Тафгай. Том 9

Глава 4

Утром 31-го декабря на тренировочном катке «Кристалл» на свою хоккейную дружину было страшно смотреть. Лица помятые, красные из-за повышенного кровяного давления, которое является побочным эффектом утреннего похмелья. А чехословацкий вратарь Иржи Холечек, натянув на себя тяжёлую вратарскую амуницию, даже не смог выкатиться на лёд, так и остался сидеть на скамейке запасных. Чехи вообще вчера повеселились на славу, выпив по 15 литров на брата. А вот старший тренер Эл Арбор, хоть спиртного не употреблял, слёг в гостинице с какой-то неприятной простудой. Поэтому я, окинув взглядом нашу болезненную «Москву Ред Старз» тихо скомандовал:

— Против часовой стрелки, вдоль борта, покатили в прогулочном темпе. Не спешим, жилы не рвём. Запомните — тренировка на похмельную голову чревата сердечно-сосудистыми осложнениями.

— А чё мы тогда сюда припёрлись? — заворчал Васильев, но, как и все парни, медленно покатил по льду тренировочного катка. — Между прочим, нам надо к интервью в «Останкино» морально, б…ять, подготовиться.

— Разговорчики в строю! — гаркнул я. — Успеем в «Останкино», — соврал я.

Известие, что вопрос с нашей командой уже решён, о котором парни ещё не знали, больно ударило по моему душевному состоянию. Ведь столько сил было вложено в этот немного провокационный проект. Сколько нервов было потрачено? А сколько денег я заплатил из своего кармана, чтобы организовать предсезонные сборы и продажу сувенирной продукции? Обо всём этом страшно было даже подумать.

Хотя совсем крохотная надежда, что команда продолжит выступать в НХЛ, глубоко в подсознании теплилась. Потому что перед кассами лужниковского Дворца спорта всё ещё толпился народ, сновали спекулянты и продавались билеты на хоккейный матч 2-го января против американской команды «Лос-Анджелес Кингз». Но скорее всего в правительстве решили побаловать москвичей, и заранее запланированную игру не отменять.

— Развернулись на сто восемьдесят и покатили спиной! — скомандовал я, дунув в свисток. — Валерий Борисович, а вам нужно отдельное приглашение? — обратился я к Харламову, который как ехал лицом вперёд, так движение и продолжил.

Легендарный 17-ый номер на моё замечание недовольно крякнул и, развернувшись как все, покатил спиной. На сосредоточенном лице Харламова, с которым мы жили в одном гостиничном номере и вчера перед сном откровенно поговорили, читалось то же самое разочарование, что и сейчас царило в моём сердце. Валерий был вторым человеком в команде, знавшим о закрытии нашего хоккейного проекта.

Вчера, во втором часу ночи, когда мы после ресторана еле-еле отделались от навязчивых «ночных бабочек», Харламов на пустынной лестничной площадке спросил:

— Иван, признайся, шаман Волков был прав? Нас закрывают?

— Да, прав, — не стал юлить я. — И девочек этих подослали, чтобы мы ненароком не сбежали из страны, чтоб не улетели в Штаты с «мишками» из Бостона.

— И что теперь будет? — набычился он.

— Ничего, — пожал я плечами, — вернёшься в ЦСКА. Поедешь на чемпионат мира в Хельсинки. Ещё раз станешь чемпионом мира.

— А что значат слова шамана про 1981 год? — Харламов уставился на меня, словно почувствовал, что я знаю всю правду.

— Давай подумаем вместе, — ушёл я от прямого ответа. — В 81-ом тебе исполнится 33 года. А так как ветеранов наши отечественные тренеры не любят, тебя начнут задвигать на вторые роли, уберут из сборной. Ты начнёшь волноваться, переживать и на нервной почве так повредишь здоровье, что играть больше не сможешь. Звучит логично?

— Вроде бы логично, — кивнул Валерий. — И какой я должен сделать «финт ушами»?

— Нууу, — протянул я, — а ты устройся работать в цирк. Цирковой аттракцион: «Валерий Харламов и медведи на льду», звучит? Ха-ха.

— Иди ты в жопу, — улыбнулся он. — Знаю я что делать, не глупее тебя. Эх, обидно, что нас закрывают. Мне в НХЛ понравилось. Огромные стадионы, телевидение, ажиотаж, толпы болельщиков, шикарные гостиницы. Ну почему у нас в Союзе всё не так? Я недавно в чёрных очках прошёлся по Красной площади, так меня никто не узнал!

— Всё просто, — пробурчал я. — В нашей стране чемпионат угробили ради сборной СССР. Потому что сборная — это витрина, лицо страны советов. А то, что за этой красивой витриной у нас бардак, гостиницы с клопами, нет нормальных коньков, клюшек и амуниции, нет больших хоккейных арен, нет качественной спортивной медицины и питания, это в ЦК никого не волнует. Пыль в глаза пустили проклятым капиталистам, а там хоть трава не расти. Давай не будем о грустном, — хлопнул я Харламова по плечу. — Нас ещё официально не закрыли, может быть, ещё выкрутимся.

На этих словах на лестницу, словно бы случайно выскочил человек в сером плаще, который несколько часов подряд читал газету «Правда» в просторном фойе гостинцы. Поэтому я громко произнёс, что хорошо в стране советской жить и пошагал в гостиничный номер.

— Закончили пенсионерские покатушки! — хохотнул я, дунув в свисток. — Сейчас делимся на две команды, и каждая на своей половине поля отрабатывает бросок в касание после диагонального паса от одного борта к другому. Сергеич, едешь направо, — сказал я вратарю Коноваленко. — Братья по разуму из социалистической Европы тоже направо.

— А мы, русские, куда? — с вызовом спросил Васильев.

— Мы налево, — буркнул я, покатив за корзиной с шайбами.

— По пустым воротам бросать? — увязался следом легендарный динамовский защитник.

— А мы будем атаковать ворота под очень острым углом, — отмахнулся я, но подъехав к скамейке запасных, где прикемарил Иржи Холечек, всё же толкнул его в бок и спросил, — Иржи, ты как? Может скорую вызвать?

— Мне хорошечно, — пролепетал чехословацкий голкипер, не открывая глаз.

— Хорошечно ему, — тут же забухтел под ухо Валерий Васильев. — Вот выпустим тебя против Лос-Анджелеса, чтоб ты кучу шайб пропустил, и чтоб тебе до конца жизни стыдно было, тогда будешь знать, как нарушать спортивный режим.

— Я по-русски плохо понимать, — невозмутимо отмазался Холечек.

— Ну и командочка у нас, — продолжил бухтеть Васильев, когда я высыпал шайбы на лёд. — Как премию получать, так они по-русски каждую буку понимают, едрён батон. А сделаешь им внушение, б…ять, так моя твоя не понима. И как мы только до сих пор идём на первом месте, ума не приложу.

— Валерий Иваныч, ты чё развоевался? — не выдержал я. — Поменьше текста. Давай так, ты от правого борта пасуешь, я от левого. Потом смена.

— Мне за державу обидно, — буркнул Валерий Васильев и, гаркнув: «Малышатина, держи!», сделал диагональную передачу от синей линии в левое закругление.

И Боря Александров с первой же попытки, находясь под очень острым углом к воротам, всадил шайбу под перекладину. Я же со своей стороны принялся пасовать в противоположное правое закругление площадки, где разместились Валерий Харламов, Николай Свистухин и Виктор Хатулёв. И такая незамысловатая монотонная тренировочная работа: броски и передачи, незаметно привела моё неспокойное душевное состояние в умиротворённое равновесие.

«А что если улететь в Штаты с хоккеистами „Лос-Анджелес Кингз“, они ведь тоже сюда на чартере прилетят? — вдруг подумалось мне. — Ведь не смогу в чемпионате СССР играть. При всём уважении к нашим мастерам, это будет ощутимый шаг назад. И потом у меня в Штатах жена, которая должна со дня на день родить. А застряну здесь, ей-богу сопьюсь и покачусь по наклонной. Только как сбежать, когда обложили со всех сторон? Даже путан из „Интуриста“ в срочном порядке подослали. Захлопнулась ловушечка, ёкарный бабай. Зря не послушал шамана».

— Товарищ, Тафгаев! — вдруг от борта меня окрикнул широкоплечий мужчина в сером пальто.

— Раздача автографов строго после тренировочного занятия, — проворчал я, хотя сразу понял кто этот тип с заметной военной выправкой.

— Товарищ, Тафгаев, вам одну бумагу нужно срочно подписать, — соврал этот мужик, заметно разволновавшись.

— Ну, так несите её на лёд! — рявкнул я и, постучав клюшкой, потребовал, чтобы Юра Тюрин сделал мне диагональную передачу в правое закругление.

Юрий, криво усмехнулся, и чётким отработанным движением низом катнул шайбу в моём направлении. А через секунду я, тоже не задумываясь, махнул клюшкой и эта шайба, громко звякнув о штангу, забилась в сетке пустых ворот.

— Товарищ, Тафгаев, хватит валять дурака! — заорал второй широкоплечий мужчина в подобном одеянии, который рысью выбежал из подтрибунного помещения.

После этого крика тренировка сама собой прекратилась. И вся команда теперь с интересом смотрела то на меня, то на этих мужчин с военной выправкой.

— Я в отличие от некоторых захребетников, живущих за государственный счёт, не валяю дурака, а занимаюсь своей профессиональной деятельностью, и делаю это очень хорошо, — прорычал я. — Продолжили тренировку! — рявкнул я на хоккеистов и крикнул нашему защитнику. — Юра, дай!

И Юрий Тюрин, чтобы не захохотать, прикусил губу и ещё раз «вырезал точную нацеленную диагональ». Однако я, разозлившись на этих «государевых слуг», шарахнул по шайбе так, что она, чиркнув по перекладине, улетела в заградительную сетку. «Б…ять, — выругался я про себя. — Не дадут поработать, суки».

Затем я всё же подъехал к этим двум товарищам из «ларца», одинаковым с лица. Они почему-то покосились друг на друга, увидев мой вопросительный взгляд, и наконец, один из бойцов невидимого фронта прошептал:

— Вас срочно ожидает к себе один очень высокопоставленный товарищ. Дело касается вашей команды.

— Так бы сразу и сказали, конспираторы, — проворчал я. — Я так понимаю, интервью в «Останкино» на сегодня отменяется?

— Отменяется, — буркнул второй боец.

Выходной праздничный день 31-го декабря для председателя КГБ Юрия Андропова выдался насыщенным и напряжённым. И в данный момент он не готовился к праздничному застолью в кругу семьи, а сидя в хорошем кожаном кресле на конспиративной квартире разбирал экспертный отчёт одного очень авторитетного советского инженера по поводу сверхзвукового самолёта ТУ-144. Кроме того Юрию Владимировичу было поручено грамотно закрыть хоккейную команду «Москва Ред Старз». Почему товарищ Брежнев резко отказался завоёвывать НХЛ, что укрепляло авторитет всех социалистических стран на международной арене, председатель КГБ мог только догадываться. И он готов был поручиться, что в эту историю вмешались наши заокеанские «друзья».

«Шла бы команда где-нибудь в хвосте, то ни были бы только рады. А тут такая неувязка, Москва лидер чемпионата», — усмехнулся про себя Андропов и снова вернулся к проблемному сверхзвуковому самолёту.

Так называемая «битва за сверхзвук» началась в конце 50-х годов. Английские и французские инженеры объединили свои усилия для создания сверхзвукового пассажирского самолёта «Конкорд». В ответ наша партия и правительство приказало заняться подобной разработкой КБ Алексея Туполева. В этом соревновании контора Юрия Владимировича сработала выше всяких похвал, в СССР были переправлены чертежи и доставлено 90 тысяч листов документации на конкурирующую иностранную разработку. И первый испытательный полёт наш ТУ-144 совершил 31 декабря 1968 года, а «Конкорд» взмыл в воздух 2 марта 1969 года. Однако в июне этого 1973 года на авиасалоне в Ле-Бурже на виду у трёхсот тысяч человек наш ТУ-144 развалился прямо в воздухе. Погибли все 6 членов экипажа и ещё 8 человек на земле, так как самолёт рухнул на французскую деревушку.

И вот сейчас Юрий Андропов листал отчёт составленный инженером другого советского конструкторского бюро. «Самолёт ТУ-144 категорически не годится для выполнения пассажирских перевозок, — писал он. — Во-первых, не было ни одного полёта проведённого без внештатной ситуации. Во-вторых, Туполев, идя навстречу пожеланиям ЦК, построил более скоростную машину, чем французский „Конкорд“. Из-за чего наш ТУ-144 потребляет в полтора раза больше керосина и если на принимающем аэродроме будет нелётная погода, то ему просто не хватит горючего, чтобы сесть где-то в другом месте. Кстати, из-за высокой скорости при посадке считанные аэродромы Советского союза смогут принять эту машину. Третье, мой коллега Туполев зачем-то на каркас на болтах навесил дюралевые панели. Кто и как будет контролировать эти несколько тысяч соединений, которые разгерметизируются через пару месяцев? Четвёртое, если очень дорогой в обслуживании „Конкорд“ создают, чтобы катать богатых пассажиров через Атлантику, кто в СССР сможет позволить себе выкладывать больше ста рублей за билет, чтобы эксплуатация самолёта стала рентабельной? Пятое…».

На этой строчке Андропов отвлёкся от чтения, так как щелкнул замок входной двери, и в квартиру, судя по звукам из прихожей, вошло несколько человек. Юрий Владимирович тут же встал с кресла и спрятал отчёт за дверцей мебельной стенки.

— Товарищ Тафгаев прибыл, — коротко бросил его подчиненный, и Андропов, кивнув головой, коротко произнёс:

— Зови.

Место, куда меня привезли подручные председателя КГБ Юрия Андропова, находилось в самом центре Москвы и выглядело оно, как хорошая богатая, но без особых излишеств, квартира. И первые десять минут Юрий Владимирович зачем-то рассказывал мне о том, в какое сложное время мы живём, зачем-то поведал о непростой международной обстановке, добавил, что запад спит и видит, как насолить первому государству рабочих и крестьян.

— Можно вопрос? — прервал я председателя КГБ, ибо с детских лет не переносил пустопорожней болтовни. — А интеллигенция рылом не вышла, чтобы стать частью нашего первого в мире государства? И если государство принадлежит рабочим и крестьянам, то почему лучше всех живут работники торговли и чиновники высшего уровня?

До кучи мне захотелось подкинуть ещё народную мудрость, что народ и партия едины, разняться только магазины, но я благоразумно от неё воздержался. Андропов как-то странно на меня посмотрел, недовольно крякнул, поправил на носу очки и, пробурчав, что в данный момент мои вопросы неуместны, перешёл к делу:

— Вчера после матча, прошло короткое заседание ЦК, на котором было принято решение команду «Москва Ред Старз» снять с чемпионата НХЛ. Послезавтра, 2-го января, вы ещё сыграете один последний матч, после чего хоккеисты обязаны будут вернуться в свои прежние клубы. Понимаю, что слышать тебе такое нелегко. Но роспуск команды требуют интересы государства.

— Первый раз в жизни слышу, что спортивные победы, которые прославляют страну, противоречат интересам государства, — пролепетал я, так как хоть и был морально готов к этой новости, всё равно на что-то ещё надеялся. — В нашу ледовую дружину не было вложено ни единого рубля государственных денег. При этом казна получила почти миллион долларов дохода. Ладно, не помогали, но зачем начальником команды был назначен человек, которому нельзя доверить даже руководство пивного ларька? Первое, что он сделал — это целую пятёрку хоккеистов обманом выслал домой. А перед рождественскими праздниками он бегал пьяный по Принстону, орал неприличные частушки, позоря весь Советский союз.

— Я тебя, Иван, отлично понимаю, — буркнул Юрий Владимирович.

— У нас в каждой газете аршинными буквами написано, что мы строим общество будущего, — продолжил я наседать на председателя КГБ, потому что меня буквально стало распирать от злости. — Как его можно построить, когда всё делается с точность до наоборот? Такие проекты как наша «Ред Старз» нужно поддерживать, вы разрушаете. Нужно деньги вкладывать в развитие своей инфраструктуры, в облагораживание своих городов и деревень, а деньги улетают на поддержку африканских людоедов. Нужно дружить с капиталистами и перенимать у них всё самое лучшее, а вы только сейчас мне сказали, что запад спит и видит.

— Всё сказал? — прошипел Андропов.

— Ещё не всё, — завёлся я. — Не хотите учиться у капиталистов, посмотрите на югославов, у которых такого слова как «дефицит» просто не существует. Поучитесь, как нужно сочетать мелкий частный бизнес и большую государственную собственность.

— Хватит! — рявкнул Юрий Владимирович и в комнату влетел с пистолетом в руке один из его помощников.

— Кофе принести, пожалуйста, — хмыкнул я.

— Не надо кофе, — распорядился Андропов. — Товарищ Тафгаев сейчас уходит. Выйди, Костя, всё в порядке, — буркнул он своему подчинённому, который мгновенно выполнил приказ. — Значит так, — Юрий Владимирович закрыл глаза, чтобы собраться с мыслями, и после небольшой паузы произнёс, — нужно, чтобы вы 2-го числа проиграли команде из Лос-Анджелеса. Не перебивай, — проворчал он, заметив, что я собираюсь категорически возразить, — сейчас объясню, зачем это требуется. После матча главные газеты страны напишут, что эксперимент с командой «Ред Старз» закрыт из-за большого числа финансовых нарушений. А региональные средства массовой информации скажут, что правительство было не удовлетворено спортивными результатами.

— Зачем же так сложно? — нахмурился я.

— Чтобы народ много не возмущался, и сам себе что-нибудь нафантазировал, — усмехнулся Юрий Андропов. — А если закрывать ваш коллектив из-за финансовых нарушений, то ты присядешь года на три. Это ведь ты подключил к незаконной коммерческой деятельности американского финансиста Ричарда Адамса. И люди начнут ругать партию и ЦК, за то, что не проследили и посадили как всегда «стрелочника». А так, хоккеисты вернутся в свои прежние клубы, и всё пройдёт тихо да гладко. Мы ещё Харламова, Васильева и Александрова успеем заявить на Чемпионат мира в Хельсинки.

— А меня?

— Тебя в сборную взять не получится. Потому что в прошлом сезоне ты выступал за команду из Чикаго, и имеешь действующий статус профессионального хоккеиста.

— А мои друзья «любители» эти месяцы побывали в неоплачиваемом отпуске, так что ли? — криво усмехнулся я.

— Правильно понимаешь, — кивнул Андропов и, встав с кресла, протянул мне руку для прощального рукопожатия.

— У меня жена в Штатах осталась, скоро родить должна, — проворчал я, пожимая ладонь председателя КГБ.

— Как родит, так пусть переезжает сюда, — улыбнулся Юрий Владимирович. — Она ведь у тебя там на телевидении работала? Вот и у нас, устроим её в «Останкино».

— Ясно, — кивнул я. — А ещё по контракту Спорткомитет нам должен большие деньги, они будут выплачены?

— Будет премия, в виде новеньких автомобилей «Волга» марки ГАЗ-24.

— С паршивой овцы хоть шерсти клок, — себе под нос пробурчал я и пошёл на выход, но в дверях развернулся и задал ещё один вопрос, — а если мы случайно обыграем «Лос-Анджелес Кингз», ведь стыдно сливать игру при своих зрителях, что будет тогда?

— Я же уже сказал, тогда ты сядешь на три года за валютные махинации, — по-простому ответил председатель КГБ Юрий Андропов.

Новогодний праздник, который в детстве представлялся большим и волшебным торжеством, лично для меня с годами свернулся в банальные посиделки с салатом оливье, заливной рыбой и шампанским. Но в похороны встреча Нового года ещё никогда не превращалась. И вот такой скорбный час настал. И побоявшись того, что хоккеисты с горя «нарежутся» как в последний раз, я предложил всей команде, вместо посиделок в ресторане, дойти до Красной площади и встретить первые минуты 1974 года под реальный бой часов на Спасской башне.

Но от этой затеи резко отказались чехи, привыкшие к комфорту, затем к ним примкнули поляк Йобчик, югослав Хити и немец Цише. И на иностранцев, которые при желании легко могли перебраться обратно в НХЛ, поэтому закрытие «Ред Страз» трагедией не считали, я махнул рукой. Кстати, Фарда и Недомански в той истории, что была известна мне, этим летом и так должны были подписать соглашение с клубом ВХА «Торонто Тороз». Теперь же на хороший контракт у чехословаков было гораздо больше шансов.

— Ну и хрен с ними, с иностранцами, — забухтел Валерий Васильев, когда так называемая «русская часть команды» вышагивала по берегу реки Москвы в направлении Кремля. — Чё делать-то будем, Иван? — задал он вопрос, который волновал меня самого.

— А Иван у нас в цирк пойдёт работать, — захохотал Валерий Харламов. — Смертельный хоккейный номер: «Тафгаев и медведи на льду».

— Тикать надо мужики, — неожиданно предложил Боря Александров. ­– Нужно улететь вместе с Лос-Анджелесом. Как матч закончится, прыг к ним в автобус и поминай, как звали.

— Я бы рискнул, — пробасил Виктор Хатулёв. — Мне в Штатах понравилось. Там мой хоккей — быстрый и жёсткий. Да и деньги другие.

— Чё вы лопочите, идиоты? — рыкнул Виктор Коноваленко. — Вас дураков сначала поймают, а затем посадят. Закончите с хоккеем в рассвете лет. Про побег забудьте. — Коноваленко погрозил кулаком двум нашим самым молодым хоккеистам-обормотам.

— Правильно, Сергеич, — поддержал вратаря защитник Юрий Тюрин. — Мы сделали всё, что могли. Так ведь, мужики? Команду закрыли не по нашей вине. Значит, с чистой совестью останемся на Родине.

— Точно, у нас и в Союзе уровень не хуже, — поддакнул Николай Свистухин. — Премиальную «Волгу» можно продать и купить кооперативную квартиру. Юрка прав, мы сделали всё, что могли. Иван, ты-то чё молчишь?

Хоккеисты, не сговариваясь, остановились на тротуаре и уставились на меня, словно я пророк Моисей, который сорок лет гонял древних евреев по крохотной Аравийской пустыне.

— Что делать, что делать? — тихо пробормотал я, собираясь с мыслями. — Первое, про побег забыть. В день игры Дворец спорта так перекроют, что мышь не проскочит. Второе, возвращаемся в родной чемпионат и доигрываем его с полной отдачей, чтобы получить вызов в сборную. Из сборной перебраться за океан намного проще. Выиграл чемпионат мира, отдал долг Родине, свободен. Теперь, что касается денег от рекламы. Деньги, примерно по 10 тысяч долларов на каждого, положены на депозит в Дойче банке.

— И как ими, ёкарный бабай, можно воспользоваться? — спросил Васильев.

— Всю сумму с процентами можно снять в любом отделении этого банка ровно через три года, — в первый раз улыбнулся я, видя озадаченные физиономии хоккеистов. — Если бы я эти баксы раздал вам на руки, то их по возвращению в Союз обменяли бы по курсу — 80 копеек за одну американскую зелёную бумажку.

— А по сколько нам обменяют эти доллАры через три года, ёк макарёк? — опять спросил Валерий Васильев.

— Объясняю для особо одарённых, — хохотнул я. — Выехал, допустим, товарищ Харламов в Хельсинки играть товарищеский матч против сборной Финляндии. Зашёл в Дойче банк, снял некоторую сумму, купил на неё джинсы или аппаратуру, и привёз в СССР не запрещённые законом доллары, а разрешённый товар. И тогда 10 тысяч баксов постепенно превратятся в 60 тысяч рублей.

— Я всегда, мужики, говорил, что Иван у нас голова и палец ему в рот не клади! — захохотал Харламов. — Пошли праздновать Новый год под бой курантов!

— Подождите, — остановил всех Коноваленко. — А куда у нас делся тренер Эл?

— Забыл сказать, — пробурчал я. — Приехали ребята из «конторы», собрали нашего разболевшегося тренера и увезли на аэродром. Он сейчас на самолёте, который перевозит дипломатическую почту, летит в Нью-Йорк. Тренер Эл просил передать, что мы были замечательной командой.