Судебный дознаватель фараона

Глава 18

— В общем у всех девиц, которые пропали, был выбит знак Хонсу на запястье. Такой же как у бедняжки Хеннутаве. Я вчера специально в Западный город плавала, расспросила жриц из Джесер-Джесеру, они ж там лекари, значит браслеты им во время работы запрещены. И многие подтвердили, что видели у пропавших девчонок те значки. И в школе супруги Бога тоже подтвердили. Там вообще такая татуировка у каждой второй.

Храм Джесесер-Джесеру (Прекраснейшее из прекрасных мест) теперь известен как заупокойный храм царицы Хатшепсут. При нем находилась больница. И тут Тамит имеет в виду, что общалась с работницами этой больницы.

Тамит в это утро светилась энергией и, видимо, для ее поддержания, стремительно поглощала его завтрак, расставленный заботливой кухаркой на большом столе под навесом веранды. Гормери все это время обескураженно молчал, но едва она припала к его кубку, шумно глотая, задал тот вопрос, который занимал его сейчас больше остальных:

— Как ты узнала, где я теперь живу?

Она оторвалась от его утреннего напитка, который чарующе пах розами и, оглядев вскользь, пожала плечами:

— Подумаешь тайна!

После чего она снова сконцентрировала все свое внимание на его завтраке. И пояснила уже, на него не глядя, решая, какую из пяти аппетитных сладких булочек с золотыми бочками ей ухватить.

— Я разыскала дома родителей всех пропавших девушек. Поверь мне, узнать, где остановился столичный дознаватель труда не составило. Сейчас об этом даже на рынке уже перестали судачить.

— Судачить о чем? — ему не только есть, но и пить расхотелось. Он и не подозревал, что за ним ведется наблюдение сотней глаз и каждый его шаг обсуждается на рынке! Плохая новость для того, кто ведет тайное расследование.

— Ну как…

Она схватил булку из середины и откусив почти половину заработала челюстями. А потому Гормери сначала ничего не понял, а когда попросил повторить, услышал следующее:

— Вчера все только и говорили, что жрец храма Атона вытащил тебя из пут разврата. Что, прости, снова сыграло против вашего бога.

— Это еще почему?

— Потому что разврат — это весело, а храм скучно, — она усмехнулась, — Покажи мне хоть одного нормального мужчину, который променяет ночь с блудницей, на молитвы и жертвоприношения!

— Жрицы, например.

— Пф… — она снова потянулась к его кубку, но он успел выхватить его и со значением сделал глоток. Она вздохнула, — У жрецов есть жрицы. Так что они прекрасно совмещают приятное с полезным.

— В храме Атона нет никаких жриц! — он поставил кубок на стол с такой силой, что часть его содержимого выплеснулось на белую скатерть.

— Ну вот, поэтому все и решили, что ты сделал неверный шаг. Оставался бы лучше при Бэсе, больше бы тебя в городе уважали. А так…

И подхватив его кубок, она допила его тремя большими глотками.

— Тебя что дома не кормят? — справедливо удивился он.

Тамит дочка богатого купца, в конце концов.

— А тебе жалко, что ли⁈ — возмутилась она, — Я уже проголодаться успела, понятно? Я тебя тут с последнего часа ночи караулю. А сейчас уже три часа дня на башне отбили!

У древних египтян ночь начиналась в шесть вечера по нашему, а день в шесть утра. Таким образом, последний час ночи в переводе с древнеегипетского на современное время — это пять часов утра. Три часа дня, соответственно, девять утра.

— Э… Как это?

— Да вон в тех кустах, — она кивнула на цветущие заросли у пруда, — Не могла дождаться, когда ты проснешься. Ты так долго спишь! А потом моешься еще целый час. У меня ладони чесались постучать тебе в дверь душевой!

— Спасибо, что не постучала, — Гормери понял, что стремительно краснеет, невольно представив, что подумали бы его слуги, если бы застали его в душе с Тамит. Хотя в городе он бы свой авторитет уж точно поправил.

Девчонка же ничуть не смутилась:

— В доме деда встают рано. Он приучил всех, потому что ладьи отходят от причала на заре. Так что десятый час ночи самое позднее, когда дают поспать. Да и то только детям. А у меня есть обязанности, между прочим. Когда я все сделала, то решила, что пойду прямо к тебе. Ну, не болтаться же по улицам или по рынку. Это неприлично!

— А сидеть в кустах поместья неженатого мужчины в самый раз, — усмехнулся он и налил в кубок еще розовой воды.

— Да, — Тамит подвоха не услышала, отпила из кубка уже немного, как приличная девица, хлопнула ресницами, — Ты хочешь услышать всю историю?

Он изо всех сил сдерживался и грозно сдвигал брови, но губы все равно расплылись в улыбку. Эта девчонка, обласканная легкими тенями от тонких листьев олеандра, живая и веселая наполнила его с утра энергией лучше пробежки и холодного душа. Злиться на нее не хотелось. К тому же за прошлый вечер она узнала куда больше, чем он за два последних дня.

— Мне Гормин проговорился на вечере поминовения Хеннутаве. У них с ней были отношения. Не то дружеские, не то близкие, — я не поняла. Только Гормин сказал, что они познакомились на собраниях тайного общества Луны. Они проводятся в заброшенном храме каждый второй день. Чем они там занимаются, не понятно. И все это больше похоже на сборище молодых идиотов, которые хотят казаться особенными, не такими скучными как все остальные. Только вот люди оттуда уже давно пропадают.

Она снова ухватила булку и почти целиком засунула ее в рот.

— Что ты имеешь в виду? — не вытерпел столичный дознаватель.

— Гормин припомнил пятерых своих знакомых с этих собраний, которые сгинули бесследно. А он не так уж внимателен, можешь мне по верить. Я его с детства знаю, его мало что занимает, если это лично его не касается. А сейчас он напуган!

— Это-то как раз не удивительно. Его девушку только что из реки мертвой выловили.

— Пф… — снова фыркнула Тамит, — можно подумать это кого-то слишком уж пугало. Люди уходят за горизонт время от времени. Иногда это молодые люди, часто вообще дети. Что ж тут поделаешь! Одна только страшная болезнь за несколько недель уносит на суд Осара больше Ба, чем за несколько лет спокойной жизни. Тут другое. Понимаешь, Гормин на самом деле боится, что может стать следующим. Он будто знает откуда исходит опасность.

— Он не сказал тебе?

— Нет, — она вздохнула, — Не хотел меня пугать, дурень. Как я ни настаивала. Решил играть в заботливого соседа. Будто бы и не лупил меня деревянным скребком по голове всего-то три года назад. Но мы все равно раскроем его секрет.

— Это все очень интересно, конечно… — Гормери пожал плечами, не совсем понимая, зачем ему заниматься расследованием такого дела. Есть же маджои, в конце концов. Это их сердечная боль, почему в городе пропадают молодые люди. Ему нужно найти всего одну девицу. Которая возможно и не связана ни с каким тайным обществом, — Но я пока не вижу связи с моим делом. При чем тут дочь ювелира?

— Да как же! — Тамит с чувством поставила кубок на стол, из которого снова выплеснулось несколько капель на скатерть. Так они ее всю зальют, — Она же пропала!

— Но она могла пропасть сама по себе. Без всякого общества Луны. Может утонула, или убежала с артистами, да мало ли вариантов.

Тамит склонила голову набок, разглядывала его предельно внимательно довольно долго, словно видела впервые и ей поставили задачу составить о нем мнение исключительно по его внешности. Когда он уже начал краснеть от досады, проговорила:

— А ты точно судебный дознаватель? Если ты бандит, который подкараулил честного парня из столицы, убил его и присвоил себе медальон, то я расскажу о тебе отцу. Он у меня маджой, ты знаешь.

— Тебе не кажется недостаточно осмотрительным делать такие заявления перед возможным убийцей, — усмехнулся Гормери, — Если я убил столичного дознавателя, то чего мне стоит свернуть шею какой-то девчонке?

— Ты этого не сделаешь, — она тоже усмехнулась и на ее темных щеках заиграл бурый румянец.

Как он и ожидал, она даже вздрогнуть не успела. Он резко выкинул руку и прижал ее к себе за шею в захвате. Она, конечно, затрепыхалась, как пойманная птичка, но быстро поняла, что лишь сильнее задыхается. А потому замерла, уставившись на него снизу вверх огромными испуганными глазами.

— Я надеялся, что первый урок, который преподал писец Менна, бросив в тебя сонный порошок, ты усвоила. Но я ошибся, — проговорил он тихо и спокойно, не сводя с нее глаз, — Тамит, ты должна уяснить, что мир опасное место. А мир преступников так и вовсе безжалостный. Убийца не станет играть с тобой в салочки, и не поддержит шутку, он просто свернет тебе шею. Так быстро, что ты даже испугаться не успеешь. И пойдет по своим делам. Ты ведь не хочешь стать случайной жертвой преступника?

Она с трудом сглотнула, потому что он и не подумал ослабить хватку. Учить так учить. Раз уж она навязалась ему в напарники, он несет за нее ответственность.

— Не хочу… — прохрипела в ответ.

Он удовлетворенно кивнул и отпустил ее. Тамит тут же вскочила и отпрыгнула от него на добрых три локтя. Темно-бурая, взъерошенная, очень недовольная.

— Станешь как папа с дедом учить меня уму-разуму? Чтобы не лезла в мужские дела, не рисковала, да? — в глазах ее блеснули те же искры, что и вчера, когда она упрекала его на рыночной площади. А потом эти искры скатились по щекам злыми слезами. Она отмахнулась от них, стерев с лица и шмыгнула носом. Ну как на нее злиться. Забавная, словно котенок получивший взбучку.

— Не стану, — он вздохнул и протянул ей кубок с розовой водой, — Я лишь прошу быть осторожной. И не болтать языком все, что хочется.

— Я шутила вообще-то, — она взяла бокал и сделала несколько осторожных глотков, — Если бы я действительно думала, что ты преступник, стала бы я есть твой завтрак?

— Допустим. И все же, будь осторожна с незнакомыми людьми. Ты ведь меня совсем не знаешь.

— Я тебя чувствую. Ты честный, хотя и наивный.

— О! Какой анализ! — было обидно услыхать такое от девчонки младше себя лет на пять. Но он не стал развивать тему. Просто потребовал, — Давай договоримся, пока мы работаем вместе, ты не приходишь ко мне домой без приглашения, никому от моего имени ничего не обещаешь, и не влезаешь ни в какие сомнительные авантюры. Или я разрываю с тобой договор. Тебе все понятно?

Она снова сглотнула и кивнула. А потом подняла на него глаза и пролепетала:

— А если я уже влезла?

Очень нехорошее волнение прокатилось у него по позвоночнику и затрепетало в области коленей.

— Ты это о чем?

Тут она вытянула правую руку и слегка сдвинула браслет с запястья. И судебный дознаватель узрел маленькую татуировку серп месяца под солнечным диском. Знак Хонсу.

— Кто ты? — жрец посмотрел на молодое, истерзанное тело. На нем не было живого места. Из глаз текли слезы, смешанные с кровью отвратительного розового цвета. Все тут было красным. Женская фигурка, пол, стены, потолок. Разлетавшиеся во все стороны брызги даже осели на полы его белого плаща летящими алыми мазками. Его передернуло, — Назови свое имя!

Она подняла голову. И ее красивое женское лицо исказила маска нечеловеческих эмоций. Он даже не смог их понять. Превосходство и уязвимость, насмешка и смятение, — все в одной ухмылке.

— Сатсахенмемит, — ответила она чужим, низким голосом с хрипотцой, — Но ведь ты и так это знаешь, повелитель.

Это ее последнее «повелитель» прозвучало как издевка. Демон решил с ним поиграть? Жрец почувствовал, что в груди разрастается раздражение. Да как смеет тварь из Дуата показывать характер? Она всего лишь низшее существо, средство для достижения его целей. Но он ее проучит. Нужно дать ей понять, кто тут хозяин. Сейчас же. Или она еще возомнит, что может творить в мире людей все, что ей вздумается.

— Услышь же меня, демон! — жрец заговорил громко и грозно, — Я знаю твое истинное имя. И зовут тебя Сатсахенмемит! Я приказываю тебе подчиниться хозяйке тела, в которое ты вселился. Слушайся ее во всем, не перечь и не сопротивляйся. Она твой поводырь, а не наоборот. Понял ли ты меня, демон?

В знакомых глазах, которые он знал уже лет пятнадцать вспыхнул незнакомый блеск. А губы, которые все эти годы задавали ему вопросы, отвечали или приветливо улыбались, вдруг искривились в чужой ухмылке.

— Нет, повелитель.

И снова это «повелитель» прозвучало без почтения. Пора было завершать обряд единения и вернуть демона в Дуат. Он слишком опасен. Похоже, его сложно контролировать. Нужно выбрать нового, менее сильного и начать все с начала.

Он проговорил заклинание. Сложное, длинное, требующее полной отдачи. И тут все светильники потухли. Как будто их задули одновременно. Зал поглотила тьма. Он замер, сразу поняв, произошло что-то ужасное и, увы, непоправимое. Тьма поглотила не только свет, но все движения и звуки. Словно его голову придавили к кровати огромной подушкой. Он начал задыхаться.

— Сатсахенмемит! — прохрипел он.

Но он уже знал, что ему никто не ответит. Тьма была у пустой.

У стены зашевелились. Это маги пришли в себя и пытались заново зажечь масляные лампы. Вспыхивали искры огнив, слышались ругательства и наконец, один светильник наполнился мягким светом. За ним второй, третий, четвертый. Молодая женщина, перепачканная в чужой и своей крови, сидела в центре магического круга на коленях. Лицо ее казалось потерянным.

— Подчинись, Сатсахенмемит! — взревел жрец на полтона выше обычного. Надеясь, что в его голосе не сквозит отчаяние, которое сотрясает все его тело.

Но женщина в круге лишь отрицательно мотнула головой. А после долгой мучительно паузы произнесла усталым, хриплым и до боли человеческим голосом:

— Он вышел из меня в наш мир. Я не смогла его удержать.

— Что⁈ — жрец упал руками на постамент, — Что ты такое говоришь?

— Он сильнее меня, — ее лицо исказила болезненная гримаса, — Демон покинул мое тело в этом мире. Он не вернулся в Дуат.

— Так… — его пальцы принялись лихорадочно раскручивать свиток в обратном направлении, — Я помню, тут есть заклятие. Мы должны вернуть его в тебя. Немедленно. Надо его чем-то привлечь!

Мысль о том, что он выпустил в мир людей настоящего демона, словно женщина в истерике била его по щекам и темечку. Он хотел добра, а сотворил зло. Он не имел на это права. Ни одно даже самое светлое желание не может пробиваться к солнцу с орудием тьмы. Все, что они проделали доселе показалось ему ужасным. И непоправимым. Или…

Он знал, что следовало предпринять.

— Демоны в нашем мире не могут убивать. Они приходят к людям, чтобы насытиться плохой энергией. Могут вызвать страх, боль, ненависть. Но их возможности невелики. Мы же можем дать им настоящие эмоции. Мы можем убить человека и насытить демона его страданиями. Мы вернем Сатсахенмемит, соблазнив ее настоящими вкусными чувствами человека в агонии. Нужна жертва, немедленно.

Он глянул на магов, застывших у стены. Все трое были ему одинаково дороги. Они вместе прошли долгий путь от робких надежд до впечатляющих результатов. И все же, именно сейчас одному из этой троицы придется принести себя в жертву. Ради их правого дела. Ради победы. Ради их общего будущего.

— Пасар, ты должен стать следующим, — ему хотелось обнять своего друга, прижать к груди, придать ему сил. Но он должен стоять тут и читать заклинания, а Пасару предначертано пожертвовать собой ради общего дела.

— Нет! — крикнул маг в одно мгновение превратившись из охотника в жертву, — Почему я?

Двое его товарищей тут же схватили его и подвели к магическому кругу. Их расторопность была понятной. Если бы жрец передумал, то жертвой мог бы стать кто-то из оставшихся двоих. Он кивнул им, и кто-то, кажется, Рахмир быстро полоснул ножом по шее бывшего соратника. Кровь брызнула во все стороны. Несчастный Пасар прохрипел что-то невнятное напоследок и, закатив глаза, рухнул в очертания магического круга. Вокруг его тола стремительно расползалась темная лужа, кидающая на стены багряные блики. Женщина сидела на коленях, готовая принять в свое тело взбунтовавшегося демона. Жрец начал читать заклятие призыва, надеясь, что ритуал сработает.