Следуя за цветными дымами

Глава 23. Бунт

Аттика, Земля « U-332 », недалёкое будущее

На парковке мотеля в Батавии, где ощущался слабый морозец, а первые лучи солнца едва пробивались сквозь утренний туман, одновременно завелись два автомобиля. Роскошный «Линкольн Навигатор» с блестящим кузовом, отражающим предрассветные огни, и старенький «Шевроле Спарк», который, казалось, вздохнул с облегчением, когда его двигатель наконец заурчал. Оба автомобиля, словно по тайному сговору, направились в сторону городка Аттика, известного своей печально знаменитой тюрьмой.

Подъехав к тюрьме, машины разъехались. «Шевроле» остановился на стоянке для персонала. Из него вышел человек в форме офицера коррекции. Он подошёл к сканеру сетчатки, взглянул в окуляр и без проблем прошёл через служебный вход. Внедорожник же проехал дальше и остановился у массивных металлических ворот, оказавшись под пристальным взглядом камер наблюдения.

Через минуту к опущенному стеклу «Линкольна» подошёл охранник. Он взял у водителя документ, посветил на него фонариком, заглянул внутрь салона и, убедившись, что в машине находятся только те, кто указан в бумагах, развернулся и скрылся за дверью.

Тишину разорвал звук работающего механизма, и тяжёлые ворота с громким лязгом открылись, пропуская «Линкольн» на территорию тюрьмы. Из машины вышли двое мужчин и женщина в строгих чёрных костюмах с золотыми нашивками. Система распознавания лиц подтвердила их личности, указанные в ордере на проверку. После короткой процедуры они направились к караульному помещению.

Дежурный офицер, Гарри Бачински, знал о предстоящей инспекции, но ждал её накануне. Появление гостей в столь ранний час стало для него полной неожиданностью. Он нервно поправил бейджик на груди и заговорил, запинаясь:

— Г-господа и-инспектора, мы ждали вас вчера... Н-начальник Уилсон не оставил указаний на сегодня. П-прошу вас подождать его прибытия.

— Вы в своём уме, офицер? — холодно произнёс старший инспектор, Демузель Фальторакс. Его голос звучал как удар хлыста. — Мы из Департамента Хранителей. По нашему требованию вы не только покажете всё, что нам нужно, но и разберёте эту тюрьму по кирпичикам, если потребуется!

— Но, г-господин Ф-Фальторакс, — Бачински едва мог говорить от волнения. — Н-начальник строго запретил пускать кого-либо без его разрешения. Н-не могу... П-пустить.

Фальторакс явно терял терпение. Его глаза сверкнули так, что Бачински почувствовал, будто его вот-вот разорвут на части. Но, к счастью, в этот момент в караулку ворвался Дензел Гамильтон, старший офицер из блока «В».

— Простите его, господин инспектор, — быстро заговорил Гамильтон. — Бачински впервые на дежурстве и растерялся. Затем он резко повернулся к дежурному: — Гарри, проведи инспекторов в блок «В», камеру 511. Выполняй всё, что они скажут. Понял? Гарри! Соберись.

— Вот так бы сразу, — уже спокойнее сказал Фальторакс. — Гамильтон, доложите Уилсону о халатности Бачински. Я, как офицер Департамента Хранителей, снимаю его с дежурства. Вы возьмёте его обязанности на себя. Пусть Уилсон сам разберётся с ним. А сейчас, Бачински, веди нас в блок «В»!

Гарри, всё ещё дрожащий, кивнул и повёл инспекторов вглубь тюрьмы. Он шёл, стараясь не спотыкаться, но его шаги выдавали страх. Они направлялись к блоку «В», где в камере 511 находился тот, кто стал причиной этой внезапной проверки.

Батавия, Земля « U-332 », недалёкое будущее

Карл Джозеф Уилсон недавно занял пост начальника тюрьмы «Аттика», уже в новой реальности, где Америка стала колонией аннунаков. Система управления осталась прежней: чиновники сохраняли должности, если проходили проверку на лояльность. Искусственный интеллект пришельцев безошибочно оценивал людей, и именно он решил, что бывший заместитель начальника рекламного отдела Карл Уилсон идеально подходит для руководства одной из самых жестоких тюрем страны.

В это утро Карл сладко спал в своем особняке в Батавии, когда телефонный звонок грубо прервал его сон. Он нащупал трубку и хрипло пробормотал: «Да?»

— Господин начальник тюрьмы Уилсон? — раздался неуверенный голос. Карл сразу понял, что звонящий не из его подчиненных: те знали, что будить его раньше восьми рискованно для карьеры.

— Кто вы и почему тревожите меня в такую рань? — резко спросил он, уже раздраженный.

— Генри Аткинс, сэр. Я управляю мотелем «Пальма» в Батавии. Вчера у нас остановился ваш офицер — мистер Гамильтон...

Карл закатил глаза.

— Если он вам не заплатил или что-то сломал, оформите претензию и передайте моему секретарю, — отрезал он, уже собираясь положить трубку.

— Нет-нет, он заплатил, сэр... — Аткинс не говорил, а будто сам себе надиктовывал текст и выписывал старательно каждую букву. — Дело в том... что час назад я лично видел, как он уехал на своем «Шевроле». А сейчас... Он лежит в номере и спит.

Карл замер, внезапно почувствовав ледяную дрожь по спине.

— Вы точно не ошиблись?» — его голос стал резким.

— Я видел его уезжающим, сэр. А потом зашел убирать номер — а он там, в кровати, спит как ни в чем не бывало, — Аткинс понизил голос. — После взрывов в Ниагаре... Может, это связано с MAAGA?

Карл резко положил трубку. Через десять минут он уже мчался к мотелю, по дороге набрав номер дежурного по тюрьме.

— Исправительное учреждение «Аттика», у аппарата сержант Гамильтон, — раздался в трубке знакомый голос.

— Дензел, это Уилсон. Назови номер своего жетона.

— 9378, сэр, — ответил голос, с идеальной точностью воспроизводя все интонации настоящего Гамильтона.

— Ты сегодня ночевал в мотеле?

— Да, сэр. Выпил с друзьями, заночевал в Батавии. Что-то случилось?

— Пока нет, — сухо ответил Карл, но тревога уже сжимала его горло.

Когда он распахнул дверь номера в мотеле, его ждало зрелище, от которого кровь застыла в жилах: на кровати лежал настоящий Дензел Гамильтон. Это означало, что в тюрьме сейчас кто-то другой...

В это время Гарри Бачински провожал пассажиров «Линкольна Навигатор» в камеру 511 блока «В».

Тюрьма, Аттика, Земля « U332 », недалёкое будущее

Тюрьма возвышалась мрачным замком с высокими стенами и тринадцатью зловещими башнями, каждая из которых скрывала отдельный вход в это царство боли и отчаяния. На огромной территории, напоминающей небольшой город, располагались школа с решётками вместо окон, аудитория для «перевоспитания», гаражи с бронированными фургонами и даже производственные цеха, где заключённые под конвоем собирали мебель для государственных учреждений. Ещё имелась тюремная часовня. Только Бога там нет. Он давно покинул это место. Там капеллан призывал несчастных к смирению, а сам за деньги под рясой проносил в тюрьму наркотики. Вместо божьей любви — смерть.

Четыре основных блока — «А», «В», «С» и «D» — образовывали гигантский квадрат смерти. Внутри этой геометрической фигуры подиумы-тоннели делили пространство на четыре двора, прозванные зэками «квадратами ада». В центре, где сходились все тоннели, находилась круглая площадка, которую узники в шутку называли «Тайм-Сквер». Место, где время словно останавливалось, лишь затем, чтобы снова начать свой безрадостный бег.

Офицер Бачински шёл с серым, как туча, лицом. Ему, должно быть, никак не удавалось унять дрожь в коленях. Он всё время сбивался с шага и спотыкался, иногда озирался, словно проверяя, не отстали ли от него грозные инспектора. Он вёл их по узкому подиуму, служившему крышей тоннеля. Металлические перила, покрытые ржавчиной и царапинами, отделяли их от пустых дворов внизу. Большее время суток дворы пустовали, заполняясь лишь на короткое время, отпущенное на прогулки. О, этого часа узники ждали, как путник в пустыне глотка воды. Здесь курили, играли в карты, совершали сделки, а кто-то просто стоял, глотая полной грудью воздух. Он смотрел в небо, будто ожидал увидеть там Отца Небесного. Да только тот забыл это место. Отвернул свой Божественный лик.

Когда-то здесь несли службу вооружённые часовые, а сейчас безмолвные автоматические турели по-прежнему нацеливались на пустые пространства, готовые в любой момент превратить человека в кровавое месиво.

Маркус и Марсель шли с каменными лицами. Спокойно. Без эмоций. Но Хлоя...

Её пальцы непроизвольно сжали планшет, когда они проходили над «Тайм-Сквер». Мрачное место. Здесь, прямо под их ногами, полвека назад солдаты расстреливали взбунтовавшихся заключённых. От живота, не целясь. Отстреливали, как бешеных собак. С наслаждением. Она почти физически ощущала, как сквозь толщу бетона просачиваются крики умирающих, смешанные с треском автоматных очередей. Здесь каждый камень источает запах смерти. Кровь. Здесь всё ею пропитано. Страхом. Отчаянием.

«Две тысячи человек», — пронеслось у неё в голове. Две тысячи жизней, запертых в этих стенах. Она представила, как они считают минуты до короткой прогулки, как мечтают о глотке свежего воздуха, как ночью в переполненных камерах начинается ад... Ночь. Долгая ночь. Её не пережить. Нет. Лучше уж смерть.

Её дыхание участилось, когда они приближались к блоку «В». Хлоя видела многое — кровь, предательство, боль. Но Аттика имела другой уровень жестокости. Даже самые отпетые рецидивисты бледнели при одном её упоминании.

«Сколько из них сломались здесь? — думала она, чувствуя, как по спине бегут мурашки. — Сколько повесились на самодельных верёвках или перерезали вены осколком стекла? Как? Как так вышло, что люди превратились в зверей? Ну почему?»

Она резко вдохнула, когда Бачински остановился у тяжёлых металлических дверей блока «В». За ними находился тот, ради кого они пришли. Но сейчас Хлоя впервые за долгие годы почувствовала — она не готова увидеть, что скрывается за этими дверями. Она жалела, что не может ослепнуть, оглохнуть. Она не должна это видеть.

С лязгом, от которого по спине пробежали мурашки, массивные двери блока «В» распахнулись. Дежурный офицер, мельком взглянув на Бачински, кивнул и пропустил «инспекторов» внутрь.

Цель — камера «511». Она находилась на третьем этаже, где держали самых опасных. Тех, кого Альянс боялся даже здесь, за толстыми стенами и решётками.

Стальные ступени лестницы звенели под ногами, усиливая гнетущую атмосферу. Каждый шаг отдавался глухим эхом в узком бетонном колодце. Хлоя невольно задерживала дыхание, проходя мимо камер — сквозь ржавые прутья решёток на неё смотрели десятки глаз.

Эти глаза...

Одни — остекленевшие от безразличия, другие — горящие безумным огнём, третьи — полные животного страха. Но все они одинаково цеплялись за проходящих, как утопающие за соломинку. Для заключённых незнакомцы в строгих костюмах были хоть каким-то разнообразием в бесконечном однообразии серых дней.

Эти люди месяцами, годами видели только серые стены, охранников да редких посетителей. Теперь они впитывали каждую деталь: шаги, одежду, лица.

Один из узников, высокий, со шрамами на лице, прижался к прутьям, следя за группой. Его взгляд скользнул по Хлое — не с надеждой, не со злобой, а с холодным любопытством. «Что вы здесь забыли?» — будто спрашивали его глаза.

Бачински остановился у камеры 511, развернулся и прижался к стене, словно стараясь стать незаметным. Он нервно кусал губу, бледные пальцы бесцельно мяли ткань униформы.

— Вот... вот здесь, — прошептал он, глаза его бегали по сторонам, будто он ожидал, что из-за угла сейчас выскочит что-то ужасное.

Стальную дверь камеры «511» покрывали царапины и тёмные пятна, происхождение которых лучше не представлять. В глазке — ни проблеска света. Тишина за дверью казалась неестественной, почти зловещей.

Хлоя непроизвольно сглотнула. Что их ждёт за этой дверью? Неужели опоздали?

— Господа, позвольте представить заключённого номер 2001, — голос Бачински дрожал, когда он зачитывал инструкции.

— Особый режим содержания: без прогулок, питание в камере, контакты исключены. Душ — раз в десять дней под наблюдением. Любые разговоры запрещены, только команды. Никакой переписки, СМИ или священников.

— Как мило, — Хлоя едко заметила, — хоть дышать разрешили. Правда, не тем воздухом, которым дышат свободные люди.

— Офицер, откройте камеру, — властно приказал Маркус. — Войдите и сядьте на койку рядом с заключённым. Немедленно!

Охранник, словно марионетка, подчинился гипнотической силе в голосе хранителя. За решёткой сидел измождённый мужчина. Его глаза расширились, когда он увидел незнакомцев в чёрной форме с золотыми нашивками.

— Господин президент, — Хлоя наклонилась к решётке, — готовы сменить эту робу на ваш лучший костюм и знаменитую красную кепку? Флорида ждёт своего лидера.

Рональд Траст поднял дрожащую руку, сжав кулак. По его щекам текли слёзы.

— Мы поможем вам выбраться, — продолжила Хлоя. — Я американка, эти джентльмены — наши союзники».

— Но... как? — голос Траста хрипел от долгого молчания. — Из Аттики никто не сбегал. Они расстреляют меня у стен тюрьмы.

— Господин президент, — вступил в разговор Марсель, взяв за руку Хлою, тем самым подтвердив храброй девушке, что она может всегда рассчитывать на него. — Вы стали последним избранным президентом США. Соединённых Штатов Америки больше не существует. Но есть у меня и хорошая новость для вас. Был человек, которому удалось покинуть эту крепость, значит, и вы сможете сделать это.

— Молодой человек прав, — произнес Маркус, встал перед президентом, положил одну руку ему на плечо, а другую — на плечо охранника, который все еще находился в состоянии гипнотического транса. — Америка, как и большинство стран мира, захвачена инопланетной расой. После вашего ареста в Штатах началась война. Страшная. Многие погибли. Города разрушены.

— Мы проиграли? — Траст опустил голову и смотрел на пол.

— Проиграли все. И республиканцы, и демократы, — Маркус рукой сжал плечо президента. — Аннунаки объявили себя миротворцами и быстро погасили конфликт. Теперь войны нет, но нет и свободы.

— Америка умерла? — Траст поднял голову и посмотрел Маркусу в глаза.

— Нет. Все настоящие американцы теперь живут в Республике Флорида. Ваш вице-президент Джейкоб Вэнсон послал нас освободить вас. И мы сделаем это. Вместе. Мы вернём Америку!

В этот момент лицо охранника начало меняться. Кожа пульсировала, черты искажались — и через мгновение перед потрясённым Трастом стояла его точная копия. Траст вопросительно посмотрел на Маркуса, который невозмутимо ответил:

— Скоро зазвучат сирены, но это нам на руку. Наш товарищ сейчас находится в комнате дежурного по тюрьме, и как только силовики приблизятся к стенам крепости, все двери камер во всех блоках, кроме блока «В», откроются, и все узники соберутся во дворах «В» и «D». — Маркус протянул президенту фирменную красную бейсболку MAAGA. — Наденьте её, Рональд, вам предстоит произнести речь. Аудитория не самая благожелательная, но тем не менее представляет свободолюбивый американский народ.

— А что будет с этим офицером? — неожиданно спросил Траст.

— После вашей речи мы вместе покинем Аттику, — Маркус коснулся каких-то точек на шее Бачински, и тот заснул. — А этому охраннику вы «одолжили» своё лицо ненадолго. Через неделю он снова примет свой привычный облик, но вы, господин президент, будете уже далеко, и я очень надеюсь, что в объятиях своего друга Джейкоба и своих соратников по MAAGA.

Словно по отмашке невидимого режиссёра, рассчитавшего всё до секунды, зазвучали тюремные сирены, а из окна послышался шум тысяч заключённых, которым удалось покинуть свои камеры. Понадобилось всего лишь около часа, чтобы в тюремных дворах закипело море вырвавшихся из душных камер пленников.

Измученные жестокими надзирателями узники, наконец-то получившие шанс на свободу, с опаской смотрели на подиумы и их смертоносные турели. Однако сейчас турели застыли неподвижно, а на подиуме не стояли стрелки.

— Господин президент, ваш выход! Зажгите огонь в их сердцах, и они пойдут за вами до конца. Мы вернём Америку американцам! Сделайте Америку Снова Великой! — крикнул Маркус.

Пока Марсель и Хлоя помогали пожилому человеку спускаться по довольно крутой металлической винтовой лестнице, Маркус телепатически связался с Горынычем, всё ещё находившимся в караульном помещении. Он попросил подготовить толпу к встрече с Рональдом Трастом.

Со всех громкоговорителей тюрьмы неслось одно только имя: Рональд Траст. Опьяненные лишь первыми глотками воздуха свободы, суровые мужчины не стеснялись слёз, текущих по их щекам, когда в воздухе над толпой проносилось: «Траст, Траст, верни нам снова великую Америку!»

Кульминация наступила, когда из ворот блока «В» на подиум ступил их кумир. Пожилой, больной, но не сломленный президент Соединённых Штатов Америки — человек, с гордостью носящий головной убор с надписью, которая теперь стала их девизом и боевым кличем: MAAGA.

— Американцы, граждане свободной страны! — голос Траста неожиданно зазвучал громко и твёрдо. Это был голос уверенного в себе мужчины, голос вождя нации! Меня четыре года держали в изоляции, и только сегодня эти добрые джентльмены сообщили мне, что демократы сделали с нашей страной. Сделали очень плохое. Мне сказали, что Соединённых Штатов Америки больше нет, что мы какая-то колония. Но они не правы. Америка жива. Она здесь, передо мной. Америка — это вы! Американцы. Давайте сделаем её снова великой!

Боритесь, друзья, боритесь, братья, боритесь, сыны!

Толпа ликовала. Дворы "B" и "D" превратились в два вулкана, в которых закипала людская лава. Неистовая. Могучая. Всепоглощающая.

Громкий выстрел прервал речь президента. Траст пригнулся, схватившись за ухо. История повторилась. Враги целились в символ — в красную кепку MAAGA, а попали в уже ставшее легендарным ухо президента.

Маркус, Марсель и Хлоя, прикрывая Траста своими телами, увели его обратно в здание блока «В». Его поднятый вверх кулак и окровавленное лицо довели толпу до неистовства.

«Борись, борись, борись», — звучало из тысяч уст. История повторилась. Аттика второй раз взбунтовалась, только теперь подавить бунт будет совсем не просто.

Воздух в тюремном дворе гудел от напряжения. Запах пота, металла и пороха висел плотной пеленой. Казалось, достаточно одной искры — и вся эта ярость, копившаяся годами, вырвется наружу, сметая высокие стены с их смертоносными турелями.

Когда пуля снайпера разорвала ухо Рональда Траста, разбрызгав капли крови по бетону, в толпе пронесся гул. Это прогремел не просто выстрел — это прозвучал последний довод. Теперь узники «Аттики» больше не просили свободы. Они жаждали взять ее силой.

Над двором внезапно вспыхнула голограмма. Илон Маркс, легендарный командир «красных», появился в воздухе. Его голос, усиленный громкоговорителями, прокатился по тюрьме:

«Американцы, братья! У нас был президент, который не мог подняться по лестнице, и президент, размахивающий кулаком, которого мы избрали. Те, кто стрелял в нашего президента, украли у нас нашу страну. Америка — это земля храбрых. Огонь испытаний очистит нашу честь. К оружию, братья! В багажнике черного «Линкольна» у административного корпуса вы найдете все необходимое. Пробивайтесь во Флориду. Вернем Америку! Сделаем ее снова великой!»

Его слова заглушил взрыв за стенами, послышался треск автоматных очередей — бойцы Хоупа атаковали подкрепление шерифа.

Турели молчали.

«К «Линкольну!» — кто-то крикнул в толпе.

В багажнике внедорожника оказались ящики с М-16, патроны, гранаты. За считанные минуты толпа превратилась в боевой отряд. Бывшие военные взяли командование на себя.

Тюремный гарнизон, зажатый между двумя огнями, не оказал сопротивления. Через двадцать минут грузовики шерифа уже мчались прочь, оставляя за собой клубы пыли.

Тем временем в блоке «В» четверо людей вели раненого президента по железной лестнице. Металл звенел под их ногами.

— Поздравляю, мистер президент, — говорил Горыныч, все еще сохраняя облик Маркса. — Портал доставит вас прямо в резиденцию во Флориде. Вэнсон ждет, чтобы передать вам пост.

— А Бачински? — Траст уже забыл о боли в ухе.

— Его камера заперта. Через полчаса сюда прибудет гвардия аннунаков.

— А наши люди? — Кольцов вопросительно посмотрел на Маркуса.

— Не волнуйся, — ответил за него Горыныч. — Я вывезу всех. И близнецов, и Хоупа — всех.

Маркус провел рукой по стене. Кирпичи расступились, открывая мерцающий портал.

Когда последний из группы шагнул в сияющий проход, замки камеры 511 щелкнули, оставив Гарри Бачински наедине с его новой ролью «особо опасного преступника».

Снаружи ревели сирены. В небе висели флаеры аннунаков, их сканеры прочесывали территорию. Броневики с вооруженными до зубов полицейскими обыскивали каждый уголок «неприступной» «Аттики».

Но тюрьма была пуста. Ни души, кроме заключённых из блока «В». Согласно журналам поверки, все они находились в своих камерах, включая самого известного узника камеры «511». Раньше считалось, что побег из «Аттики» невозможен.

«Разящий», недалёкое будущее

«Разящий» плавно вышел из гиперпространства в системе двойной звезды Сириус. Голубоватый свет Сириуса А залил капитанский мостик, играя бликами на полированных панелях управления. Майор Ивор Кельракис, сжимая в руке чашку с остывшим кофе, задумчиво смотрел на экзопланеты, переливающиеся всеми цветами радуги.

— Красота, не правда ли? — пробормотал он, вспоминая пляжи Трона. Воспоминания о золотом песке и бирюзовых волнах смешались с горечью — именно там Элисия предпочла ему Маркуса. Он отхлебнул кофе, но горечь во рту не исчезла.

Протяжный зуммер отключения криокапсул вернул майора из его юношеских воспоминаний. Поворот головы — и перед глазами снова строгий интерьер мостика.

— Статус пассажира? — спросил он у дежурного офицера.

— Его сиятельство всё ещё приходит в себя после гибернации, сэр. Обычные симптомы — тошнота, дезориентация...

Кельракис кивнул и направился в каюту VIP-пассажира.

Лепестки переборки в каюту специального судьи разошлись. Герцог Ювастирион сидел в криокапсуле, обхватив голову руками. На его бледном, как полотно, лице крупными каплями выступила испарина. Затхлый, пропитанный потом и едкими испарениями реанимационного раствора воздух сводил желудок. Судье, который впервые выходил из гибернации, с трудом удавалось сдерживать рвотные позывы.

— Ваше сиятельство, позвольте предложить вам лучшее лекарство от последствий гибернации, — Кельракис протянул фляжку с дарианским коньяком.

Герцог жадно схватил флягу. Его пальцы дрожали, когда он делал первый глоток, затем второй. На его щеках вновь появился здоровый румянец.

— Чёрт возьми, майор, это... это божественно! — прохрипел он, вытирая губы. — Вы спасли мне жизнь.

Кельракис улыбнулся:

— Всего лишь профессиональные хитрости, ваше сиятельство. Кстати, мы пролетаем мимо Трона. Видите тот голубой шар? Там лучшие пляжи во всем Альянсе.

Разговор прервал лейтенант:

— Сэр, срочный вызов от Кугара Боссара.

Через час Кельракис вернулся в каюту, где застал герцога уже заметно повеселевшего. Пустая фляжка валялась на столе.

— Не самые приятные новости, ваше сиятельство. В тюрьме колонии бунт. Но есть и хорошие — мы поселим вас в бывшем президентском дворце. Гораздо лучше стандартного номера в космопорту.

Ювастирион, слегка покачиваясь, поднял бокал:

— Майор, вы — мой ангел-хранитель! К чёрту тюрьмы, давайте лучше обсудим эти... солнечные пляжи как её... Фел... Тьфу ты... Флориды. Его глаза блестели неестественным блеском, а слова слегка заплетались.

Кельракис едва заметно вздохнул.

— Рад служить, ваше сиятельство, — ответил он, мысленно прикидывая, сколько еще бутылок «лекарства» осталось в его тайнике. Эта миссия обещала быть... интересной.

Дар, Ситора, недалёкое будущее

Тусклое освещение едва разгоняло мрак в кабинете Сариуса, создавая зыбкую границу между светом и тьмой. Лишь голубоватый свет проекторов освещал его бледное лицо, искаженное гневом. Перед ним лежали два доклада, которые могли разрушить все его тщательно выстроенные планы.

— Буффало... Тюремный бунт... — прошептал он, сжимая переносицу. — Слишком много совпадений для одного дня.

Его длинные пальцы нервно постукивали по столу, когда он перечитывал строки о «чудесном» спасении всех туристов у водопада и одновременном побеге двух тысяч заключенных. Особое внимание Сариуса привлекла информация о Рональде Трасте — узнике, оставшемся в камере, когда все остальные бежали.

— Это не случайность, — прошипел он. — Это хорошо спланированная операция.

Дверь кабинета тихо открылась, впуская Касиуса. Порученец замер на пороге, почувствовав грозовую атмосферу в комнате.

— Ваше превосходительство, вы звали меня?

Сариус медленно поднял голову. Его глаза, холодные как лед, впились в Касиуса.

— Кельракис. «Разящий». Нужно изменить место посадки. Не могу рисковать жизнью Ювастириона.

Касиус нервно облизнул губы.

— Вы о старом космодроме на мысе Канаверал... Но там сейчас...

— Что?! — голос Сариуса прогремел, как взрыв. — Говори прямо!

— Флорида... не под нашим контролем, — выпалил Касиус, чувствуя, как по спине стекает капля холодного пота. — Мы оставили ее повстанцам, чтобы...

Сариус внезапно рассмеялся. Этот смех звучал страшнее любого крика.

— Ты говоришь мне, что часть моей колонии мне не принадлежит?

Касиус почувствовал, как земля уходит из-под ног.

— Ваше превосходительство, если мы направим крейсеры...

— Я приказываю стереть этот полуостров с лица планеты! — Сариус ударил кулаком по столу. — Три крейсера. Двадцать минут. Или ты хочешь, чтобы я провел аннигиляцию?

Касиус едва сдерживал дрожь. Война с Империей, нарушение Хартии... Но ослушаться архимага значило подписать себе смертный приговор.

Выбравшись из кабинета, он срочно связался с Кельракисом. Голос майора звучал удивительно спокойно:

— Все под контролем, Касиус. Мы уже перенаправляемся на Канаверал. Повстанцы... проявили понимание.

— Как?! — прошептал пораженный Касиус. — Как ты это устроил?

— Старые связи, — усмехнулся Кельракис. — Кугар Боссар из Хранителей помог договориться.

Касиус закрыл глаза, чувствуя, как напряжение покидает его тело. Возможно, катастрофы удастся избежать. Но когда он снова вошел в кабинет архимага с «хорошими новостями», его руки всё ещё дрожали.

Сариус сидел в своем кресле, попивая дарианский коньяк. Его лицо теперь выражало лишь холодное любопытство.

— Ну что, Касиус? Ты принес мне мир... или войну?

Флорида, Земля « U-332 », недалёкое будущее

Золотое солнце Флориды нежно ласкало кожу, пальмы шелестели на тёплом ветру, а бирюзовые волны Гольфстрима ласково лизали белоснежный песок. После серых стен Аттики и промозглой тоски на руинах Нью-Йорка этот берег казался раем, уцелевшим в аду.

Иллюзия благополучия. Как мираж в пустыне, она таяла при попытке приблизиться.

Флорида чудом ускользнула от войны, но позолота с её курортов давно облезла. Старики-миллионеры всё ещё сидели на верандах, но вместо мохито пили палёный виски из пластиковых стаканов. Роскошные яхты, которые когда-то сияли, теперь ржавели у причалов, напоминая скелеты древних чудовищ. Пустые бары, заброшенные причалы, отели, где вместо туристов жили лишь воспоминания о былой славе. Конечно, Альянс вёл с Республикой торговлю и даже делился электрической энергией, продуктами питания и самыми необходимыми промышленными товарами. Но это лишь позволяло людям выживать, ведь от былого потока туристов со всего мира не осталось и следа.

Почему же сюда не бежали люди со всей разрушенной Америки? Этому есть простое объяснение. Аннунаки разрешили Республике существовать в обмен на закрытые границы и покорность. Этот курорт теперь являлся декорацией, бутафорским раем для отчётов перед хранителями.

Но сегодня здесь действительно царило счастье.

Прибытие «Разящего» ожидалось только через три дня, и Маркус, устало улыбнувшись, объявил Марселю и Хлое отпуск. Тем более что удержать влюблённую парочку от поцелуев на жарких пляжах Флориды было невозможно.

— Бегите, — сказал он. — Пока я не передумал.

И они бежали — на пляж, к солнцу, к морю, друг к другу.

Последние месяцы измотали их, особенно Хлою. Она, всегда такая собранная и холодная, теперь таяла под взглядом этого северного парня с упрямым подбородком и тёплыми глазами.

А Марсель?

Его язык немел каждый раз, когда звенел её смех.

Они идеально подходили друг другу — две части единого целого.

Ничто не могло погасить этот пожар чувств.

Как и в той другой реальности, где другой Марсель любил другую девушку — Мелинарис, — эти двое не могли не влюбиться.

Будто сама Вселенная соединила их.

Их симпатия вспыхнула с неотвратимостью рока — будто сама вселенная свела их вместе.

О таких капризах судьбы знал не только хранитель. Неслучайно за обоими Марселями велась охота. Кому-то из них было суждено совершить нечто великое. Но замысел провидения невозможно разгадать ни формулами магов, ни гороскопами астрологов.

Марсель медленно сыпал песок на её ноги, золотые крупинки скользили по коже и просачивались сквозь пальцы.

— Все военные уставы мира запрещают мне говорить это… — начал он, голос дрогнул. — Но я больше не могу молчать.

Хлоя замерла, чувствуя, как сердце бьётся где-то в горле.

— В этом мире, где всё рушится за секунду… Я не уверен, что у меня будет ещё один шанс. Он поднял глаза, и в них горело что-то нерушимое. — Хлоя. Я люблю тебя.

Она не ответила.

Вместо этого вскочила, махнула рукой в сторону пляжа.

Там, вдалеке, шли двое — братья-близнецы, их тени растягивались по песку.

— Они нас видели? Ну конечно, — пробормотал он, но улыбка сама растянула его губы. — Даже в раю покоя нет.

Хлоя рассмеялась, и её смех смешался с шумом прибоя.

— Неважно, — Хлоя повернулась, и в её глазах искрилось море. — Повтори.

И он повторил. На этот раз вслух.

Что ждёт завтра? Неясно. Зато сегодня — ослепительное солнце, шёпот волн и это странное щемящее чувство под рёбрами. Пока достаточно.

Море стирает следы на песке, как время однажды сотрёт этот момент. Но не сейчас.