Сталь и песок

* * *

— О, нарисовался, рано уходит, и хрен знает когда приходит, — пробурчал Косяк, отбивая локоть в выпирающую с люка задницу, — Хватит уже ковыряться, наша пропажа идет.

Едва не сорвавшись с задней дуги Милашки, Дыба за матерился. Вытащил тело с провала снятого броне листа, вернул должок. Наградив охнувший звук, горящим взглядом справедливого мщения, заложил за ухо щуп тестового анализатора. Поправив ремень врезающегося в шею аппарата, обернулся в указанном направлении.

На взлетку между ремонтными боксами энергичной походкой вылетел Череп, как всегда с любимой привычкой. Читая на ходу с терминала, поднял голову только услышав рев Лохматого:

— Смирно! — выдергивая ветеранов, из внутренностей распотрошенных машин, крик разлетелся расколовшимся эхом.

— Вольно! Командиры экипажей ко мне!

С возбужденными лицами, в предвкушении новостей наемники стали собираться к месту построения. Глядя как сержанты исчезали за створками двери, злополучной комнаты, в которой сутки работала бригада из Обеспечения, наемники сбивались в группы. С разных концов слышались предположения, по поводу изменений бурливших на заставе. Некоторые возмущались повышением цен в кабаках, были и такие, кто с опаской пересказывал слухи о возможной задержке жалования.

— Мы вчера в южный туннель ходили. Решили прогуляться да посмотреть че народ делает…, — сказал ветеран, вытирая руки вспенившейся губкой. Сплюнув, хмуро улыбнулся замолчавшим в ожидании продолжения наемникам, — …лучше бы в кубрике пожрали. Короче, там старатели набрались до косоглазия и решили с боем прорваться к трейлерам. Хрен его знает где они "визгалки" взяли, но когда завалили пикет, вылетела такая тьма "саранчи"…, — наемник задрал комбез, оголил темно бурые пятна, — …в общем нас только вскользь зацепили, даже успели извиниться, но остальные, думаю не скоро смогут ходить…

Рядом заговорил ветеран с ожогом в пол лица:

— У меня земеля в Обеспечении, так он, а гидропонных фабриках пашет. Говорит, что народу стало много, они уже зашиваются с поставками соевого белка…

Наемник снова забубнили в домыслах. Вся ситуация еще осложнялась тем, что официальных заявлений никаких не было. А когда вернулся командирский экипаж, и выложивший новость о разгроме "вахты ноль", въевшийся в кровь дисциплина стала разъедаться предчувствием глобальных перемен. Обсудив все события совет ветеранов представил всю картину в целом. Но это все их додумки, а как на самом деле должны объяснить командиры. С въевшимся в кровь, инстинктом терпения наемники ждали доведения приказа, обязанного разложить все по полочкам, и четко направить жизнь в новое русло…

Подпирая плечом переднее колесо машины, Дыба выковыривал завтрак. Не упуская Косяка из виду, носившегося между группами бешеным страусом, хмурился отвлекаясь на застрявшие в зубах куски биокаши.

Горевший кислотно зеленым огнем гребень, мелькал то в одном конце то в другом, уже казалось, что среди столпившихся на взлетке наемников, как минимум половина — близнецы стрелка. Наконец собравшись в одного человека, запыхавшийся Косяк появился рядом.

— Косяк ты, что опять все каши смешал в одну? — встретил Дыба вопросом.

— Ну да, какая разница все равно одно и тоже только на упаковках разные названия.

Помотав головой, Дыба устало спросил:

— Ты хоть сам пробовал?

— А зачем? То, что мне не нравиться я не ем, — собираясь сменить тему, Косяк набрал воздуха.

— Я тебя накормлю, — перебил Дыба, выковыряв языком очередной комок свернувшейся до хрустящих песчинок каши, пообещал: — ты у меня гад, хрен просрешься…

— Ну че ты все о каше да каше, — выпятив челюсть покривлялся Косяк, меняя тему восторженно за тараторил, — ты вообще представляешь, что началось?! Тут …да в общем… короче — полный улет!

Дыба разглядывал пританцовывающего друга, с выражением пасущегося быка. Дожидаясь когда Косяк сможет спокойно стоять на месте, Дыба критически посмотрев на столпотворение, покачал головой:

— Ну, что толку вот так трепаться. Все равно от этого ничего не изменится.

— Да ты не понимаешь, — возмутился Косяк. Перекрикивая лязг продолжавших работать манипуляторов, со вспышками сварки штопающих оголенные внутренности машин, активно жестикулировал, — Будет ведь все по новому! Теперь власть на Марсе будет в руках Наемных батальонов. Не будет войны, не будет трупов! Настанет спокойная жизнь! Ты это понимаешь, мамонт ненасытный?!

Усмехнувшись сравнению, Дыба забросил руку на плечи друга. С интонацией уставшего родителя, спросил:

— А, что будет то? Чем будут заниматься три четверти населения, последний десяток лет только и делавшие, что рассматривающих друг друга через системы наведения?

Застигнутый в врасплох такими вопросами, Косяк застыл с открытым ртом. Словно не рука, а тяжелые раздумья прижали к земле. Маска всезнающего, сменилась столкнувшимися морщинами растерявшегося в раздумьях человека. Не видя ответы на такие вопросы, Косяк не долго мучился. Сбросив руку, ответил:

— Это уже ерунда на потом, — услышанной фразой, Косяк закончил свою мысль, — главное, что бы ты мог сам принимать решения о своей жизни. А раньше выбора-то и не было.

— Ага, а сейчас он есть. Тебе куда лучше пулю в лоб, или в затылок?

— Да иди ты, — отмахнулся Косяк, — нет, что бы порадоваться вместе со всеми, так ты как Череп — все так обосрете, жить не хочется.

Дыба проигнорировав упрек, обернулся к консоли. Щелкая тумблерами, посмотрел как манипуляторы подхватили листы второго слоя брони. Пригнувшись под тенью двух метрового листа, пролетевшего над головой с натужным гудением сервомоторов, Дыба дождался когда, лист встанет в пазы. Глядя как синхронно отцепились клещи зажимов, оставив на потертой ветрами и рикошетами поверхности едва заметные углубления, Дыба сказал:

— Мне тоскливо Косяк, — продолжая смотреть на слаженную работу манипуляторов уже успевших закрыть бока Милашки, Дыба дернулся словно внутри разом вспыхнули тысячи молекулярных сварок, спаивая связки в плотно согнанные бронелисты, — …Мне дерьмово, и все как-то сразу накатилось. Чего-то вспомнил деревню, сельчан. У нас такой хороший садок за домом…

Чувствуя как рядом остановился Косяк, Дыба развернулся. Посмотрев на ехидную рожу Косяка, сразу пожалел о том, что сказал.

— Это так печально, — голосом из мыльной оперы, Косяк скривился собираясь пустить слезу. На миг лицо приняло обычную наглую ухмылку, — только Дыба, ты скажи после каких слов мне нужно поплакать, а то я могу не успеть тебя поддержать…

Сдержав желание врезать Косяку промеж довольной улыбки, Дыба, свел скулы до судороги. Сдерживая сжавшийся кулак, Дыба уперся взглядом в конопатое лицо. С отстраненной мыслью заметил, что глаза-то у Косяка совсем не шутящие, что до человека дошел смысл, и эти шуточки только бравада.

— Тушканчик ты недобитый, — дав легкого щелбана, Дыба тихо улыбнулся.

Что бы не остаться в долгу, Косяк расслабив лицо, выпятил челюсть. Интонацией уличного задиры протянул:

— Слышь чел, а ведь за тушкана… и по козлячей морде можно огрести.

— Когда же ты вырастешь…

— Ага, что бы стать таким как ты? — Косяк уже улыбался до десен, — Дыба проще будь. Не забивай свой орех глобальными заморочками. Ко всему относись с юмором. И сам не заметишь как…у тебя перестанут дохнуть любимые хомячки.

Зайдясь в кашле Дыба, потер горло. Собираясь ответить Косяку заметил как разом притихли все ветераны. Синхронно повернув головы, с неутолимой жаждой интереса всматривались в открывшиеся двери злополучной комнаты.

В начале показались сгорбленные спины, а затем хоровод сержантов, протаскивающих сквозь двери бандуру большого проектора. С прерывистым сопением и приглушенными вскриками придавленных ног, потертый цилиндр проектора установили в начале "взлетки". После не большой возни с подключением, над круглым блином метрового кристалла, замерцали световые блики.

Среди плотного кольца сержантов, мелькнули залысины Черепа. Отправив сержантов к экипажам, вместе с Лохматым присел на корточки. Щурясь от нехватки света в глубине откинутой панели, с деловитым видом перебрал вывалившиеся пучки оптических волокон. Все таки добившись максимальной высоты луча, встал рядом со снопом света. Коротко замигав на бухнувший луч развернулся в объемное изображение эмблемы наемного батальона.

— Я понимаю ваше нетерпение узнать всю правду, — разлетелся эхом, отраженный от стен голос Черепа, — и готов ответить на ваши вопросы, но только после того как вы посмотрите прямую трансляцию со столицы.

Наемники помолчали в ожидании продолжения, но видя как командир по простому сел на бетонный пол, и с вежливым взглядом просьбой обвел всех присутствующих, последовали примеру лейтенанта. Ангар разом наполнился шумом усаживающихся наемников. Добавляя тихий рокот прибоя голосов, потерянных в догадках, что же может быть за трансляции, наемники сразу замолчали как исчезла эмблема батальона.

В растаявшем снеге помех, наконец-то появилось четкое изображение. Броско одетый утонченных парень, с прилизанными волосами и слащавым голосом, сладко запевший пышную речь, обвел рукой обширный зал. В скромно обставленном помещении, скорее всего в одном из комнат столичного штаба, была установлен круглый стол, за который усаживались четыре тучные фигуры, окруженные немногочисленной свитой.

— Уважаемые господа! Мы с вами присутствуем при эпохальном событии, — продолжал восторженно вещать репортер, сбившись на нужном слове, скосил глаза на электронную подсказку, — Вчера, в час дня восторжествовала справедливость. Оковы правления алчных корпораций сброшены! Марс стал планетой свободных людей! Сегодня в этом зале собрались командиры Наемных Батальонов… бывшие враги сидят за одним столом переговоров! И только спустя тридцать два года кровопролитной войны, унесшей миллионы жизней, в этом зале произойдет заключение мирного договора, объединяющего все батальоны в Лигу Наемников…

Репортер продолжал говорить едва не выпрыгивая из штанов от восторга, а наемники словно окаменели. С остекленелыми взглядами, неподвижными лицами, с едва заметным дыханием, не отрывались от проектора. Казалось, что на взлетке выставлена коллекция восковых фигур из серии изумление.

Тем временем всю площадь проекции заняло изображение помещения с круглым столом. В первый раз в жизни наемники увидели самых главных командиров батальонов. Бывшие враги встретились за одним столом, и судя по лицам совсем этого не чурались. Сдержанно улыбаясь, уже самые главные люди на планете, величаво поставили подписи в документе определившем новый курс истории на всей планете.

— …И вот этот момент настал, — забесновался репортер в слишком уж откровенной радости, — На Марсе разгорается новая эра человечества! Не будет отдельных корпораций, не будет лжи государственных интересов! Да здравствует Единая Лига Наемников! Да здравствует свободный Марс!..

— Какая-то лажа, — тихо высказал свое мнение Косяк, — Дыба, а ты, что скажешь?

— Единственный случай когда я с тобой полностью согласен, — нахмуренно прошептал Дыба, — что-то уж слишком сладко…

Изображение вдруг дернулось. За кадром послышался сдавленный вскрик, и на фоне картинки появился пехотинец. Обыкновенный рубака, с косым шрамом в пол лица, сдержанно улыбнулся, глядя в камеру пригладил короткую щетку ежика. Поправив воротник комбеза, с многочисленными нашивками боевых операций да ромбиками сержанта, ветеран сдержанно улыбнулся потирая отбитую правую кисть.

— Меня конечно не похвалят…, — нормальным мужским голосом пробасил пехотинец. Пригладив короткий ежик, хлестко закончил, — но терпеть этого… соловья уже не было сил.

Ангар взорвался свистом одобрения. Наемники пихая друг друга локтями, смеясь, мотали головой на изображение. Со всех концов раздались возгласы солидарности, предлагающие еще и добавить.

— Так, что вернемся, к тому, что это расфуфыренное чучело, пыталось сказать…

Крики смолкли. Оторвать от ветеранов от экрана, могла только пуля в затылок.

— Сегодня наш Батяня, сделал великое дело…, — мучаясь с подбором цензурной речи, немного сбиваясь, но уверено вещал с экрана пехотинец, — …у меня тут есть запись одна. Я ща ее поставлю. Мы цитадель Громова взяли, пока командиров не было мы с ним по своему потолковали… ну ваще-то сами судите.

Изображение дернулось, зарябило помехами и на плоскости проявилась черно белая картинка. Установленный на шлеме фиксатор, показал какой-то полуосвещенный коридор, покрытый стелющимися клубами дыма, рваными дырами в облицовочных панелях и наполненный визгом излучателей. Фиксатор нырнул в право, показав угол за которым, пара пехотинцев, прицельными выстрелами, не давала темным силуэтам пересечь перекресток широких коридоров.

Фиксатор нырнул обратно. Выхватив уже наполненный, пехотинцами коридор. Осторожно продвигаясь вперед, спины пехотинцев напряжено приседали. Коридор наполнился прерывистым рычанием, с одновременными синими всполохами.

Передняя двойка, завалившись на спину задергалась пытаясь сбить с груди, фонтан искр. Следовавшие позади пехотинцы, забросали коридор цилиндрами. Изображение резко дернулось, как будто по фиксатору ударили молотком. Уровень звука несколько раз понизился до ровного шипения, и восстановился только с последним разрывом, затухающим шумом падения обломков.

Обладатель фиксатора присел, над фигурой с горящей грудью. Достав небольшой баллон залил грудь за пузырившейся пеной. Вздымаясь мутными пузырями расползающаяся масса, полностью укрыла грудь затихшего пехотинца. Укрытый фонтан искр, захлебнулся, и пробился сквозь, начавшую затвердевать массу, витиеватыми струйками сизого дыма. Оставив товарища на попечение подоспевшего медика, сноровисто подцепившего раненого под плечи, оператор убрал импульсник за плечи. Подскочив на помощь пехотинцам, протаскивающим уменьшенную копию ракетного комплекса, помог водрузить на телескопическую треногу двух метровый цилиндр.

Когда под цилиндром остался один пехотинец, воткнувший шлейф к выступу в ракетном комплексе и к затылку собственного шлема, оператор вместе с остальными залег по бокам. Снова появился импульсник, и обзор пятиметрового коридора. По которому отстреливаясь отходила тройка пехотинцев, вначале съемки штурмовавших неизвестность впереди.

Как только тройка залегла перед оператором, сверху засияло солнце и послышался хлопок. Звук опять пропал. В кадре мелькнуло первое заревевшая ракета. Мелькнувшее стальное тело, понизило чувствительность фиксатора, до нечеткой картинки с косматым солнцем верху. Следом за стремительно уменьшающимся шаром огненного следа сорвалась следующая стрела, затем еще одна…

— Песка мне в турбину, — послышался рядом шепот ветерана, — это же "пираньи", верный конец "косолапых"…, — считая губами шары, сочувственно помотал головой, — ох и не завидую я тем кто ловит эти гостинцы.

Взглянув мельком на ветерана, Дыба скептически посмотрел на картину боя. Прищурив глаз в мысленной прикидке, со знанием дела сказал:

— Может Медведя и возьмет, но для Милашек слабовата, — на вопросительный взгляд, пояснил, — скорость маленькая, да и боеголовка слабовата. Веса где-то килограмм на пять — застрянет во втором слое…

После пятой ракеты, стены затряслись. Фиксатор мотало из стороны в сторону как будто кто-то решил проверить — есть, что-то в коробке или нет. Наконец картинка восстановилась и на смотрящих накатил стена огня. Казалось, что смотришь в жерло вулкана, а оттуда подымается клокочущая лава.

Картинка резко сменилась рифленой поверхностью металлического пола. Высвечивая каждую царапину, сверху пронесся ураган света. Наконец песчинки замедлили свой бег, и в кадре показался коридор. Черные стены, со вздувшимися волдырями дымящейся облицовки, чадили дымом. Тянущиеся к потолку волнистые потоки, застилали уцелевшие потолочные осветители неспокойным молочным морем.

Появился звук. Шум прожорливого пламени, накладывался на визгливую перекличку импульсников. Сквозь которую доносились крики людей. Рядом замелькали мощные фигуры пехотинцев. Стряхнув нанесенный хлопья сажи и мелкого мусора, бронированные спины растворились в молочном тумане…

— Косяк может смотреть не будешь? — тихо спросил Дыба, — а то опять уделаешь все завтраком.

— Ерунда…, — отмахнулся Косяк, за озиравшись потер живот, — только, что-то не пойму. Мне наоборот жрать охота.

— Будешь? — предложил Дыба, достав с кармана плитку. На вопросительный взгляд, брошенный на брикет, с усмешкой сказал: — подслащенный соевый белок.

— Дерьмо, — скривился Косяк, но все таки схватил, и с жадностью затолкал в рот приличный кусок бурой массы.

Озадаченный Дыба наблюдал как Косяк уплетает, то, что раньше не заставить было и попробовать под угрозой смерти. Нахмуренно почесав шею, повернулся к изображению…

В кадре фиксатора, мелькали лица людей. Перепачканные кто в саже, а кто держась за черные пятна проступавшее на комбезах, безопасники выстраивались под дулами пехотинцев. Оставив конвой с пленными оператор помчался по лабиринту коридоров. Остановившись напротив комнаты у которой вместо дверей зияла огромная пробоина с поблескивающими металлом лохмотьями, оператор смело нырнул в полутемное помещение. Едва не наступив на тело безопасника, с обезображенным лицом и без половины грудной клетки, лежавшего сразу за порогом, оператор попал в комнату стона. Вокруг второй двери, вывороченной более аккуратно, столпились пехотинцы. С приближением оператора, разом обернулись и замерев на несколько секунд, словно услышав команду разошлись по углам. Наполняя комнату шумом убираемых завалов, вытаскивали живых в коридор.

Пригнувшись при входе во вторые двери, оператор уже увидел застывших по стойке смирно пехотинцев. Получив команду двое склонились над окровавленной фигурой безопасника, а остальные выводили живых в коридор. Оператор обвел взором комнату. Со всех стен на него смотрели наполненные картинами боя коридоры. Где-то уже просто мелькали проходившие пехотинцы, а где-то отстреливающиеся на вершинах с баррикадированной мебели черные фигуры безопасников.

Камера обернулась на шум. Пехотинец очищал длинный стол, от еще работавших планшетов и всяких обломков. Закончив не хитрую процедуру, вместе с напарником поднял безвольную фигуру безопасника. Укладывая тело на стол, вогнали сразу же несколько ежей. Один на грудь, два на шею, и даже постарались вытереть стекающую с рассеченного лба кровь. Дождавшись пока залитые веки задергаются, согнули того в поясе. Усадив на стол замотавшего в попытке прийти в себя безопасника, сделали шаг назад.

— Сержант пехотного корпуса Репунов, — гаркнул усиленный внешним динамиком голос в кадре, — сопротивление бесполезно. Прикажите своим людям сдаться.

— Все таки наебали…, — раздался хрип надломленного голоса безопасника, — ну ничего мразь безродная…не долго радоваться вам…

Камера показала поднятую руку, остановившую дернувшихся пехотинцев.

— Мне-то все равно, что ты гавкаешь…, — проговорил сержант, — но у меня приказ. Я тебе предложил, а ты уже сам выбирай положишь ты своих людей или нет. Мне только

— Людей…, — смахивая "ежей", с тревожным писком упавших на стол, Громов презрительно усмехнулся, — …разве это люди? Такая же мразь как и вы, только вовремя посуетившаяся для корпорации, и готовая продавать всех и всегда…

Зайдясь в безумном смехе Громов закашлялся. Отхаркнув кровью, сплюнул в сторону сержанта.

— Я еще станцую на твоих костях пес шелудивый! И на твоих и на твоих тоже, — тыкая в пехотинцев, продолжал хохотать, — Вы уже все трупы… Думаете все?! Все кончилось?! Нет! Все только начинается!

— Для тебя уже закончилось, — прорычал сержант, — Будешь отдавать приказ или нет?!

— Да мне все равно, что с ними будет! А вас скоро всех…даже порошка не останется! Вас подушат, как тараканов возомнивших себя хозяевами дома! Вы уже все трупы! Мертвая мясо!

— С чего бы это? — ехидно поинтересовался сержант.

— Так вы не знаете?! — зайдясь в новом приступе безумия, Громов завалился на спину.

Схватившись за грудь, закашлялся. Поднимая перекошенное болью лицо, оперся на локоть. Сверкая глазами, ставшими кострами безумия, Громов про хохотал в фиксатор:

— Как крысу чувствуют гибель так и вы заметались! — дав передышку пробитым легким, взорвался грохотом голоса безумного пророка, — В космосе открыт новый источник энергии, с еще более дешевый себестоимостью, открывающую ворота к звездам! И ваша вонючая псарня больше не нужна. Отстойник мусора не нужного на Земле! Но ни кто не оставит за спиной, вооруженную до зубов планету. Вас уже два года пытались стравить, ослабить и рассеять, разбавляли вас остатками дерьма, неудачниками и всякими сумасшедшими… Но вы только стали сильнее. От вас нужно избавиться, как от злокачественной опухоли! Завтра начнет высадку Ваша смерть и выжжет огнем, как чуму! Всех! Вам нет места в новом мире! Вы тупик!

Глаза подернулись пеленой потери фокуса. Боль взяла свое, и по кабинету разнесся глухой удар падающего тела. Неподвижный безопасник, лежал на столе с раскинутыми руками. С полуоткрытого рта заваленного набок оскала маски злобы за пузырилась струйка крови. Растекаясь лужей под головой, залила белый стол кляксой кровавого предзнаменования.

Трансляция прервалась заставкой эмблемы батальона. Загорелась надпись о технических неполадках. За кадром топот послышались тяжелых шагов, и послышался начальственный рык.

В кадре снова появился репортер. Плаксиво перекошенное лицо сразу попыталось улыбнутся в фиксатор, но засиневшая с пол лица расползающаяся опухоль, перекосила все в потешную рожу…

В ангаре послышались смешки, но большинство наемников сидело с хмурыми лицами. Увиденное совсем не располагало к веселью. Тем более, что угрожал не какой-нибудь безапасничек, а сам Громов, слывший среди наемников настоящей цепной овчаркой, что попусту не лает.

Репортер пытался еще довести сенсацию с ожившими лежачими пациентами одного из секретных медицинский блоков. В кадре мелькнуло потрясенное выражение лица медика, на вопрос коллеги репортера, глупо хлопавшего глазами, и пытавшегося, что-то сказать о силе не изученных явлений природы.

— И так, я готов ответить на ваши вопросы, — Череп отличив проектор развернулся к наемникам.

— Командир…, — в первых рядах поднялся седой ветеран. Прокашлявшись, обвел взглядом всех сидящих наемников, — …я скажу так. С тем, что было все более менее ясно. Но, что с нами со всеми будет?

Уважительно молчавшие наемники одобрительно загудели соглашаясь с прозвучавшим вопросом. Все перевели взгляд на Черепа.

— А это зависит теперь только от вас. Как вырешите так и будет, — спокойно сказал Череп. Покорно сложив руки на груди, склонил голову на грудь, — если вы мразь безродная, то будете ждать пока хозяин вас пристрелит как бешеных псов…

— Командир полегче…, — угрожающи набычился ветерана.

— Что полегче?! — взорвался Череп, вцепившись горящим взором в отшатнувшего ветерана.

Понимая какая каша творится сейчас у людей в головах у его людей, Череп так же и осознавал, что людям потерявшим в одночасье привычную картину нужно придать единое направление. Во, что они смогут окунуться с головой и не отвлекаться на разброд и шатание. Он решил любой ценой дать людям цель. Может быть и не совсем этичную с точки зрения обычных людей, но плохая оценка манипуляции сознанием его не смущала. И вспоминая личные дела ветеранов с "пушистыми" историями изломанных жизней, указывая в отшатнувшегося ветерана, побелевшими губами спросил:

— Лунь. Ведь это ты горел в машине, когда СБ драпало с окруженного завода! Ведь это ты прикрыл эвакуацию рабочей смены! Не СБ, не умники с корпорации, а ты с мертвым экипажем, умудрился отстреливаться от азиатов рвущихся к заводу!

Ветеран побледнел. От воспоминаний кулаки сжались, с трелью затрещавших костяшек. На вздувшемся багровыми венами лбу, проступили следы побелевшего узора ожогового шрама.

— Кто тебя мордовал допросами?! Кто тебя обвинял в невыполнении условий контракта?! И кто гнил от ожогов!? Кто полтора года руками разгребал дерьмо аварий Цеха Переработки?!

Эмоциональная речь командира, словно бензином плеснула на тлеющие угли ярости. В тишине послышался захрипевший Лунь. Клокотавшие эмоции, трясли ветерана как в лихорадке. От вытаращенных глаз наемника, готового сорваться в крушении всех и вся, исходила такая волна ярости, что соседи опасливо отодвинулись. Но попав под обстрел мечущих молнии глаз командира, сидели как кролики пред удавом. С напряжением впитывая каждое слово, рывок плеч, гневный взмах руки, старались не пропустить ни вздоха в гипнотической речи командира.

— За, что тебя сослали на Марс? Зато, что защищался от обколовшихся подонков, решивших потрясти усталого работягу!? Превысил уровень самозащиты…, — проговорив словно сплюнул, переведя дыхание Череп заглянул каждому в глаза. Вернее в щели топок, где начал разгораться пожар бушующего пламени, — И когда у вас появился шанс начать все заново. Наладить жизнь как вам хочется… вы меня спрашиваете — что будет?! Это я должен у вас спросить, что вы будете делать! Готовы все простить?! Готовы послушно завилять хвостиком нашкодивших псов?! Будете ползать в ногах, вымаливая прощение у бывших хозяев?!

Гневно пылая взглядом Череп, называл еще имена нескольких уважаемых ветеранов. И пересказывая их истории под новым взглядом, почувствовал заклокотавшую в сердцах ветеранов ярость.

Доведенные до исступления наемники повскакивали в едином порыве. Стены сотряслись од дружного рева протеста. Рядом с командиром встал Лохматый. Воздев сжатый кулак проревел оглушающее — "нет!". Выросший следом лес кулаков, вздыбился вместе с умноженным повторением сотни луженых глоток.