Судебный дознаватель фараона

Глава 22

Морщинистое лицо хозяина дома, господина Мерире моментально побагровело. В то же время глазки его забегали и заслезились. Человек не знал, как реагировать. Он не был готов к прямому разговору. В конце концов, он ведь государственный деятель, а в этих кругах подобное вообще выносилось за рамки приличия. Чиновники могли неделями вести споры ни о чем, потихоньку и коротко демонстрируя аргументы, облекая их в слои комплиментов и витиеватых фраз, словно укрывая нагое тело в пышные одеяния. Однако Гормери устал, был зол и торопился вернуться к прерванному расследованию. А потому решил не церемониться. Он не был уверен, что Мерире вообще причастен к исчезновению Неферет. Перепуганный писец Чаи мог любую чушь наплести Анхатону, лишь бы доказать свою лояльность. Однако сейчас, внимательно глядя на старика, Гормери все больше убеждался, что врал во всей этой истории вовсе не Чаи.

— Э… ну… помилуйте… — после внушительной паузы выдавил из себя хозяин поместья, — Я не понимаю…

Столичный гость бросил взгляд на спутника. Карлик старательно делал вид, что для него нет ничего важнее, чем поскрести пальцем макушку под париком. Гормери вздохнул, поняв, что от него поддержки не дождаться, и снова обратился к старику Мерире.

— Возможно вы не поняли, — строго проговорил он, — но с моим приездом в ваш город исчезновение горожанки Неферет, дочери ювелира Хепу, приобрело статус государственного расследования. Сам царь Неферхепрура Эхнатон, да будет он жив, здрав и невредим, выразил желание, чтобы я нашел эту девицу. Поэтому, чтобы вы не замышляли, теперь использовать ее в своих целях вы не сможете. Женится ли ваш внук на ней или нет, и сколько бы детей она от него не родила, у него не получится добиться при дворе ничего кроме кары за похищение девушки. Если сейчас вы откажитесь выдать ее добровольно, я заявлю в кебнет храма Атона в Ахетатоне, что она бесследно исчезла. После этого любой мужчина, кто скажет о том, что он женат на этой девице будет считаться преступником.

— Но с чего вы решили…

Гормери жестом прервал его, перейдя на слегка свистящий полушепот, который всегда устрашал любого его оппонента, какую бы должность тот ни занимал:

— Я еще не закончил, — он растянул губы в улыбке, которая должна была добить Мерире, показавшись тому зловещей, — Сейчас я останусь в вашем доме, а за маджоями отошлю носильщика. Они арестуют вас, вашу семью и всех, кто находится в поместье, включая рабов. После чего мы перетрясем тут все, а если не найдем девицу, то так же проверим все дома, принадлежащие вашей семье и всему вашему роду. Ваша должность и ваше богатство будут изъяты в пользу царя и храма. Именно так великий Неферхепрура Эхнатон поступает с предателями.

Гормери не сводил глаз с Мерире. А тот с каждым его словом съеживался, как будто он хлестал его пучком прутьев. Когда он замолчал, на начальника городских закромов жалко было смотреть. Губы его дрожали, дряблая кожа под подбородком тряслась, а из глаз катились слезы. Впрочем, он был уже довольно стар, и нервы у него оказались совсем не каменные. Писец кебнета в который раз пожалел жителей Уаджа. В трудные времена, когда городские закрома станут единственной возможностью выживания, их судьба будет зависеть вот от этого никчемного старикашки, который трясется перед малейшей опасностью. Как же он собирается противостоять эпидемии или голоду? Какой от него прок, если придет настоящая беда? Может на благо горожан стоит лишить его должности?

— Но мы ничего не сделали… — совсем неубедительно промямлил Мерире.

Гормери знал, что он уже подошел к той самой черте признания. И нужно лишь слегка подтолкнуть. Что он и сделал, немедля:

— Пока у вас еще есть возможность признаться. Если вы явите мне девицу сейчас, то я готов отыграть все назад. Вас не обвинят в преступлении, вы сохраните должность и состояние. Но время работает против вас. Вот ведь незадача. Как и всегда, да?

Он снова усмехнулся, слегка прищурившись. Старик нервно сглотнул.

— Но на долгие переговоры я не настроен. Я сосчитаю назад от трех, до одного. После того, как я произнесу все цифры, уговаривать меня станет бесполезнвм. Все будет так, как я недавно вам рассказал. Итак… три… два…

— Но… это все не так! — он всхлипнул, — Она же сама!

— Она сама что? — Гормери сдвинул брови, — Спряталась в вашем поместье? Почему?

Мерире энергично замотал головой, от чего его парадный парик опять перекосился, придав ему несколько залихватский вид.

— Она… ну… она влюблена в Рамосе. Они хотят быть вместе.

— Неужели? — Гормери усмехнулся, — Я бы хотел поговорить с Неферет. Пусть она сама мне об этом расскажет.

— Но… — старик тоже покосился на Анхатона, ища поддержки, однако тот был так поглощен почесыванием макушки под париком, что, казалось, напрочь забыл, что он в логове преступника.

Мерире сдался.

— Я спрошу, готова ли она вас принять, — тихо ответил он.

Сердце Гормери радостно затрепетало. Он и не надеялся, что дело окажется настолько простым. Однако отдавать только что обретенную власть над ситуацией он не собирался.

— Я сам у нее спрошу, — он поднялся, — И немедленно. Ведите меня к ней, господин Мерире.

Комната, в которой прятали Неферет располагалась в основном здании, по соседству со спальнями хозяев. Но в отличие от остальных, дверь снаружи была заперта на внушительный засов. Под суровым взглядом столичного дознавателя Мерире лично, пыхтя и потея, открыл ее.

Замерев на пороге, Гормери не смог сдержать вздоха восхищения: стены комнаты были разрисованы чудесными картинами на тему жизни в зарослях папируса. Птицы, бабочки, коты, — писцу показалось, что все это шевелится, щебечет, охотится и спасается. У него даже голова закружилась.

Но центром этого небольшого мира была хрупкая девушка. Она сидела на низком стуле возле стены, поглощенная работой. И, обернувшись на звук открывшейся двери, недовольно сдвинула брови. Она оказалась настоящей красавицей. Стройная, изящная, с длиной шеей и тонкими руками, с пышными, забранными в платок волосами и удивительными глазами цвета вечернего неба. В такие хочется смотреть и смотреть, надеясь, что в них вспыхнут звезды. Те, которые зажигаются только для тебя.

— Дорогая Неферет, — Мерире вздохнул, но по другой причине. Судя по его бледному виду, он балансировал на грани между жизнью и Дуатом, решая, в какую сторону ему выгоднее свалиться, — Этот писец из столицы явился тебя забрать. Хочешь ли ты покинуть мой гостеприимный дом?

В вопросе явственно слышалась надежда. Словно Мерире умолял свою пленницу подыграть ему. Она с удивлением посмотрела на Гормери, потом перевела взгляд на хозяина дома, и в глазах ее вспыхнуло недоумение.

— Я могу вернуться к отцу? — неуверенно уточнила она. Наверняка она умоляла об этом своих тюремщиков все долгие три декады.

— О, конечно! — старик растянул во все лицо притворную улыбку, — Разве ты не сама решила пожить в моем замечательном доме?

Гормери пресек поток вранья, напомнив:

— На ее двери засов со стороны коридора. Вряд ли она принимала решение в такой ситуации.

— А это от злодеев, — не сдался Мерире, хотя заявление и выглядело абсурдным.

Гормери и Неферет переглянулись и, не сговариваясь, улыбнулись. Он искривив губы в саркастической ухмылке, она мягко и по-доброму.

— Зачем вам в поместье столько злодеев? — он нарочито высоко вскинул брови, тут же почувствовав себя артистом на площади, — И как от них можно защититься, запирая дверь снаружи?

— Э… — вопрос поставил хозяина дома в тупик.

Он только руками развел, а губы его затряслись.

— Прошу вас, господин дознаватель, не губите!– с этим Мерире пал на колени и, схватив его за руку, прижался лбом к тыльной стороне его ладони, — Я же выполнил ваше условие. Мой внук Рамосе хороший человек. И мужчина видный. Но он влюбился в нее, ни есть, ни спать не мог. И посмотрите, разве в Неферет можно не влюбиться? Она же мечта любого мужчины. Красавица, умница, художница…

Гормери невольно бросил взгляд на девушку. Та все еще сидела с перепачканными разноцветной краской кистями в руках, щеки ее нежные и гладкие подернулись розовым румянцем, глаза слегка увлажнились, а губы приоткрылись в немом вопросе. Да, эта девушка вызывала восхищение и желание опекать, и поклоняться, и служить, и обладать… Она была так прекрасна, что он понял порыв мерзопакостного внука Мерире закрыть ее в клетке. Только для себя. Больше никому. Любыми средствами.

И тут же, устыдившись своих мыслей, густо покраснел. Как он может видеть девушку лишь объектом чужого желания. Ведь она такой же человек, как и он. У нее есть не только тело, у нее есть Ба, и Ка, и Рен, и часть божественной сущности Ах. Она личность, а не чья-то возможность устроить свою судьбу получше.

Писец повернулся к ней и, поклонившись, счел долгом представиться:

— Меня зовут Гормери. Я помощник писца храмового кебнета Ахетатона. Вы можете мне сказать, кто вы?

Она уже поняла, что пришел час освобождения, поднялась с низкого стульчика, распрямилась, вскинула подбородок… И Гормери задохнулся от восхищения. В ней сочеталось все в правильных пропорциях: красота, достоинство, ум, изящество, а еще недоступность и притягательность. Два последних любого могли довести до исступления. Легкая полуулыбка играла на слегка припухлых губах, а в необычных глазах мерцали загадочные искры.

— Я Неферет, дочь царского ювелира Хепу, — она покосилась на оцепеневшего от страха Мерире, и продолжила, — Три декады назад меня похитил внук начальника городских закромов Рамосе и привез в это поместье.

Она уперлась взглядом в старика. Глаза ее наполнились чувством, а улыбка стала шире:

— Это гостеприимный дом. Я не испытала тут ни нужны, ни страданий.

Мерире заметно приободрился. Но тут сквозь них протиснулся Анхатон, о котором Гормери совсем забыл, оставив его чесать макушку в гостевой комнате. Он подошел к Неферет, и оглядел ее придирчиво снизу верх. Столичному дознавателю стоило немалых усилий не кинуться к ней на помощь. Хотелось отшвырнуть наглого мужика, который вот так без всякого почтения пялился на совершенство.

— Рамосе склонил тебя к близости? — карлик облизал губы.

— Анхатон! — Гормери сжал кулаки.

Мерире застонал. А девушка моргнула и спокойно ответила:

— Рамосе лишь просил выйти за него замуж. Довольно навязчиво, и это было неприятно. Но никаких действий он не допускал. Говорил, что я должна сама возжелать. Разве это не забавно? Что в сердце у таких мужчин?

Она попала в точку. Гормери не мог с ней не согласиться. Любовь — это нить, натянутая меж двух сердец. И натягивает ее бог Атон. А не какой-то самонадеянный дурак, который полагает, что завоевать девицу довольно просто. Достаточно запереть ее в комнате, лишив возможности общаться с родными.

— И где же ваш сладострастный сынок, а Мерире? — Анхатон повернулся к хозяину дома.

Тот снова затрясся так, что парик на его голове замотался из стороны в сторону.

— Отъехал, — донеслось до них, — По неотложному поручению. Вернее, с инспекцией в поля… Вы же понимаете, я уже не в силах путешествовать.

«Да ты вообще зря занимаешь эту должность», — в сердцах подумал Гормери, но отчитывать старика или язвить на счет его возраста в присутствии Неферет ему не хотелось. Как раз наоборот, он изо всех сил старался произвести на нее самое приятное впечатление. А потому улыбался и благожелательно смотрел на всех, даже на мерзкого старикашку. А еще страшно сожалел, что оделся так просто. Ведь на его голове даже парика не было. Не говоря уж, что из всех украшений на шее висел лишь прокусанный крокодилом медальон. От чего-то припомнилось, как матушка собирала для неизвестной ей дочки ювелира трогательные подарки и запоздало устыдился своей строптивости. Теперь он с удовольствием подарит ей все, что только сможет. А не жалких нефритовых павианов.

Он решил, что непременно сегодня же зайдет в лучшую ювелирную лавку и приобретет для нее что-то совершенно необыкновенное. Или может быть стоит отыскать в лавке папирусов старинное стихотворение, красиво написанное, с изумительными картинками, которое можно повесить на стену. Тут он припомнил как выглядит комната Неферет в доме ее отца и пришел к выводу, что любая чужеродная картинка на стене, разрисованной ее рукой, будет смотреться неряшливой холщовой заплаткой на парадном одеянии из тонкого льна.

— Эй, парень, ты на работе, а не на свидании!

Он вздрогнул и, сдвинув брови, глянул вниз, на карлика, который отпустил замечание тихо, почти шепотом, но при этом совершенно неуважительно шлепнул его пониже спины. Ну, до чего же возмутительный тип!

Но Неферет, к его облегчению, не заметила конфуза. Она вообще ни на кого не обращала внимания. Получив свободу, она принялась упаковывать кисти и краски. Еще и сыпала вопросами.

— Здоров ли отец? Все ли порядке дома? Не заболели ли ее младшие братишки? Не наказали ли за недосмотр ее служанку? Ведь на ни в чем не виновата! В самом деле, ни в чем!

Неожиданно она замерла, словно вспомнив о чем-то важном, растерялась.

— Какой сейчас день?

Атон! — мысленно простонал Гормери и сурово глянул на Мерире, который съежился еще больше. Так ему и надо прыщу! Держать девушку в комнате, не пускать даже в сад погулять. Так, что она потеряла счет дням! Может зря он решил выполнить данное ему обещание о прощении. За такое злодеяние следует наказать, да публично. Чтобы другим неповадно было. Старый чиновник тут же уловил его настроение, принялся кланяться и подобострастно лепетать:

— Прости меня госпожа Неферет, я сознаю свою вину. В моем доме совершили с тобой непростительное злодейство. Но я искуплю свою вину. Я отпишу тебе лучшее из своих загородных поместий в вечное пользование. Немедленно прикажу отправить заявление в кебнет города.

— Справедливое решение, — одобрил Анхатон и, ухмыльнувшись, добавил, — Скажите какое, и я пошлю своих людей проинспектировать ценность подарка. А то мало ли, может последние лет пять поместье это и не лучшее вовсе.

— Как можно! — горячо возразил Мерире, из чего все тут же поняли, что старый прощелыга надеялся подарить девице не самое доходное из своих хозяйств.

— А еще я заберу кисти и краски, — тихо, но уверенно заявила Неферет. И Гормери тут же понял, что поместье для нее имеет куда меньшее значение, чем эти несомненно дорогие, но все же не настолько ценные предметы, — Я знаю, они не мои. Рамосе купил их по моему требованию. Но за время, проведенное в заточении, они стали моими единственными друзьями. И теперь я обязана взять их с собой на свободу. Мы с ними уже единое целое. Они умрут без меня.

На глазах у мужчин выступили слезы умиления. Девушку выпустили из заточения, а она спасает кисти и краски.

Гормери сглотнул ком в горле. Разве эта красавица может быть совершеннее самого совершенства? Как объяснить чувство, которое наполнило его сердце? Восхищение? Любовь? Да, и еще благодарность. Благодарность великому богу Атону за то, что свел его с Неферет.