Судебный дознаватель фараона

Глава 21

Однажды, будучи еще самонадеянным школяром, Гормери перебрал шедеха на дружеской попойке. Что с ним происходило после третьего сосуда крепкого напитка, который они пустили по кругу, он, к счастью, уже никогда не вспомнит. Но вот хмурое утро пробуждения выкинуть из памяти сердца он был не в состоянии. Тогда, нависая над медным тазом, молясь Атону, чтобы Ба его не вылетела вместе с бурными извержениями, трясясь в лихорадке и покрываясь липким потом, он поклялся, что больше никогда не посмеет злоупотреблять алкоголем. И честно выполнял обещание уже несколько лет. Но разве мог он предположить, что подобные симптомы случатся и после поцелуя с женщиной? Нет, если бы ему довелось по какой-то причине лобызать, скажем, змею или крысу, то такая реакция тела была хотя бы объяснима. Но Тамит уверяла, что застала его в поцелуе с Хорит, дамой, может быть, и не слишком благонравной с точки зрения храма Атона, но все же приятной во всем остальном. Хотя может быть его несчастное сердце взбунтовалось, что он поддался обольщению женщины-старовера? В конце концов, это объяснимо. Ведь он судебный дознаватель храма. Да и с какой стати он вообще полез с поцелуями к Хорит? Ведь ничего к тому не располагало. Только видения… Но видения это из области потустороннего. Это как сны или припадки, с этим нужно к целителю идти. Что он и сделает, едва вернется домой. А пока придется мириться, что то ли он жары, то ли от перемены обстановки, но он то и дело впадает в странное состояние, когда ему кажется, что им пытается овладеть демон Дуата. Кому рассказать… нет уж лучше никому не рассказывать. С такими побочными эффектами можно запросто лишиться нынешней должности. А о продвижении вверх и вовсе придется забыть.

Однако с этим он разберется потом. Сейчас же нужно немедленно привести себя в нормальное состояние. Он решительно поднялся на локти, но тут же со стоном упал назад на кровать.

— Перестань хихикать, Ипет, — строго одернула молоденькую служанку дородная кухарка Сенеб, — Оботри господину лоб полотенцем.

Он закрыл глаза, решив принять заботу как наказание за вчерашнее. Хотя в чем он виноват, он, пожалуй, и не мог точно объяснить. Смех девчонки долбил его по вискам как навязчивый серебряный колокольчик. А лица его касалась прохлада мягкой ткани, смоченной в лавандовой воде.

— Что господин пожелает на завтрак? О, Атон! Что с вашими губами! Ипет! Хватит хохотать непристойной ослицей.

Гормери тоже никак не мог понять, что вызывает в придурковатой девчонке с толстыми короткими косичками такой безудержный смех. Просто остановиться не может.

— Ипет, принеси лечебную мазь из кладовой. Ту самую от ожогов в желтом сосуде.

Когда девчонка убежала, оставляя за собой шлейф переливчатых смешков, кухарка подошла еще ближе и тихо проговорила:

— Не сердитесь на нее, господин песец. Вообще она девушка скромная, воспитанная. Но как вас увидела, ее как будто подменили. Смеется без остановки.

— Я выгляжу забавным?

— Ну что вы! Конечно же нет! — щеки Сенеб покраснели, — Наоборот. Вы сильный, уверенный, красивый. И при том молодой. Она таких и не видела. Думаю, вы ей нравитесь.

Гормери вздохнул. Ко всем прочим его проблемам ему только дурной влюбленной служанки не хватает.

— Она не доставит вам неприятностей! — горячо заверила его кухарка.

— Сомневаюсь.

— Я прослежу.

— Надеюсь на вас.

— Ничего себе! Ты что поцеловался с факелом?

Столичный дознаватель с большим трудом сохранил утреннюю сдержанность на лице. В самом деле, не дом, а рыночный балаган, куда заходит любой, кому вздумается. И почему он понадеялся, что собственное расследование займет царского карлика на все время их пребывания в Уадже?

— Откуда ты узнал, где я остановился?

Вместо ответа Анхатон плюхнулся на кровать рядом с ним. Разглядел его внимательно, хмыкнул что-то про себя. Гормери выдержал все это, так как по опыту знал, спорить бесполезно. Он все равно не уйдет, пока не добьется того, за чем пришел.

— Вообще-то я по делу. Тебе интересному! Похоже, я нашел следы пропавшей дочки ювелира.

— Где? — дознаватель резко сел на кровати, и голова его снова пошла кругом.

— Спокойно, — карлик пощелкал пухлыми пальцами, привлекая внимание кухарки, — Собери ка нам завтрак, да посытнее.

При слове «завтрак» Гормери испытал неприятные ощущения. Но Анхатон похлопал его по плечу:

— Тебе нужно поесть. Просто поверь, будет лучше.

— Не смогу, даже если бы и хотел, — он потрогал языком губы и, ощутив вместо них сущие корки, поморщился.

— Сейчас станет легче, господин. Мазь-то по истине магическая, — кухарка зачерпнула пухлым пальцем из небольшого сосуда что-то похожее на мягкую вонючую глину. И прежде чем писец успел отстраниться, ляпнула ему эту дрянь на губы. Немного попало на язык, что заставило Гормери содрогнуться. На вкус средство оказалось ничуть не лучше, чем на вид и на запах.

— А теперь подай нам завтрак на свежем воздухе, — заявил Анхатон.

Столичный гость с запечатанным глиной ртом вознамерился было обругать его хотя бы взглядом, но тот соскочил с дивана и потопал к выходу на веранду. Там уже суетилась Ипет, расставляя тарелки с аппетитно пахнущими еще теплыми булочками, плошку со свежевзбитым маслом, крынки с медом и вареньем и прочие сладкие угощения, которые принято есть утром. При появлении карлика она быстро опустилась на колени и склонила головку, а тот по-отечески погладил ее по волосам. И было в этом жесте столько странной нежности, что Гормери не мгновение показалось, что между этими двумя существует что-то большее, чем обычное почтение и покровительство.

Впрочем, писец ту же улыбнулся своим подозрениям. Служанка, как и все в этом городе, считает Анхатона воплощением бога Бэса. Девушка уже поднялась и убежала. Молодой дознаватель подождал, пока девушка убежит и только после этого Писец вышел на веранду, вдохнул ароматы, поднимающиеся от стола, и неожиданно ощутил приступ голода.

Анхатон протянул ему льняную салфетку:

— Сотри со рта эту гадость и давай поедим. Дел полно, некогда расслабляться.

Гормери, аккуратно дотронулся до губ и вдруг понял, что чувствует их. Они больше не болели, и на ощупь казались совершенно здоровыми. Не поверив, он вернулся в комнату и уставился в небольшое серебряное зеркало, висящее над туалетным столиком. Он не ошибся, никаких обожженных корок, как будто их и не было.

— Это… что такое⁈ — он все еще не мог поверить в столь скорое исцеление.

Насморк проходит примерно неделю. А тут ожог! Да еще на губах! От такого недуга положено испытывать жестокие муки несколько недель.

— Сенеб умеет творить настоящие чудеса, — Анхатон усмехнулся и, сунув в рот булку целиком, заработал челюстями.

— И как же тебе удалось узнать правду? — Гормери снова бежал рядом с носилками карлика по пыльной и шумной торговой улице Уаджа между двумя рыночными площадями.

— Я сразу понял, что без писца сокровищницы похитить статуэтку из сундука ювелира невозможно. Оставалось выяснить, кто злодей. Вот я и надавил на каждого из работников. Решив своровать, кто-то из них рисковал должностью. Так что ее потерей пугать было бессмысленно. Но кроме тепленького места у каждого из них есть и кое-что еще, чего терять совсем уж не хочется. Наследство, земля, семья…

— Ты угрожал им жизнью близких⁈ — Гормери замер, не в силах принять такую ужасную правду. Ну, и методы у его напарника!

— Не злодей же я какой-то, — хохотнул Анхатон, и писцу пришлось припустить за носильщиками, которые и не подумали замедлиться, — Я умею разговаривать с людьми, задевать за живое. Но все в рамках приличия. Да мне и пугать-то никого не пришлось. Лопоухий Чаи тут же признался, едва я заикнулся о его поместье. Ведь это все, что осталось у мальчишки от его семьи. Можно сказать, он дорожит домом как памятью.

— А что случилось с его семьей? Черная болезнь?

Примерно так древние египтяне называли болезнь, позже известную как чума. Эпидемии чумы уничтожали целые поселения в эпоху Нового царства в Древнем Египте.

— Можно и так сказать. Его дед с отцом были жрецами храма Амона. Из непримиримых.

Гормери знал, что в истории прежней столицы были темные годы, когда молодому царю противостояли сильные кланы жрецов, со своими армиями, с богатствами едва ли не превышающие содержимое дворцовой сокровищницы. И только помощь бога Атона помогла великому Неферхепрура Эхнатону одержать победу. Однако предательство жрецов навсегда отвернуло царя от древнего Уаджа. Он построил для себя и для светлого будущего страны новую столицу там, где прекрасен горизонт восхода Атона.

Ахетатон переводится с древнеегипетского как «Горизонт Атона». Из города открывался вид на горы, из-за которых каждое утро восходило солнце. Древние египтяне того времени считали солнце Атоном.

Значит в семье Чаи были заговорщики. Не удивительно, что и сынок стал преступником. И как он ловко разыграл перед ним и Тамит свою непричастность. Выглядел сущим недотепой.

— Так что сказал этот молодой писец?

Дородные носильщики бережно внесли паланкин своего господина в тихий переулок, свернув с оживленной улицы. Гормери последовал за ними, едва не свалившись в канаву на крутом повороте. Он все еще не понял, куда они направляются. А карлик не взял на себя труд объяснить. Только твердил, что нужно поторопиться и все подробности он расскажет по дороге.

— Признался, что стащил статуэтку по заданию тайной организации! — донеслось до него из носилок, причем последние два слова Анхатон произнес внушительным басом.

Его почему-то веселил тот факт, что в Уадже действует какая-то тайная организация.

— Ты как будто не веришь в опасность от тайного общества.

— Не верю, конечно, — раздалось из носилок, — Кто называет тайную организацию Последователи Луны? Это же красиво и поэтично.

— А как нужно было назвать, — Гормери усмехнулся, — Собачье дерьмо, замышляющее зло против царя и бога?

— Никак. Красивые названия дают для привлечения внимания. Что совершенно не сочетается с задачей общества оставаться тайным. И в результате о последователях Луны в городе каждый балбес и пьяница знает. А хетская девка из рыночных танцовщиц уже озолотилась, набивая татуировки знака бога Хонсу на руках заговорщиков. Это я за вчерашний вечер выяснил. Как видишь рассекретить тайную организацию труда не составило.

Гормери ничего не ответил. Хотя с ним и не согласился. Побывал бы карлик вчера на сборище в подземном храме не смеялся бы. Гормери еще пока не понял, что за оружие в руках у заговорщиков, но то, что оно серьезное и весьма разрушительное сомневаться не приходилось. Он понимал, что сожженные губы всего лишь демонстрация силы. И если понадобится, это нечто может спалить человека целиком. А может и с десяток людей или даже целую деревню.

Писец устрашился собственным мыслям. А заодно вспомнил, что вообще-то у него на это утро был запланирован совершенно неотложный визит к вдове Хорит, которая хотела посвятить его в тайны той самой организации, для которой писец сокровищницы Чаи стащил у ювелира серебряную статуэтку бога Хонсу. Вот же напасть! Все вертится вокруг этой статуэтки и тайного общества ни мотивов, ни размеров которого он пока не понимает.

И как не во время Анхотеп отвлек его. Когда он почти приблизился к разгадке! Как нарочно!

— Куда мы бежим?

Они уже миновали центр и теперь довольно быстро следовали по прямой улице, с двух сторон обрамленной высокими заборами частных поместий.

— Так девицу твою пропавшую вызволять, — карлик выглянул из-за синей, расшитой золотом занавески и подмигнул ему подведенным глазом.

— Ты знаешь, где она?

— А то стал бы я тащить такого занятого человека с утра пораньше! Писец Чаи пребывая в крайне неуравновешенном состоянии неожиданно признался мне, что видел сию девицу в одном богатом поместье.

— В чьем поместье?

— Вот это самое интересное. Помнишь начальника городских закромов, господина Мерире?

— Того тщедушного старца? Зачем ему молодая девица?

— Не ему. Подлец держит юную Неферет для внука.

Гормери с силой выдохнул и замотал головой:

— Я уже ничего не понимаю. Внук Мерире влиятельный вельможа. Какой отец воспротивится браку дочери с таким женихом⁈ К тому же Мерире аристократ, а ювелир — ремесленник.

— Он царский ювелир, — поправил его карлик, — Царский водовоз имеет больше власти, чем начальник целого города. Так что брак с дочкой царского ювелира для внука аристократа из опальной бывшей столицы очень выгодная партия. С такой скамеечки он сможет даже стать чиновником в Ахетатоне. Но ты прав, вряд ли Хепу стал бы противиться такому зятю. Скорее все дело в самой Неферет.

— Не будет же взрослый мужчина удерживать девушку у себя в доме, даже не уведомив об этом ее отца, — сердце Гормери свело от ужаса.

Он уже знал ответ. Если в деле замешаны богатство и особенно власть, еще как будет. Пока союз не скрепится беременностью, и разорвать его уже станет невозможно. А отцу не говорят, чтобы он не призвал на помощь стражу и не отбил девушку. К сожалению, такие вот браки по принуждению случались и в его родном Ахетатоне. И ничего с этим нельзя поделать. Смелые и предприимчивые мужчины пользуются тем, что они более сильные и более могущественные, чем плененные ими девочки. Даже не слишком знатный и в общем-то не богатый горожанин может похитить дочь аристократа, держать ее в своем доме тайно пока она от него не понесет. А потом предъявить права отцу, который уже отчаялся найти пропавшую дочь. И тот на все идет, лишь бы устроить счастье своей девочки. Продвигает ненавистного зятя по службе, покупает ему поместье и дарует земли. Иногда в таких семьях даже устанавливается мир и взаимное прощение. И все же мужчин, ломающих жизни девиц для достижения своих целей, Гормери осуждал. А потому ко внуку господина Маху заранее настроился враждебно. Он непременно отобьет у него несчастную Неферет и вернет ее в отцовский дом.

Поместье начальника закромов Уаджа оказалось еще больше, чем у городского главы Маху. Оказавшись внутри высоченного в десять локтей забора, Гормери ужаснулся, поняв, что во-первых, прятать тут одну единственную девицу можно до конце ее дней, и, во-вторых, ему придется преодолеть весь путь от ворот до дома: через поля, сады и парки не в колеснице, а бегом на своих двоих. Он тут же проклял Анхатона, который мог бы его и предупредить.

— Эй, ты же любишь бегать по утрам! — подбодрил его карлик, — Это придает сил! Давай ка: раз-два, раз-два…

Надо ли говорить, что спустя час, когда они добрались под палящим солнцем до укрытого пышными садами особняка хозяина поместья, Гормери уже придумал пять раз по десять самых страшных казней для несносного карлика.

Писец из столицы готов был распластаться на плитах возле ступеней, ведущих в дом, когда Анхатон вылез из носилок и недовольно сморщил нос:

— Как же тут жарко! Не находишь?

Гормери только зарычал. Самое обидным было то, что в носильщиках он поддержки не нашел. Эти четверо словно и не бежали рядом с ним. Они взирали на своего господина с кротостью и обожанием.

— Ладною какой у нас план? — он решил не сводить счеты сейчас. Месть — стрела пущенная Хатхор. Рано или поздно она достигнет своей цели.

— План? — он удивленно сдвинул брови на манер древних пирамид. А потом еще и плечами передернул, — Посмотрим, как пойдет.

— Это вообще не план!

— Ой, не перебирай! Всегда можно договориться!

С этим карлик потопал вверх по ступенькам, ведущим к особняку, через каскады живописных прудиков, и цветущих кустарников. Сверху к нему, семеня, спешил хозяин поместья — сам господин Маху в наскоро нахлобученном парадном парике и навешанных на худую дряблую шею мощных золотых украшений.

— Как я рад! Как рад! Такая честь! — твердил он и кланялся.

Анхатон даже не постеснялся возложить ладонь на приклоненный лоб старца. Гормери мужественно вытерпел все эти церемонии. И только когда основные ее участники расселись на утопающих в мягких подушках скамьях в гостевой зале, спросил:

— Как долго вы намерены скрывать в своем поместье дочь ювелира Хепу?