Рассвет следующего дня выдался спокойным и ясным, словно Хозяин Проливов извинялся за вчерашний шторм. Ночью мы повернули на север, огибая южное побережье Альбы, и теперь справа по борту виднелись далекие размытые очертания зеленых берегов.
– Где будем высаживаться? – спросила я у Квинтилия Русса.
Мы с адмиралом стояли рядом на палубе. Ветер трепал полы моей накидки, но казался тише, чем вчера, и не таким пронизывающе-холодным. Я уже почти полностью оправилась после вчерашних испытаний и в тысячный раз воздала хвалу Благословенному Элуа за свою способность быстро исцеляться.
– Хороший вопрос, – сухо ответил адмирал. Он выглядел осунувшимся и усталым: поспал-то, наверное, всего ничего, поскольку доверил управление судном кормчему только после того, как окончательно убедился, что опасность миновала. Могучей рукой он махнул в сторону берега. – До Альбы, при всей ее труднодоступности, мы таки добрались. А вот где сейчас искать низложенного круарха Исандры – загадка не из простых.
– Я думала, вы знаете, где его искать, – разочарованно протянула я. – Вы же говорили, что уже нашли принца. Среди далриад.
– Я знаю, где живут далриады. – Русс изготовился было сплюнуть, но глянул на меня и сглотнул. – Они занимают западный берег Альбы недалеко от острова Эйре. Мой источник сообщил, что Друстан маб Нектхана как раз туда и сбежал. Но земли далриад весьма обширны.
– А есть ли уверенность, что это сообщение соответствует действительности?
Русс пожал плечами:
– Делоне то же самое говорил, да и Телезис де Морне. Они каким-то образом обменивались посланиями с альбанцами, с которыми Телезис свела знакомство во время своего изгнания. Потом письма перестали приходить, и Делоне решил, что Маэлькон-Узурпатор их перехватывает. Тогда-то я и провел полтора десятка кораблей до Альбы длинным путем, минуя Проливы, но так и не смог встретиться с принцем пиктов.
Да, напрасно я возмущалась, когда Русс назвал затею с нашей миссией дурацкой. Задумавшись, я присела на перекладину у его ног. Жослен на носу корабля выполнял свои кассилианские упражнения – темный силуэт на фоне рассветного неба, рассыпающий с клинков солнечные зайчики. Похоже, он наконец обрел устойчивость на морской зыби.
– И сколько нам осталось идти до земель далриад? – спросила я.
– Таким ходом примерно день, не больше. – Квинтилий Русс вновь пожал плечами. – А там, будем надеяться, удача нам снова улыбнется и местные тебя послушают и отведут нас к друстановским круитам.
Признавшись, что не имеет четкого плана, адмирал вывел меня из равновесия. А я и без того сомневалась, достанет ли мне познаний, чтобы объясниться с островитянами. Одно дело осваивать иностранную речь по книгам, с учителями, которым ангелийский родной, как и мне, и совсем другое – искать общий язык с урожденными альбанцами; к тому же не факт, что далриады пользуются тем же диалектом, который мне преподавали. Эйре – это отдельный остров; пойму ли я наречие людей, которые, по неподтвержденной гипотезе, относительно недавно переселились оттуда на Альбу? Или оно окажется совершенно мне незнакомым? Ученые не располагают достоверными сведениями о далриадах, поскольку тиберийская армия не успела добраться до их земель, прежде чем была изгнана восстанием Кинхила Ру. А если, не приведи Элуа, их язык разительно отличается от всех, которыми я владею… как мне растолковать им наши намерения? Если просто предъявить кольцо Исандры и сказать «Друстан маб Нектхана», вряд ли далриады поймут, чего нам от них нужно.
Я размышляла над этой проблемой довольно долго, пока в голове не сложилась цельная картинка. «Лишних знаний не бывает».
– Гиацинт, – подумала вслух я. – А вдруг он нас выручит? Он же может заглянуть в будущее и подсказать, куда нам лучше высадиться.
– Ты так в него веришь? – Русс искоса посмотрел на меня с явным сомнением в голубых глазах. – А по мне, так достаточно того, что по его подсказке мы вышли в морскую экспедицию на единственном корабле. Даже Делоне не был абсолютно надежен, девочка, а уж он-то умел добыть правдивую информацию из самых неожиданных источников.
Подперев рукой подбородок, я смотрела на бегущие за бортом волны.
– Знаю. Но, милорд адмирал… дромонд не ошибается. Когда мне было тринадцать, мать Гиацинта безо всякой моей просьбы сделала мне предсказание. Тогда я пыталась выведать что-нибудь о Делоне. А она мне сказала, что я пролью горькие слезы в тот день, когда тайное станет явным.
– Полагаю, так оно и случилось, – проворчал Русс, когда я надолго замолчала.
– Предсказанный ею день растянулся на два. – Волны поглощали мое внимание – бесчисленные, но такие разные. – Первым был день Самой долгой ночи, когда Мелисанда Шахризай купила меня для себя и обманом заставила проговориться, что от вас, милорд, ожидается посланник, чье прибытие и побудило людей д’Эгльмора напасть на Делоне. Тогда я узнала, что Делоне был возлюбленным принца Роланда. А вторым стал тот страшный день, когда моего наставника убили вместе со всеми домочадцами, вместе с Алкуином, которого я любила как брата. В тот день я узнала, что Делоне дал клятву любой ценой защищать Исандру де ла Курсель – этот завет передал мне умирающий Алкуин. Да, милорд, я по сию пору лью горькие слезы, оплакивая те роковые дни, когда тайное стало явным.
Квинтилий Русс недолго помолчал, занимаясь штурвалом.
– Такое предсказание мог сделать кто угодно, – наконец буркнул он. – Любой сообразит, что опасно охотиться за тайнами прошлого.
– Верно, – согласилась я. – Но мать Гиацинта на моих глазах прибегала к дромонду дважды. Во второй раз, впав в транс, она произнесла: «Не пренебрегайте Куллах Горрьим». Знаете, что это означает, милорд?
Русс подумал, а затем покачал головой. Рыжеватые волосы развевались на ветру.
– Вот и она тоже не знала, – подняла я палец. – На круитском языке «Куллах Горрьим» означает «Черный Кабан». И совершенно непонятно, милорд, откуда она взяла эти слова и почему сказала их мне. – Я встала и потянулась. – Когда покажутся берега далриад, вы позволите Гиацинту заглянуть в будущее?
– Ты привела мне слова его матери, – продолжил упираться Квинтилий Русс, хотя в его упрямстве наметилась слабина. Никому из видевших Хозяина Проливов в голову не придет отрицать сверхъестественное. – А сам парень тебе что-нибудь такое предсказывал, что потом сбылось?
– Мне нет, – честно ответила я. – Он боится заглядывать в будущее своих друзей. Но однажды он подарил предсказание Мелисанде Шахризай.
– И что же он ей сказал? – Адмирал держал штурвал, но уже не так сосредоточенно. Всем морякам по душе интересные истории, вот и Русс косился на меня с явным любопытством.
– Тот, кто покорствует, не всегда слаб, – повторила я памятные слова, и по коже прошел холодок, заставивший меня обхватить себя руками.
А затем я встала и зашагала прочь, кутаясь в подаренную герцогом де Морбаном бархатную накидку, теперь пропитанную морской солью, и чувствуя спиной сверлящий взгляд адмирала. Многие сочли бы, что это пророчество ничего не стоит, но только не тот, кто покорствует.
Я прошла по дочиста отдраенной деревянной палубе – Квинтилий Русс не терпел нерадивости на своем корабле – и отыскала Гиацинта, который увлеченно рыбачил с борта. Он тут же обернулся ко мне и принялся хвастаться:
– Смотри, Федра! Три к одному, я выиграл! – Он предъявил мне веревку с нанизанными рыбинами, чьи серебристые тела дергались и извивались, лишенные воды. – Мы с Реми малость поспорили, – добавил тсыган, кивая на сидящего рядом матроса, который казался скорее позабавленным, чем опечаленным проигрышем.
– Да, ты везунчик, – бегло глянула я на улов. – Гиацинт… Если я попрошу тебя посмотреть, где наш Длинный путь вновь возвращается на сушу, ты сможешь?
Черные глаза лукаво блеснули в солнечном свете. Гиацинт схватил самую большую рыбину и обеими руками протянул мне со словами:
– Для тебя, о Вечерняя Звезда, я готов на все. Уверена, что не хочешь попросить своего кассилианца? Не боишься, что он мне позавидует? Или приревнует?
Я невольно захихикала.
– Ничего, я рискну.
Весь день и всю ночь мы шли вдоль берега Альбы, улавливая парусами слабый ветер. А третий день на море встретил нас туманом и штилем, штандарт Курселей вяло повис на грот-мачте. Русс, бранясь, усадил гребцов на весла, и мы мучительно медленно продолжили движение. Зеленый берег то показывался, то скрывался в белесом мареве.
– Сейчас или никогда, – мрачно пробасил адмирал, вызвав меня на палубу. – Приведи своего тсыганенка, Федра но Делоне. Пусть укажет путь.
На этот раз Гиацинт держался серьезно. Он медленно вышел на нос корабля и устремил взор в плотный туман. Головой он слегка водил из стороны в сторону, словно охотничий пес, пытающийся унюхать след, ничего не видя и не слыша. Матросы внимательно следили за ним, полагаясь на его удачливость – как я позже узнала, многих из них Гиацинт уже обчистил в кости, – и даже Квинтилий Русс, невзирая на все свои сомнения, затаил дыхание.
– Ничего не вижу, – прошептал Гиацинт, пытаясь руками раздвинуть влажную пелену перед собой. – Федра, я не могу разглядеть наш путь в этой мгле.
Я подошла к нему; моряки, бормоча, отступили. Жослен молча держался рядом.
– Ты можешь, Гиацинт, я знаю, ты можешь. – Я взяла тсыгана за руку. – Это всего лишь туман! Разве он сравнится с завесой над будущим, которую ты легко проницаешь?
– Это врайна. – Гиацинт поежился; рука его на ощупь показалась мне ледяной. – Родичи были правы, Манох был прав – дромонд не мужское дело.
В борта корабля бились мелкие волны, никуда нас не несущие. Мы угодили в штиль. Гребцы ждали команды.
– Принц Странников, – тихо сказала я, – Длинный путь предначертан и неизбежно приведет нас домой. Постарайся увидеть его, постарайся увидеть, куда нам сейчас идти.
Гиацинт снова вздрогнул, его черные глаза потускнели от страха.
– Нет, ты не понимаешь. Длинный путь бесконечен. Для тсыган нигде нет дома, нам суждена вечная дорога.
– Ты наполовину ангелиец! – воскликнула я и хорошенько встряхнула друга. – Гиацинт! В твоих жилах течет кровь Элуа, которая привязывает тебя к дому, и тсыганская кровь, которая ведет к нему. Ты можешь увидеть правильную дорогу, ты должен ее увидеть! Где Куллах Горрьим?
Гиацинт вновь повертел головой. Черные кудри набрякли от влаги.
– Ничего не вижу, – повторил он, содрогаясь. – Это врайна! Они были правы. Я никогда, никогда не должен был заглядывать в будущее. Мужчинам не пристало разгонять завесу. И теперь в расплату за мой страшный грех на наши головы послан этот туман.
Я стояла, цепляясь за его руку, озираясь по сторонам. Диск солнца с трудом, но просвечивал сквозь молочную пелену, а верхушки трех мачт в ней тонули.
– Если не видишь сквозь туман, – нашлась я, – то посмотри над ним!
Гиацинт вытаращился на меня, а затем перевел взгляд на грот-мачту, наблюдательная бочка на которой терялась в дымке.
– Оттуда, что ли? – испуганно переспросил он. – Ты хочешь, чтобы я посмотрел из «вороньего гнезда»?
– Твоя прабабушка, – решительно сказала я, – как-то загадала мне загадку. Что такое увидела Анастасия за завесой времени, отчего решилась обучить сына запретному дромонду? Длинный путь, тсыганскую кибитку и место у костра или затерянный в тумане корабль, везущий кольцо от королевы ее суженому? Тебе решать.
Гиацинт помолчал, уставясь на меня, а потом со вздохом полез на мачту.
Долго-долго мы стояли в тишине, вглядываясь в серую пелену над головами, в которую он нырнул. Корабль лениво покачивался на волнах. И тут послышался слабый далекий крик:
– Туда!
Куда бы Гиацинт ни показывал, с палубы мы ничего не видели. Квинтилий Русс выругался, пробираясь обратно к штурвалу.
– Цепочку, живо! – проревел он, отчего матросы подскочили. – Ты! И ты! – ткнул он пальцем. – Лезьте наверх! Маршан, зови барабанщика, пусть гребцы приготовятся! Последуем тсыганской указке!
Матросы тут же задвигались, подстегнутые волей Русса.
– Северо-северо-запад! – завопил кто-то сверху. – И фонарь на нос, адмирал!
Огромный корабль поворачивался медленно, взрезая туман. На самом носу матрос держал горящий фонарь. Сверху выкрикивали курс, и Русс крутил штурвал, пока фонарь для наблюдателей с мачты не оказался на одной линии с указующей рукой Гиацинта, высмотревшего путь из высокого «вороньего гнезда».
– Все, хватит прохлаждаться, парни! – скомандовал адмирал. – Весла в воду!
Из трюма донесся мерный барабанный бой и громкий голос Жана Маршана. Два ряда весел дружно задвигались, толкаясь от морской глади. Фрегат, набирая скорость, пошел вслепую сквозь густой туман.
Даже не моряку понятно, насколько это было опасно в такой близости к незнакомому и невидимому берегу. Я придвинулась к Жослену, и мы вдвоем принялись наблюдать за тем, как Квинтилий Русс управляет кораблем. Изуродованное шрамом лицо адмирала выражало дерзкую решимость – он кинул жребий. Не могу сказать, долго ли нам пришлось пробиваться сквозь ослепляющую пелену – по моим ощущениям, чуть не до вечера, а на самом деле управились задолго до полудня.
Раздался еще один крик – поправка курса. Направляемые Гиацинтом, мы шли к берегу, все еще невидимому, но однажды мелькнувшему неожиданно близко. Лицо адмирала мрачнело с каждым всплеском, а костяшки пальцев на руле побелели. Внезапно впервые за день поднялся ветер, надув паруса. Гребцы подняли весла, предоставив бризу нести фрегат по волнам.
Мы разом вынырнули из тумана в солнечный свет, скользнув через узкую горловину в длинную скалистую бухту, глубоко врезавшуюся в берег.
Матросы восторженно заулюлюкали, гораздо громче, чем при отплытии. Высоко вверху Гиацинт цеплялся за перила «вороньего гнезда», бледный и обессиленный.
Впереди расстилался каменистый пляж, за которым виднелись зеленые холмы и серебристая лента реки.
А на том пляже нас, как нарочно, уже поджидали до зубов вооруженные люди.