Глава 89

Пробираясь крепостными переходами, мы жались к стенам, чтобы не мешать спешащим воинам. Самым трудным стал подъем на юго-восточную башню по винтовой лестнице. Жослен как мог прикрывал меня, но проход был настолько узким, что пару раз я едва не вскрикнула, задев израненной спиной неровный камень.

Но мы все равно упрямо шагали к своей цели и наконец вышли на восточную стену, правильно рассудив, что командование станет наблюдать за битвой именно оттуда.

В свинцовом предрассветном тумане происходившее внизу казалось картиной ада. В лагере скальдов я уже побывала, но до того момента даже не представляла, каково пришлось осажденным в крепости.

На равнине бурлил океан скальдов, волнами накатывая на узкую полоску земли у рва и брызгая копьями и стрелами в защитников твердыни. Дымящиеся котлы с эллинским огнем ждали на стене своей очереди, как и направленная на восток фрондибола. У бойниц изготовились к стрельбе арбалетчики и их подручные со сменными болтами. Умелый лучник успевает выпустить пять-шесть стрел из лука, пока взводится арбалет, но для осажденных последний куда сподручнее, поскольку не требует для овладения ни особых талантов, ни многолетнего обучения.

Посреди смертоубийственного хаоса за высоким зубцом стены спокойно стояла Исандра де ла Курсель, королева Земли Ангелов, и что-то обсуждала с Перси де Сомервиллем, Каспаром Тревальоном и Баркелем л’Анвером. Заметив нас с Жосленом на выходе из башни, де Сомервилль отправил нескольких солдат нас сопроводить. Они, сомкнув щиты, создали заслон от скальдийских стрел и копий.

– Хорошо, что вы пришли, – спокойно сказал де Сомервилль. – Селиг, похоже, успокоился. Он все еще лично командует атакой, но только что отправил шесть отрядов разведчиков в разных направлениях и, думаю, укрепил охрану внешней границы лагеря. Откуда будет наступать Гислен?

– Должен с востока, – ответила я, указывая на холмы.

Де Сомервилль приник к бойнице и прищурился.

– Сколько времени займет переход, прежде чем наши освободители ввяжутся в битву?

– Часа два? – предположила я.

Жослен покачал головой.

– Они постараются двигаться возможно быстрее, ведь дозорные на границе лагеря предупредят скальдов задолго до приближения наших основных сил. Разосланные Селигом разведчики круитам не соперники – те их перебьют, – но едва армия выйдет на равнину, ее точно заметят. И тогда скальды не станут выжидать, а ринутся в бой. Думаю, до битвы нашим идти час, не больше.

– Если Селиг разделит свое войско, а не двинется всеми силами на нового противника, мы в беде. – Баркель л’Анвер поплотнее засунул развевающийся конец бурнуса под шлем. – Он может оставить здесь, возле крепости, десять тысяч человек, чтобы продолжали осаду, и все равно чуть не вдвое превзойдет численностью армию, что спешит нам на выручку.

Я приподнялась на цыпочки, чтобы тоже заглянуть в бойницу. Внизу вне досягаемости для стрел гарцевал на могучем коне Вальдемар Селиг, выкрикивая команды своим воякам.

– Варварские племена следуют за Селигом, – сказала я, отодвигаясь от бойницы. – Если он поскачет в бой, скальды ринутся за ним. Исидор д’Эгльмор намерен пробиваться к нему, чтобы убить.

По всей видимости, королевским военачальникам по-прежнему не нравился этот план. Они не доверяли д’Эгльмору, и я их понимала.

– Что ж, так тому и быть, – наконец сказал Перси де Сомервилль. – Кузен, – кивнул он Каспару Тревальону, – поскольку твои люди не здесь, а в Аззали, прошу тебя не выходить сражаться в поле, ведь ты единственный, кому я могу доверить наиважнейшую миссию. Отряды выстроены внизу, сейчас мы к ним спустимся и будем ждать во дворе твоего сигнала. Используй фрондиболу и эллинский огонь. Если Селиг во главе всех скальдов поскачет на восток, стреляй в восточном направлении, и мы атакуем их арьергард. Если же он разделит свое войско, стреляй на запад, тогда мы перестроимся и попробуем зайти с фланга.

– Понял, сделаю, – пробормотал Каспар Тревальон. – Да пребудет с нами Элуа.

Мужчины на прощание пожали друг другу руки.

Перси де Сомервилль поклонился Исандре.

– Ваше величество, – торжественно произнес он, – я много лет служил вашему деду. Но если сегодня мне суждено погибнуть, я умру с гордостью за то, что успел послужить и вам.

На серой крепостной стене королева казалась очень высокой.

– А я горжусь тем, что мне служит такой человек как вы, граф де Сомервилль. Да пребудет с вами Элуа.

К моему удивлению Баркель л’Анвер улыбнулся и поцеловал племянницу в лоб.

– Береги себя, Исандра. Из тебя получилась прекрасная королева. Мы сделаем все возможное, чтобы ты ею и осталась. – Он кивнул на нас с Жосленом. – Не отпускай эту парочку далеко от себя, ладно? Похоже, их чертовски сложно убить, так что стоит держаться к ним поближе.

Мне не всегда нравился герцог л’Анвер, но в ту минуту я его почти полюбила.

Когда Баркель и Перси удалились, Исандра поежилась и поплотнее закуталась в темно-синюю накидку с вышитым серебряным лебедем.

– Я должен переговорить с Фарреном де Марше, который командует расчетом фрондиболы на западной стене, – извинился Каспар Тревальон. – Не желаете спуститься в безопасное место, ваше величество?

– Нет, – покачала светловолосой головой Исандра. – Я останусь здесь, милорд. Сегодня Земля Ангелов выстоит или падет, и я вместе с ней.

– Мы с Жосленом тоже здесь останемся, – сказала я.

Возможно, признав справедливость небрежного замечания герцога л’Анвера, Каспар удовольствовался моими словами. Он кивнул и быстро зашагал прочь под защитой солдат с сомкнутыми щитами.

Небеса на востоке рассветно посветлели, а потом на землю пролились первые солнечные лучи. Жослен пристально вглядывался в бойницу, высматривая нашу армию. Лишь горстка гвардейцев Дома Курселей да неотвязные кассилианцы королевы окружали нас, и я осмелилась вызвать ее на откровенность.

– Мне удалось сохранить вашу книгу, ваше величество, – сказала я, чтобы завязать разговор. – Дневник вашего отца. Он остался с моими вещами в лагере. Все это время я с ним не расставалась.

– Ты его прочитала? – Исандра печально улыбнулась. – Мне эта история любви показалась прекрасной и трагичной.

– О да. Ваш отец любил страстно и мудро. Делоне долгие годы жил лишь памятью о той любви. – Я не стала упоминать об Алкуине, хотя в душе радовалась, что наставник познал счастье во второй раз.

– Знаю. – Исандра бросила взгляд во двор, где толпились воины. – Хорошо, что хоть перед смертью он помирился с моим дядей. Наверное, моя мать очень многим причинила боль.

– Наверное, – нет смысла оспаривать очевидное. – Люди часто причиняют кому-то боль из любви или ради власти.

– Или во имя чести. – Исандра сочувственно на меня посмотрела. – Сожалею, что пришлось втянуть тебя во все это, Федра. Знай: как бы ни обернулось дело, я буду вечно тебе благодарна за все, что ты для меня сделала. И за все, что ты… рассказала мне о Друстане. – Она улыбнулась Жослену. – Вы оба рассказали.

Немного помолчав, она внезапно спросила:

– А что сталось с вашим другом? Тсыганом? Он с армией Гислена?

Думать о Гиацинте было больно; у меня перехватило дыхание. Жослен на миг оторвался от бойницы и посмотрел на меня.

– Нет, ваше величество, – выдавила я. – Наше путешествие выдалось долгим, в него вплелись истории многих людей, а история Гиацинта, пожалуй, самая длинная и фантастическая.

– Как байка мендаканта, – пробормотал Жослен.

И мы поведали королеве эту историю на стене осажденного Трой-ле-Мона, пока в крепостные зубцы стучали скальдийские стрелы, а солдаты готовились к решающей битве. Рассказ повела я, но слишком разволновалась, и Жослен перехватил нить повествования. Да, он здорово поднаторел в красноречии, пока разыгрывал роль мендаканта. И я позволила ему воздать хоть такую дань уважения Гиацинту, совсем как Жослен позволил мне почтить друга в ту последнюю ночь на одиноком острове.

Думаю, самому Гиацинту этот вдохновенный рассказ пришелся бы по нраву.

Вернувшийся Каспар Тревальон застал королеву во власти сомнений – ей трудно было поверить услышанному от нас.

– Де Марше готов, – на ходу бросил он, возвращая нас в ужасную реальность. – Мигом начнет стрелять, как только прикажу. Д’Эгльмора или альбанцев еще не видно?

– Нет, милорд. – Я внимательно наблюдала за равниной, пока Жослен заливался соловьем перед королевой. – Пока нет.

Каспар Тревальон посмотрел на небо, уже окрасившееся в бледно-голубой цвет: солнце неумолимо вставало.

– Молитесь, чтоб они не подвели, – проворчал он. – Ров у барбикана уже почти засыпан, саперы Селига роют подкоп под северо-западным донжоном. Фарренс сказал, что у его людей камень дрожит под ногами. А к северной стене скальды тащат осадную башню. Мы подпустили их так близко, что окажемся в смертельной опасности, если подмога не подоспеет.

– Подоспеет, – успокоила я графа с уверенностью, которой отнюдь не испытывала. Здесь, на стене, армия Гислена и Друстана представлялась почти нереальной, как и легендарный Хозяин Проливов.

– Наши уже на подходе. – Жослен, приникнув к бойнице, всматривался вдаль. Он уперся ладонями в каменную стену. – Уже идут! Милорд! Посмотрите! – Забыв о высоком положении графа, мой кассилианец схватил его за руку и подтащил к стене.

Глянув в бойницу, Каспар Тревальон отошел.

– Ваше величество, – позвал он королеву.

Исандра надолго замерла у щели, а потом отпрянула с судорожным вздохом.

– Федра, – прошептала она. – Это ты их привела. Ты тоже должна увидеть.

Я шагнула к бойнице, приподнялась на цыпочки и, пытаясь не обращать внимания на боль в израненной спине, снова всмотрелась вдаль.

Там, у холмов, шла в наступление на захватчиков, осаждающих крепость, сверкающая сталью армия.

С высокой стены Трой-ле-Мона мы издалека первыми увидели спешащее нам на выручку войско, но вскоре его заметили и караульные Селига. Никто из скальдийских разведчиков не вернулся и не предупредил о приближении противника, и Гислен милостью Элуа нашел путь, которым солдаты смогли спуститься с холмов незамеченными, но на открытой равнине спрятать армию было невозможно.

Я уступила место у бойницы Исандре – королеве ведь нельзя не уступить, – но тут меня стали терзать муки неведения. Наконец, не выдержав, я вышла из-за зубца и встала перед низким парапетом. Жослен не отставал ни на шаг, на секунду мне показалось, что он хочет оттащить меня обратно под прикрытие зубца, но, бросив на меня внимательный взгляд, он остановился рядом, скрестив закованные в сталь руки.

Оказалось, что скальдов уже можно не бояться, поскольку их внимание начало переключаться с крепости на неожиданных противников.

Мне не с чем сравнить то, что я тогда увидела, кроме моря, приведенного в волнение Хозяином Проливов. Она была огромной до безбрежности, эта рассредоточенная по равнине армия северных варваров. Весть о приближении врага принесли с восточного фланга: кажущиеся сверху крохотными конники во весь опор скакали через лагерь к крепости, и по мере их продвижения все больше скальдов хватались за оружие и принимались бестолково метаться.

Волна хаоса быстро неслась к крепости, а когда достигла, разметав осадные порядки захватчиков, серебристый таран наступающего войска уже значительно продвинулся вперед.

Со всех сторон скальды верхами и бегом понеслись по равнине навстречу врагу. Сверкающее воинство остановилось, первые ряды опустились на колени, и над их головами понеслись стрелы ланьясских лучников Гислена, чтобы черным дождем пролиться на скальдов. Затем солдаты встали, подняли перед собой щиты и двинулись дальше.

То были камаэлиты, рожденные для войны, с младых ногтей постигавшие ее искусство. Неорганизованные варвары яростно нахлынули на них, как волна на утес, и так же отступили. А утес продолжил наступление.

У крепости царила неразбериха. Саперы и строители заодно с воинами покидали осадные позиции. Втиснувшись в центр всеобщей свалки, Вальдемар Селиг на гарцующем коне принялся громко призывать соплеменников оставаться на местах. И строптивые, вспыльчивые скальды ему подчинились: их осталось достаточно, чтобы удерживать наше войско взаперти.

А вдали, на равнине, серебристые ряды камаэлитской пехоты неудержимо шли вперед, сминая скальдов перед собой, но те уже заходили сбоку, грозясь одолеть количеством.

И тут в бой вступили альбанцы.

Кавалерия ринулась в атаку на правый фланг скальдов, боевые колесницы – на левый, пехота устремилась следом, выбегая из-за рядов камаэлитов. Дикие и повергающие в ужас, островитяне устроили на поле боя настоящее месиво.

Но скальдов все равно было больше.

Даже издалека я ясно видела, как текут реки крови, как убивают наших спасителей. Не сознавая, что делаю, я обеими руками вцепилась в предплечье Каспара Тревальона.

– Дайте сигнал! – отчаянно взмолилась я. – Они ведь там гибнут!

А вдоль крепостного рва, послушные приказу Селига, оставались на позициях десять тысяч скальдов.

Каспар покачал головой, даже не пытаясь высвободиться из моей хватки.

– Нашим солдатам придется выходить из узких ворот, – медленно проговорил он с отчаянием в голосе. – Толку не будет, если их перебьют по одному.

Я с криком отскочила от него и вновь обернулась к битве.

Утопая в бурном море скальдов, камаэлитская пехота каким-то чудом все еще сохраняла строй. Воины с поднятыми щитами каменно противостояли бесчисленным наскокам противника, и вдруг они начали расступаться.

Медленно, словно створки тяжеленных ворот, бронированная пехота разошлась, освободив проход. Протрубил рог, его песнь широко разлилась по равнине, перекрыв рев сражения.

В открывшуюся брешь ринулась камаэлитская кавалерия: все оставшиеся Союзники Камлаха во главе с Исидором д’Эгльмором.

Да, он предал нашу нацию и все, что нам дорого, и за это ему нет прощения. Но поэты не зря воспевают последний бой окаянного герцога. Уж я-то знаю, ведь я там была и своими глазами видела, как его кавалерия клином врезалась в скальдийское полчище. Лица Союзников Камлаха сияли предвкушением смертного боя, их мечи пели в замахе.

И варвары дрогнули.

Даже с высоты я слышала вопли скальдов, расступавшихся перед всадниками – кто-то падал, сраженный мечом, многие в панике бежали.

– Кильберхаар! – кричали они, улепетывая со всех ног. – Кильберхаар!

Восседающий на рослом скакуне Вальдемар Селиг повернулся, возможно, чувствуя, что именно он является целью этого безудержно приближающегося клина. Уже по всей равнине бушевало сражение, в отчаянной кровавой схватке сошлись скальды и альбанцы, но скальдов было больше, гораздо больше.

А конный отряд д’Эгльмора продвигался прямиком к Селигу.

Тот проехался туда-сюда. Вынул из ножен меч и поднял мощной рукой. Белые Братья окружили его; войско бурлило как кипящий котел.

Исидор д’Эгльмор спешил свести счеты с обхитрившим его варваром.

– Кильберхаар! – взревел Селиг, потрясая мечом. Развернув коня, он помчался на врага, вынуждая собственных людей расступаться. – Кильберхаар!

Скальды с воем последовали за ним.

– Давайте! – крикнул Каспар Тревальон.

Его знаменосец бешено замахал флагом Дома Курселей, и солдаты у фрондиболы подпалили факелами снаряд и убрали противовесы. Пылающая бочка полетела за стену на восток, окатив жидким эллинским огнем осаждающих.

Во дворе крепости Перси де Сомервилль отдал долгожданный приказ.

С грохотом поднялась решетка, опустился подъемный мост. Арбалетчики с барбикана принялись выпускать болты, обеспечивая прикрытие. Четверка за четверкой защитники Трой-ле-Мона полились на равнину, выстроились и обрушились на подставивших спину скальдов.

О да, захватчики оказались между молотом и наковальней.

Теперь мы без опаски, открыто стояли на стене – о нас все позабыли, – а внизу неистовствовала битва. Солдаты Перси де Сомервилля обрушились на скальдов как львы, истомившиеся в клетке, круша и убивая всех на своем пути.

А посреди равнины Вальдемар Селиг скакал навстречу Исидору д’Эгльмору.

Не стану вдаваться в подробности – эту историю не устают рассказывать по всему миру. Как они встретились в центре истребительного сражения, два титана, два прирожденных воина. Со стены мы видели, как сверкающий клин камаэлитской кавалерии мало-помалу редел, истончался, замедлял ход и наконец остановился. Как пало знамя д’Эгльмора с серебряным орлом смерти и исчезло под ногами скальдийских полчищ.

Но даже в одиночку Исидор д’Эгльмор продолжал сражаться, продолжал пробиваться к Селигу.

И ему это удалось. Правда, герцог остался пешим – вороного коня под ним зарубили. Мгновение казалось, что он и сам погиб, но тут он встал. Из-под шлема струились серебристые волосы, рука сжимала скальдийский боевой топор. Когда Селиг подскакал к нему поближе, д’Эгльмор левой рукой метнул топор.

И убил коня.

Всегда страдают невинные: животные, беззащитные женщины, служители Наамах. Так всегда было и будет на войне. Скакун рухнул на землю, Селиг, ругаясь, выбрался из-под него. И там, на равнине, два великих воина сразились между собой, пешие и одинокие. Их бой напомнил мне единение любовников на Сеансе во Дворе Ночи. Многие сочтут такое сравнение недопустимым, но я там была. И все видела своими глазами.

Не могу сказать, сколько увечий получил Исидор д’Эгльмор, пока пробивался к Селигу. Когда потом с него сняли доспехи, на теле насчитали семнадцать ран, не меньше. Какие-то нанес Селиг, но наверняка не все.

Скальды верили, что их предводитель неуязвим для оружия, верили истово и непререкаемо. Но вот посреди беспощадного побоища Вальдемар Селиг вступил в битву с Исидором д’Эгльмором, герцогом-предателем из Земли Ангелов.

Он бился и пал.

Не постыжусь признаться, что, когда меч д’Эгльмора вонзился по самую рукоять между пластинами доспеха Селига, я испустила возглас облегчения. Вальдемар Селиг качнулся и осел на колени, наверное, не веря в случившееся. А д’Эгльмор упал на колени вместе с поверженным врагом и, даже умирая, сжимал рукоять меча, загоняя клинок все глубже.

Так они и встретили свой конец.


Загрузка...