погулять вышли. Кстати, сегодняшний матч против команды шахты «Ключевская» из Губахи тоже неумолимо продвигался к победе, так как счёт после 40-а минут игры был уже 10:3 в нашу пользу.

— Не интересен, — рыкнул я. — А вот то, как вы без меня на следующих выходных сыграете два выездных матча в Соликамске, очень интересно.

— Вы, товарищ Тафгаев, зря беспокоитесь. Мы сыграем, — Толь Толич на несколько секунд задумался, чем бы продолжить фразу и лишь потом, несколько раз прокашлявшись, произнёс, — по науке сыграем. Как здесь записано, — старший тренер постучал по своей общей тетради, куда заносил некоторые мои комбинации.

— Тогда я за вас, мужики, спокоен, — хмыкнул я. — Пошли на лёд, команда молодости нашей, команда без которой нам не жить, — проворчал я строчки ещё не написанной песни Пахмутовой и Добронравова и, первым встав с лавки, пошагал на мороз.

— Молодцы! Молодцы! — дружным скандированием встретили зрители появление команды на льду.

Я по дежурному поднял клюшку вверх, поблагодарив народ за поддержку команды и подумал, что в иных городах миллионниках двух тысяч на хоккей не приходит, а здесь, что ни матч, то полный аншлаг. Затем покосился на Толь Толича, который красный как рак стоял около калитки и буравил меня маленькими злыми глазками. И прежде чем встать на точку вбрасывания про себя прорычал: «Сейчас я тебе, товарищ старший тренер, устрою концерт хоккейной самодеятельности. Сейчас я тебя так перевоспитаю, что надолго задумаешься на каком ухе лучше всего корона сидит».

Судья на ледяном поле дал свисток, подгоняя команду гостей, которая при счёте 10:3, потеряв задор и мотивацию, еле-еле перебирала коньками. Моя же ледовая дружина уже вся была на позициях в предвкушении очередных пяти, а может быть и шести шайб. Слева замер Юра Кривокорытов, справа — Генка Комолов, а за спиной, обороняя тылы, приготовились к третьему периоду: Лёша Боговик и Вася Богомаз. Я как-то раз поинтересовался у Василия происхождением его необычной церковной фамилии. Так он соврал, что фамилия как фамилия и к предкам староверам, которые бежали на Урал ещё в прошлом веке не имеет никакого отношения. «Староверы, не сатанисты, кровь новорождённых младенцев не пьют», — буркнул я тогда.

А тем временем шайба полетела на лёд. «Ну, Толь Толич, сейчас я тебе покажу фокус — трах-тибидох», — подумал я, выиграв стартовое вбрасывание. Зрители тут же одобрительно загудели, а чёрный резиновый диск откатился к Боговику. Наш хоккейный богатырь быстро отпасовал на потомка старообрядцев, а Богомаз, недолго думая, швырнул шайбу на правый фланг атаки, Генке Комолову. Правильно, что поостерёгся играть через центр.

— Комол, дай! — тут же потребовал я, набирая крейсерскую скорость в средней зоне.

И Геннадий, которого в районе центральной красной линии прессинговал игрок соперника, выждав секунду, дал своевременный пас на ход. Я отметил про себя, что Юрка Кривокорытов летит параллельным курсом вдоль левого борта, и чуть что с ним можно будет обыграться, но пока решил затащить шайбу в зону атаки без посторонней помощи.

— Хэй-хэй-хэй! Металлист забей! — закричала и застучала в барабан за воротами гостей наша группа поддержки, которая сегодня насчитывала двадцать старшеклассников: двенадцать парней и восемь девчонок.

Эта информация промелькнула в голове чисто автоматически, и мозг снова заработал только над одной задачей — как доставить шайбу на хорошую ударную позицию? Я пролетел чужую синюю линию, заложил резкий разворот, сбросив со спины нападающего гостей, и только в это мгновенье сделал пас на дальнюю левую штангу.

— Юрка, замыкай! — выкрикнул я, видя, что вратарь соперника выкатился вперёд и не успевает закрыть дальний угол.

Однако Юре Кривокорытову не хватило элементарного мастерства, чтобы слёту вколотить шайбу в этот пустой левый угол ворот. Ведь из-за неидеального льда она подпрыгивала и переваливалась с боку на бок, пока летела на клюшку нападающего. И драгоценные секунды Кривокорытов потратил на то, чтобы шайбу остановить.

Но как это часто бывает в хоккее, нелепая на первый взгляд заминка, сыграла нам только на руку. Во-первых, голкипер соперника прыгнул и укатился далеко из ворот. А во-вторых, оба защитника гостей ринулись на нашего игрока, побросав свои позиции на пятачке. И когда Юра отдал обратный пас на меня, то ворота шахты «Ключевской» оказались девственно пусты, а игроки этой команды потерялись кто где. И я как на тренировке чётким кистевым броском по пустой рамке оформил одиннадцатую шайбу нашей заводской команды.

— Гооол! — заблажили переполненные трибуны.

— Молодец, Юрооок! — красивым оперным голосом заорал отец нашего юного нападающего.

— Красавцы, разыграли как в Высшей лиге, — прокряхтел на скамейке запасных Толь Толич, когда моя первая тройка нападения присела передохнуть. — 11: 3, надо бы ещё забить парочку. Гаврила, поднажми! — крикнул он Толе Гаврилову, центрфорварду второй тройки нападения.

«Сейчас я тебе покажу, ещё парочку», — мстительно усмехнулся я про себя. И в этот момент поймал не себе влюблённый взгляд Наташи Сусаниной. Кстати, все эти дни, начиная с Новогоднего праздника, мы практически не расставались. 1-го отыграли концерт во Всеволод-Вильве, 2-го съездили в Яйву, где из-за меня праздничный вечер перенесли с 19 часов на 18.

И каждый день Наташа оставалась ночевать в моей комнате, где мы вели себя подобно молодожёнам, которые, ещё не успев наскучить друг другу, теряют голову и даже не пытаются планировать будущее. К сожалению, я будущее своей красивой и страстной подруги видел всякий раз, когда наши тела сливались в единое целое. И на данный момент мне уже было известно, что Наташа летом поступит в институт культуры, затем начнёт петь в каком-то ресторане, а потом из этого самого института будет исключена за систематические прогулы и множественные «хвосты» по учёбе.

А этим утром в самый кульминационный момент соития я увидел, как Наташа гуляет по берегу Чёрного моря, держа за руку какого-то шустрого хорошо одетого черноволосого мужичка. Вся остальная сопутствующая информация, что моя подруга вначале 80-х переедет жить в Сочи, устроится работать певицей в гостиницу «Жемчужина», а её кавалером станет профессиональный карточный шулер, скопировалась в мозг сама собой. И отчего-то мне за Сусанину стало тревожно. «Неужели я опять увижу трагическую смерть?» — подумалось мне этим утром.

— Смена, — скомандовал Толь Толич, после минуты игры, во время которой ничего интересного на льду не произошло.

«Вбрасывание в нашей зоне — это не плохая диспозиция для стремительной контратаки», — отметил я про себя, выезжая на площадку с Юрой Кривокорытовым и Генкой Комоловым. Поэтому шепнул своим партнёрам по тройке нападения, что как только судья вбросит шайбу, тут же рвите в атаку.

— Металлист! Дун-дун-дун! Металлист! Дун-дун-дун! — принялась скандировать группа поддержки, выдавая ритмичную дробь на барабанах после каждого слова.

— Зачем сразу вперёд? — пискнул Кривокорытов.

— За хреном, — рыкнул я и покатил на точку в левый круг вбрасывания.

Судья удостоверился, что все хоккеисты заняли свои места и без предварительного объявления швырнул шайбу вниз, кто не успел, тот опоздал. На этот раз опоздал мой оппонент из шахты «Ключевская». И пока я выбивал шайбу на своих защитников, он, можно сказать, хлопал ушами. А после настала пора «хлопать ушами» и других хоккеистов команды гостей. Никто даже не дернулся, когда Комолов и Кривокорытов полетели в сторону центральной красной линии.

— Лёша, дай! — прошипел я защитнику Лёше Боговику, когда тот завладел шайбой в левом закруглении площадки.

И Боговик продемонстрировал своё лучшее хоккейное качество — молчаливую исполнительность. Он без колебаний отдал пас на меня, а я в свою очередь показал, чем отличается НХЛ и Высшая лига от любительского уездного хоккея. Всего за одну секунду, не глядя на площадку, я из левого закругления швырнул шайбу в правый борт с таким расчётом, чтоб она отскочила и вылетела на центральную красную линию. Пятёрка гостей даже глазом моргнуть не успела, как два наших хоккеиста уже устремились на их одинокие ворота. Генка Комолов мою «слепую передачу» очень ловко и мастерски обработал и сам же повёл шайбу в кинжальную контракту.

— Давааай! — заголосили зрители на трибунах.

— Комол, давааай! — заорали персональные болельщики этого неплохого крайнего нападающего.

И меня тут же посетили сразу две мысли: «Как после такого областного хоккея я буду играть в Высшей лиге? И жаль, что Генка не родился где-нибудь в Москве поближе к лучшим хоккейным детским школам». А тем временем Комолов и Кривокорытов, которым больше никто не мешал, чуть сбавили скорость, накатывая на ворота гостей. И Геннадий всем своим видом, показав, что сейчас отдаст пас на партнёра, дождался, когда голкипер среагирует на обманку, и спокойно всадил шайбу в пустой ближний правый угол ворот.

— Гооол! — закричали хоккейные болельщики.

«Первая часть Марлезонского балета плавно подошла к концу», — улыбнулся я про себя и покатил на скамейку запасных, где меня с большими и удивлёнными глазами встретил старший тренер.

— Иван, это самое, рано пока меняться, — проблеял Толь Толич.

— В самый раз, — буркнул я. — Осталось 17 минут чистого игрового времени, счёт 12: 3. Значит, пора выходить на плановую подготовку к двум выездным встречам в Соликамске, которые вам придётся провести без меня. Что в тетрадочке по этому поводу написано? — усмехнулся я, кивнув на тетрадь нашего хоккейного геостратега.

— А ты, что собрался делать? — заупрямился он.

— Приму душ, выпью чашечку кофе, посмотрю кубок областных хоккейных чемпионов, трах-тибидох, — хохотнул я, покидая раздевалку.

Однако любят некоторые отечественные тренеры, всеми правдами и неправдами собрав в одну команду звёзд первой величины, выигрывать чемпионат за чемпионат. Очень любят. Что само по себе не грешно, ведь желание побеждать — это часть природы человека. Но когда эти специалисты раздуваются от важности и теряют берега, забывая, что без звёзд они не способны на большие победы от слова совсем, это уже есть гордыня. Гордыня грех не смертельный и легко излечимый. Только профилактика бывает жестокой и неприятной.

— Ванечка, что с тобой произошло? — запричитала Наташа Сусанина, когда я спустя три минуты, переодевшись в американское пальто, встал рядом с девушкой около борта рядом с нашей скамейкой запасных.

— Всё идёт по плану, Наташа, — улыбнулся я. — Готовимся в боевых условиях к выездной серии. Какой счёт?

— Наши уже одну банку проглотили, — подсказал какой-то дяденька, подбежав ко мне со зрительской трибуны. — Иван Иваныч, что с вами?

— Передай остальным, что всё идёт по плану. Смотрим ближайший резерв, — недовольно пробурчал я.

Финальная трель свистка судьи, которая прозвучала через двадцать минут, впервые не была встречена дружным скандированием зрителей: «Молодцы! Молодцы!». За оставшийся игровой отрезок времени гости из Губахи забросили ещё 5 шайб в наши ворота, на что моя ледовая дружина ничем существенным не ответила. Было — 12: 3, стало — 12: 8. Хоть стой, хоть падай. На скамейке запасных абсолютно все переругались. Старший тренер Толь Толич в запале послал хоккеистов куда подальше 7 раз, а они его отправили в пешее путешествие в глухое тёмное отверстие раз 15 или 20. Зато, когда я покидал стадион, держа за руку Наташу, тренер лично подошёл ко мне и очень тихо извинился.

— Иван, — крякнул он, — был не прав, прости.

— Бывает, — кивнул я. — Запомни, Толь Толич, сегодняшний матч. Это была самая важная игра чемпионата. Завтра на тренировке на свежую голову всё обсудим и многое в команде поменяем.

Я пожал крохотную ладонь старшего тренера и вместе с Наташей двинулся в город. Мне требовалось срочно посетить почту и отослать одну ценную бандероль по адресу Москва, Большая садовая, 302-бис, квартира №50. То, что в реальности такого адреса в Москве не существовало, меня нисколечко не заботило. А вот не выполнить обещание, данное коту Бегемоту, что пришлю ему почётную грамоту, я не мог, ибо с девства нечистую силу побаивался.

Кстати, дорога со стадиона вела через мостик, который пролегал через речку Луньву. И только на мосту до меня дошло, что появилась ещё одна большая проблема. Ведь за оградой стадиона кучковались пьяненькие бойцы ВОХРа, готовя к битве армейские ремни с железными бляхами. А за мостом их уже поджидала кодла в человек пятьдесят, состоящая из местных пацанов разного веса, роста и возраста.