Тафгай. Том 9

Глава 13

В субботу 21-го декабря за четыре часа до первого календарного матча чемпионата области я бегал по стадиону как заведённый. Падал легкий снежок, из динамиков звучала знакомая с детства песня «Трус не играет в хоккей», а товарищи плотники всё ещё настилали доски на козырёк боковой трибуны. Два дня назад Толь Толич с этой бригадой из-за презренных денег так сильно поругался, что теперь все вопросы пришлось решать мне. Я же постоянно возникающие разногласия разруливал по-простому, делайте свою работу по-человечески, заплатим ещё.

В результате у нас получилась большая, добротная на семь рядов центральная трибуна, и две подобной конструкции боковые трибунки. Кроме того были сооружены два тёплых бокса для хоккеистов сидящих на скамейке запасных, и один маленький тёплый бокс для судей и штрафников. За эти самые боксы, а так же за разбор первых двух зрительских рядов, с которых ничего не было видно, я выложил ещё двести рублей. И эти деньги были последними, которые я имел в своём распоряжении после года проведённого на лесоповале.

— Как успехи? — крикнул я бригадиру плотников-вымогателей.

— Через два часа забьём последний гвоздь, — захохотал он. — А тебе, Иван, баня случаем не нужна? А то мы с мужиками быстро сварганим и дорого не возьмём.

— Я тут с вами и без бани весь в мыле, — проворчал я и побежал в тёплый вагончик, где у нас по плану должна была разместиться точка общепита типа рюмочная-закусочная-кафе.

Кстати, с теплым вагончиком, в котором имелась печка буржуйка, помог директор завода товарищ Рогут. И вагончик этот поставили сразу после входа на стадион. Идея заключалась в следующем, по моему разумению каждый человек, купив билет на хоккей, по дороге должен был заглянуть сюда, чтобы дополнительно потратиться на пирожок, чай или горячий глинтвейн. Либо, ознакомившись с ассортиментом, люди должны были посетить этот уютный уголок во время хоккейного перерыва. Ведь на морозе почти у каждого нормального человека просыпается просто зверский аппетит.

— Здравствуйте товарищи, — поздоровался я с двумя дородными и румяными барышнями примерно 30-и лет. — Готовы к перевыполнению месячного плана по продаже пирожков и чая на 300 процентов?

— А вы, гражданин, кто такой будете? — строго спросила меня одна из женщин, окинув презрительным взглядом мою видавшую виды телогрейку и штопаные валенки.

Честно говоря, этот вид бича, то есть вид бывшего интеллигентного человека, бесил и меня самого. Но приодеться я не мог по двум причинам: во-первых, в местном магазине ничего приличного не было, а во-вторых, у меня просто-напросто закончились деньги. В отличие от меня строгая женщина была одета в очень неплохой импортный джемпер. Из чего следовало, что передо мной заведующая столовой №5, с которой мы вчера основные вопросы решили по телефону.

— Я тут отвечаю за всё, — смущенно буркнул я и, показав корочки начальника экспериментального литейного цеха, добавил, — можно сказать, начальник всего. Где ценники на сегодняшний ассортимент товара?

— Так это вы из Америки приехали? — улыбнулась заведующая, мгновенно переменившись в лице и поправив игривую чёлку на широком лбу. — А я вас представляла несколько иначе.

— Несколько иначе я выглядел в Нью-Йорке на 8-ой авеню, — крякнул я. — Сейчас мой деловой костюм состоит из телогрейки и ватных штанов. Именно в таком облачении я сначала поднимал советскую лесную промышленность, а теперь тащу из болота ваш Машиностроительный завод. Где ценники?

— Люба, дай журнал, — всё так же улыбаясь и откровенно рассматривая меня в упор, произнесла заведующая столовой.

«Флиртует, едрён батон, — подумал я, пока её подчинённая из-под прилавка вынимала толстую тетрадь. — Удивились, значит, моему костюму работяги? Сейчас я вас барышня ещё не так удивлю».

— Посмотрим-посмотрим, — пробурчал я, заглянув тетрадь, где значилось лишь пять наименований: чай — 5 коп.; пирог с капустой — 15 коп.; пирог с картошкой — 15 коп.; пирог с мясом — 30 коп. и гледвейн 100 гр. — 40 коп.

— Не гледвейн, а глинтвейн, — усмехнулся я.

— Исправим, — хохотнула заведующая, — мы — девушки смышлёные, ха-ха. Правда, Люба? Кстати меня — Галя зовут.

— Хорошее имя, и что характерно — редкое, — улыбнулся я. — Я вас по вчерашнему разговору запомнил, Галина Игоревна. Значится так, на первый матч хоккейного сезона сюда пожалует предположительно полторы тысячи человек. Поэтому только на одном глинтвейне вы заработаете минимум 450 рублей. Посему следует, что аренда этого «теремка» на колёсах вам обойдётся в 250 целковых за один сегодняшний день.

— Сколько⁈ — хором выпалили Люба и Галя.

— 250, — кивнул я, — и водкой из-под прилавка не торговать. Не хочу, чтоб народ перепился и испортил праздник спорта. А вы, милые барышни, как думали? Новенькие трибуны, музыка, работа билетеров и группы поддержки, реклама матча — это всё стоит больших капиталовложений и нервов, которые не восстанавливаются.

— Всё равно 250 рублей — это слишком дорого, — проворчала заведующая Галина.

— Если вы сегодняшней выручкой останетесь недовольны, то я возьму меньше, но завтра на этом месте будет торговать столовая №1, — сказал я, закончив короткие, но продуктивные переговоры.

Я слышал, что самые первые костяные коньки археологи обнаружили где-то недалеко от Одессы. По их мнению, конькобежную забаву придумали древние киммерийцы, которые гоняли на этих костяшках в перерывах между охотой, рыбалкой и войной с грозным царём Урарту Русой Первым. Как они катались на тех древних костяных конёчках, мы уже никогда не узнаем, но возможно это выглядело примерно так, как это делала сейчас молодая школьная учительница Виктория. В данный момент эта красивая во всех отношениях девушка, стоя на прямых и дрожащих ногах, опираясь руками на спинку стула, пыталась сделать хотя бы одно отталкивающее движение лезвием конька.

— Вика, держись! — пискнула её подруга и коллега Надя, нарезая круги вокруг неё.

И тут стул неожиданно выскочил вперёд и грохнулся на гладкую поверхность льда, а молоденькая «англичанка» сначала взвизгнула, затем пошатнулась и, не сделав и шага, шмякнулась на свою очаровательную попку. «Странное дело, — подумал я, — почему-то одни люди встают на коньки и сразу едут, а другие в точно такой же ситуации сразу падают. Загадка природы».

— Ну, всё ясно, — пробурчал я, — феерический выезд после первого периода матча двух очаровательных хоккейных болельщиц, которые должны разыграть беспроигрышную лотерею, отменяется.

— Почемууу? — заревела Виктория.

— Потому что для кое-кого это может плохо закончится, — сказал я и, сделав несколько раскатистых движений, подъехал к Вике и, подняв её на ноги, повез к калитке, через которую можно было покинуть опасный для здоровья лёд.

— Для кого? — шмыгнула носом красавица.

— Для того, кто не умеет правильно падать и правильно стоять на коньках, — проворчал я, помогая девушке присесть на скамейку запасных.

— И что? — снова захныкала Виктория. — Надька теперь одна будет выступать?

Я покосился на молоденькую учительницу литературы и отметил про себя, что та очень неплохо и уверенно владела коньками. Однако позволить Надежде покрасоваться одной на ледяном поле не мог. Во-первых, Вика обидится, а во-вторых, Надя решит, что теперь она мне нравится гораздо больше, чем её подруга.

Вообще, надо сказать, что за два последних дня между мной и этими девушками установились какие-то очень странные отношения. Эти девчонки словно сговорившись, приходили на каждую мою тренировку, затем мы вместе шли домой, а потом допоздна пили чай и разговаривали на разные темы, начиная от международной политики и заканчивая культурой и литературой. Иногда в наш разговор встревал и старик Харитоныч. А когда Вика и Надя возвращались к себе, то он, хихикая, подзуживал: «Какая из двух твоя, хи-хи? Блондинка аль шатенка, хи-хи? Ну, ты, Иван, и ходок».

С одной стороны общество очаровательных девушек мне было приятно и откровенно льстило, но с другой — я не совсем понимал, что за таинственную игру они затеяли? Неужели эти молоденькие учительницы о чём-то поспорили на меня? А может быть, они приревновали к Сусаниной? Однако эту красавицу из агитбригады «Фреза» я не видел с того дня, когда прошло моё представление в ДК.

— Выступать будете вдвоём, но без коньков, — ответил я. — Расстелем от калитки красную ковровую дорожку. И уже тогда…

— Это кто тут красивых девушек доводит до слёз? — послышался знакомый и хрипловатый голос за моей спиной.

«Коноваленко!» — мгновенно пронеслось в моей голове, а когда я развернулся и, выглянув из бокса для запасных игроков, увидел долгожданного друга, то радости не было предела.

— Виктор Сергеевич! Такие люди и без телеграммы! — загоготал я. — Барышни, познакомьтесь! Олимпийский чемпион, лучший вратарь Советского союза и заокеанской хоккейной лиги НХЛ, Виктор Коноваленко собственной персоной!

На этих словах я снова выехал на лёд, затем перелез через борт и уже тогда обнял так называемого «хоккейного пенсионера».

— Это твоих рук дело? — кивнул Коноваленко на трибуны и тёплые боксы для игроков.

— И музычка тоже, — хохотнул я, а из динамиков, словно по заказу зазвучала песня из кинофильма «Хоккеисты»:

Синий лед…

В жарких схватках раскаленный лед.

Парни в шлемах, словно пять ракет

Летят вперед, чтоб у чужих ворот

Зажечь победы свет…

За минуту до стартового вбрасывания на новеньких трибунах городского стадиона было так тесно, что я даже немного испугался: выдержит ли деревянная конструкция всех любителей хоккея или нет? И хоть доблестный командир бригады плотников уверял, что рёбер жёсткости более чем достаточно, я для себя решил, что в следующий раз обязательно ограничим количество посадочных мест. Кстати, наш запасной игрок Серёжка Степанов сообщил, что его одноклассники, которые здесь подрабатывали в качестве билетёров и группы поддержки, реализовали почти две тысячи билетов. И для маленького городка — это было невероятно много.

«Ладно, хватит титьки мять», — подумал я и, окинув взглядом трибуны, подъехал к боксу, где расположился главный судья матча. В обязанность этого человека входило ведение протокола и управление шахматными часами, которые за неимением какого-либо табло строго отмеряли минуты и секунды чистого игрового времени.

— Товарищ судья, я скажу пару слов перед стартом? — спросил я, взяв в руки мегафон.

— Только покороче, — проворчал мужчина, который вместе с ещё двумя арбитрами приехал из другого города и большим желанием, оставаться здесь допоздна, не горел.

— И ещё Виктор Коноваленко проведёт символическое вбрасывание, окей? — улыбнулся я.

— Виктор Сергеевич, конечно, человек уважаемый, только постарайтесь в темпе, — тяжело вздохнул он.

«Быстро же забываются кумиры, быстро», — подумалось мне, пока я выезжал на центр ледяной хоккейной площадки.

— Уважаемые александровцы и гости города Александровск! — гаркнул я в мегафон. — Спасибо, что сегодня пришли на стадион поддержать любимую команду!

— А я болею за «Спартак»! — выкрикнул кто-то из толпы.

— Бывает и так! — ответил я. — Давайте аплодисментами поблагодарим тех людей, благодаря которым состоялся сегодняшний праздник! Это директор «Машзавода» товарищ Григорий Рогут и секретарь парткома Юрий Шаврин! — я выждал три секунды вялых народных аплодисментов и добавил, — а теперь символическое вбрасывание произведёт Олимпийский чемпион Виктор Коноваленко!

И вот при этом имени люди действительно захлопали не жалея ладоней, а мой радиохулиган Ярик ещё раз включил песню «Трус не играет в хоккей». Коноваленко немного сутулясь и косолапя, пошагал к центру поля, от нашей команды выскочил на точку Толик Гаврилов, а от команды гостей выехал какой-то здоровый и косматый мужик.

— Да ладно, не надо было, — скромно забубнил Виктор Сергеевич, взяв шайбу в ладонь.

— Давай-давай, кумир миллионов, а то молодёжь кроме Третьяка потом больше никого и не вспомнит, — тихо буркнул я и из динамиков детский голос бодренько запел:

Звенит в ушах лихая музыка атаки…

Точней отдай на клюшку пас, сильней ударь!

И всё в порядке, если только на площадке

Великолепная пятёрка и вратарь…

Коноваленко помахал рукой болельщикам, пожал руку хоккеистам и швырнул шайбу вниз. И косматый мужик из команды соперника резко загрёб эту шайбу под себя, показав тем самым, что наши гости приехали не номер отбыть, а дать самый настоящий бой. И их олимпийским чемпионом в составе ледовой дружины хозяев поля не напугать. И снова на трибунах раздались аплодисменты.

— Иван, я тебе кое-что хочу сказать, только нам всё время кто-то мешает, — шепнул Виктор Коноваленко, когда короткая официальная часть закончилась, хоккеисты разъехались в разные стороны, а мы на несколько секунд остались в центральном круге одни.

— Вечером спокойно поговорим, в баньку сходим, — хлопнул я друга по плечу. — За вещи мои и хоккейную амуницию проси, что хочешь. Ничего не жалко. Утомился уже телогрейку носить.

— Да, подожди ты, — прошипел он. — Три дня назад ко мне на улице подошёл какой-то тип и попросил тебе передать, что летом с тебя снимут дисквалификацию. Сказал, что в Кремле есть порядочные люди, которые за тебя хлопочут. Ты это понимаешь? Ты скоро вернёшься в высшую лигу.

— А если это чья-то злая шутка? — опешил я от такой новости.

— Была бы это шутка, то ты бы сейчас лес валил, а не в хоккей играл, — хмыкнул он.

— Ладно, вечером спокойно поговорим, — кивнул я, пытаясь переварить услышанное.

«Вот это поворот», — вертелось в моей голове, когда я встал на точку и главный судья, дав стартовый свисток, бросил шайбу вниз. «Неужели скоро на свободу? — подумал я и без вариантов проиграл вбрасывание. — Неужели отмучился? Неужели всё?».

Но тут включилась группа поддержки и я моментально очнулся. Старшеклассники отчаянно застучали в пионерские барабаны и стали скандировать: «Металлист! Бум-бум-бум! Металлист! Бум-бум-бум!». И все посторонние мысли тут же вылетели из головы, и я полностью окунулся в хоккейное противостояние.

— Спокойно! — рявкнул я своим парням. — Сели на синюю линию!

При этом я сам резко выкатился вперёд, прессингуя защитника команды гостей. А в гости к нам сегодня пожаловали самые настоящие шахтёры из Гремячинска. И кстати, команда этих смелых и отчаянных парней носила гордое имя — «Шахтёр». Однако защитник «Шахтёра», когда увидел, как я решительно на него накатываю, сплоховал. Он неловко чиркнул клюшкой по шайбе, и та, вместо того, чтобы плавно и стремительно проскользить на противоположный фланг второму игроку обороны, медленно откатилась всего лишь на метр.

И я как коршун, рванув на неё, двумя быстрыми шагами преодолел несколько метров и первым завладел этой шайбой. Неловкий защитник сматерился, сначала попытался меня ухватить рукой, затем зацепить клюшкой, но всё оказалась тщетно. Ведь моя скорость была гораздо выше, поэтому я через секунду в гордом одиночестве летел на ворота наших гостей из Гремячинска.

Трибуны загудели. Голкипер чуть-чуть выкатился из ворот. А я, не доезжая пяти метров, резко ушёл вправо, и когда вратарь гостей вынуждено пошёл следом, с неудобной руки запустил ему шайбу между коньков. И чёрный резиновый диск очень аккуратно въехал в сеточку ворот.

— Гоооол! — закричали зрители на трибунах.

«А жизнь-то налаживается», — в сотый раз подумал я, подняв клюшку вверх. И вдруг явственно представил, как после моего освобождения эти деревянные трибуны разберут на дрова, хоккейную коробку и заградительную сетку растащат на огороды. И вместо спортивного праздника здесь ровно через год будут лежать сугробы, и будет завывать метель. А что произойдёт с оловянными индейцами и ковбоями? А вот они, скорее всего, останутся надолго. Потому что в таких укромных уголках страны спорт — это хобби, а работа — это жизнь.

— Ну, что мужики, теперь поняли, почему я требую от вас играть через борт⁈ — крикнул я, проезжая мимо своей скамейки запасных. — Чтоб таких подарков сопернику я от вас не видел!

Старший тренер заводской футбольной и хоккейной команды Толь Толич в тот день, когда узнал, что в его коллектив вольётся олимпийский чемпион по хоккею, сначала обрадовался. А затем, пораскинув мозгами, загрустил. Ведь у этого чемпиона была очень неприглядная репутация: забияка, драчун, вор и нахал. В газетах писали, что Иван Тафгаев, играя в НХЛ, отправил в больницу несколько человек, зверски избив их на льду. Припоминали ему, что он дрался и в чемпионате СССР. И конечно сильнее всего смущало то, что он украл деньги у своих товарищей.

Толь Толич даже хотел поговорить с директором завода, чтобы Тафгаева перенаправили куда-нибудь в другой город. Что хорошего можно было от него ожидать? Приедет, сразу начнёт пить, драться с местными хулиганами, будет гулять с развратными женщинами, развалит команду, а ещё что-нибудь обязательно украдёт. Ведь если олимпийский чемпион покатился по наклонной, то ему больше никто не поможет.

Однако действительность превзошла все ожидания. В команде появился деловой, хваткий, непьющий, упрямый как таран хоккеист, который был полной противоположностью тому Ивану Тафгаеву, о котором писали газеты. И сегодня две тысячи человек буквально стонали от восторга, так как заводская команда в первой игре сезона громила крепкого соперника из Гремячинска со счётом 10: 3. А первый период вообще прошёл с тотальным преимуществом и закончился со счётом 6: 2. Уже потом гости немного опомнились.

Но самое интересное было в том, что простоватая манера игры, которую Иван прививал команде, давала результат. Только оказалась шайба у защитника, как он, не глядя, трясь ей в борт, и вот уже шайба в средней зоне у своего же крайнего нападающего. И крайний тоже играет без долгих раздумий: бабах диагональ под чужую синюю линию, и вот уже на другом фланге в зону атаки влетает наш же нападающий. А это уже опасный момент. Соперник не успевает сообразить, что делать, как ему уже надо всей командой отбиваться у своих ворот.

А как Иван играет на пятаке перед чужими воротами? Это же просто танк! На нём два человека висят, как груши, а он знай шурудит своей длинной клюшкой, запихивая шайбу за шайбой. Или ещё проще, кто-то из своих накинул шайбочку на ворота, а Иван клюшкой, словно теннисной ракеткой трясь и вынимай товарищ голкипер очередную банку.

— Так можно и против команды мастеров сыграть, — пробормотал себе поднос Толь Толич.

— С таким вратарём даже чемпионат области не взять, — неожиданно ответил ему Виктор Коноваленко, который весь матч провёл за спинами хоккеистов на скамейке запасных. — Из 6-и бросков 3-и штуки в ворота запрыгнуло. Куда такое годится? И вообще мастера работают с шайбой значительно быстрее ваших ребят. Даже Ивану сейчас в высшей лиге придётся очень нелегко.

— Ничего, товарищ Коноваленко, мы тоже по науке тренируемся, — пробурчал Толь Толич. — Сегодня только первая игра. Ребята ещё разыграются.

— Конечно-конечно, — тихо засмеялся Виктор Сергеевич.

— Сколько осталось до конца? — спросил я перед вбрасыванием в зоне атаки, смахнув пот со лба.

— Тридцать секунд, — буркнул Генка Комолов, который в этой игре выдал мне три замечательные передачи, но пока сам остался без заброшенной шайбы.

— Как только судья вбросит шайбу, сразу беги к правой штанге и жди, — шепнул я, по привычке прикрыв рот крагой.

— Зачем это? — уперся мой правый крайний нападающий.

— Проверим хоккейный закон Френеля, — соврал я. — Только клюшку не забудь поставить на лёд.

— Ладно, давай проверим, — по-деловому проворчал Комолов.

Судья подозвал меня и хоккеиста гостей в левый круг вбрасывания. За спиной застыли два наших защитника Вася Богомаз и Лёша Боговик, которому я сегодня вернул брюки и подарил настоящую американскую белую рубашку, взамен порванной нашенской. Слева замер в ожидании отскока шайбы Ваня Степанов, который матч провёл на четверку с плюсом. А группа поддержки за воротами соперника завела любимую на сегодня кричалку: «Эй-эй-эй! Металлист забей!». И раз все были готовы рефери, недолго думая, швырнул шайбу вниз.

Шлёпок по черному боку резиновой шайбы вышел образцово показательным. И она почти мгновенно отлетела на синюю линию, где ей завладел наш здоровяк Алексей Боговик. Я же резко рванул не на пятак, где нашим гостям из Гремячинска уже порядком надоел, а на левую штангу. Здесь был и открытый лед, и хоккейный закон Френеля можно было проверить только с этого места. Боговик, который меня стал понимать с полуслова, тут же с кистей швырнул шайбу в моём направлении. И мне ничего не оставалось, как треснуть по ней слёта в надежде, что шайба сама найдёт клюшку Генки Комолова, который притаился на правой штанге.

— Бым! — раздался глухой звук деревянного крюка о замёрзшую на морозе резину.

И эта резиновая шайба, словно повинуясь моей фантазии, после нескольких рикошетов, из-за застывших на пятаке вратаря и двух защитников гостей, вдруг выскочила на клюшку Геннадия Комолова. И Генка, не растерявшись, чётко вколотил одиннадцатую банку для пущей радости двух тысяч любителей хоккея.

— Гооол! — закричала подогретая глинтвейном толпа.

— Гол! — гаркнул Комолов. — Работает твой Френель, Иван! Ей богу работает закон!

— Какой Френель, Генка? — поинтересовался десятиклассник Ванька Степанов.

— Хоккейный, какой же ещё? — проворчал тот.

— Угол падения, равен углу отражения, академики, — хохотнул я, похлопав парней по каскам.

— Да, пофиг, — хмыкнул Комолов, — всё равно зыкински разыграли, — добавил он и радостно покатил на скамейку запасных.

После счёта 11: 3 в раздевалке только и разговору было, что про победу на первенство области. Парни наперебой фантазировали, как мы сначала разнесём всех в своей 4-ой зоне, а потом выйдем в финальную четвёрку и грохнем там самую матёрую команду, многократного чемпиона, пермский «Дзержинец». Виктор Коноваленко тихо посмеивался над моими новыми одноклубниками, но отмалчивался и не возражал. Я же старался держать серьёзную мину на лице и раньше времени ребят не расстраивать тем, что по условиям моей высылки я не имел права покидать границы города Александровска. Либо заранее поставив в известность участкового, мог съездить в соседнюю деревню или село, но вернуться обратно обязан был до 23-х ноль-ноль. Вот такой режимный выходил у меня сезон 1974 — 1975 года.