– Исидор д’Эгльмор, – выплюнул Гислен де Сомервилль, словно проклятие. За эту несдержанность его бы не упрекнул ни один из нас, ангелийцев. Вот и Жослен со свистом вдохнул, услышав это имя.
Я коротко объяснила Друстану, кто такой Исидор д’Эгльмор, и круарх понимающе кивнул, сощурив темные глаза. Преданный собственным кузеном, Маэльконом, он понимал, каково это.
– Но мы же все равно разобьем здесь лагерь? – спросила я.
Гислен кивнул. Ночные передвижения сопряжены с немалой опасностью, а войска д’Эгльмора пока не знают, что мы рядом.
В душе бушевала буря, я ждала, что и небеса изольются гневом, но ночь оставалась ясной. Забыв об усталости, я запахнула накидку и подошла к круитскому разведчику, обнаружившему армию герцога д’Эгльмора. Подробно его расспросив, принялась искать Гислена де Сомервилля. Тот наблюдал, как воины чистят лошадей, которые сейчас были для нас на вес золота.
– Милорд, – обратилась я к нему, – вы говорили, что если каэрдианцы пришлют подмогу, мы сумеем зажать скальдов между молотом и наковальней. Сколько людей на подмогу вам нужно?
– Думаю, хватило бы и десяти тысяч. А то и меньше, если б удалось скоординировать действия с защитниками Трой-ле-Мона. – Он пристально на меня посмотрел. – Почему ты спрашиваешь? Каэрдианцы не осмелятся перейти границу, мы оба это знаем.
Я глянула на юг и вздрогнула.
– Есть у меня одна мысль.
А потом поделилась с ним своей идеей.
Дослушав, Гислен де Сомервилль окинул меня долгим взглядом.
– Идем, – наконец проронил он. – Это стоит обсудить.
Просторный шатер с письменным столом остался в Аззали; нынче командующий обитал в небольшой походной палатке, которая в наших обстоятельствах все равно являлась роскошью, поскольку большинство солдат довольствовались одеялами. Скакать пришлось налегке, захватив только самое необходимое. Я села на складной стул, а Гислен принялся вышагивать по палатке, освещенной единственной лампой.
– Если вы считаете эту мысль безумной затеей, милорд, – наконец не выдержала я, – так и скажите.
– Конечно, это безумие, – отрывисто бросил он. – Но то, что мы сделали сегодня, и то, что сделаем завтра, придерживаясь первоначального плана, безумие не меньшее. Повторяя вылазки, вроде сегодняшней, мы будем лишь умирать один за другим да накапливать усталость, и рано или поздно ей поддадимся: сбавим темп, проявим неосторожность. Тогда скальды просто поймают нас в ловушку. А может, они уже сейчас штурмуют крепостные стены, и все наши потуги лишены смысла. – Гислен со вздохом сел на скатанное одеяло и спрятал лицо в ладони. – О Анаэль! Я был рожден взращивать яблоневый сад, возделывать землю и любить свой народ. Ну почему ты посылаешь мне такие испытания?
– Именно потому, милорд, – тихо ответила я, – что вы были рождены возделывать землю и любить свой народ, а не возлагать на алтарь войны людские жизни. Только вы способны придумать план, который сработает с наименьшими потерями.
– Возможно. – Гислен опустил руки на колени и печально на меня посмотрел. – Если он сработает… а если нет, мы рискуем разом потерять все. Тогда наши люди будут погибать от ангелийских мечей. По плечу ли мне такое решение? Федра но Делоне, ты уверена в своей задумке?
– Нет, – прошептала я, дрожа в ознобе, несмотря на теплую ночь и горящую лампу. – У нас в рукаве всего один козырь, про который д’Эгльмор не знает, может, и этого достаточно… но я ни в чем не уверена, милорд.
– Жаль, – пробормотал Гислен, сжимая руки в кулаки. Он печально улыбнулся. – Ты слышала, что мой отец любит делать ставки? Почему-то у нас в Ланьясе повелось заключать пари по каждому поводу. Так вот, отец всегда говорил, что единственный человек, против кого он никогда не будет ставить – это Анафиэль Делоне.
– Я же не он, милорд, – запротестовала я. – Имей я хоть половину его мудрости, я бы остереглась советовать вам в столь ответственном деле.
– Имей ты хоть половину его мудрости, ты бы никогда такой авантюры не придумала. – Он посмотрел на мерцающий огонек лампы. – Но ты такая, какая есть, и ты подала мне идею, а теперь я должен сделать выбор. Мне нужно малость поразмыслить. Когда приму решение, дам тебе знать.
Кивнув, я встала и присела в глубоком реверансе – таких при Дворе Ночи удостаиваются только отпрыски королевского Дома. Выходя из палатки, я старалась держаться прямо, но оказавшись снаружи, под звездами, пошатнулась и еле устояла на ногах, сама перепуганная тем, что осмелилась предложить.
Да, я никогда не ошибалась, вынося суждения о своих гостях: о Хильдерике д’Эссо, о Куинселе де Морбане, даже о Мелисанде Шахризай. Но Исидор д’Эгльмор ни разу не прибегал к моим услугам, и, когда он сознательно предал Землю Ангелов, это стало для меня неожиданностью. Можно ли сейчас полагаться на мое представление о нем? Если ошибусь, мы все за это заплатим. Заплатим кровью и жизнями.
– Где тебя носило? – встретил Жослен мое возвращение. За резким тоном угадывалось беспокойство. Он всматривался в мое онемелое лицо. – Что такое? Что-то случилось?
– Нет, – стуча зубами, ответила я. Жослен накинул мне на плечи свой плащ мендаканта, грязный и поношенный, яркие цвета пестрой подкладки потускнели от дождя и морской воды. Я поплотнее в него завернулась. – Пока еще нет.
– Смерти моей хочешь, – пробурчал он.
Я невольно рассмеялась, и он нахмурился.
Ко времени, когда наши войска окружили долину, где располагался лагерь д’Эгльмора, Жослен давно все понял.
Нынешний замысел был куда проще хитроумного плана вчерашнего отступления. Затаившись в укромной горной впадине, Союзники Камлаха выставили всего несколько часовых возле спусков. Да, нам бы никогда не отыскать камаэлитов, если бы не бегство от скальдов.
Сразу после смены караула круиты Друстана легко сняли часовых. Лучники и пращники заняли позиции в кустах вдоль узких проходов. Битва при Брин Горридам, налет на скальдов – все это казалось репетицией перед новым предприятием.
Остальные солдаты заняли высоты вокруг долины. Гислен выстроил воинов Ланьяса в авангарде, чтобы придать нам вид ангелийской армии. К рассвету – всего через сутки после дерзкой вылазки в лагерь Селига – мы снова изготовились рискнуть.
На этот раз я своими глазами наблюдала, как моя отчаянная идея воплощалась в жизнь.
Насколько я смогла оценить, под своими знаменами д’Эгльмор собрал не меньше трех тысяч солдат. С виду они показались мне голодными и изможденными, но судить издалека в сумеречном свете было сложно.
Когда первые золотые лучи солнца пролились в низину, Гислен де Сомервилль подал условный знак. В нашем войске было всего два трубача, но в утренней тишине горное эхо запело как дюжина горнов. Знаменосцы высоко подняли знамена.
Серебряный лебедь Дома Курселей, яблоня де Сомервиллей, корабли и путеводная звезда Дома Тревальонов и флаги народов Альбы – Черный Кабан и Красный Бык, Белая Лошадь и Золотая Лань – гордо реяли на ветру. А три парламентера с улыбкой ожидали своего часа под совершенно особенным знаменем – нечетким красным кругом, пронзенным стрелой Кушиэля, – развевающимся чуть пониже белого флага перемирия.
Парни Федры. Реми мне подмигнул. В этом споре я потерпела поражение.
Союзники Камлаха были застигнуты врасплох. Со дна долины они один за другим стали поворачиваться в нашу сторону, прикрывая ладонями глаза от слепящего солнца и глядя на стены гор и армию, взявшую их в кольцо. Один камаэлит бесстрашно стоял поодаль от всех, солнечный свет отражался от его кольчуги и светлых волос.
«Кильберхаар, Среброволосый», – подумала я.
Гислен де Сомервилль запрыгнул на утес и приложил руки рупором ко рту.
– Исидор д’Эгльмор! – крикнул он, и его голос разнесся по долине. – Мы желаем провести переговоры! И с добрыми намерениями посылаем к тебе парламентеров! Согласен ли ты чтить законы войны?
Кричать сверху вниз проще, чем наоборот, возможно, поэтому д’Эгльмор просто поклонился.
– Идите, – сказала я Реми и двум его спутникам. – Да хранит вас Элуа.
– Ты посулила открыть для нас все двери Двора Ночи, – с ухмылкой напомнил моряк.
– Получите все, о чем мечтали, и даже то, чего и вообразить не могли, – со всхлипом усмехнулась я. – Возвращайтесь живыми за своей наградой, досточтимые рыцари.
Пришпорив лошадей, они поскакали по узкой горной тропе навстречу людям д’Эгльмора. Нам оставалось только ждать. Если герцог задумал недоброе, мы сможем жестоко отомстить, пользуясь своим преимуществом, но парламентеры лишатся жизни. Мы наблюдали, как их ведут к д’Эгльмору и как они передают затверженное обращение. Эти минуты, пока на вершине горы я гадала, станет ли Исидор д’Эгльмор соблюдать благородные законы войны, были самыми долгими в моей жизни.
Герцог не отступил от правил. Камаэлиты окружили парламентеров, посылая нам безмолвное предупреждение. Белый флаг ярким пятном выделялся на зелени долины. А д’Эгльмор с горсткой личной стражи начал медленно взбираться наверх по извилистой тропе.
Он был вооружен и в кольчуге, но без шлема – светлые волосы золотились на солнце, блестящие черные глаза замерли в прищуре. Герцог бесстрашно подъехал к Гислену де Сомервиллю, не обращая внимания на ланьясских лучников, которые целились ему прямо в непокрытую голову.
– Вот и я, кузен, – с преувеличенной вежливостью произнес Исидор д’Эгльмор; да, все Великие Дома в какой-то степени приходились друг другу родственниками. – Желаете со мной поговорить?
– Это посланница Исандры де ла Курсель, королевы Земли Ангелов, желает поговорить с вами, ваша светлость, – невозмутимо уточнил Гислен.
Герцог повернулся, окидывая взглядом наше войско. Увидел разрисованные синим лица круитов и чуть заметно вздрогнул, но тут же взял себя в руки. Друстан маб Нектхана оскалил зубы. Но это ангелийские дела. Я выступила вперед и заговорила.
– Милорд.
– Ты… – Исидор д’Эгльмор наконец опустил глаза и нахмурился. – Я тебя знаю?
– Да, милорд, – кивнула я. – Это я подавала вам отрад на Средизимнем маскараде, когда Бодуэну де Тревальону выпала честь стать Принцем Солнца. Вы об этом вспомнили при нашей последней встрече. – В его глазах забрезжил проблеск узнавания. – Вас же воспитывали в Доме Шахризаев, – тихо добавила я. – Там вы должны были научиться узнавать след стрелы Кушиэля, милорд.
Герцог напряженно думал, но за ходом его мысли уследить я не могла. Он выглядел абсолютно бесстрастным.
– Ангуиссетта Делоне, – коротко бросил он. – Помню-помню. Мелисанда попросила оказать ей услугу, чтобы свести счеты за один неудачный план. Я думал, ты погибла среди скальдов. Как бы то ни было, твой господин умер не по моей воле, ангуиссетта.
– Так мне и дали понять, – спокойно сказала я, хотя поджилки дрожали.
Он приподнял светлые брови:
– Так ты пришла не за местью? Тогда зачем? – Д’Эгльмор окинул взглядом сжимавшееся вокруг нас кольцо круитов. – Ты привела пиктов? Зачем? – Я уловила момент, когда он наконец связал одно с другим. – Делоне. Вот что они с адмиралом замышляли.
– Милорд. – Мне стоило больших усилий сохранять голос спокойным, а взгляд – прямым. – Это армия круарха Альбы и Гислена де Сомервилля. Мы пришли предложить вам выбрать себе смерть.
Люди д’Эгльмора тут же сжали рукояти мечей, несмотря на то, что были в меньшинстве. Герцог невозмутимо поднял руку, останавливая их.
– Что?
– Вы покойник, Кильберхаар. – Увидев, как он побледнел, услышав прозвище, данное ему скальдами, я обрадовалась. – Ангелийцы никогда не забудут вам предательства, навлекшего на нашу землю нашествие варваров. А Вальдемар Селиг попросту провел вас, милорд. С самого начала он не собирался оставлять вас в живых, одержав победу. Он отлично знает, что предавший однажды, предаст не единожды, и ему достанет мудрости не держать при себе меч, способный вонзиться в спину. Я хорошо изучила Селига теми долгими зимними ночами, которые по вашей милости провела в его постели. Не сомневайтесь, вы – покойник при любом исходе войны. Но мы предлагаем вам возможность умереть с честью, стяжав лавры спасителя родной земли.
Исидор д’Эгльмор вскинул голову и горящими глазами уставился на меня.
– И такой вот будущностью ты надеешься меня прельстить, ангуиссетта?
– Я Федра но Делоне, – тихо ответила я, – и да, я уверена, что такой исход для вас самый лучший, милорд. Ведь если вы отвергнете это предложение и Селиг победит, Мелисанда Шахризай непременно станцует на вашей могиле.
В ту секунду лицо д’Эгльмора исказила гримаса ужаса, как у смертельно раненого, словно он вдруг почувствовал стальное жало в животе и услышал зов смерти. Глаза, сверкающие на застывшем лице, не отрывались от меня. Я разыграла свой козырь и угадала. Он не знал о предательстве Мелисанды.
– Мелисанда с Селигом заодно? – резко спросил он.
– Да, милорд. Я видела письмо, написанное ее рукой. Ее почерк мне хорошо знаком. – Я не смела отвести взгляд от герцога. – Какие бы услуги вы ей не оказали, благодарности можете не ждать.
Ругнувшись, он отвернулся и посмотрел на долину, где сгрудилась его армия. Рядом поскрипывала кожа и бряцала сталь – альбанцы переминались с ноги на ногу, выжидая. Гислен де Сомервилль стоял не шевелясь, как могучий дуб. Друстан задумчиво наблюдал за герцогом. Жослен держался рядом со мной, и я была рада его присутствию.
О чем думал Исидор д’Эгльмор мне неведомо.
– Я тот меч, что вы вонзите в сердце Селига, – наконец сказал он, по-прежнему стоя к нам спиной.
– Да, ваша светлость, – подхватил Гислен. – Меч Камаэля.
Д’Эгльмор сухо усмехнулся.
– Предатель нации станет ее спасителем.
Он застыл без движения, глядя на своих солдат. Они окружили наших парламентеров уже не ради охраны, а чтобы выспросить новости, которые наверняка давным-давно сюда не доходили. В конце концов камаэлиты тоже были ангелийцами, да и нет лучших рассказчиков, чем моряки, за исключением разве что тсыган и мендакантов. До нас донеслись взрывы смеха, когда Парни Федры затянули свою маршевую песню: «Хлещи нас до рубцов и ран…»
– Вы их накормите? – внезапно спросил д’Эгльмор. – Исандра обрубила наши поставки продовольствия, перекрыв все пути в Камлах.
– Да, – тихо ответил Гислен.
Тогда герцог развернулся и посмотрел ему в глаза.
– Что вы предлагаете?
– Предлагаю объединить наши войска и ударить в спину армии скальдов, осаждающей Трой-ле-Мон. – Гислен слабо улыбнулся. – Хорошо бы добраться до самого Селига. Никто не просит тебя в одиночку бросаться на меч, кузен.
– Селиг мой. – Д’Эгльмор говорил спокойно, но его черные глаза сверкали. – Поклянись в этом, и ударим по рукам.
– Клянусь. – Гислен де Сомервилль посерьезнел. – Клянешься ли ты честью Камаэля и именем Благословенного Элуа, что будешь верен Исандре де ла Курсель?
– Я клянусь хранить верность чему угодно, что поможет уничтожить Мелисанду Шахризай, – отрезал Исидор д’Эгльмор.
Гислен посмотрел на меня. Я коснулась бриллианта, пригревшегося на шее, и кивнула.
Это нас устроит.