Район рыбацкого порта выглядел на порядок благополучнее большинства других мест за городской стеной, в нём чувствовалась пусть серая, трудная, но всё же честная жизнь. Здесь люди работали, а не мечтали, трудились руками, а не ждали чудес, и это сразу отражалось на всём: дома пусть и без излишеств, но крепкие, сложенные с толком и с прицелом на годы, а не как в трущобах — перекошенные лачуги, будто слепленные в бреду из гнилых досок и мусора. Фасады побелены кое-как, окна покрыты плёнкой копоти, но всё это было своё, заработанное, не краденое. С улиц ещё не ушёл тот лёгкий запах соли и рыбы, который всегда сопровождает портовые города, но поверх него уже плотно осела вонь протухших потрохов и прогнивших бочек.
Даже здесь, в месте, где ещё теплится хоть какая-то трудовая гордость, дыхание Фейста чувствовалось во всём, как зловоние на дне бочки с вяленой скумбрией. Грязь липла к сапогам, будто не хотела отпускать, а явно редкие попытки особо чистоплотных жителей навести порядок выглядели жалко и формально. Несколько рыбаков, уже порядком поддатых, сидели прямо у моря, полоща ноги в тёмной воде, словно это была святая купель, и в их лицах читалась та же самая фейстская усталость от жизни — только не в разврате и праздности, как в других районах, а в вечной, безнадёжной борьбе с тухлой реальностью. Воздух был густой, чуть влажный и будто сам давил на плечи, не давая забыть, что ты в Фейсте — даже если работаешь честно и пьёшь реже остальных.
Стоя в десяти шагах от кромки накатывающих на берег волн, я смотрел на морскую гладь. Где-то там, в направлении моего взгляда, далеко за линией горизонта, лежал Дейтран — торговая столица мира, до которой я до сих пор так и не добрался. Город, который, в отличие от Фейста, “прошлый я” полюбил всей душой.
В шаге позади меня тихо и без тени лишнего внимания стоял глава гильдии воров, в этот раз выглядящий, как заправский рыбак: выгоревшая ткань, застиранный жилет, обветренное лицо. Он мог раствориться здесь, как капля в море. В отличие от меня, он был своим, и не потому, что жил здесь, а потому что умел быть кем угодно.
Солнце уже перевалило зенит. Большинство местных рыбаков завершили утренний лов: кто возвращался к берегу с тяжёлым веслом в руках, кто уже разгружал улов — пусть не великий, но честно выловленный, пропахший потом, солью и терпением. У самых ушлых торговцев, крутившихся между лодками и ящиками с рыбой, глаза бегали быстрее, чем руки, каждый хотел урвать получше, подешевле, побыстрее, лишь бы успеть сбыть товар до вечера.
Над всем этим шумным, живым настоящим хаосом кружили сотни чаек, голосистых, наглых, вечно голодных. Их пронзительные крики рвали воздух и разносились над водой, над домами, над городом, будто добавляя в общую какофонию Фейста ещё одну, пернато-истеричную партию. Иногда одна из них резко пикировала вниз и, если удача была на её стороне, уносила с собой рыбину, заставляя рыбака в ответ лишь сыпать бессильными проклятиями.
В отличие от Дейтрана, Фейсту откровенно не повезло с прибрежной линией. Мелководье здесь было коварным и переменчивым: повсюду тянулись песчаные косы, прятались под поверхностью острые, словно зубы морского чудовища, скалы, а редкие фарватеры постоянно смещались из-за течений и наносов. Даже опытным штурманам сложно было ориентироваться в этих водах, не говоря уж о торговых караванах, чьи громоздкие суда с глубокой осадкой попросту рисковали сесть на мель или получить пробоину о подводный риф. Городские власти, конечно, пытались прорезать фарватер, расчищать путь, но всё это походило на борьбу с зыбучими песками — трудоёмко, дорого и почти безрезультатно. По сравнению с удобной глубоководной гаванью Дейтрана, местный порт выглядел жалкой попыткой играть в торговый узел.
Зато для мелких рыбацких лодок эти воды были настоящим благословением. Там, где тяжёлый корабль увяз бы уже у берега, лёгкая утлая лодка проходила легко и ловко. Небольшая глубина и особая роза течений создавали здесь благоприятную кормовую зону: рыбы водилось столько, что, по слухам, в особенно удачные годы её можно было черпать вёдрами прямо с причала. Пожалуй, это и было единственным утешением для тех, кто жил морем в этом городе — море здесь не давало путь к богатству, но хотя бы не давало умереть с голоду.
Из-за гомона активно спорящих между собой торговцев и рыбаков, а также неистового крика чаек, почти не было слышно шума накатывающих на берег морских волн, а ведь я стоял всего в нескольких шагах от линии прибоя. Не поворачивая головы, тихо произнёс, точно уверенный, что меня услышат:
– Нам нужна лодка.
– Нам? – с лёгкой долей наигранного удивления произнёс стоящий за спиной воин-маг Мифрилового ранга.
– А вы меня хотите отпустить на поиски одного? – не скрывая сарказма, сказал я, по-прежнему не поворачивая головы.
– Значит, лодка, – протянул жрец Сегуны.
– Я мог бы её нанять сам, но уверен, у вас это получится сделать лучше и, к тому же, не привлекая лишнего внимания.
Если уж я решился пойти этим путём, то почему бы по полной не воспользоваться сложившейся ситуацией, переложив какую-то часть работы на своего временного спутника.
– Твоя наглость не знает границ.
В голосе главы гильдии воров мне послышался скрежет металла, словно два острых кинжала столкнулись лезвиями. Развернувшись к собеседнику, я произнёс с наигранно независимым видом:
– Как говорят у меня на родине: “наглость – второе счастье”.
– Ха! – мой собеседник улыбнулся, продемонстрировав гнилые, буквально сожранные кариесом зубы, впрочем, это была не более чем искусная иллюзия. – Я запомню.
Договорив, глава гильдии воров отвернулся и походкой опытного моряка зашагал в сторону самой большой толпы рыбаков, которые шумно спорили, размахивая руками, хвастаясь друг перед другом утренним уловом.
Не прошло и пяти минут, как жрец Сегуны помахал мне рукой. Не было видно, чтобы он кому-то платил, но лодку, тем не менее, нам добыл — обычную, ничем не примечательную рыболовную лоханку с небольшой, не выше моего роста, мачтой. Подобных в этом месте были десятки.
Стоило мне только запрыгнуть в лодку, как глава гильдии воров кинул мне массивные, грубо отёсанные вёсла, всем своим видом показывая, что грести он не будет. В ответ просто кивнул — с меня не убудет. Вставив их в проржавевшие уключины, я сел на вёсельную банку. В то же мгновение узлы, до этого надёжно удерживавшие лодку у причала, будто сами собой развязались. А швартовочный канат из грубо обработанной пеньки, словно обладающий собственной волей, прыгнул в лодку и свернулся в довольно аккуратную бухту.
Бросив взгляд на жреца Сегуны, который, удобно устроившись на корме, сделал вид, что задремал и будто бы не имел никакого отношения к столь самостоятельному поведению швартовочного каната, я прикрыл глаза, вспоминая, куда плыть. Затем, применив воздушную магию, оттолкнул лодку от пирса. Получилось грубо и топорно — основной поток воздуха ушёл в воду, — но, несмотря на это, лодка, подхваченная очередной волной, неспешно, словно нехотя, всё же отошла от причала.
Моё неуклюжее применение магии Воздуха не прошло незамеченным, губы якобы уснувшего жреца Сегуны скривились в намёке на презрительную усмешку. Да и плевать. Я только вчера начал осваивать эту стихию, и уже сам факт того, что у меня хоть что-то получилось, по местным меркам, настоящее чудо.
Неспеша, привыкая к вёслам и капризам лодки, я развернул наше судёнышко и широкими сильными гребками принялся уводить подальше от берега. Минут через десять полностью освоился с управлением, разве что парус поставить так и не решился. Впрочем, он и не был особенно нужен: при моей силе воина Опалового ранга лодка уверенно развивала ход не меньше девяти узлов. Можно было бы и быстрее — сил хватило бы с лихвой — но рыбацкая лоханка подобного к себе отношения точно бы не выдержала, уже сейчас она скрипела так, словно готова развалиться в любой момент.
Вглядываясь в невысокие скалы, поднимающиеся над водой не больше чем на пару десятков метров, я пытался найти знакомые ориентиры — те самые, что остались в памяти благодаря опыту будущего. Прошло около часа, прежде чем удалось разглядеть нечто знакомое. Скорректировав курс, я повернул лодку в сторону берега и, стараясь держаться как можно ближе к скалам, но при этом не настолько, чтобы нас могло выбросить на камни, продолжил движение вдоль побережья. Это изменение направления не осталось незамеченным: глава гильдии воров открыл глаза, потянулся с видом человека, только что вынырнувшего из сна, затем лениво огляделся, прижав ладонь ко лбу, будто козырёк.
– И всё же, – воин-маг Мифрила заговорил с таким видом, будто хотел обсудить погоду, – не пойму, почему два?
– Ответ "потому что" вас не устроит? – продолжая грести и разглядывать скалы, вопросом на вопрос ответил я, на миг забыв, кто сидит рядом.
Не обратив ни малейшего внимания на мои слова, глава гильдии воров продолжил, словно размышляя вслух:
– Во время Падения и последовавших за ним Тёмных Веков многие святыни были утеряны. Да и чистки слуг Света не прошли даром. Мы свою святыню сохранили… – под этим "мы" он явно имел в виду гильдию воров Фейста. – А вот следующие по пути Крови — нет. Это я знаю. Долгие века считалось, что алтарь, доверенный нашей Госпожой идущим по пути Крови в этом городе, был уничтожен корпусом паладинов. Не все в это верили, и многие искали… Не нашли… И вот появляешься ты.
Взгляд жреца Сегуны, кажется, пытается заглянуть мне в душу. Но после общения с Ариэн подобными трюками меня не проймёшь, так что просто пожимаю плечами и отвечаю:
– Вы знаете, что один алтарь Госпожи я уже смог найти.
– Только это меня и останавливает, только это… – от чего именно останавливает, он не сказал, но из контекста было вполне понятно. – Допускаю, что ты как-то узнал, где находится потерянная гильдией убийц Фейста святыня Госпожи. Как ты это выведал — неважно. Может, нашёл какие-то древние записи, или твой покровитель Ишид что-то подсказал, – собеседник нахмурился, глянул на небо и продолжил, – Мне, конечно, интересно, но не волнуйся. Я достаточно прожил, чтобы понимать, когда стоит проявить любопытство, а когда лучше воздержаться. А твоё появление, первого за три столетия Шерифа Книги, и твоя просто невероятная осведомлённость о потерянном в веках слишком уж напоминает мне какую-то интригу, затеянную Отголосками павших богов. Интригу, от которой следует держаться подальше.
В его словах слышалась мудрость и опыт человека, повидавшего многое. На его месте я бы тоже, будь у меня выбор, держался бы от богов и, тем более, квестеров, на расстоянии пушечного выстрела. Но моя беда в том, что выбор у меня, мягко говоря, сильно ограничен.
– Но святыня кровавого пути Теней — это только один потерянный алтарь. Один. А ты упомянул два.
И снова этот взгляд, словно два кинжала вот-вот пробьют мои глазницы.
– Когда-то давно, ещё до Падения, – начал я издалека, – никто и не думал, что алтарям нашей Госпожи не место в храмах Пантеона. Тогда во всех храмах на самом видном месте, по левую руку от Эйрата, всегда стояла пара: Обеорн и его Супруга, Госпожа Ночной Прохлады. И даже фанатики Света не смели тогда что-либо сказать против этого.
– Я читал о тех временах, но даже сейчас мне все эти россказни кажутся не более чем сказкой, – поморщился глава гильдии воров. – Чтобы светлые, – это слово он произнёс, словно выплюнул, – терпели такое соседство? Не верю.
– И тем не менее, – пожимаю плечами, мне всё равно, во что он верит, – так и было. – Так как мой собеседник не делает попыток меня прервать, продолжаю рассказ. – Падение богов многое изменило. Особенно предательство Обеорна не прошло даром и для его Супруги, и для Её последователей. Служители Антареса, подобно изголодавшимся ищейкам, по всему миру искали истинные алтари как Тёмной Тройки, так и нашей Госпожи. И если алтари Тьмы они безжалостно уничтожали, не считаясь ни с какими жертвами, то святыни Ночной Хозяйки просто запечатывали или прятали так, чтобы никто их не мог найти.
– Легенды нашей гильдии помнят те времена, – о чём-то задумавшись, произнёс воин-маг Мифрила.
– Много веков назад жрецы Света вместе с Орденом паладинов пришли в Фейст. Но алтаря Ночной Сестры в главном храме города они не нашли.
– Наши легенды говорят, что паладины уничтожили тот алтарь! – глаза главы гильдии воров налились кровью.
– Вот и проверим, вот и проверим...
Не став лезть в бутылку и говорить о том, что многие легенды, мягко говоря, врут, я пожал плечами и с самым независимым видом, на который был способен при своих трёх с половиной Звёздах в Таланте актёрского мастерства, продолжил грести и разглядывать прибрежные скалы.
К моему облегчению, тот, кого все знают под именем Человек с Тысячью Лиц, быстро взял себя в руки и не стал нарезать меня на тонкие ломтики своими кинжалами за то, что я посмел усомниться в правдивости преданий и сказаний его гильдии.
В этот момент я заметил характерно искривлённое дерево, росшее прямо на скалах, и потянулся к якорному канату. Размотал бухту и бросил якорь в воду.
– В давние времена, ещё до Падения, – заговорил я, начиная раздеваться, – Фейст ещё не был таким грязным и полным нищеты городом. В то благословенное и счастливое время этот город особенно славился своим Звёздным жемчугом… Жемчугом, который добывали именно в этих водах. Но глобальный катаклизм, разразившийся после Падения, изменил очертания дна и перенаправил местные течения, из-за чего Звёздные моллюски перестали рождаться в этих водах.
На миг мне показалось, что глава гильдии воров сейчас меня прервёт, но он сдержался — только сжал губы в узкую полоску.
Стянув с себя гамбезон и сложив его на вёсельную банку, я погрузил руку по локоть в воду, после чего повернул голову в сторону собеседника и продолжил:
– Под водой царит полутьма, – с улыбкой сказал я. – Свет едва пробивается ко дну. Там, в глубине, властвуют тени и полутона. И те, кто занимался сбором Звёздного жемчуга, больше иных божеств почитали богиню Сумерек. У этих ловцов не было собственного истинного алтаря Ночной Сестры, в отличие, к примеру, от вашей гильдии. Но, узнав, что к городу движется процессия жрецов Антареса в сопровождении паладинов, именно они выкрали из храма истинный алтарь и сумели его спрятать.
В глазах жреца Сегуны я увидел понимание. Понимание того, зачем я ему всё это рассказываю.
– Никогда не слышал этой истории, – произнёс Человек с Тысячью Лиц, аккуратно погружая ладонь в морскую воду.
– Наверное, потому что стоило только ловцам жемчуга спрятать алтарь, как случилось землетрясение, похоронившее под собой не только все следы, но и тех, кто пошёл против воли служителей Света, – ответил я на его сомнения.
– Допустим… Допустим, всё так и было, – в голосе служителя Сегуны слышится изрядная доля недоверия. – Но если все погибли, и следов не осталось, то как по прошествии стольких веков обо всей этой истории узнал ты?
Очень, очень неудобный вопрос. Тем более узнал не я, а Морфей — человек, который, по моему убеждению, даже книжному Шерлоку Холмсу дал бы заметную фору. Поэтому я посмотрел в глаза главы гильдии воров и произнёс невинным голосом:
– А вы точно хотите это знать?
На миг мне показалось, что он сейчас согласно кивнёт — и мне придётся врать ещё больше. Но, подавив вспышку любопытства, мой собеседник поморщился, словно откусил половину самого ядрёного лимона, и отрицательно покачал головой.
– Ты очень гладко стелешь, – буквально прошипел Человек с Тысячью Лиц. – Но если всё это какая-то игра, то знай: ты не умрёшь быстро.
– Я как-то вообще не собираюсь умирать сегодня, – пожимаю плечами, надеясь, что он не заметит, как волосы на моей спине встали дыбом. – Ни быстро, ни медленно.
Когда я уже почти полностью разделся, глава гильдии воров встал со своего места и начал стягивать с себя одежду:
– Если я правильно понял, нам придётся нырять, – произнёс он.
– Нам? – удивился я. – Думал, вы останетесь и присмотрите за лодкой.
– Лодка? – усмехнулся мой собеседник. – О, поверь, она никуда отсюда не уплывёт. А вот отпустить тебя сейчас одного не могу… Да и не хочу. И даже если это ловушка, то тот, кто тебя отправил меня в неё заманить, очень горько пожалеет о своих коварных и крайне недальновидных планах.
От его улыбки мне стало как-то совсем не по себе. Так как никуда заманивать я его не собирался, то просто отмахнулся от этой угрозы. Оставив на себе только трусы, сшитые Армани, глубоко вздохнул и рыбкой прыгнул в море.
Несмотря на то, что глубина в месте, где мы бросили якорь, не превышала двадцати метров, а мои физические параметры с лихвой перекрывали человеческий предел, путь к цели оказался изматывающим. Мы ныряли одиннадцать раз, прежде чем я, наконец, нашёл нужное место — груду валунов на дне, подёрнутых водорослями, облепленных моллюсками, в щелях которых теснились мелкие рыбы. Ещё три погружения потребовалось, чтобы с помощью руны Разрушения расчистить проход и обнажить вход в подводную пещеру.
Работал я один. Человек с Тысячью Лиц и не думал спускаться к завалу. Он плавал выше, размеренно, с ленцой хищника, не сводя с меня взгляда. Явно не из праздного интереса — он выискивал угрозу. Или подтверждение своим подозрениям. Доверие таких, как он, не покупается — его либо заслуживают, либо его нет вовсе.
Когда завал удалось пробить, я поднялся за воздухом, отдышался, разогнал тяжесть в конечностях и пошёл на финальное погружение. И уже в первые секунды, втиснувшись в узкий подводный лаз, стиснул зубы от досады: надо было просить Ариэн научить меня заклинанию Воздушного Пузыря. Я ведь знал, что окажусь здесь. Знал. Но забыл об этом нюансе. И теперь приходилось протискиваться вперёд, с трудом отталкиваясь коленями и локтями от шершавых неровных стен в ледяной тишине, где звук собственного сердца становился едва ли не единственным, что ты слышишь, и с каждой секундой воздух в лёгких превращался в горячий свинец. Скальные выступы царапали кожу, тоннель сужался и извивался, словно кишка древнего чудовища. Воздуха почти не оставалось, но я был уверен, что справлюсь. Приходилось продираться вперёд через вязкую тьму, полагаясь на силу, память будущего, на счёт ударов сердца.
Мне повезло, что пещера, найденная по наводке Морфея, когда-то служила обычным малым храмом. Её обустроили простые ловцы жемчуга, без ловушек, без коварных механизмов. Повезло — но этого было недостаточно. Всё, что когда-то расчищала команда Морфея в Прошлом Цикле, сейчас приходилось проходить в одиночку. И если бы не руна Дес, разорвавшая два особенно узких участка, я бы мог и не справиться, потому как воздуха на обратный путь уже не оставалось. Не утонул бы — задохнулся. И пропал в этом каменном горле, как те, кто много веков назад однажды пошёл против воли слуг Света и навсегда похоронил себя в этих водах.
Особую злость во мне вызывало даже не столько то, что идущий следом глава гильдии воров не помогал, сколько то, как он себя вёл. Он не просто плыл — он скользил под водой, словно был здесь не гостем, а законным обитателем. Его движения были плавны, точны и почти ленивы, будто для него не существовало сопротивления среды, не было давления воды, нехватки воздуха, усталости. Я смотрел, как он то поднимается надо мной, то исчезает в глубине — и с каждым разом всё меньше верил, что передо мной человек, а не иллюзия морского духа, принявшего человеческий облик. Казалось, дышать ему вовсе необязательно.
Тем не менее, я справился. Плевать, с какой грацией он скользил среди камней — мне нужно было сделать работу. На последних крохах воздуха, когда лёгкие жгло огнём, а в висках стучало так, что гул уходил в саму кость, я пробил путь. Очередной валун, загромождавший тоннель, уступил — и я вырвался к поверхности.
Вдох был не просто облегчением — он был откровением. Затхлый воздух, насыщенный плесенью, грибным спорами, влагой и гнилью, казался мне амброзией. Я словно пил его, пил судорожно, глоток за глотком, с такой жадностью, как будто и впрямь возвращался из мёртвых. Просто дышать — какое же это, оказывается, счастье.
Почти две минуты я лежал, раскинувшись на поверхности воды, подобно морской звезде, позволяя телу восстановиться. Волны тихо били в стены, где-то капала вода, воздух был тяжёлый, вялый, и даже темнота казалась осязаемой — вязкой, глубокой, будто тина. Пещера, в которую вывел нас подводный ход, была погружена в абсолютную темноту. Конечно, я мог бы вызвать Фонарик и залить всё сиянием, но знал: рядом со мной жрец Сегуны. И взывать к Свету в его присутствии — всё равно что плюнуть в лицо. Тем не менее, благодаря сродству с Тенью, я различал некие очертания. Например, точно чувствовал, что, вытянув руку, дотянусь до каменного уступа и смогу выбраться из воды.
Прежде чем я сделал это, рядом без единого всплеска вынырнул мой спутник. Теневое чутьё отозвалось ещё до того, как он появился: напряжённая тишина изменилась, и я ощутил присутствие человека рядом. Он поднял ладонь над поверхностью, и на ней вспыхнул огонь. Не обжигающий, не хищный — плотный, густой, ровный, как запаянный в стекло факел. Его пламени хватило, чтобы осветить пещеру целиком: грубые стены, неровные выступы, чёрные плеши мха, тусклую влагу на камне.
По воспоминаниям прошлого цикла я знал, что здесь не будет ничего выдающегося. Так и оказалось: просто пещера. Никаких древних символов, никаких спрятанных реликвий, ни сталактитов, ни даже банального золота. Даже немного обидно — но по-своему правильно, ведь это место выбрали для себя простые ловцы жемчуга, обычные рабочие.
Выбравшись из воды, я отряхнулся, чувствуя, как с тела стекают тяжёлые капли. Пригладил волосы ладонью, чтобы не лилось в глаза. Лодка осталась где-то там, в, казалось, далеком дневном мире.
– Любопытно… – тихо, почти с опаской, будто не желая потревожить древних духов, произнёс Человек с Тысячью Лиц. – Подобных пещер вдоль побережья Фейста десятки, если не сотни.
«И некоторые из них ваша гильдия использует под склады», – подумал я, но благоразумно оставил эту мысль при себе.
– Мне казалось, я знаю их все, – продолжил жрец Сегуны, с нескрываемым интересом осматривая стены и потолок.
Он сделал несколько шагов вперёд, прикоснулся ладонью к камню… и жадно вдохнул, как охотник, уловивший запах дичи. Ноздри его затрепетали, лицо напряглось, взгляд стал острым и сосредоточенным. Минута напряжённой тишины. Затем он резко развернулся ко мне. Не приближался, не угрожал — но я знал: захоти он, и я даже моргнуть не успею, как окажусь мёртв.
– До последнего думал, что ты врёшь, – произнёс он едва слышно. Без ауры Восприятия я бы не различил этих слов. – Надеялся на чудо, но не верил.
И в этот миг он снова изменился. Передо мной стоял уже не рыбак и не убийца, а уставший странник, которому довелось пройти сотни дорог. Щелчок пальцев — и огненная сфера сорвалась с ладони, устремившись под потолок пещеры, наполняя пространство мягким пульсирующим светом. Он не нуждался в подсказках. Жрец Мифрилового ранга просто чувствовал, знал, где искать. Проведя рукой по каменной стене, глава гильдии воров направился вперёд. Ни заклинаний, ни жестов — просто усилием тела он сдвинул массивную гранитную плиту, веками преграждавшую путь, и шагнул вглубь пещеры, предварительно зажёгши ещё один огонь на ладони.
«О чёрт! Засчитают ли мне этот алтарь, если первым его увижу не я, а он?»
Мысль вспыхнула мгновенно, кольнула остро, словно раскаленная игла. Я тут же рванул с места, догнал ушедшего вперёд спутника, и пока он остановился во второй пещере, разглядывая разбросанные по полу скелеты, нырнул в боковую нишу.
Вот он. Алтарь.
Не такой величественный и большой, как прошлый — всего полметра в высоту. Статуя дельфина, держащего в зубах гладкую чёрную жемчужину. Ни золота, ни рун, ни сияния. Но я знал, чувствовал Тенью во мне — он настоящий. Истинный.
Не теряя ни секунды, опустился на колени и приложил ладонь к камню, к алтарю богини Ночной Прохлады. До того, как жрец появился за моей спиной.
Присутствие Отголоска Ночной Хозяйки я ощутил сразу. Оно не нуждалось в объяснении — чувствовалось кожей, костью, всем нутром. Необъятная воля, неотвратимая и чуждая прикасалась к сознанию, как взгляд безликой бездны: не злобный, не злой — просто не видящий во мне ничего, кроме пылинки, случайной соринки в струе вечности.
Ментальное давление обрушилось на моё Ядро с такой силой, что оно будто пошло трещинами, как переспелый плод под ударом камня. Плечи сами собой опустились, рука, лежащая на алтаре, дрогнула — и только усилием воли я не позволил ей соскользнуть. В следующую секунду я услышал — нет, не ушами, а прямо в разуме — приказ. Не просьбу. Не внушение. Приказ. Без слов, но понятный до последней черты: найди жреца.
Опять.
Желание Отголоска вошло в голову, будто калёный клин. Я знал, что выполнить это требование несложно — Человек с Тысячью Лиц точно не оставит вновь обретённый алтарь без жреца. И всё же… внутри поднялась волна злости. Почти ярости. Не благородной, не возвышенной — человеческой, живой, обжигающей. Какого, прости меня Айн, чёрта? Почему кто-то, пусть даже божество, решает за меня, чего я должен хотеть? Почему я должен гнуться?
Нет, — ответил я. А затем своей волей, упрямой и скрипящей на изломе, повторил: нет.
Приказ прозвучал снова, заполнив весь мой разум почти без остатка. Давление усилилось. Словно гигантская ладонь сомкнулась на моём сознании и начала медленно мучительно сдавливать. В ушах зазвенело, перед глазами поплыли чёрные круги. Казалось, ещё миг — и меня размажет по камням пещеры кровавой слизью. Но я продолжал твердить «нет». Каждый раз тише, медленнее — но отказывался. И неважно, длилось ли это секунду или вечность. Я боролся, пока не понял: моё сопротивление меня же и убьёт. И я всё же сдался. Не вышло из меня героя, способного бросить вызов богам. Не вышло…
Когда почувствовал, что упрямство убьёт меня быстрее, чем божественная кара, я склонил голову и мысленно прошептал: “Хорошо. Найду. В течение пяти лет.”
На мгновение в разуме повисла звенящая тишина. Давление исчезло, будто его и не было. А потом, к немалому удивлению, Отголосок принял мои условия.
В ту же секунду по ладони словно хлестнуло пламенем боли. Меня подбросило, швырнуло назад, как щепку. Я ударился о стену пещеры с такой силой, что зубы лязгнули, а по позвоночнику прошёл хруст, будто кто-то сыграл по нему резкий аккорд.
Не успел я прийти в себя после удара, как в нишу протиснулся глава гильдии воров. В свете пляшущего пламени его глаза опасно блеснули — не гневом, нет, скорее... знанием. Он почувствовал. Почувствовал, что его Госпожа явно осталась недовольна мной. Отголосок, коснувшийся и его, и меня, ясно дал ему это понять. Тем не менее он ничего не сказал. Только поморщился на миг, будто вдохнул что-то резкое, и тут же лицо его разгладилось. Спокойное, почти умиротворённое выражение, как у монаха в трансе. Сделав ещё один шаг, он опустился на колени и, не колеблясь, коснулся лбом алтаря.
Надеюсь, сейчас он не получит приказа прикончить непослушную игрушку вроде меня. Хотя… за что меня убивать? Я же полезный. С точки зрения Отголоска — может, и дерзкий, но всё же эффективно работающий инструмент. Два забытых алтаря, найденных за столь короткий срок — это вам не перья в подоле пересчитывать. Меня за такое наградить надо, а не швырять об стену!
…Кстати, о награде. Она же должна быть? Хоть какая-то?
Есть. Вот она — Театр Теней.
Заклинание, позволяющее создавать на стене движущиеся тени. Как те, что показывают детям на ночь, складывая пальцы в форме зайчиков и птичек — только чуть сложнее. Можно придать теням видимость формы, движения, даже намёк на сюжет. Абсолютный мусор, годный разве что для того, чтобы развлечь ребятню в трактире за кружку молока.
“Несправедливо!” — хотелось выкрикнуть. Я едва не задохнулся, пробивая проход сюда, чуть не превратился в отбивную из-за давления Отголоска, и за всё труды мне выдали вот это?
Тяжело вздохнув, я постарался отпустить злость. Сейчас она не помощник. Знал же — боги местного Пантеона не склонны к великодушию. За редким исключением — возможно Ишии. В прошлом Цикле я прочёл сотни легенд, слухов, мифов о каждом из них, так что моё мнение об этих сущностях уже вполне сложилось.
Спокойно. Ещё спокойнее. Сам виноват. Нечего было играть в Прометея и дерзить Отголоску. Согласился бы сразу — наверняка получил бы что-то куда более полезное. Но теперь уже поздно.
Хотя… Внутри меня всё равно жила странная упрямая радость. Пусть я проиграл, но не сдался сразу. Я пытался. Хоть сколько-то, но продержался.
Это для местных жителей воля богов священна, но я выходец совсем из другого мира — мира, в котором у людей была хотя бы иллюзия свободы выбора…