Стрела Кушиэля. Битва за трон

Глава 80

Мы готовились отплыть на рассвете.

Нетрудно догадаться, что большую часть вечера мы провели, строя планы. Слуги принесли перья, чернила и чистый пергамент – писчей бумаги на Трех Сестрах не водилось. Я набросала карту Земли Ангелов и принялась наносить на нее районы боевых действий, а Русс, Жослен и Друстан, заглядывая мне через плечо, подсказывали под руку дополнения и коррективы.

Звучала чудовищная смесь ангелийского, круитского и каэрдианского языков. Я не успевала переводить. Наверняка любому постороннему человеку наш разговор показался бы совершенной тарабарщиной, однако мы друг друга неплохо понимали.

Гиацинт молчал, в его глазах залегли тени.

Конечно, мы описали ему увиденное в волшебной бронзовой чаше Хозяина Проливов. Тсыган выслушал новости, не проронив ни слова, но явно огорчился.

Было ясно, что присутствовать при обсуждении наших планов ему тяжело. Спустя какое-то время после ужина – ели второпях, блюда принесли прямо в библиотеку, – он поклонился и ушел, тихо пообещав:

– Утром я вас провожу.

Я смотрела вслед Гиацинту, когда неожиданно почувствовала на себе взгляд Жослена. Добившись моего внимания, он усмехнулся и развел руками. Посреди зимней скальдийской глуши нам не требовались слова. И тут я его тоже поняла.

– Милорд адмирал. – Квинтилий Русс поднял глаза от изображения каэрдианской катапульты, найденного на полках библиотеки. – Думаю, в военном планировании вы обойдетесь без меня.

– Ты прекрасно чертишь… – Он вдруг осекся, покачал головой, и его лицо со шрамом озарилось сочувствием. – Ладно, Федра, сегодня мы без тебя обойдемся.

Кивнув в знак благодарности, я удалилась в свою комнату.

Накануне служанки немало потрудились, чтобы найти для меня подходящий наряд, а тем вечером им пришлось еще труднее. Думаю, этим женщинам подобные хлопоты были только в радость; самая молодая часто хихикала. Порывшись в сундуках, где хранились чистые и с любовью восстановленные наряды, они подобрали для меня дивное платье цвета янтаря, оттенком напоминающее тлеющий огонь, с расшитым золотом парчовым корсажем. Со дна извлекли золотую сетку для волос и, представьте, запечатанные сургучом сосуды с нетронутыми морем притираниями какой-то знатной дамы.

Я наклонилась почти вплотную к потемневшему старинному зеркалу и нанесла на губы карминную помаду. Кроваво-красную, как метка в моем левом глазу, резко выделяющаяся на темном бистре радужки. Слегка окаймила черным веки. Я всегда мало красилась – в этом не было нужды.

Когда я выпрямилась, служанки потрясенно ахнули.

– Вы похожи на ожившую легенду, – тихо выдохнула старшая.

Я печально глянула в зеркало.

– О да, – кивнула я, думая о несчастной судьбе Гиацинта. – Очень похоже.

Дверь его спальни была не заперта. Держа в руке свечу, он резко вскинул голову, когда я ступила через порог. Я застала его готовящимся ко сну: без сюртука, в белой рубахе и темных штанах. Гиацинт пронзил меня немигающим взглядом.

– Я не Бодуэн де Тревальон, – наконец сказал он презрительно. – Мне не нужен прощальный подарок, Федра.

Я закрыла за собой дверь и тихо ответила:

– Если тебе легче быть жестоким, разом обрубить все связи, я пойму и уйду. Но если нет… какой ты хочешь помнить нашу близость, Гиацинт? Как отчаянный порыв на поле боя у стен Брин Горридам или… здесь, так как должно?

Долгую минуту он молча смотрел на меня, а потом отвесил низкий поклон и обнажил белые зубы в сияющей улыбке:

– За Королеву Куртизанок!

В тот миг я его любила.

– И за Принца Странников.

Не стану рассказывать, что произошло между нами в ту ночь. Это никак не повлияло ни на предшествующие, ни на последующие события, и не касается никого кроме нас с Гиацинтом. Мне редко удавалось выбирать, кому расточать свои дары, кого тешить искусством Наамах. Той ночью я сама сделал выбор и ни разу о нем не пожалела.

Мы еще не спали, когда небо на востоке начало сереть.

– Ступай, милая, – неожиданно ласково прошептал Гиацинт, целуя меня в лоб. – Пока мое сердце не разбилось. Иди.

И я ушла.

Из роскошного наряда, поднятого с морского дна, я переоделась в подаренный Куинселем де Морбаном дорожный костюм, выстиранный с тем же бережением. Янтарное платье легло обратно в сундук, я поблагодарила сонных служанок и отправилась к своим спутникам.

Прощание происходило в продуваемом всеми ветрами храме. Хозяин Проливов стоял неподвижно, словно статуя; развевались только полы его мантии. За все земные сокровища я бы не согласилась снова пережить те горькие минуты. Не знаю, как их вынес Гиацинт, но он нашел, что сказать каждому из нас, пока корабль покачивался на волнах далеко внизу, а Тилиан с Гилдасом следили за погрузкой моряков и лошадей.

– Милорд круарх, – обратился он к Друстану, используя скудный запас круитских слов, почерпнутых от Мойред и ее сестер, – будьте уверены, я пригляжу за вами. – Взяв круарха за руку, провел пальцем по золотой печатке с лебедью. – Да хранит вас Благословенный Элуа.

Друстан кивнул и тихо ответил:

– Куллах Горрьим будут воспевать твою жертву.

Их глаза на секунду встретились; в переводе не было нужды.

Круарх захромал к лестнице, а к Гиацинту подошел Квинтилий Русс и заключил в объятия.

– Эх, парень! – грубовато воскликнул он. – Ты провел нас сквозь беспросветный туман в безопасную гавань. Никогда этого не забуду. – Он вытер с глаз навернувшиеся слезы. – И больше никогда не стану клясть во все корки Хозяина Проливов, так-то, Младший Брат. Если тебе хоть что-то понадобится, пошли ветер нашептать мне на ухо.

– Доставьте их всех на берег целыми и невредимыми, – отозвался Гиацинт. – Прошу только об этом, милорд адмирал, ничего другого мне не нужно.

Русс отступил, и его место занял Жослен.

– Тсыган, – пробормотал он, хватая Гиацинта за запястья, – у меня нет слов.

Тот лукаво улыбнулся.

– Забавно. А вот я многое хотел бы тебе сказать, кассилианец. Ты прошел долгий путь с нашей первой встречи, когда над тобой издевались акробаты-шиповники. Даже сумел прекрасно выступить в роли мендаканта.

– Этим успехом я обязан тебе. – Жослен помедлил. – Как и уроком мужества, тсыган. – И произнес традиционное тсыганское прощание, которое, должно быть, выучил в таборе: – Сколько бы я ни прожил, каждый день хоть раз да скажу твое имя.

– И я твое. – Гиацинт подался вперед и заговорил почти беззвучно, так что я ничего не расслышала.

Ожидая своей очереди, я повернулась к Хозяину Проливов. Тот наблюдал за происходящим затуманенными, словно запотевший хрусталь, глазами.

– Почему вы дозволили нам плыть дальше на Альбу в обмен на песню? – Вопрос родился внезапно из тех глубин, где копятся неразгаданные тайны. – И Телезис де Морне пропустили за песню, и еще других. Почему?

Он посмотрел мне в лицо.

– Моя мать любила петь, – тихо ответил Хозяин Проливов голосом, подобным порыву ветра. – Иногда она пела для меня. Я не помню иной ласки, иной доброты. После восьми сотен лет на этом острове я жажду новых песен и за каждую готов отблагодарить.

Я поежилась и плотнее запахнула накидку.

– У меня нет для вас ни доброты, ни благодарности, милорд. Цена вашей свободы слишком высока.

Хозяин Проливов не стал отвечать, а лишь поклонился. Думаю, он сознавал, сколь высока эта цена.

А потом Жослен отошел и настал мой черед прощаться.

На вершине одинокого острова посреди моря мы с Гиацинтом посмотрели друг на друга.

– Ты права, – сказал он. – Мы правили бы Городом Элуа от Моннуи до самого Дворца.

Вот и все, что он мне сказал, да больше и нечего было говорить. Я крепко обняла его. Чуть помедлив, он аккуратно высвободился из моих рук.

– Пусть Элуа бережет тебя, Федра, – заключил Гиацинт. – Иди. Поскорее оставь это проклятое место.

Всю долгую дорогу вниз, одолевая ступеньку за ступенькой, я не смела оборачиваться. Глаза застили слезы, и Элуа знает, кто помог мне подняться на корабль. Лица и предметы цветными пятнами расплывались перед глазами. Послышался крик Квинтилия Русса, затем звон цепи подымаемого якоря. Корабль развернулся носом в открытое море, и в корму тут же задул попутный ветер. Паруса расправились, серые скалы пронеслись мимо, и мы вылетели на простор, где взяли курс на север.

Только там, в открытом море, я наконец набралась смелости оглянуться. Их все еще можно было различить: колонны храма на вершине горы и между ними две маленькие фигурки – одна в мантии, неподвижная как статуя, а другая пониже, с развевающимися на ветру кудрями.

Внезапно мое внимание привлек крик за спиной. Один из круитов указывал куда-то наверх.

Высоко на снастях висел Жослен, цепляясь за веревки ногами и одной рукой, а в свободной сжимая обнаженный меч. Он поднял клинок над головой, и рассветное солнце зажгло полированную сталь, словно принимая рискованную дань уважения. На вершине скалы Гиацинт прощально вскинул руку и долго-долго не опускал.

Я смеялась и смеялась, пока не заплакала, или плакала, пока не рассмеялась – не уверена, как было на самом деле. Только когда остров скрылся за горизонтом, Жослен убрал меч в ножны и принялся ловко спускаться по мачте, а в конце спрыгнул на палубу.

– Ты как, в порядке? – чуть запыхавшийся, спросил он у меня.

– Да, – тяжело вздохнула я. – Или нет. Ах, Элуа… Кстати, Жослен… а что он сказал тебе на прощание?

Облокотившись на перила, мой кассилианец устремил взгляд на пенистый след, что корабль оставлял на воде, пока Хозяин Проливов гнал нас к берегам Земли Ангелов.

– Ну, он попросил сохранить это от тебя в секрете, – ответил Жослен. – Сказал, что незнание стреножит твой слишком прыткий ум.

Я обиженно вскинула голову и воскликнула:

– Неправда!

Хотя Гиацинт вполне мог брякнуть что-то в этом духе.

Жослен покосился на меня и признался:

– Нет, конечно. Он сказал, что если я кому-то позволю причинить тебе вред, он нашлет на меня морскую пучину.

Тоже вполне в духе Гиацинта.

Я смотрела на морской простор за кормой, улыбаясь сквозь слезы.

– Друг мой, – прошептала я, – я буду скучать.

Волшебный ветер ровно дул весь день, гоня нас верным курсом. Мы неслись на гребне волны к северной части Аззали. Квинтилий Русс сжимал штурвал, изредка выкрикивая команды на ангелийском и ломаном круитском. Мы напряженно высматривали остальной флот, отчаливший с нами от Альбы, но не заметили никаких других судов на морском просторе.

И лишь достигнув устья Рейна, поняли, почему.

Наше войско добралось сюда раньше нас. Песчаные берега реки скрылись под несметным множеством шаланд, лодок, шлюпов и плотов, а южнее раскинулся обширный лагерь. Ах, как загорелись глаза Друстана, когда он увидел своих людей живыми и здоровыми.

Хозяин Проливов сказал Квинтилию Руссу, что без его вмешательства половина из них погибла бы в море. По-моему, утверждение сомнительное – но кому пристало опровергать слова Повелителя вод? Одна-единственная жизнь против сотен ничего не стоит. Но Гиацинт мой друг, и я его оплакивала.

Мы пришвартовались, и десятки соратников бросились помочь нам высадиться на берег. После победного плавания воссоединившись на твердой земле, все принялись обниматься, пожимать друг другу руки и взахлеб рассказывать свои истории, несусветные для любого, кроме участников этих событий. Видимо, мы прибыли на несколько часов позже остальных, и теперь им не терпелось напеть в свежие уши, как вначале огромные волны бережно донесли разномастный флот до гостеприимной Первой Сестры, а потом ласково, словно материнские руки, доставили в устье Рейна.

Да, когда Хозяин Проливов восстал из водоворота, не обошлось без потерь. Семнадцать человек и четыре лошади. Я мысленно добавила их жизни к цене его свободы. Высокая цена.

Но большинство из отправившихся воевать за Землю Ангелов выжили.

В отсутствие круарха командование взяли на себя Близнецы и неплохо справились. Тогда об этом речи не зашло, но позже я услышала, что армия поначалу впала в уныние на берегах Первой Сестры и лишь неукротимая Грайне сумела вновь разжечь в солдатах боевой дух, а уж Имонн держал их в ежовых рукавицах, заставляя выпасать лошадей, сушить и чистить оружие и добывать провиант. В рядах армии нашлись знающие ангелийский люди из Эйдлах Ор, сумевшие договориться с местными жителями. Те выучили язык за долгие годы торговли и перекрикивания с рыбаками из Аззали. Некоторые из них оказывали гостеприимство Телезис де Морне в ее изгнании.

И когда жуткая водяная голова вновь поднялась над водами и приказала быстро грузиться на суда, именно Близнецы убедили солдат подчиниться. Меня там не было, поэтому не берусь рассказывать, что в действительности произошло на Первой Сестре, но год за годом барды из далриад слагают об этом все новые и новые песни.

Квинтилий Русс не стал терять времени на празднество в честь воссоединения. Несколько его моряков сгинули в море, но, во многом благодаря привитой адмиралом воинской дисциплине, потери для столь рискованного похода были небольшими. Собрав свою поредевшую команду, Русс вызвал добровольцев, отобрал из них пять лучших всадников и отправил в путь еще до заката.

Они поскакали на восток, чтобы найти Гислена де Сомервилля, командующего армией Аззали и флотом Русса. Я стояла рядом с адмиралом, провожая гонцов. Проезжая мимо под знаменем Дома Курселей и самодельным флагом со стрелой Кушиэля, они отдавали нам честь.

Парни Федры. Мои.

Не знаю, каково королям и королевам, когда они отправляют отряды на погибель со своим именем на устах. За последние два дня я пережила ужас и горе, и на проводах, шатаясь, хотела лишь залечь в тихом месте и поглубже уснуть. Но матросы Квинтилия Русса залихватски улыбались в седлах, отдавали честь и скакали на восток, отбрасывая длинные тени.

– Они приведут сюда настоящие корабли, милорд круарх, когда отыщут мой флот, – обратился адмирал к Друстану на ломаном каэрдианском. – Корабли, которые быстро переправят всю вашу армию вверх по Рейну!

Его глаза блестели в предвкушении.

Друстан кивнул.

– Сегодня заночуем здесь, – крикнул он на круитском, взглядом прося меня перевести. – Отпразднуем удачу выживших и почтим память павших. А завтра отправимся на войну!