Стать тенью для зла

Глава 23

Веселове время.

Незнакомец по имени Фумихиро, видимо был удовлетворен ответом, потому что кивнул и подал Уэджи планшет. Там... Что-то, похоже, реализация ролевой игры откладывается. Ведь все эти "учитель - ученица", или "принцесса - пират" - это все впонарошку, только для создания некого антуража для главного. Антуража уже и так хватает, если Уэджи правильно понимала, то уже полагалось приступать к главному.

- Узнаешь что-нибудь?

- Да. Это картина "Гибель адмирала Камимуры" художника Окюры Кото. На ней изображен эпизод...

- Какие неточности? - невежливо перебил ее Фумихиро.

Так. Ну вот видимо сейчас окончательно все и выяснится. Ученица не может ответить на вопрос учителя. Что следует дальше, Уэджи примерно представляла. Сейчас нерадивая девочка должна быть наказана. Обычно, наказание начинается со шлепков или с приказа встать на колени. Но Фумихиро, поняв, что ответа не дождется, просто ткнул пальцем в экран.

- На заднем плане "гарибальдиец". Знаешь, что такое?

- Поняла! - ей действительно стало приятно, что она знает. - Крейсера, аргентинской постройки, которые мы купили в самом начале войны...

- Итальянской постройки - уточнил Фумихиро. Просто купили в Аргентине...

- И они пришли позже! В битве Первого Дня они не участвовали.

- Точно. Это?

- Таран русского крейсера "Диана" "Чиодой". Художник..

- Неточности?

Уэджи опять не знала. Знала, что писавший картину художник детально работал с очевидцами, опрашивал захваченных русских моряков. Что-же он мог напутать? В технике того времени, скупой но выразительной "ямато-э", художники часто выбрасывали ненужные детали, но если уж она появилась на картине - значит художник действительно уверен, что она там была. Русский крейсер, заваливающийся на правый борт, накренившиеся трубы. Одна пушка продолжает вести огонь, видна и вторая, но там убитая прислуга и дым. Можно гарантировать что орудие действительно было уничтожено. Угол повествования достаточно широк, это опять же традиция - ломать перспективу в ту или иную сторону. Правую часть картины занимает мостик "Чиоды", там основная мизансцена - офицеры, кто-то выражает эмоции, кто-то отдает приказания. Неподвижен только капитан. Художник умышленно поместил его в один из центров внимания, принятых в японской живописи, презрев европейское учение о "золотом сечении", и европейцу картина показалась бы неуравновешенной. Но японские глаза по другому устроены. Японский глаз сразу найдет его фигуру. В ней триумф, уверенность, она немного выделена цветом.

- Ну... Я точно не знаю, наверное, что-то с формой капитана, он странно одет.

- Нет, тут все верно.

- А какая тогда?

- Две желтые полосы на трубах русского крейсера. Такая раскраска была только на Второй Тихоокеанской Эскадре адмирала Рожественского, но она к тому времени еще не подошла. Соответственно, "Диана" Рожественскому еще не подчинялась, и трубы не перекрашивала. Ладно. Теперь скажи. Почему для иллюстрации своей курсовой ты выбрала картины тех лет? Ведь в Сети гораздо легче найти современные реконструкции, выполненные в гораздо более реалистичной манере. Вот тут, например, ты даже копию нормальную найти не смогла, цвета перевраны. Я знаю о чем говорю, я видел подлинник.

- В картинах тех лет есть то, чего нет на современных. Нет надежды. Художники, которые рисовали потом, знали, что жертвы были напрасны. А тут... Смотрите, ведь вот.. - она сделала движение пальцем, картинка перелистнулась. Так и есть, и дальше в планшете - отобранные ей работы.. - это Шинохара Кийоки, например. Он верил в нашу победу, он так и рисовал. А кстати, где Вы видели подлинник?

- В музее, естественно. В Летной Академии Сил Самообороны был музей.

Фумихиро поднес ко рту.. Настоящая рация? Не смартфон, не гарнитура! Настоящая рация, такую она видела только в фильмах про Вторую Мировую Войну, там с ними бегали американские и русские солдаты, перестреливаясь с германцами.

- Юсида, Идзити! Открывайте. Все прошло нормально, у нас следующий этап. И встречаем нашу гостью.

7 мая 1904 года, Порт-Артур, Новый Город.

Склянки пробили свое, и Вильгельм Карлович устало откинулся в двуколке. Хватит уже соленого воздуха и звуков порта. Пора и отдохнуть до утра. Подчиненных нагрузил чем мог, теперь от трудов праведных... Два казака на облучке, все солидно но скромно, и поспокойнее как-то с ними. У Кондратенко выпросил, пообещав отдать 47-мм Гочкинсы с "Дианы" и "Паллады". Только пушки и привели в благостное расположение Романа Исидоровича, до этого обескураженного странными вопросам адмирала, не имел ли он каких-нибудь дел недавно с узкоглазыми парнями. Быстренько придуманная история "часы поддельные, стервецы, продали, и судя по всему, не мне первому" выглядела как-то странно. Но после пушек генерал подобрел, и такое ощущение, что искренне попытался вспомнить что-то такое.

Эх, с каким нибудь Микеладзе плотненько бы пообщаться, но человеком тот был каким-то скользким, себе на уме, и совершенно не располагающим к откровениям. Вот Тифонтай, купец, получивший свой титул из рук самого Государя, по отзывам, вполне может помочь, но с ним Витгефт лично знаком не был, а теперь сразу с порога подступать с такими странными вопросами тоже было не с руки.

Ах, как все хорошо прошло с минной постановкой. Это не минная, это театральная постановка получилась! Теперь у кого не попросишь рассказать историю про минирование - из намеков Иванова и баек Васильева (растиражированных молвой с вовсе уж точными подробностями) у общественности сложилась такая версия: умница Иванов пришел к тупому Витгефту, принес гениальный план, но осторожный ретроград его одобрил лишь частично. После чего Федор Николаевич героически рискуя погонами, все-таки доустановил мины и там, где первоначально хотел. Тупые японцы попались, вуаля. Трусливый флотоводец рвал и метал, но наказывать храбреца испугался (потому как трусливый).

Ну, а по русской традиции (впрочем, Вильгельм Карлович подозревал, что такой деловой обычай существует и у других народов) - кто везет, на том и едут. Федору Николаевичу, как самому геройскому моряку, придется теперь воевать за всю эскадру. Броненосцы еще в ремонте, и хорошо бы там о оставались хотя бы до осени, больше проживут. Видимо запас "баклажанчиков", или чем там эти демоны стреляют, все-таки не бесконечен, и им приходится экономить. А то бы, они перестреляли первого марта пол эскадры, и никто бы не догадался в чем тут дело. Все на минном поле повзрывались, вот так вот не повезло русским... Значит, тратить свой боезапас они будут только по очень важным целям, в самый критический для боя момент. На "Петропавловск" с опасным адмиралом они не пожалели что-то действительно мощное. А "Страшный" топили из своего мелкого калибра, и то, старались экономить снаряды. Но выпускать в море тяжелые корабли он не будет.

Пока отписывался как мог, потому что Наместник теперь требовал решительных действий (и видимо, ему на то указывал сам Государь), благо подходящая причина была: за период сидения на внутреннем рейде японцы успели накидать мин на внешнем рейде и поблизости, и периодически продолжают это делать. Мы их вылавливаем, спасибо лейтенанту Страховскому, который придумал массу усовершенствований по тралению и организации работ ( и да, сам все это и потащил) но все равно японцы накидывают постоянно новые и новые.

И зачем выходить? Японский флот он разбить не сможет. Значит, не сможет и помешать непрерывной доставке снабжения наступающим войскам. Возьмите например Владивостокский отряд крейсеров, - какие там корабли, мечта любого капера! Для этого их и строили такие - быстрые, тяжелые, с большим запасом хода и мощным вооружением. Дорогие, но хорошо удалось воплотить главный принцип пиратов: "Все, что нас догонит - не сможет утопить. Все, что нас может утопить - нас не догонит."

И что они за три месяца войны сделали своими набегами? Полдюжины каких-то суденышек добыли, половина из них - джонки. Это примерно равняется половине суточной нормы потребления японской армии, он не поленился посчитать, еще когда служил в Штабе Наместника. У Первой Тихоокеанской эскадры сейчас ровно три таких рейдера - "Баян", "Аскольд" и "Новик". Прикончить три этих корабля, скорее всего, робуры могли. Если не банально утопить, то как со "Страшным" - всадят несколько снарядов для сбития хода, а потом японские броненосные крейсера их задавят, как в первый день войны "Асама" задавил (или задавила) "Варяг".

Два крейсера отечественной постройки, явно перетяжеленные и неудачно спроектированные, "Паллада" и "Диана", прозванные моряками "сонными богинями", настоящими рейдерами уже не являлись - не могли убежать от того, что могло их утопить, и не догоняли то что могли. Бесполезный груз.

Теперь продолжим о насущном. Действовать только минами и легкими силами. Помогать чем можем армии. Где-то что-то обстрелять с канонерок, где-то минами забрасывать. Вокруг Иванова сейчас должна собраться восторженная толпа почитателей надо дать им возможность тоже погеройствовать. Потому что слава минзага "Амур" разошлась не только по Порт-Артуру, но и достигла японских ушей. Вчера и сегодня попытка "Амура" под охраной "Новика" и пары миноносцев выйти на новые минные постановки сорвалась. Вернее ее сорвали японцы, бдительно следивших за рейдом.

Вызвал командира миноносного отряда, капитана второго ранга Бубнова, и дал расплывчатый приказ действовать чем угодно, но ставить и ставить мины. Карту штабные накидают, пусть с сухопутчиками советуются. Сегодня в ночь, разными путями, словно народовольцы после своей сходки, из гавани начнут расползаться миноносцы со своими адскими машинками. Авось не уследят демоны за всеми, да и поостерегутся поступать как со "Страшным".

А ведь Вильгельм Карлович приветик-то за "Страшный" передал. И демонам и морячкам японским. Мстительно (да, мстительно, нормальная такая эмоция на войне) улыбнулся. Не смог он тогда отказать себе в удовольствии. Дело в том, что минная постановка, на которой "Ясима" и "Хацусе" получили свое угощение, проходила ровно по месту гибели русского миноносца.

Так, к нему на дом скоро Василий должен прибыть, он его к Микеладзе в жандармское Управление отправлял, забрать все, что выяснили по лазутчику, который пытался его зарубить. В адмиральском салоне мы с этим всем знакомится не будем. Дня три буду ночевать дома, надо и другие дела обделать, про которые жучкам знать вовсе не обязательно. А то непорядок. Самодур и ретроград ночует уже две недели на корабле, как будто какой-то боевой моряк, прости Господи. Ноблис оближе, господа. Ой, а кто это нас у парадного дожидается? Кедров с каким-то свертком?

7 мая 1904 года, Корейский залив, броненосец "Микаса".

Как же жалко, что этот молодой мичман - стопроцентный японец. Удивительно, но сейчас это вызывало сожаление. Учеба в Великобритании могла бы помочь ему здорово расширить в своем воображении пределы допустимого образа мыслей, раскрепостить сознание от догм и научится мыслить в плоскостях, о которых японец даже не догадывался. Там где японец кинется трудится - европеец рискнет подумать. Там, где японец обойдет - европеец попробует найти прямой путь, и наоборот, в месте, где сын Аматерасу будет обязан ринуться напролом - европеец чувствует за собой право поискать пути обхода. Европеец всегда сравнивает варианты, думает за себя. Таким их сделала вера в своего Бога, который даровал им право познавать и менять мир, созданный для человека.

Адмирал Хейхатиро Того подошел к окну адмиральского салона. Вгляделся - так и есть, работы по исправлению течи на "Кассуге" уже закончены, и броненосный крейсер перестал припадать на корму. Вода из кормовых отсеков, которую запустили туда для того, чтобы нос корабля немного приподнялся из воды, облегчая работу, уже откачана. Скоро капитан Оиноуэ пришлет рапорт о полной готовности. Адмирал запретил своим подчиненным являться лично, если есть возможность этого не делать. Немыслимо для самурайской логики, но необходимо для дела. Если каждый капитан корабля станет лично прибывать к адмиралу для доклада о выполнении приказа - дело, ради которого их сюда прислала Родина, затянется надолго.

" Вот вам меч, мой господин" - говорит кузнец самураю. "Очень здорово!" - восклицает самурай и кидается с ним тренироваться целыми днями, чтобы покрыть себя славой в следующей битве. Тренируется и на встреченных на дороге крестьянах, ему же можно, он самурай. А европейский феодал, попробовав клинок, говорит кузнецу - "Прекрасно, мой друг, теперь сделай пожалуйста еще сотню таких мечей, можно похуже, чтобы я вооружил им своих крестьян и завоевал вот тот замок моего соседа". Для самурая важна слава, а для европейского барона - дело.

Поэтому через триста лет после первых значимых открытий в металлургии, химии и в наблюдениях за природой, европейцы приплыли с другой стороны земного шара с железными пушками и ружьями на огромных кораблях, а мы так и встречали их с дедушкиными катанами и расписанными иероглифами ах какими красивыми чайничками. Потом мы еще двести лет гордились утонченностью своих церемоний и невозмутимостью самурайского духа, а за это время европейцы стали плавать на железных кораблях, и их нарезные пушки стали стрелять коническими снарядами так далеко, что тысяча самых отважных воинов погибнут прежде, чем подберутся к одному орудию.

"Давайте делать дела, а потом, если будет время, можно и чайку выпить" - так говорит европеец. Тем самым оскорбляя японца до глубины души. Японцы и плавали в Европу для того, чтобы научится ДЕЛАТЬ ДЕЛА, но при этом, стараясь остаться японцами. . Хейхатиро эту истину понял. А вот сидящий напротив него мичман - нет.

И сейчас адмирал просто не мог подобрать ключик к этому юноше. Японский этикет просто не подразумевал такого простого вопроса, который Того должен был сейчас задать. Который, не особо задумываясь, задал бы любой английский, немецкий, да и русский адмирал. Что-то вроде "сынок, ты не хочешь мне ничего рассказать?"

НЕМЫСЛИМО. Не может такое спросить ЯПОНСКИЙ адмирал у ЯПОНСКОГО мичмана. Что-же, извини, молодой Исороку, но тогда я буду спрашивать тебя как японец.

- Скажите, господин мичман. Заранее прошу меня простить, я не хочу Вас обидеть. Вы ведь преданны лично мне?

Ага, начало работать. Брови юноши поползли вверх. Вопрос на грани оскорбления. Вот тут уже европейцу было бы сложнее, так как их дворянский кодекс чести учит тут-же учинять скандал, требовать сатисфакции, увольнения со службы, или увольнения со службы и сатисфакции. Кстати, как и многие японцы, Хейхатиро Того недоумевал и посмеивался над тем, что понимают европейцы под словом "дуэль". Обычно - пальнуть куда-то в сторону противника из пистолета, дождаться, когда он пальнет в ответ, пожать друг другу руки и поехать отмечать. Иногда даже вместе. Или позвенеть шпагами, пока кто-то не получит царапину. В таком случае вместе отправлялись к доктору, а потом опять праздновать.

А японскому адмиралу проще. Ни по морде не получит, ни вызова на дуэль. Это тоже немыслимо. Сейчас с извинениями, юноша попросит уточнить. После чего, скорее всего, выразит просьбу совершить сэппуку. В просьбе, разумеется, будет отказано, тогда будет выражена просьба написать рапорт об увольнении. Чтобы уже будучи уволенным, опять же совершить это самое. Но и до извинений доводить не будем, поэтому уточним:

- Разумеется, в той мере, в какой Ваша преданность мне не затрагивает преданности Императору, Японии и Вашей чести?