Может, Вальдемар Благословенный и поставил церемониал себе на службу первым из скальдов, но по части умения красиво привлечь к себе внимание Гюнтер тоже был не лыком шит. Со своей обычной хитростью он пропустил вперед делегации от других селений, и мы вошли в чертог последними. В результате мое первое впечатление о чертоге стало таким: много-много скальдов, в основном мужчин, одновременно набившихся в один зал. Со своего места я не видела почти ничего, кроме бравых вояк в одежде из шерсти и шкур.
За исключением впечатляющих размеров строение не могло похвастаться ничем примечательным. По планировке оно почти в точности повторяло чертог Гюнтера: вон там, наверное, кухня, рядом с ней кладовые, а по другую сторону – спальни. Зато камин был выше любого мужчины, и я не могла даже вообразить, какими огромными вымахали деревья, пущенные на потолочные балки.
Тем вечером аудиенции у Вальдемара Селига ждали четыре селения: два из племени марсов, включая наше, одно из маннов и одно из гамбривийцев. Многие другие племена, включая могущественных суэвов и вандалов, прибыли и представились раньше.
Все делегации несли дары королю – или Гюнтер был не единственным, кому пришла в голову такая мысль, или же это было в обычае у скальдов. Богатые гамбривийцы привезли золото, чем вызвали у многих зависть. Своими глазами я того золота не видела, зато слышала вокруг разговоры о нем. Другое селение марсов, в котором жил искусный резчик по дереву, доставило жезлы, украшенные рунами, что тоже считалось дорогим подарком.
Мы следовали за маннами с хутора Лейдольфа, которые развернули на всеобщее обозрение дюжину безупречных снежно-белых волчьих шкур. В зале заахали, поскольку добыть белых северных волков очень непросто и они являются тотемными животными Селига. Отобранные им лично доверенные тенны носили белые волчьи шкуры и назывались Белыми Братьями – я узнала об этом там же, в большом чертоге, ожидая за маннами своей очереди.
Спины рослых варваров загораживали мне обзор, но слышала я превосходно, и поэтому первым, что впечатлило меня в Вальдемаре Благословенном, стал его голос, когда он приветствовал гостей, вручавших дары. Голос был глубоким и с выверенными интонациями, создававшими у каждого из присутствующих иллюзию, будто король обращается именно к нему.
Наконец посланцы из селения Лейдольфа отошли, и настал наш черед предстать перед человеком, своею волей объединившим варваров.
Гюнтер шагнул вперед, и его тенны напряженно встали полукругом за спиной вожака. Хедвиг с женщинами держались чуть поодаль, как и мы с Жосленом: встреча с верховным военачальником – дело прежде всего воинов-скальдов. Поэтому впервые я увидела Вальдемара Селига в просвете между плечами теннов. Я не разглядела толком его лица, только отметила, что мужчина он крупный и широкоплечий. Благословенный восседал на огромном деревянном стуле, похожем на трон и по сути им являвшимся.
Ангелийцы преклонили бы колени, но не скальды. Гюнтер стоял перед главнокомандующим, гордо выпрямив спину.
– Гюнтер Арнлаугсон из племени марсов, рад встрече, брат, – тепло поприветствовал его Вальдемар Селиг низким бархатным голосом. – Мне греет душу, что ты, чье селение завоевывает нам славу на западных границах Скальдии, не преминул прибыть на Слет.
– Наш отряд прибыл на Слет, преследуя наилучшие намерения, – цветисто ответил Гюнтер, – чтобы заверить великого Вальдемара Селига в своей преданности. Я привел пред твое лицо вот этих теннов, чьи копья без устали сражаются с твоими врагами, и домовитую Хедвиг Арильдсдоттир, благодаря которой не гаснет огонь в нашем очаге.
Хедвиг взволнованно кивнула – она не могла похвастаться невосприимчивостью к ловушкам церемониала. Я сделала шаг в сторону, чтобы получше рассмотреть Селига, и наконец увидела его умные зеленовато-карие глаза.
– Добро пожаловать, люди селения Гюнтера Арнлаугсона.
– Мы тоже приготовили для тебя дар, Благословенный, – хитро продолжил Гюнтер, подавшись назад. Нас с Жосленом подтолкнули на пятачок перед троном. – Изволь принять, о командующий, этих двух ангелийских рабов, купленных на золото, завоеванное ценой скальдийской крови.
Не сомневаюсь, до Вальдемара уже дошли слухи о нашем приезде. Услышав слова Гюнтера, он не удивился, но разглядев нас с Жосленом, приподнял брови. Это я увидела совершенно ясно, поскольку мы стояли прямо перед ним и никто больше не загораживал мне обзор. Я посмотрела прямо в блестящие любопытные глаза и присела в реверансе – не в быстром и бессознательном, каким воспитанницы Двора Ночи выражают свое почтение, но в глубоком и значительном реверансе, каким пристало приветствовать чужеземного принца и которому я научилась у Делоне.
Вальдемар Селиг понял смысл моего жеста – судя по его оценивающему взгляду. Он был достаточно красив для варвара: высокий и крепкий, лет тридцати с небольшим, с живыми умными глазами на волевом лице. Его рыжевато-каштановые волосы перехватывала золотая заколка, а борода была разделена пополам и оплетена золотой проволокой. Для воина-скальда он обладал слишком чувственным ртом, но его лицо казалось непроницаемым.
Жослен отвесил ритуальный кассилианский поклон, годившийся на любой случай и не имевший особого значения. На несколько секунд задумчивый взгляд Вальдемара задержался на мне – сосредоточился на моих глазах, особенно на левом. Он, похоже, заметил алую крапинку и сделал себе мысленную зарубку.
– Ты привел ко мне еще два голодных рта, Гюнтер Арнлаугсон? – насмешливо спросил он.
По залу прокатился хохот, и мой бывший хозяин покраснел. Я поняла: Селиг не знал, кто мы такие, но признал за нами определенную ценность. Просто не до конца определился, велика ли она и стоит ли публичного оглашения.
Но Гюнтер не пожелал сносить ни насмешек, ни пренебрежения.
– Эта красавица обучена дарить удовольствие королям, – сказал он и после паузы добавил: – Господин.
Ах, моя бездумная похвальба... Но хитрый варвар вложил в мое высокомерное речение совсем иной смысл. Он озвучил перемену, которую еще никто из скальдов не признал вслух. Гюнтер ясно видел, что происходит, и без обиняков говорил об этом Жослену. Но во всеуслышание назвать стяжавшего власть вождя «королем» перед толпой воинов из разных племен, никогда не имевших единого правителя, – совсем другое дело. Только тут я поняла в полной мере значительность дара Гюнтера. Таким образом он признал за Вальдемаром Селигом новый статус.
Благословенный поерзал на похожем на трон стуле, медля с решением. Ему не требовалось экзотических мехов, чтобы приковать к себе всеобщее внимание. От движения пламя в огромном камине за его спиной всколыхнулось, бросив на нас тень.
– А парень чему обучен?
– Он сын лорда, – тихо ответил Гюнтер, – а еще ангелийский жрец-воин, давший обет, который связывает его с этой девушкой. Он будет беречь твою жизнь превыше своей собственной, если ты обеспечишь девушке безопасность. Спроси своих теннов, если мне не веришь.
– Это так? – поинтересовался Селиг у Белых Братьев. Один из воинов в волчьем облачении переступил с ноги на ногу и что-то пробормотал. Любопытный взгляд короля снова упал на меня. – Это так?
Не думаю, что он ожидал ответа – Гюнтер же не упомянул, что я владею их языком. Я снова присела в глубоком реверансе.
– Да, это так, милорд, – сказала я на чистом скальдийском, пропуская мимо ушей поднявшийся вокруг удивленный ропот. – Жослен Веррёй – член кассилианского Братства. Ганелон де ла Курсель, король Земли Ангелов, шагу не делает без двух верных телохранителей-кассилианцев.
Это была поистине опасная игра. Но в том, как Селиг все вокруг себя обустроил, в его разумности и сдержанности, я разглядела жажду цивилизованности, стремление принести своему народу общественное устройство, позволяющее завоевывать славу и благосостояние не только кровью и железом. Жослен снова поклонился, подтверждая мои слова.
– Красавица, обученная ублажать королей, стоит передо мной и говорит на нашем языке, – тихо произнес Вальдемар Селиг. – Что еще может в ней таиться? – Кто-нибудь другой мог бы сказать это просто так, в шутку, но скальд был смертельно серьезен. Он изучал взглядом мое лицо. – Я бы не отказался послать такую как ты к своему врагу, чтобы искусить его и заставить сделать глупость. Как, говоришь, ты попала в рабство?
Такого вопроса я не ожидала, хотя следовало бы, уже кое-что узнав о Селиге. Всему свое время: есть время лукавить, а есть время говорить правду. Глядя в беспощадные глаза, я поняла, что сейчас пришло второе.
– Милорд, – сказала я, – меня предали, потому что я слишком много знала.
Вся моя жизнь лежала в этих словах, как в линиях на ладони – для того, кто умел по ней читать. Не уверена, умел ли Вальдемар Селиг, но он, несомненно, обладал способностью видеть узоры судьбы. Он кивнул, больше себе, чем мне.
– Да, такое могло случиться, – подтвердил он, – с девушкой, обученной служить королям. – Люди вновь зашептались: Селиг признал правдивой нашу с Гюнтером историю. Но никто не стал возражать. – А ты? – внезапно последовал вопрос к Жослену. – Как получилось, что ты сюда попал?
У меня были весомые сомнения по поводу скорости, с которой кассилианец был способен соображать, – не идущей ни в какое сравнение с его моментальной физической реакцией, – но в ту минуту Жослен меня порадовал. Он повернулся ко мне и заговорил по-ангелийски:
– Скажи ему, что я дал обет любой ценой защищать твою жизнь, – потребовал он. – Скажи, что для меня это дело чести.
Я снова взглянула на Вальдемара Селига, который вдруг поднял руку.
– Я… немного… говорю на вашем языке, – запинаясь, произнес он по-ангелийски. – Наверное… ты немного знаешь мой, чтобы… понять, о чем речь. – Он перескочил на довольно беглый каэрдианский: – Говоришь ли ты на языке ученых, ангелиец? Тогда я пойму твои слова.
Жослен кивнул, невольно вытаращившись на скальда.
– Да, милорд, – ответил он по-каэрдиански. – Со мной все обстоит в точности так, как сказал Гюнтер Арнлаугсон.
– Значит, – Вальдемар Селиг смерил Жослена взглядом, – ты клянешься защищать мою жизнь даже ценой своей собственной, как сказал Гюнтер Арнлаугсон, а, Жуслин Фирьой?
Селиг не пропустил мимо ушей произнесенное мною имя Жослена и запомнил его, к тому же говорил на нашем языке, пусть и с жутким варварским акцентом, да еще неплохо владел каэрдианским. Чем больше я узнавала этого человека, тем страшнее мне становилось. Гонзаго д’Эскобар был прав – Вальдемар Благословенный очень и очень опасен.
Жослен вновь обрел присутствие духа, и его лицо сделалось холодной непроницаемой маской кассилианской выучки. Из присутствующих в чертоге только Гюнтер и его тенны, толпившиеся позади нас, знали, как виртуозно ангелийский пленник обращается с оружием. Он стоял буквально в паре шагов от объединителя скальдов, вооруженный и относительно свободный. Думаю, он мог бы убить Вальдемара Селига в три движения, и тогда, почти наверняка, хрупкое единство варварских племен, собравшихся на Слет, не пережило бы смерти верховного вождя. Разделенные и лишенные главнокомандующего, скальды стали бы тем, кем всегда и были – досадной угрозой для наших границ, которую нетрудно отогнать сравнительно небольшими силами.
Но тем самым Жослен нарушил бы свою клятву, поскольку нас обоих за такое точно убили бы, а то и чего похуже. Кассиэль отринул Бога, чтобы сопутствовать Элуа; Жослен в тот момент сделал столь же судьбоносный выбор.
– Клянусь, – сказал он на каэрдианском, – при условии, что миледи Федра но Делоне будет в безопасности.
– Фэй-дра, – протянул Вальдемар Селиг, глядя на меня. Я снова присела в реверансе, ощущая тяжесть его взгляда. – Так тебя зовут?
– Да, милорд.
– Фэй-дра, ты станешь учить меня ангелийскому языку. Я хочу им овладеть. – Он снова посмотрел на Жослена. – Жуслин, давай-ка посмотрим, что ты за воин. – Селиг кивнул одному из Белых Братьев и сделал непонятный жест двумя пальцами.
С боевым кличем тенн с копьем наизготовку ринулся на вождя, нацелясь нанести смертельный удар. Селиг не шевельнулся. Возможно, это была постановка – точно не знаю. Но тогда я поверила, и сейчас верю, что атака была настоящей. От своих людей Вальдемар требовал беспрекословного послушания, и даже приказ напасть на него они бы выполнили.
Я заметила довольную ухмылку Гюнтера, когда Жослен сорвался с места. Скользящий, как намасленный шелк, он оказался между Селигом и тенном и своими кинжалами перехватил наконечник копья у самого сердца вождя. Слегка шевельнув плечами и запястьями, кассилианец выдернул копье из рук Белого Брата и одновременно сильно пнул нападавшего в живот, выбив из него дух, так что тенн согнулся и попятился.
Отвесив короткий поклон, Жослен вручил копье Селигу. Под улюлюканье зрителей побежденный воин нахмурился, поправил шкуру на плечах и вернулся в строй Белых Братьев.
– Да! – глаза короля скальдов сверкали от восхищения. Он встал, держа копье, по-дружески положил руку на плечо Гюнтера и громко объявил: – Ты принес мне отличный подарок, Гюнтер Арнлаугсон!
Вальдемар Селиг высказал одобрение, и скальды дружно захлопали и завопили. Но, оглядывая лица в большом чертоге, я пришла к неутешительной оценке. Варвары славили Вальдемара и только его, в их взглядах и возгласах не было ни капли добрых чувств к двум ангелийским рабам. За исключением людей Гюнтера, в лицах скальдов я не увидела ничего, что тронуло бы мое сердце. Женщины смотрели на меня с завистью и злобой, мужчины же – с похотью и презрением, а вот Жослена они явно ненавидели.
Уже в тот вечер мне стало предельно ясно: мы оказались среди врагов.
Ближе к ночи Селиг устроил пир для местечковых вождей, и, как и следовало ожидать, Гюнтер сидел очень близко к нему. Это был типичный скальдийский пир: мед тек рекой, застольники пели песни, похвалялись и вели споры о политике. Я там присутствовала, поскольку новый хозяин приказал мне прислуживать за столом и наливать в пустеющие кубки мед из тяжелого глиняного кувшина. Мне пришлось заново наполнять кувшин бессчетное число раз.
А вот сколько раз я наполняла кубок Селига, сосчитать было нетрудно, потому что он почти не пил. Остальные скальды, конечно, перепились, и он им это позволил, но сам Вальдемар Селиг оставался трезвым. Я наблюдала за его расчетливыми глазами и видела, как он следил за вождями. Днем они показались ему в лучшем виде, вечером же, бражничая, раскрыли свои истинные натуры, и он получил возможность, слушая пьяные языки, доподлинно узнать, что было в трезвых умах. От повадки Селига меня пробирала дрожь.
Также я заметила, что он следил и за мной. Без каких-либо знаков одобрения с его стороны я чувствовала, что ему нравилась моя ангелийская манера прислуживать: полотняная салфетка, которую я держала под донышком кувшина, умение подойти со сподручной стороны и правильное положение рук, когда я наливала мед, – тысяча и одна мелочь, которым меня обучили при Дворе Ночи, где ценились грациозность и ненавязчивость. Эти мелочи ничего не значили для других скальдов, которые тянули ко мне свои кубки и навряд ли заметили бы, пролей я мед мимо цели, но Вальдемар Селиг сумел оценить мои умения.
Жослену он тоже приказал присутствовать на пиру, и тот занял традиционную позицию кассилианского телохранителя: застыл в трех шагах за левым плечом подзащитного, держа расслабленные ладони на рукоятках кинжалов. Наверное, Селиг уже расспросил, как это должно выглядеть. И принял меры предосторожности: сам-то он почти не оглядывался на Жослена, а вот два Белых Брата пристально наблюдали за чужаком. «Ему по вкусу наши традиции, – подумала я. – Он станет королем, но эти грубые пропойцы не годятся для королевства, которым он хотел бы править». Я вспомнила о родине, и кровь в жилах похолодела.
В ту ночь не велось разговоров о причине всеобщего собрания, застольники увлеклись похвальбой и рассказами о былых свершениях. Два вождя, суэв и гамбривиец, сцепились из-за давней кровной вражды и вскоре обнажили мечи. Пьяные перевозбужденные скальды очистили площадку для боя. Я увидела среди них и Гюнтера, который выкрикнул ставку, положив начало многим таким возгласам.
Но Вальдемар Селиг, громко ударив кубком по столу, заставил всех замолчать.
– Вы кто? Мужчины? – с яростно пылающими глазами спросил он в полной тишине. – Или псы, дерущиеся за кость? В моем доме есть правило. Любой, кто таит обиду, может прийти с ней ко мне. И любой, кто хочет разрешить спор оружием, должен будет сразиться со мной. Вы этого хотите? Ты, Ларс Хогнисон? Ты, Эрлинг Быстрый? Желаете сразиться со мной, а? – Скальды забормотали, переступая с ноги на ногу, похожие на двух мальчишек, которых взрослый застал дерущимися и пристыдил. – Нет? Хорошо. Тогда помиритесь и ведите себя, как надлежит братьям.
Струны в душах скальдов весьма отзывчивы. Двое мужчин, минуту назад готовых вырвать друг другу глотки, по-дружески обнялись.
– Хорошо, – тихо одобрил Вальдемар Селиг, вставая и будто заполняя зал своей мощью. – Все вы здесь, – обратился он к вождям, – потому что возглавляете свои селения и умеете вести за собой людей по избранному пути. А раз так, то вы не можете не понимать, как важно для скальдов сплотиться, оставив позади давнишние склоки. Если вы хотите и дальше сохранить власть над своими людьми, учитесь объединяться, а не разделяться. Разделенные, мы лишь стаи псов, грызущиеся на псарне из-за костей. Вместе же мы составим самый могучий из народов!
Варвары разразились восторженными криками, но Вальдемар Селиг был слишком умен, чтобы почивать на лаврах.
– Ты, – он указал на Гюнтера, – Арнлаугсон из племени марсов. Не твой ли голос я слышал выкрикивающим ставку?
Гюнтеру хватило ума принять смущенный вид.
– Я впал в азарт, Благословенный, – пробормотал он. – Небось ты тоже давал себе волю, чтобы немного согреться холодной зимой.
– Если человек для сугрева делает ставки на собачьи бои, – спокойно ответил Вальдемар, – как думаешь, сколько собак с его псарни доживет до весны? – Он сел и закатал свой правый рукав, обнажив сильную руку. – Ставка – это вызов, Гюнтер Арнлаугсон. Ты гость в моем чертоге, и раз тебе неймется с кем-нибудь схватиться, я готов тебя потешить. Что же ты поставишь? Может, тот камень, что сверкает на твоей шее? Тоже ангелийский трофей, я не ошибся?
Пойманный на горячем, Гюнтер покосился на меня. Я не удержалась от жалости к нему: проклятый бриллиант Мелисанды всем приносил одни беды.
– Тебе приглянулся этот камень? – задыхаясь, прохрипел Гюнтер, снимая шнурок с бриллиантом и протягивая Селигу. – Тогда он твой!
– О нет. – Вальдемар улыбнулся. – Твое уважение мне дороже любого камня, за просто так я его не возьму, но готов по-честному завоевать, Гюнтер Арнлаугсон. Иди сюда, если хочешь сделать ставку, и попытай удачи в схватке на руках. – Он повел плечами, и мускулы на его руке забугрились под кожей. Лишенные хорошей драки на закуску, скальды захлопали, предвкушая соревнование в силе. «Умный Селиг, – подумала я. – Сначала пристыдил их, а потом решил развлечь, посрамив в поединке». Вожди не видели расчетливости его намерения, но я-то все ясно понимала.
Делая хорошую мину при плохой игре, Гюнтер поднял сомкнутые руки, показывая всем сверкающую подвеску, и шагнул к столу. Скальдов восхищает смелость, и они вознаградили его одобрительными возгласами. Вальдемар лишь хищно усмехнулся. Мужчины сели друг напротив друга. Гюнтер положил камень на стол, и они сцепили ладони, а потом принялись отчаянно стараться опустить кулак противника на столешницу.
Ничего красивого в той схватке я не увидела. Как я уже удостоверилась, Гюнтер Арнлаугсон был очень сильным и достойным соперником даже для такого богатыря как Селиг. Лица противников исказились и покраснели, на шеях выступили жилы, а мышцы рук вздулись от натуги. Но что суждено, того не избежать. Запястье Гюнтера начало подаваться под напором Вальдемара, мало-помалу кулак Гюнтера клонился и клонился к столу, пока наконец не стукнул о дерево.
Белые Братья ликовали громче всех, но радость была всеобщей. Даже Гюнтеру хватило достоинства улыбнуться, потирая руку. «Теперь и тебе повезло от него избавиться», – подумала я, когда он взял бриллиант Мелисанды и поднес его победителю.
Однако я поспешила.
Вальдемар Селиг покачивал шнурок с камнем на пальце.
– Никогда не давайте повода говорить, – обратился он к скальдам, – будто мы жестокие хозяева, которые отбирают у ангелийцев даже их никчемные безделушки. Пусть сохраняют то, что считают драгоценным! Но разве нам нужны ценности народа, сызмальства обученного кому-нибудь служить? – Он повысил голос до крика: – Фэй-дра!
Дрожа, я поставила кувшин, подошла и опустилась перед ним на колени. Даже не глядя на Вальдемара, я чувствовала исходящий от него жар.
– Милорд, – пробормотала я.
Шнурок знакомо обвил мою шею. Проклятый бриллиант Мелисанды вернулся на свое место в ложбинке между моих грудей.
– Видите, – сказал Селиг, – как ангелийка встает на колени, чтобы с благодарностью принять из моих рук то, что по праву принадлежит ей! Запомните этот миг, потому что он – пророческий! – Он взял меня за волосы и заставил поднять голову, а скальды заулюлюкали. – Смотрите внимательно в наше будущее!
Гюнтер подарил меня ему как своего рода символ, и Вальдемар Селиг был достаточно умен, чтобы и дальше использовать меня в таком качестве себе на пользу. Варвары закричали и принялась чокаться своими кубками, а он с улыбкой упивался их воодушевлением. В тот момент я увидела всю глубину его жестокости. Вальдемар Селиг присвоит то, что желает, любой ценой, даже рискуя уничтожить все, чего добивается. Я дрожала как осиновый лист в безжалостной хватке короля варваров.
И неотвратимо из этого публичного унижения во мне родилось отвратительное, позорное желание. Ах, если бы в тот момент Селиг захотел взять меня перед пятью десятками скальдийских вождей, я бы стала подгонять его криками, стала бы умолять его об этом надругательстве. Я не сомневалась, что так бы и сделала, и потому заплакала, презирая свою подлую природу.
За спиной Селига я мельком увидела лицо Жослена, его четкий и бесстрастный ангелийский профиль. Кассилианец смотрел прямо перед собой. Я сосредоточилась на нем, как на священном изваянии, и принялась молиться в глубине души.