После гибели Вальдемара Селига скальды начали беспорядочно разбегаться, хотя их по-прежнему было больше, чем солдат королевы.
Застарелая вражда между племенами, признаки которой я заметила, пробираясь в ночи по лагерю захватчиков, без верховного владыки проявилась в полную силу: от их орды то и дело отделялись целые отряды – где по тысяче человек, где по несколько сотен, а чаще всего по несколько десятков воинов, должно быть, из одного селения.
Солдаты Перси де Сомервилля безжалостно преследовали беглецов и добивали. А посреди поля боя…
– Ваше величество! – я указала на северо-восток, где отряд круитских всадников смертоносным серпом прорывался к месту схватки Селига и д’Эгльмора.
Над кавалеристами гордо реяло знамя Куллах Горрьим с черным кабаном, а во главе, без устали размахивая мечом, скакал круарх в развевающемся алом плаще.
– Друстан. – Исандра поднесла пальцы к губам, во все глаза глядя на суженого. – Это правда он?
– О да, – заверил ее Жослен. – Это Друстан маб Нектхана!
На наших глазах круиты пронеслись вперед и окружили место, где упал Исидор д’Эгльмор. На юго-востоке бешено сновали туда-сюда боевые колесницы далриад, сея хаос и ужас среди скальдов. Далриадская пехота сражалась под знаменами Фалер Бан, Белой Лошади Эйре.
Внезапно во дворе началась какая-то суматоха.
Позже я узнала, что там случилось: отряд отчаявшихся скальдов, брошенных Селигом и захваченных врасплох неожиданной контратакой гарнизона Трой-ле-Мона, прорвался в крепость до поднятия моста. Нападавшие оказались так близко к нашим солдатам, что арбалетчики с барбикана не осмелились стрелять.
Вот так скальды и попали во двор.
Сверху было прекрасно все видно. Горстка ангелийских пехотинцев де Сомервилля сбилась в строй, чтобы не пустить врага дальше. Если на поле боя наши догоняли и добивали, во дворе все было иначе: перед внутренними воротами завязалась отчаянная схватка – маленький ангелийский отряд противостоял наскокам скальдов, которых было в три раза больше.
Каспар Тревальон резко окликнул наших лучников, и половина из них понеслись вниз по ступеням башни, чтобы выстроиться на возвышающемся над двором парапете внутренней стены. Но они столкнулись с той же проблемой, что и арбалетчики на барбикане: невозможно было стрелять, не рискуя попасть в своих.
Воины ожесточенно сражались – в глазах рябило от шлемов да мелькающих клинков. Среди ангелийцев выделялся один высокий солдат, который мастерски держал оборону, не позволяя скальдам на себя насесть. Сердце сжалось от жалости, что он в меньшинстве.
Длинная пшеничная коса, спадавшая из-под шлема, хлестала как плеть, пока он вертелся в разные стороны, нанося и отражая удары.
Жослен резко вдохнул; мне даже показалось, что его ранили.
– Люк! – выкрикнул он отчаянно. – Люк!
– Твой брат?
Сжимая и разжимая кулаки скрещенных на груди рук, Жослен сокрушенно кивнул.
Я схватила его за руки и встряхнула, превозмогая боль в спине.
– Ты можешь к нему пробиться? – Я тут же прочла ответ в его глазах. – Тогда иди! Во имя Элуа, Жослен, поспеши!
Складки у крыльев его носа побелели.
– Разве хоть когда-нибудь я давал повод…
Вцепившись в его волосы, я притянула лицо к своему и крепко поцеловала в губы.
– Я люблю тебя, – горячо сказала я, – и если ты хочешь снова услышать от меня эти слова, то не поставишь свой дурацкий обет превыше жизни родного брата!
Голубые глаза Жослена испуганно распахнулись, близко-близко к моим. Я разжала хватку, и он попятился, прижимая ладонь тыльной стороной ко рту. Мы на несколько мгновений сцепились взглядами, а потом он развернулся и помчался к башне. Клянусь, я слышала каждый его шаг по длинной лестнице. Наконец он появился на внутренней стене. Издалека его фигура казалась маленькой, но боевой клич звучал громко:
– Веррёй! Веррёй!
Лучники Каспара Тревальона расступились, пропуская его к лестнице во двор, но Жослен не стал тратить время, а с кинжалами в руках перемахнул через парапет.
Позже я прикинула высоту той внутренней стены – чуть ни втрое выше рослого мужчины. Жослен прыгнул прямо в гущу скальдов, и они поначалу отпрянули от неожиданно свалившегося им на головы нового противника. Жослен летел вниз как метеор, но приземлился на ноги, тут же упруго выпрямился и начал сражаться. Его кинжалы мигом нырнули в ножны, а в руках появился меч. Он набросился на скальдов, словно змеящаяся молния.
Среди ангелийских солдат раздался громкий рев, исходивший, несомненно, от высокого Люка Веррёя, у которого внезапно открылось второе дыхание.
Битва разгорелась с новой силой. И да, наши победили. Иначе и быть не могло.
– Жослен Веррёй поклялся мне в верности, – прошептала мне на ухо нагнувшаяся Исандра. – Я навечно передаю его тебе. Таков мой дар за твою службу, Федра но Делоне.
Я кивнула, принимая королевскую награду. А что еще мне оставалось делать?
Итак, мы одержали сокрушительную победу.
Оставшиеся в живых скальды бежали или сдавались в плен – те, кто почерпнул хоть крупицу мудрости у Вальдемара Селига. На равнине знаменосец Перси де Сомервилля опустил флаг, и Каспар Тревальон приказал трубить в рожки. Солнце застыло в зените; разливающаяся над местом побоища музыка казалась хриплым плачем.
Двор отбили, крепость Трой-ле-Мон осталась непокоренной. Ее защитники в сопровождении союзников, хромая, возвращались к своей твердыне.
Я не забыла уроков Брин Горридам. Невзирая на возражения Исандры, которой не удалось разыскать Жослена, чтобы хоть он меня остановил, я отправилась носить воду раненым и умирающим.
Ах, как же много было потерь, с обеих сторон. Моя спина горела огнем, рождая во мне чувство сопричастности. Я кровью, потом и слезами заслужила право помочь воинам на пороге смерти, ведь я тоже сражалась и была одной из них. Вот тайна, о которой никто из солдат просто так не расскажет: все, полегшие на поле брани, равны и едины, за что бы ни сражались. Я избранница Кушиэля и знаю, о чем говорю. Смертная боль уравнивает всех. Да, я мало чем могла облегчить их страдания, но давала им все, что было в моих силах.
Пожалуй, никто этого не поймет, кроме Жослена, но обихаживать скальдов было тяжелее, чем наших. Каждый раз при виде окровавленных светлых волос, торчащих из-под шлема, я боялась, что нашла Гюнтера Арнлаугсона. Он обращался со мной насколько мог хорошо, а я навлекла на него поражение – еще не хватало, чтобы заодно отняла и жизнь.
К счастью, мне не довелось увидеть ни Гюнтера, ни других скальдов из его селения. Могу лишь молиться, чтоб они оказались среди тех, кому хватило ума бежать в первых рядах. Ведь после долгой жизни на границе можно было оценить истинную глубину ангелийской гордости, стойкости и мстительности.
А вот Вальдемара Селига я увидела. И Исидора д’Эгльмора.
Они лежали рядом в окружении синелицых конных круитов. Усталые лошади кивали, понурив головы.
Друстан маб Нектхана махнул мне, неуклюже соскальзывая с седла.
– Скажи Исандре… – начал он и зацепился увечной ногой за стремя.
– Скажите ей сами, – ответила я, подхватывая его и лихорадочно озираясь в поисках Лилайи Вале и ее помощников.
Хотела бы я обладать даром к врачеванию, как уроженки Эйсанда.
Но мне ниспосланы совсем другие дары.
Вальдемар Селиг, пользовавшийся ими без спроса, изломанно лежал на земле, запрокинув голову. Кончики раздвоенной бороды торчали в небо. Казалось, Селиг обращал к небу главные вопросы, на которые тщетно ждал ответов. А вот я могла бы ему на них ответить, если бы он спросил, но он не спрашивал, полагая, что душа Земли Ангелов – в ее воинах, а никак не в шлюхах. Я коснулась остывшего лица и закрыла вопрошающие карие глаза.
– Мы похожи, милорд, – прошептала я. – В конце концов все мы похожи, и никого из нас нельзя брать против его воли.
И тут я услышала тихий горький смех.
Семнадцать ран, как я уже говорила. Но в посеченном Исидоре д’Эгльморе еще теплилась искра жизни, когда я его нашла.
– Федра но Делоне, – прошептал он, сжимая мою руку, – я боюсь мести твоего господина.
Сначала подумалось, что речь о Делоне, но потом герцог стиснул мои пальцы посильнее, и я вдруг поняла, о ком он. В ушах захлопали бронзовые крылья. Я дала ему попить, поднеся мех к губам.
– Вы избыли свою вину, милорд, сполна избыли, – уверила я. – А Кушиэль не подвергает нас наказаниям, которые нам не под силу вынести.
Исидор д’Эгльмор сглотнул воду и вздохнул, а после еще одного вдоха испустил дух.
Об этом я не рассказывала никому. Это между нами – между ним, мною и Кушиэлем.
А потом я услышала плач сотен далриад.
Потусторонний вой, громкий и протяжный, от которого волоски на затылке встали дыбом. Я сразу поняла, что это означает, кого могут оплакивать столько человек разом. Отпустив безжизненную руку д’Эгльмора, я встала и повернулась. Неподалеку Друстан отвел от себя руки целительницы и неловко утвердился на ногах, его темные обеспокоенные глаза в окружении синих узоров устремились в ту сторону, куда я медлила посмотреть.
Там вокруг одной из боевых колесниц, запряженной парой взмыленных загнанных лошадей, толпились далриады. Я разглядела искаженное горем лицо Грайне.
– О нет, – прошептала я. – Нет…
Мы с Друстаном долго ковыляли по полю боя, обходя мертвых и раненых, чья темная кровь медленно впитывалась в пыль да ковыль. Круарх заметно хромал; наверное, ему было так же больно, как и мне.
– Имонн, – прошептала я.
Его сняли с колесницы и ровно уложили на напоенную кровью землю. Кто-то поправил его доспехи, чтобы прикрыть ужасную рану в боку от скальдийского копья. Белокурые волосы Имонна, к тому же покрытые известью, снежно белели.
Друстан снял с пояса нож и, не колеблясь, отхватил клок своих темных волос. Встал на колени и вложил памятку в холодные руки Имонна.
– Он был смелее льва и надежнее дуба, – торжественно сказал круарх, обращаясь к Грайне. – Среди Куллах Горрьим его имя будет жить вечно.
Она кивнула. Серые глаза блестели от непролитых слез.
Разве имела я право оплакивать Имонна, когда хитростью привела его на погибель в Землю Ангелов?
– Простите меня, – прошептала я Грайне, Друстану и скорбящим далриадам. Голос срывался. – Мне так жаль.
– Брат сам избрал свою участь. – Даже в окровавленных доспехах Грайне сохраняла доброту и достоинство. – Ты помогла ему выбрать судьбу героя, а не домоседа. Но этот выбор он сделал сам. Не лишай его воли и чести.
А я-то насмехалась над кассилианской гордыней Жослена! Правда, в конце концов все мы по сути одинаковые. Склонив голову, я взяла у Друстана нож, отрезала свой блестящий локон и положила рядом с волосами круарха.
– Элуа да упокоит тебя, Имонн мак Конор. – Я вспомнила, как он сохранил армию в целости, когда Хозяин Проливов нас разлучил, и как помог Гислену де Сомервиллю уже на ангелийской земле. – Без тебя мы бы точно проиграли.
Упав на колени, я разрыдалась, оплакивая нас всех.
– Федра, – послышался усталый знакомый голос. Я подняла глаза на Жослена, сидевшего верхом на лошади, целого и невредимого, если не считать пары царапин. Под его глазами залегли темные круги. – Ты не настолько оправилась от ран, чтобы так бурно предаваться скорби.
Признавая его правоту, я послушно встала. По всей равнине ангелийские солдаты собирали мертвых и ухаживали за ранеными и умирающими вместе с врачами и целителями.
– Как твой брат? – спросила я. – И отец?
– С ними все хорошо, – глухо отозвался Жослен. – Они выжили. – Он с седла отвесил кассилианский поклон Грайне. – Соболезную вашей утрате, миледи.
Я повернулась к ней и, не думая, перевела. Грайне печально улыбнулась.
– Скажи ему спасибо и уезжай с ним, Федра но Делоне. Мы сами позаботимся о своих.
Друстан согласно кивнул, и Жослен с седла протянул мне руку. Приняв помощь, я забралась на лошадь позади него, и мы неспешно пустились в долгий путь обратно в Трой-ле-Мон.