Тафгай. Том 9

Глава 3

Вечером того же дня в ресторане гостинцы «Юность» было как всегда весело, громко и шумно. И хоть до новогоднего праздника оставались ещё целые сутки, но ресторанные музыканты чуть ли не через песню, поздравляли всех с наступающим 1974 годом. И наша команда отрывалась в прямом смысле слова. Ведь тренер Эл Арбор, сдержав обещание, каждому купил по литровой кружке отменного чешского пивка.

Само собой такая детская доза была исключительно для начала праздника души и тела. Поэтому я со своей стороны тут же всех предупредил, чтобы ничего крепче, чем этот пенный напиток, даже и не думали сегодня употреблять. А когда кое-кто начал ворчать и возмущаться, то припугнул, что по возвращению в Штаты за нарушение спортивного режима могу срезать коммерческую премию долларов этак на 500. «И вообще, чтоб завтра утром вышли на раскатку, и хотя бы с ленца пощёлкали по воротам», — закончил я свою короткую речь, пригрозив здоровенным кулаком.

Подействовали мои угрозы или нет, сказать было сложно. Но ближе к 11-и часам вечера, кроме тренера Эла, который немного перенервничал и ушёл спать, все хоккеисты прочно стояли на ногах, и даже более того, парни резво отплясывали под заводные хиты советской и мировой эстрады. В данный момент музыканты играли так называемую «Синюю песню», под которую на танцпол высыпал почти весь ресторан.

Синий, синий иней лег на провода,

В небе темно-синем синяя звезда,

О-о, о-о только в небе, в небе темно-синем, — красивыми голосами выводили тощенький солист в красном концертном костюме и немного пухленькая солистка в длиннющем тёмно-синем платьем до пола.

— Синий, синий иней! Синий, синий иней! — орал Валера Васильев во время танца, при этом умудряясь ещё и подсвистывать в такт, словно пьяный баянист на деревенской дискотеке.

— Эх, если бы не Филька Эспозито, то порвали бы Бостон, как тузик грелку! — перекрикивая музыку, сообщил мне, а так же Валере Харламову Боря Александров. — А так всего 8: 4. Ничего, мы ещё их в плей-офф нахлобучим!

— До плей-оффа неплохо бы сначала дожить, — заметил Харламов, потешно пританцовывая на месте.

Кстати, Валера, в котором смешались горячая русская и испанская кровь, вообще любил потанцевать. Даже после тяжёлого матча в ресторане мог спокойно попрыгать под музыку. Лично я выходил на танцпол только за компанию, и по большим праздникам. И сегодня был такой праздник, мы выполнили требования нашего советского партийного руководства.

— Верно, — буркнул я и, вытянув шею, попытался рассмотреть, куда затесался шаман Волков, который ещё час назад вроде бы ушёл в туалет.

Очень уж мне не нравилось его сегодняшнее поведение и какое-то странное паническое состояние. Почему-то товарищу шаманидзе взбрело в голову, что нашу энхаэловскую команду со дня на день прикроют, а хоккеистов, не выпуская из Москвы, распустят по своим прежним клубам. И даже когда после финального свистка в раздевалку вошёл телекомментатор Николай Николаевич Озеров и пригласил всю команду завтра днём в Останкино на большое праздничное интервью, Волков всё равно упрямо мне прошептал: «Ничего, Иван, не будет, ни интервью, ни команды».

— Мальчики, можно к вам? — раздался приятный женский голосок и в наш тесный мужской круг вклинились три симпатичные девушки примерно 25-летнего возраста.

По крайней мере, в полутьме танцевального зала барышни выглядели очень даже ничего. Одеты модницы были в заграничные платья с такими тоненькими поясками на талии. И пахло от ухоженных волос этих нечаянных подруг приятными французскими духами.

— Валяй! — хохотнул Васильев и тут же, присвистнув, принялся подпевать ресторанным музыкантам, — синий, синий иней! Синий, синий иней!

И девушки, не обидевшись на такой хамоватый ответ, очень быстро «разбавили» нашу мужскую компанию таким образом, что между каждым представителем сильного пола оказалось по одной представительнице пола прекрасного.

— А, правда, что вы те самые известные хоккеисты, что из Америки приехали? — спросила нас самая высокая из девушек с русыми волосами, которые вьющимися локонами опускались на плечи.

— Ес, ес — обэхээс! — загоготал Харламов, чем вызвал улыбку на моём лице, а так же звонкий смех двух других девчонок, которые ростом были чуть пониже, зато имели более аппетитные женские формы, и отличались цветом волос, одна — рыженька, другая — жгучая брюнетка.

— Мальчики, а давайте после танца выпьем шампанского, — опять высказалась за своих подруг эта высокая и стройная девушка. — Расскажите нам про Америку, где мы ни разу не были. Правда, девчонки?

— Ничего мы в этой жизни пока не видели, — наигранно обиженным голосом произнесла рыжеволосая барышня.

— Не мОгем, у нас сегодня пивная диета, ха-ха, — громко захохотал Валера Васильев и вновь девчонки дружно и звонко засмеялись.

— Шампанское тренер не разрешает, — хитро улыбаясь, поддакнул Боря Александров.

— По последним данных американских учёных, во время регулярного хоккейного сезона шампанское вредно для спортивного долголетия, — авторитетно заявил Валера Харламов, чем опять повеселил наших случайных подруг.

И тут меня словно кто-то огрел твёрдым предметом по голове. Червячок сомнения мгновенно прокрался в мою душу и вдруг меня осенило: «А девочки-то эти не простые. Очень даже не простые. Не было их вначале вечера. Я бы таких красоток точно бы запомнил. Значит, вошли в зал недавно и сразу же направились к нам, потому что заранее знали, кто мы такие. Иначе в потёмках рассмотреть кто здесь хоккеист, а кто нет крайне сложно».

— А мы и от пива не откажемся. Правда, девчонки? — храбро заявила самая высокая из подруг.

— Правда! — пискнула улыбчивая брюнетка.

— Кстати, меня Ира зовут, — не по этикету первой представилась высокая девушка. — А это мои подруги: Наташа и Оля.

— Очень хотелось бы про Америку послушать, — произнесла, снова изобразив актрису, рыженькая Оля.

— Валера, Валера, Боря, Иван, — быстро представил нас Харламов и словно по заказу музыканты допели так называемую «Синюю песню».

— Не нравится мне всё это, — проворчал я в образовавшейся временной тишине. — Пойду, посмотрю, как там себя чувствует наш доктор Смит. На него от чего-то плохо действует акклиматизация, — сказал я Ирине, Оле и Наташе, и, развернувшись, стал пробиваться к выходу из ресторана.

— Извините, девочки, — буркнул Валерий Васильев и ринулся за мной.

— Куда вы, мальчики? — опешила красавица Ирина, которая мне чем-то внешне напомнила актрису Татьяну Ташкову.

— Извините, девушки, — хором произнесли Александров и Харламов, и тоже потопали следом.

— Проведаем доктора Смита и вернёмся, — добавил на прощанье Валера Харламов.

Фойе гостиницы «Юность», где было много посторонних людей, я и мои друзья пересекли молча. И лишь когда наша четвёрка оказалась на пустынном лестничном пролёте, на ступеньках которого была расстелена красная ковровая дорожка, Харламов спросил:

— Вроде ничего подруги, чё ты сорвался? Хорошо ведь общались? Никуда твой шаманидзе до завтра не денется.

— Начнём с того, что эти симпатичные барышни на сто процентов внештатные сотрудницы КГБ — это раз, — пробурчал я, не сбавляя набранную скорость. — Как я их раскусил, объяснять долго. А во-вторых, скажу вам как самым близким друзьям, наш доктор бежать намылился.

— Куда, твою мать? — удивлённо пролепетал Васильев.

— В Аргентину, вот куда! — резко ответил я и, остановившись, постучал себя костяшками по лбу. — Волков почему-то решил, что нашу команду собираются прикрыть, а ему в Союзе оставаться нельзя.

— Не может такого быть, — возмутился Валерий Харламов. — Ведь нас сам Николай Озеров завтра в «Останкино» пригласил.

— Точняк, телевизор — это дело серьёзное, — поддакнул Валера Васильев и мы снова в хорошем спортивном темпе пошагали по лестнице, ведущей на верхние этажи, — там, Иван, шутки за зря шутить не будут.

— Вот и я думаю, что не может такого быть,– бросил я через плечо. — Но как-то подозрительно быстро девочки из КГБ прибыли. Как будто им час назад поступила команда: «приглядеть за ценными клиентами».

— Это ещё за кем? — недовольно буркнул Боря Александров.

— За тройкой нападения — Вицин, Никулин и Моргунов! — чуть ли не рявкнул я. — Думай, Малышатина, анализируй, соображай. Это полезно для поддержания серого вещества в дееспособном состоянии, во избежание преждевременного маразма. Наверно что-то всё-таки экстраординарное произошло, — сказал я, когда наша четвёрка вышла в коридор третьего этажа. — Ведь товарищ Брежнев на трибуне был более чем доволен. Обыграли одну из сильнейших команд НХЛ с достойным счётом — 8: 4.

— Точно, — кивнул Валера Васильев, — мы, когда делали круг почёта, он нам вот так ручкой помахал. — Васильев очень смешно изобразил товарища Брежнева на мавзолее во время первомайской демонстрации и добавил, — а я ему клюшечкой махнул, ха-ха.

— А вдруг шаманидзе прав, как нам тогда быть? — спросил Валера Харламов, когда мы остановились около номера, где временно разместились шаман Волков и старший тренер Эл Арбор.

— Сам не знаю, — проворчал я и постучал в дверь.

И сначала из глубины комнаты послышались чьи-то шаги, затем щёлкнул входной замок, и на пороге нас встретил заспанный канадский хоккейный специалист. Я бросил беглый взгляд за плечо старшего тренера и обнаружил, что кровать Джона Смита Волкова заправлена. И что характерно самого товарища шамана в комнате нет.

— Мы это самое, того самого, — замялся защитник Васильев.

— Я понимать, — по-русски буркнул Эл Арбор и продолжил уже на английском. — Доктор Смит срочно уехал к какой-то бабушке-целительнице по своим докторским делам. Сказал, что прибудет в команду сразу после Нового года. — Потом тренер Эл развернулся и взял какую-то сложенную вчетверо записку, что лежала около зеркала в крохотной гостиничной прихожей, и протянул это письмо мне. — Это новогоднее пожелание тебе и твоим друзьям. Простите, парни, но я устал и хочу спать, — сказал канадец, после чего закрыл дверь своего гостиничного номера.

Примерно 15 минут спустя, опасаясь гостиничной «прослушки», я, Харламов, Васильев и Александров выбрались из «Юности» на расчищенный уличный пятачок, на который медленно падал большими хлопьями мокрый и белый снег. Вообще надо сказать, что декабрь 1973 года выдался на удивление тёплым и снежным. Даже сейчас столбик термометра показывал всего минус 2 градуса Цельсия. Поэтому выйдя в одних пиджачках на воздух, и притворившись компанией курящих молодых людей, мы зимнего холода почти не ощущали.

Между тем прощальное письмо, оставленное шаманом Волковым, требовало немедленного осмысления и последующего за этим уничтожения. Из-за чего я первым делом разорвал бумажный листок на мелкие кусочки и разметал их по ветру, где пророческие шаманские слова и буковки тут же перемешались с огромными снежинками, устроив предновогодний хоровод.

Кстати, в своём прощальном послании кроме нескольких слов, в которых Волков просил нашего извинения за свой стремительный побег, так как по его мнению «ловушка почти захлопнулась», он оставил довольно точные предсказания будущего на хоккеистов Васильева, Харламова и Александрова. Обо мне наш доморощенный пророк написал всего одну туманную фразу: «Запомни, Иван, если тьма накроет с головой, то не выплывешь».

«Неужели всё так серьёзно? — думал я, держа незажжённую сигаретку во рту. — Неужели мы прощаемся на годы и десятилетия? Не может такого быть».

— Иван, — прервал минутное молчание Валера Харламов, — шаманидзе написал, что мне осталось играть самое большее до 1981 года. А потом, если я не сделаю «финт ушами», произойдёт что-то страшное. Что это может означать?

— Бред это может означать, мать моя женщина, — прорычал Валерий Васильев, которому Волков нагадал большую спортивную и тренерскую карьеру, но короткую послеспортивную жизнь.

— А мне он вообще написал, что из-за моего непростого характера примерно через 4 года моя карьера полетит коту под хвост, — прорычал юный Борис Александров. — Сбрендил наш шаманидзе, вот и весь сказ.

— Сбрендил-сбрендил, а товарищи из КГБ нам тоже мерещатся? — тихо пробурчал я и тут же добавил, — не оборачивайтесь, какие-то хлопцы из припаркованного «Москвичёнка» на нас упорно пялятся.

— Да ну тебя, Иван, — отмахнулся Васильев, — везде у тебя кэгэбешники. Мужик в сером плаще, б…ять, который сейчас в фойе газету читает — лейтенант КГБ, так? В гостиничном номере, б…ять, установлены микрофоны, и там, мать твою, говорить нельзя. Эти «гаврики» из припаркованной тачки, б…ять, тоже сотрудники из органов. А девочки красивые подошли, то спасайся, кто может — КГБ, б…ять, берёт на абордаж, ха-ха.

— Правильно, Иваныч, — поддакнул Борис, — если бы девочки сейчас были на задании, то они бы сами к нам на улицу выбежали. Где они? Нет их, ха-ха! Нет!

— Мальчики, а мы вас потеряли! — выкрикнула бойкая красавица Ирина, показавшись из стеклянных дверей гостиницы.

— Сейчас идём, барышни! — ответил я, чтобы девушки, выполняя спецзадание, в одних платьях не бегали за нами по заснеженной Москве. — Делаем вид, что всё прекрасно, — шепнул я своим друзьям и, сунув в карман нетронутую сигаретку, направился в гостиницу «Юность».

— Рассказываю, как мы живём там, на загнивающем западе! — ревел за столиком Васильев, которому нравилось, что на все его плоские и абсолютно не смешные шуточки девушки Ирина, Оля и Наташа реагировали весёлым и звонким хохотом. — Принстон, где мы квартируемся, городок маленький, как наша деревня, только ухоженный и красивый. Домики словно из мультика, чистота, б…ять, везде. Пардон, выскочило.

— Ха-ха-ха! — загоготали наши «случайные знакомые».

— Материтесь, Валера, спокойно, мы к этому привычные, — томно произнесла брюнетка Наташа.

— Представляете? Они там тротуары мылом моют, — Васильев набрал в лёгкие побольше воздуха, чтобы толкнут речь минут на десять-пятнадцать. — Так вот, в Принстоне большого катка нет, поэтому домашние матчи мы проводим в «Медисонском сквере», это огромный стадион в Нью-Йорке так называется. Выходишь на 8-е авеню, так улица по-ихнему называется, народищу видимо-невидимо, толпа, б…ять. И все тут же ко мне бегут и кричат: «Айрон мэн! Айрон мэн!». Это по-ихнему значит — железный мужик, моё тамошнее хоккейное прозвище. А я стою и автографы раздаю. Да что там говорить⁈ Хорошо живём!

— А я там, в отличие от некоторых, на телевидении снимался, — проворчал Боря Александров.

— А много вам платят? — спросила рыженькая Оля.

— Не в деньгах, счастье, — буркнул я и, грустно улыбнувшись, посмотрел на танцпол, где люди весело прыгали под песню «Кто тебе сказал», жизнь которой в этом мире подарило моё чудесное перемещение из будущего.

Я каждый жест, каждый взгляд твой в душе берегу,

Твой голос в сердце моём звучит звеня.

Нет никогда я тебя разлюбить не смогу,

И ты люби ты всегда, люби меня…

А ведь ещё каких-то 20 минут назад моя уверенность в том, что девушки были внештатными сотрудницами КГБ, полностью растаяла. И я реально начал думать, что этим красавицам просто кто-то рассказал о хоккейной команде «Ред Старз», которая остановилась в гостинице «Юность» и барышни приехали попытать счастья познакомиться с богатыми, по советским меркам, спортсменами. Конечно, крутить роман с женатыми мужиками — это низко и аморально, но такой мотив как деньги и заграничные подарки ещё никто не отменял. Так уж устроена наша несовершенная жизнь, что вокруг знаменитостей всегда крутится много, готовых на всё женщин. И это самая настоящая объективная реальность данная нам в ощущениях.

Однако, когда литры выпитого апельсинного сока, потребовали высвобождения, в туалете я пересёкся с нашим польским игроком, с Веслав Ежи Йобчиком. И Весла меня огорошил очень странным заявлением, сказав, что какая-то Анжелка на меня очень сильно обиделась. Дескать с ней и её подругами, которые днюют и ночуют в «Юности» ты ни-ни, а с залётными шмарами из «Интуриста» сразу сошёлся. Я Йобчику тогда ответил, что залётные шмары из «Интуриста» выполняют здесь ответственное задание правоохранительных органов, и присели за наш столик для маскировки. А сам подумал, что мой хороший друг шаман Волков был на сто процентов прав, когда написал, что ловушка захлопнулась. Потому что в эти застойные 70-е абсолютно все валютные проститутки сотрудничали с КГБ.

— Уважаемые москвичи и гости столицы! — прокричал со сцены солист безымянного ансамбля ресторанных музыкантов. — Поздравляю всех с наступающим Новым 1974-ым годом! И в честь этого знаменательного события звучит старая добрая песня: «Там, где клён шумит»! Дамы приглашают кавалеров!

Затем ударник выдал заковыристую сбивку на барабанах и соло-гитарист затянул известную всем советским людям мелодию. Поэтому начало новой композиции посетители ресторана встретили громкими аплодисментами. А сидящая рядом со мной Ирина схватила меня за руку и потянула на «белый танец». «Главное делать вид, что всё хорошо, всё прекрасно, всё идёт по плану», — подумал я, выйдя на центр танцевального зала, где «ночная бабочка» из «Интуриста», похожая на актрису Ташкову прильнула ко мне всем своим красивым телом.

— Вы уже решили, как будете встречать Новый год? — проворковала она.

— Есть кое-какие идеи, — пробурчал я и тут же, подумав, гори оно всё огнём, ляпнул, — лучше скажи, а почему вас из «Интуриста» срочно перекинули сюда?

После моего вопроса улыбка с лица очаровательной партнёрши по танцам слетела, как и не бывало. Однако мы, всё так же обнявшись, продолжили топтаться под музыку на месте, медленно поворачиваясь по часовой стрелке.

— Улыбайся, улыбайся, — прошипел я, — завалишь всё дело, я за тебя отдуваться не буду. И не дёргайся, я в теме. — Проворчал я, когда Ирина вдруг решила меня оттолкнуть. — Мой куратор, майор Шаманов, предупредил, чтобы я тебя и твоих подруг подстраховал если что. В детали только не погрузил. Да, улыбнись ты, — шикнул я и, схватив красотку своей лапищей чуть пониже спины, нагло сжал одно упругое полушарие.

— Не понимаю, о чём речь? — соврала девушка, но вернула вымученную унылую улыбку на лицо. — Ты нас с кем-то перепутал.

— Не звезди, — прошептал я на ухо «ночной бабочке», — кто вообще так по-дилетантски спланировал операцию? Тебя местная Анжелка с подругами вмиг расколола.

— Вот карга старая, — вырвалось изо рта «валютной проститутки».

— Короче, кого пасём? — свой вопрос я сопроводил ещё один хамским сжатием той части женского тела, что пониже спины.

— Сама ничего не поняла, — пролепетала «ночная бабочка», — привезли и сказали, чтобы ты, Валера, который Харламов, и ваш молоденький Борис никуда до часу ночи из гостиницы не делись. Бред какой-то. Тем более если ты в теме.

— Это не бред, это просто бардак. Да, улыбайся ты! Завалим операцию! — я сгрёб девушку в свои плотные объятья, а она в ответ разразилась громким заразительным смехом. — Мне майор Шаманов намекнул, что нашу команду хотят закрыть. Тебе что-то об этом известно?

— Тоже только намекнули, — призналась Ирина. — Что-то там на самом верху, в правительстве, в последний момент переиграли.

— Ясно, теперь запоминай, — зашептал я, прижавшись к самому уху девушке, — своим кураторам ни слова, что я в курсе операции. И подругам своим ни-ни. Мой майор Шаманов уже второй год не может вычислить «крота», который «сливает» информацию западным спецслужбам. То, что команду «сняли с пробега» — это так, мелочи, предлог. В этой конторе, я тебе скажу, такая подковёрная борьба идёт, что лучше не встревать. Кстати, одну девочку из гостиницы «Москва» за её «длинный язык» недавно «пришили». Вот так.

— Как мне это всё надоело, — тяжело вздохнула «ночная бабочка» Ирина. — Уехать бы на запад, и всё забыть.