Судебный дознаватель фараона

Глава 12

Тамит умела бегать быстро. Так быстро, что ветер завывал у ушей, а голые пятки едва касались дороги. И все же догнать писца Менну у нее не получалось. Его белая рубаха мелькала впереди. Он петлял как заяц, и двигался если не быстрее, то и не медленнее ее.

Он же писец, а не посыльный! Просто возмутительно быть таким быстрым и выносливым при его сидячей работе!

Мужчины вообще бесят! Почему им все дается при рождении⁈ Возможности, профессия, сила вон даже и скорость! А еще на женщину они смотрят как на домашнее животное: как на корову, которая кормит, или как на кошку, которую можно погладить или как на обезьянку, которая развлекает. И это в стране, где возвели столько статуй великой Яхмос-Нефертари, где совсем недавно правила великая женщина-царь Мааткара Хатшепсут и где нынешний царь, пусть и вероотступник, но супругу свою возвеличил до своего уровня.

(Яхмос-Нефертари мать основателя 18 династии царей Древнего Египта Аменхотепа I , которому удалось объединить страну и изгнать захватчиков-гиксосов. Яхмос-Нефертари основала первую в стране Школу Супруг Бога — женский институт, где готовили не только жриц, но и женщин-врачей, химиков и астрономов. Эта женщина почиталась много столетий спустя, ей строили храмы и ставили статуи.

Женщина фараон Хатшепсут правила страной примерно за 130 лет до описанных в романе событий. Заупокойный храм царицы Хатшепсут один из наиболее известных туристических мест в современном Египте.

В правление Эхнатона действительно принято было изображать его супругу Нефертити одним ростом с самим царем. Что по канонам древнеегипетского искусства было недопустимо. Потому что размер имел значение, и жена царя никак не могла изображаться равной по росту царю. Ведь он бог, а она просто женщина).

Почему удел простых девушек замужество? Вон дед говорит: женщина без мужа, что обезьяна с хопешем. И ведь всех вокруг себя уже переженил. Даже рабынь пристроил, ни одна в девках не бегает. Может потому что встретил когда-то такую вот опасную, незамужнюю. Кто его разберет. Только это все несправедливо. Девушка может быть и умной, и предприимчивой, и уж точно самостоятельной. На соседней с ними улице живет врач, госпожа Тиа, у Эбаны свой салон париков, а Ашаит владеет общественной пекарней. К ней половина городских хозяек ходит хлеб выпекать. Но мужчины все равно твердят как несмышленые попугаи, что без них женщина пропадет. Но было бы полбеды, если бы Тамит родилась просто девочкой. Так нет же, боги решили, что такого испытания ей маловато. А потому выпустили ее в этот мир девочкой, рожденной от смешанного брака белой горожанки и чернокожего маджоя. Нет, против родителей она ничего не имеет, она прекрасные люди, каждый по-своему. Но как они могли не подумать о последствиях своей любви? О том, что детям их в этом мире придется, ой, как не сладко. В городе полукровок не любят. Тамит привыкла к косым взглядам, но все равно, когда поймала такой вот сегодня от чернокожей рабыни, стало неприятно. Особенно сегодня, когда она уже успела почувствовать себя пусть не равной, но хотя бы обычной, не презираемой писцом из столицы. Может люди в Ахетатоне не так уж и плохи, как местные рассказывают. Вон Гормери ни разу не посмотрел на нее ни с презрением, ни даже с интересом. Как будто таких как она полным-полно, и она такая же горожанка, как и все. Только это не так, конечно. Общество осуждает смешанные связи. И такие дети как Тамит всем чужие. Она слишком белая для черных и слишком черная для белых. У нее никогда не было подружек в Школе Супруг Бога, куда ее приняли по двойному тарифу. А директриса еще отказывалась верить, что девочка с таким неподобающим для истинной дочери страны Хемит цветом кожи вообще способна учиться. И только после того, как Тамит перед ней решила несколько математических задач и прочла текст на древнем языке, она согласилась принять ее на первый курс. К слову сказать ее ровесницы даже скорописью не владели. И три следующих года Тамит от скуки считала пролетавших мимо мух почти на всех уроках. Да и что дало обучение в самой престижной высшей школе для девушек? Семья рассчитывала, что она станет своей в высшем свете города. Куда там. Как была чужой, так и осталась. Но четыре года унижений не прошли даром, воспитали в ней каменный характер. Сейчас Тамит мало что может сломить. Даже когда увалень Гормин заявил, глядя ей в глаза, что скорее будет всю жизнь удовлетворять себя сам, чем женится на такой обезьяне как она, ее он не расстроил. Разве только чуть-чуть. Ведь они все-таки считались друзьями детства.

Быть всем чужой — к этому она уже привыкла. Это даже стало ее образом жизни и выбором пути. Она не может стать жрицей, ей еще в школе заявили, что цвет ее кожи слишком темный для богов. Лицемерные гадины. Разве не изображают Осара совсем черным, ведь черный — цвет плодородной земли! Завести свое дело в этом городе Тамит тоже не сможет. Она просто не наберет клиентов. Поэтому она маджой. Самое неподходящее занятие для самой неподходящей девицы. И она непременно добьется успеха. Вот почему она должна догнать, связать и привести убегающего от нее писца Менну дознавателю из столицы. Уж ему-то точно надо себя показать. Он вроде настроен к ней не враждебно, а его слово тут многое может решить. Во всяком случае она на него очень надеется. Печально, конечно, что умной, образованной и натренированной девушке приходится так стараться перед приезжим начальством, но другой возможности завить о себе у нее нет и скорее всего не будет. Да и эта ускользает вместе с петляющим между домами писцом Менной. Тамит поднажала. Это ее шанс. Ее путь к успеху.

Вместе они вылетели на пустырь и пробежали по нему еще полхета. Пока Менну не осознал, что все это время улепётывал как трусливый заяц от девчонки! Он замер, развернулся, и, раскинув руки в стороны, усмехнулся не без злорадства. Наверняка рассчитывал, что преследовательница оценит уровень опасности. Только вот Тамит проигрывать ему не собиралась.

— И что теперь?

Менну оказался видным парнем. Высокий, стройный, в меру мускулистый, с копной вьющихся волос и правильными чертами лица. В нем не было изъянов. И такой тип точно нравился женщинам. А значит и пропавшая Неферет оценила его по достоинству.

— Что ты сделал с Неферет? — она уперлась ногами в землю, готовясь принять бой.

Теперь парень, почувствовав превосходство, двинулся на нее, растягивая каждый шаг, как ленивый кот, решивший поиграть с полудохлой мышкой.

— Почему я должен тебе ответить?

— Потому что судебный дознаватель из столицы рано или поздно докопается до истины.

— Вот пусть он за мной и побегает. Или ты у него вместо павиана?

Он умел унижать взглядом. Потомственный писец, что тут скажешь. Эти надменные богатые мальчики привыкли смотреть на окружающих с пренебрежением.

Тамит сжала пальцы в кулаки. Очень хотелось надавать ему по красивой физиономии.

— Хочешь проверить, умею ли я задерживать преступников как павиан маджоя?

— Оу, дерзкая малышка!

— Я обещала привести тебя писцу храмового кебнета!

— Тому хлыщу, возле которого ты трешься целый день как бездомная кошка? Он не оценит, милая. Он такой же как я. И нам плевать на таких как ты.

— Он разыскивает Неферет. И он знает, что ты с ней связан. В твоих интересах пойти к нему и рассказать, куда она пропала.

Он усмехнулся.

— А если я не знаю?

— Но ведь это неправда! Она разрисовала стены и потолок твоей комнаты!

Его брови изогнулись в деланном изумлении, и он раскинул руки в стороны. Ну да, он был прав. Вряд ли одно следовало из другого.

— Ты сбежал! Дважды!

— Просто не хочу встречаться с дознавателем у себя дома. Пусть придет завтра в храмовую сокровищницу. Там и поговорим.

— Но ведь ты не придешь!

— Кто знает, милая, кто знает.

Она склонила голову на бок. Нет, этот самовлюбленный тип издевается над ней. Он не собирается приходить в храм до тех пор, пока Гормери не вернется в столицу. Хороший план, если так посудить. Не будет же дознаватель из Ахетатона всю жизнь сидеть в Уадже. Наверняка у него появятся и более важные дела. Так что максимум после праздников за ним пришлют лодку. А с местными маджоями и жрецами Менну и его папаша точно договорятся. Будет и дальше сидеть на хорошем месте и смотреть на окружающих вот таким же надменным взглядом.

— Ты сейчас же пойдешь со мной! — решила Тамит.

— Хм… — он отступил от нее на шаг и слегка согнул ноги в коленях, принимая стойку, — Уговори меня.

— Тамит! Эй! Очнись!

Знакомый голос тянул ее из вязкой пучины небытия. Щеки обожгло чем-то неприятным, резким. И еще раз. И еще! Она распахнула глаза и уставилась в неясные очертания нависшего над ней человека с возмущением.

— Еще раз ударишь меня по лицу, я тебе между ног заеду!

— Э… — тень тут же отшатнулась, оправдывалась уже с почтительного расстояния, — Я ведь хотел вернуть тебя в наш мир. Как там за горизонтом, расскажешь?

Она поморщилась. Голова гудела, перед глазами все еще плыли разноцветные круги, но сквозь них она узнала все тот же пустырь и сидящего на чахлой травке столичного писца.

Это ему она пригрозила ударить между ног⁈ Своему единственному союзнику и единственному трамплину из своей жалкой жизни⁈ Тамит резко села и постаралась тут же выжать из глаз слезы.

— Простите, господин! Я еще не до конца пришла в себя, когда сказала это… недопустимое…

Слезы предательски не наворачивались. Она даже подумала, не послюнявить ли палец и не потереть ли им в уголках глаз.

— Я понял, — донеслось от него, — Просто интересно, с кем ты дралась в своих видениях. Ты очнулась такая воинственная.

— Да потому что… — она огляделась, и увидев вокруг все тот же каменистый пустырь с жалкими порослями бурой травы, призналась, — Я ведь почти поймала подозреваемого! Я преследовала писца Менну вот до этого места.

Гормери тоже огляделся, а потом усмехнулся и развел руками:

— Что-то я его не вижу.

— Да потому что этот гад нечестно играет! — Тамит аж подпрыгнула от возмущения, — Мы сошлись в схватке. Не стану себя хвалить, но я очевидно побеждала. Я завалила его лицом в землю и скрутила ему руки за спиной!

Натолкнувшись на насмешливый взгляд писца, она осеклась. Он уже знает, что все было не совсем так. Вернее, совсем не так.

— Ладно, — она вздохнула, — Скажу, как было на самом деле.

— Давно пора, — подбодрил ее Гормери.

— Я потребовала, чтобы Менна шел к тебе. Он отказался.

— Почему? — тут же вставил писец, ломая все, что она хотела сказать.

И правда, почему этот избалованный мальчик настолько не хотел разговаривать со столичным писцом, что предпочел довольно унизительную драку с девчонкой?

Тамит пожала плечами. Он же не думает, что она способна залезть тому парню под кожу.

— Ладно, — он кивнул скорее своим мыслям, — что дальше?

Она вздохнула. Дальше был позор.

— Правда хочешь знать?

Он опять кивнул. Еще и улыбнулся так… с ямочками на щеках. Как откажешь.

— Я хотела драться честно! — она вскинулась, заметив его ухмылку, которую, впрочем, он попытался скрыть, — А что, мы приличные люди! Он вообще писец!

— Ну… — протянул Гормери, — Тут ведь важны нюансы, — Даже порядочный песец перестает быть приличным человеком, если замешан в преступлении, и на грани провала.

— А он что, и правда замешан? — вот что делать с глазами. Они округляются совершенно непроизвольно.

И снова он усмехнулся.

— Ладно, — все равно придется рассказать, он ведь не зря сидит рядом на траве, ждет, — Я сделала выпад, хотела применить захват, но он отпрыгнул в сторону. Подвижный такой… В общем, на пятой или десятой попытке, я до него добралась. И с этого гада тут же весь лоск слетел. Извивался в моих тисках как девчонка. А потом… накатила тьма.

Тамит замолчала, заново переживая острый момент борьбы. Обидно было! Вот тут слюнявить глаза не потребовалось, слезы сами потекли. Она хлюпнула носом.

— Не кори себя. Похоже на то, что он бросил тебе в лицо пригоршню сонного порошка. У нас его называют «Черная ночь». Изготовлен на основе толченого корня и сока из листьев мандрагоры. Страшная штука, если так посудить. Под действием порошка человек оказывается в полной власти нападавшего. Тебе повезло, что он тебя не убил.

Тамит замерла. Бегая по городу за подозреваемыми, она ни разу не задумалась, насколько это может быть опасно. До этого ей казалось, что умения драться вполне достаточно, чтобы обезвредить противника. Но порошок…

— Черная ночь запрещена во всем царстве, — писец усмехнулся, — Но ты должна собой гордиться! Этот мужчина настолько тебя боится, что применил запрещенное зелье!

— Надеюсь он не так сильно испугался, чтобы сбежать из города, — перед глазами все еще слегка плыло, очертания предметов казались смазанными и дрожали в закатном оранжевом солнце. От этого подташнивало, — А как ты меня нашел?

И главное зачем? С чего такому важному писцу бегать по незнакомому городу за темнокожей девчонкой. Неужели он признал ее своим человеком и беспокоится как за всякого, кто работал бы на него⁈ Вот было бы здорово! Можно сказать карьера удалась. Но спросить об этом Тамит, конечно, не решилась. Ничего, время покажет, что и почему.

— Да тут между домов одна дорога всего, которая и вывела меня на пустырь. Я за вами побежал, едва отцепился от хозяйки дома Бекмут.

По тени, скользнувшей по его лицу, Тамит поняла, что о противостоянии с матерью Менны столичный писец рассказал куда меньше, чем утаил. Наверняка там была эпическая битва и вырвался он с трудом. Еще бы! Когда что-то и особенно кто-то угрожает любимому сыночку, любая мать из богини любви Хатхор тут же превращается в грозную Сехмет, готовую пожрать всех обидчиков.

Здесь отсылка к известному мифу, как богиня любви Хатхор, узнав о том, что люди восстали против ее отца Ра, превратилась в свирепую львиноголовую богиню Сехмет и устроила геноцид древнеегипетского народа.

Он посмотрел на Запад, где большое и тяжелое оранжевое солнце зависло над ломаной линией желтых скал. Где-то вдалеке один долгий раз прогудела храмовая труба, возвещая о первом часе ночи.

— Ты идти можешь? — Гормери оглядел ее внимательно, словно доктор.

Дурацкий вопрос. Надо выбираться отсюда, надо вернуться домой до темноты, иначе отец с дедом ее палками побьют и будут правы. Никто не в праве заставлять волноваться родных людей. Даже любимица семейства, единственная дочь и младшая внучка. Так что может она идти или нет — дело последнее. Надо, значит пойдет.

Тамит оперлась ладонями о шершавую сухую землю, обильно сдобренную песком пустыни, и поднялась сначала на колени, а потом и на ноги. Ее пошатнуло. Писец проявил галантность, резво подскочив, подхватил ее под руку. Щеки тут же стали горячими. Хорошо, что сейчас почти вечер и не видно, насколько сильно они потемнели. И глаза она слегка прикрыла, чтобы он не заметил блеснувшую в них влагу. Но совладать с собой она не могла. Он такой внимательный, такой заботливый, ну как тут не разрыдаться от благодарности. Словно она не маджой, а внучка богатого купца, выпускница Школы Супруг Бога. Хотя такие девчонки вряд ли даже поняли, не то, что оценили бы подобное благородство. Скорее приняли как должное. Ведь с ними мужчины ведут себя так каждый день. Это у Тамит все впервые! Никто и никогда не оберегал ее. Не удерживал от падения. Родители не в счет.

А столичный писец еще и прошептал:

— Осторожнее. Ты все еще под действием зелья. Обопрись о мою руку.

Тамит бы не стала злоупотреблять. Кокетничать и завлекать она не умела, а хвататься за начальника это уж последнее дело. Но ее немилосердно штормило, ноги подгибались, а мрачнеющие с каждой минутой сумерки гнали прочь из незнакомого района. Поэтому она схватилась за подставленный локоть и навалилась на него всем телом. Не нарочно! А почувствовав его руку на талии, только жалко всхлипнула. Парень впервые обнимает ее, а она и воспользоваться не может. Жалкая, жалкая дурочка!

— Так, давай выбираться отсюда, — он потянул ее к домам. В золотом закатном свете они обросли темными тенями и четкими очертаниями.

Они прошли пустырь и вернулись на дорожку между домами. Кое-где хозяйки уже зажгли фонари или выставили большие медные подносы с тлеющими углями.

Тамит невольно замерла, любуясь улицей. Мерцающий свет людей мешался с божественным солнечным — это и есть граница дня и ночи, переход из жизни к вечности.

— Красиво, — выдохнула она.

Гормери ничего не ответил. Мужчины такое не замечают. Им важнее практическая сторона вопроса.

— Хорошо бы всю улицу так осветили. А то заблудимся.

— У вас тоже хозяйки это делают? Когда ждут кого-то домой?

— В Ахетатоне все освещают городские светильники. Есть специальная служба, которая отвечает за лампы на площадях и улицах.

— Но это как-то… Не по-домашнему. Как будто тебя не мама дома ждет, а писец управления.

Гормери дернул плечами. А Тамит тут же укорила себя за несдержанность. Надо ли этому доброму человеку знать, что она думает о порядках его родного города. Кто она такая, чтобы судить? Она прикусила губу, поклявшись впредь держать язык за зубами. Как она вообще может брюзжать! Сверкающее будущее лице молодого писца столичного кебнета тащит ее сейчас полумертвую через незнакомый район, а она вместо восторженных благодарностей, умудряется судить о родине благодетеля, да еще в таких хмурых тонах. Поэтому она набрала в грудь побольше воздуха и выпалила с энтузиазмом:

— Но это должно быть очень красиво! Когда все улицы освещены!

— Несомненно, — ответил он, совершенно точно думая о своем.

Ну вот. Она его обидела. А всему виной дурацкий язык. Тамит с силой прикусила его несносный кончик и тут же ойкнула. Слезы брызнули из глаз.

— Что? — он остановился и пытливо оглядел ее.

Под этим пристальным взглядом Тамит бросило в жар. Только не это, Хатхор заступница! Надо уяснить, что столичный писец не просто симпатичный мужчина, он ее начальник. И он тащит ее с пустыря вовсе не потому, что волнуется за нее. А потому что… потому что… в этом и была загадка. Почему этот баловень судьбы решил вдруг ее спасать? Недосказанность позволяла ее щекам наливаться темным румянцем всякий раз, когда он сжимал ее локоть, а ее бедное сердце тут же падало в пропасть, оставляя в горле тянущую пустоту.

— Вот! — она зачем-то показала ему раненный кончик языка и утерла набежавшие слезы.

— Аккуратнее. Ты все еще под действием зелья. Я доведу тебя до дома. Только скажи куда идти.

Вот это было зря. В планы Тамит не входило, чтобы незнакомый парень привел ее домой. Она прекрасно понимала, что за этим последует. И такое вряд ли понравится столичному писцу. А ей тем более.

Только вот боги в этот вечер, видимо, не найдя лучшего развлечения, запаслись леденцами с модным в этом сезоне дынным вкусом, и обратили все взоры на их скромные персоны. Как иначе объяснить, что, пройдя всего-то пары хетов по освещенной улочке она услыхала удивленное:

— Тамит? Какого демона ты тут делаешь?

Они оба замерли, наблюдая как широким решительным шагом к ним приближается огромный чернокожий маджой. Ее отец.