Без колебаний, на чистом рефлексе, я бросился к Гаррету. Колени мои упали на острые камни у подножия скалы, а взгляд впился в лицо Творца. Оно было серым, безжизненным, с глубокими тенями под запавшими глазами. Я схватил его за руку, пытаясь нащупать пульс, но встретил лишь холодную пустоту.
«Аура Очищения».
Ментальная команда прозвучала привычно, почти машинально. Знакомое тепло разлилось в груди, и золотистый свет, тонкой, нежной пеленой окутал Гаррета, пытаясь проникнуть сквозь поры высохшей кожи. Энергия вилась вокруг, как ручей, разбиваясь о гранитную скалу. Она искала врага — яд, порчу, инфекцию, чужеродное заражение — но находила лишь пустоту и тихий, неумолимый холод угасания. Аура билась в закрытую дверь, не понимая, что ей лечить.
Бесполезно.
Сжав зубы, я выхватил последний козырь — «Целебный Всплеск». Это был не рассеянный веер, а сгусток воли, острый как копье. Собрав остатки самообладания в кулак перед грудью, я метнул ладонь вперед. Яркий, плотный луч, словно солнечный зайчик, пронзенный линзой, врезался Гаррету прямо в грудину. Энергия хлынула внутрь, потекла по каналам, отчаянно ища хоть искру жизни, чтобы раздуть ее, поддержать.
Но снова — пустота. Словно я пытался разжечь пламя в вакууме, где воздух был выкачан до последней молекулы. Вся моя энергия, казалось, рассеялась, растворилась в холодной, безжизненной плоти, не оставив и следа. Ни судороги, ни вздоха, ни малейшего намека на румянец, который мог бы свидетельствовать о возвращении.
Острая, липкая паника начала подкрадываться к горлу. Я резко обернулся, и, уверен, мой взгляд был полон дикого отчаяния.
— Ксела! Лериан! — мой голос сорвался на хрип. — Сделайте что-нибудь! Используйте артефакт, зелье, хоть что-нибудь, черт возьми!
Они застыли рядом, два изломанных силуэта. Ксела казалась хрупкой статуей, чья обычно непроницаемая маска треснула. В ее глазах теперь плескалось нечто невероятное, почти детское — чистая растерянность. Лериан же, сгорбившись, словно под тяжестью невидимого бремени, искажал свои интеллигентные черты гримасой беспомощной боли.
— 'Ничего не поможет, Макс. — прошептал Лериан. Его бархатный голос прозвучал, как эхо в склепе, без всякой интонации. — Ты не понимаешь… Когда он поддерживал барьер… Его Живая Энергия иссякла еще на середине Пустоши. Мы с Кселой пытались помочь, делились своей… Но этого было слишком мало…
Он запнулся, с трудом проглотив комок в горле.
— И тогда… Когда все источники иссякли… Он начал подпитывать сферу напрямую. Своей собственной жизненной силой.
Я замер, слова не находили отклика в моем сознании.
— Что это значит?
Ксела перевела взгляд от Гаррета на меня. В глубине ее темных глаз бушевала буря — смесь ярости, отчаяния и чего-то, что можно было бы назвать гордостью.
— Это значит, что в критический момент Творец способен… если выразиться грубо, — ее голос сорвался на низкий, надтреснутый шепот, — отдать годы своей жизни, превратить само свое существование в чистую Живую Энергию, в топливо. Именно это он и делал. Капля за каплей. Минута за минутой. Пока мы шли.
Она снова бросила взгляд на Гаррета и с силой сжала пальцы в кулак.
— Пожертвовал собой. Ради цели. Ради того, чтобы довести нас сюда.
Мой взгляд упал на лежащего Творца. На это лицо, некогда обыденное, а сейчас — древнее, иссохшее, с тонкими седыми прядями, прилипшими ко лбу. Этот… гений, безумец, тихий дурак. Он создал артефакт, который спас нас от безумия Пустоши, провел через ад, считая каждый вдох драгоценной монетой. И всё ради чего? Чтобы самому остаться у порога собственной мечты? Холодное, ясное бешенство поднялось из глубины моей души.
— Нет. — произнес я тихо, но так, чтобы слова мои прозвучали для всех. — Я не согласен.
Взгляд мой снова обратился к Гаррету. Путь Целителя был заточен под очищение, под борьбу с заразой, ядом, чужеродной энергией. Всё остальное — восстановление плоти, исцеление ран, поддержка духа — было лишь вторичным, побочным эффектом. Система видела в смерти от истощения не болезнь, а естественный финал. Следовательно, она не давала нужных инструментов.
Что ж. Если у меня нет необходимого ключа, я выбью эту дверь голой силой.
Закрыв глаза, я отсек внешний мир. Тяжелое дыхание товарищей, бешеный стук собственного сердца — всё это растворилось в тишине. Я погрузился вглубь себя, туда, где в глубине сознания, среди переплетения других путей, тихо сияла ветвь Целителя. Я ухватил её суть — не конкретные умения, а первородную, сырую силу исцеления. И представил её не как луч или ауру, а как реку: широкую, полноводную, неудержимую. Всеми силами, волей Системного Творца, Первого Игрока, человека, который уже слишком многих потерял и не собирался терять ещё одного, я ухватился за её истоки.
И выпустил.
Из груди хлынул поток. Слепяще-белый, почти невыносимый для взгляда. Он не струился, а бил, словно прорванная плотина, широким, грубым столбом чистой энергии. Он обрушился на Гаррета, не ища ран или болезней, а просто наводняя его, заполняя каждую клеточку, каждый атом своим безудержным, животворящим светом.
— Макс, остановись! — резко крикнул Лериан. — Это бесполезно! Его уже не…
— Замолчи! — рявкнул я, не открывая глаз. Все мое существо было сконцентрировано на одном: на счетчике в углу сознания, который начал стремительно опустошаться.
Живая Энергия утекала, как вода в бездонную трещину.
Первые сто тысяч единиц исчезли за секунды. Будто я вылил стакан в океан. Ни всплеска, ни ряби, никакого отклика от холодного тела под руками.
Миллион.
Мозг, отстраненный, аналитический, фиксировал цифры. Полтора миллиона. Два. Три. Запасы таяли на глазах, а в ответ — абсолютная, мертвенная тишина от Гаррета.
Отчаяние снова попыталось поднять голову, но я загнал его в самый дальний угол, заклинив дверь упрямством. Нет. Я не верю.
Четыре миллиона.
Красный сигнал личного резервуара замигал тревожно. Пусто. Тело пронзила дрожь, перед глазами потемнело. Внутри зазияла пустота, знакомое головокружение от полного истощения.
И тогда… Я устремился в глубь своей души, к теплому, пульсирующему присутствию. К Мимио. Без слов, без мольбы, я лишь показал ему черную бездну внутри, иссохшее тело Гаррета, свою яростную, отчаянную волю — спасти.
Ответ пришел мгновенно. Не потоком, а настоящим взрывом, словно внутри меня распахнулись шлюзы океана. Чистая, необузданная, колоссальная сила хлынула в мои опустошенные каналы, переполняя их, угрожая разорвать. Мимио не просто поделился — он выплеснул все до капли, без остатка, без тени сомнения. И вместе с энергией пришло чувство — теплое, зеленое, полное безоговорочной поддержки. Он тоже хотел, чтобы этот странный, измученный человек ожил.
Пять миллионов. Десять. Тридцать. Сорок.
Мои руки, лежавшие на груди Гаррета, пылали, словно я коснулся раскаленного металла. Тело пронзали судороги, из носа хлынула кровь — тонкая, алая струйка. Я не обращал внимания ни на что, кроме его лица, испещренного глубокими, пугающими морщинами.
Сорок пять миллионов.
И вдруг — первый признак. Словно в глубине ледяного океана дрогнула льдина. Это было не зримое, а ощущаемое на уровне «Взгляда Творца», который теперь стал частью меня. Я видел не плоть, а саму структуру угасания — и в одном месте, в самом центре, мерцающую искорку чего-то упрямого, цепкого, что отчаянно держалось.
Порог. Я его преодолел.
— ДА! — выдохнул я с кровавым хрипом.
И всё завертелось.
Сорок семь.
Изменения стали видимыми. Сначала цвет. Пепельно-серый оттенок кожи начал теплеть, и на щеках проступил едва уловимый румянец. Затем преобразились морщины: они не исчезли полностью, но словно разгладились изнутри, наполнившись упругостью. Седые, редкие пряди у висков потемнели, вернувшись к своему прежнему, тускло-каштановому оттенку.
Сорок восемь.
Грудь Гаррета под моими ладонями вздрогнула. Сначала слабый, судорожный толчок, затем еще один, и третий — уже ровный, глубокий. ВДОХ. Шумный, с хрипотцой, но, пожалуй, самый прекрасный звук на свете.
Сорок девять миллионов единиц Живой Энергии.
Глаза Гаррета задергались под веками. Ресницы дрогнули и… открылись.
Он смотрел в небо, в его взгляде читалась лишь глубокая, первобытная растерянность. Затем зрачки сфокусировались, перенеслись на мое лицо — искаженное усилием, залитое потом и кровью.
— Все. — прошептал я, оборвав поток и грузно рухнув на землю рядом с ним.
Тело, словно после удара током, сотрясала мелкая дрожь. Каждая мышца ныла, в ушах звенело, сознание ускользало. Я впервые пропустил через себя столько силы- будто пытался удержать бушующую реку. Но когда я увидел, как Гаррет неуверенно, медленно поворачивал голову, осматривая нас, понял: оно того стоило. Каждая единица энергии, каждая трещина в душе.
Гаррет моргнул. Его губы дрогнули, пытаясь сложиться в слово. Получилось тихо, сипло, но мы услышали.
— Я… думал, что уже умер.
Ксела, которая все это время сидела неподвижно, внезапно вздрогнула. На ее лице промелькнуло нечто неуловимое — смесь облегчения, ярости и боли. Резким, почти грубым движением она рванулась вперед. Я ожидал удара, но вместо этого она обхватила Гаррета за плечи и прижала к себе, уткнувшись лицом в его темнеющий висок.
— Дурак. — прошипела она, ее голос утонул в его волосах. В этом единственном слове было больше, чем в самых пылких речах. — Безнадежный, идиотский, самоубийственный дурак.
С глазами, полными влаги, Лериан положил ладонь на плечо Гаррета. Это было не похлопывание, а скорее якорь, надежная точка опоры в бушующем море.
— Добро пожаловать обратно, старый чудак.
Остальные — Горст, Эдварн, Каэл, Лина, даже Бранка — просто стояли и смотрели. Адреналин, который до этого держал в напряжении, теперь отступил, и их накрыла волна шока. Погоня, Пустошь, ожившие мертвецы, падение одного из самых могущественных Творцов и… его воскрешение? Мозг отказывался принимать эту реальность. Я видел их взгляды, полые от перегрузки. Особенно у Лины — девочка сжимала кулачки у груди, ее большие глаза были шире, чем когда-либо.
А я… лежал на спине, пытаясь вдохнуть полной грудью. В углу зрения возникло системное уведомление. Оно мерцало, расплывалось, но я смог разобрать слова.
Через сверхнапряжение воли и беспрецедентный расход ресурсов вы интуитивно постигли принцип, лежащий за гранью текущего развития «Пути Целителя».
Получено уникальное умение (Легендарное): «Возрождение Феникса».
Тип: Активное, целевое.
Описание: Вы отвергли ограничения, наложенные Системой на целительство. Посягнули на саму концепцию угасания жизненной силы, попытавшись обратить ее вспять чистой, неудержимой мощью творения. Умение позволяет восстановить практически любые повреждения плоти, вернуть угасающие жизненные функции, остановить смерть от истощения или возрастного износа.
Важное: Сила творения не властна над проклятиями, не вернет к жизни тех, кто давно покинул этот мир, и не восстановит утраченные органы или души. Ее удел — борьба с физиологической смертью.
Стоимость: Базовый порог для спасения умирающего от истощения — от сорока миллионов единиц Живой Энергии. Стоимость растет экспоненциально в зависимости от тяжести состояния, возраста цели и внешних помех.
Откат: 30 суток.
Прогресс «Пути Целителя» увеличен!
Текущий прогресс: 17.93 % (стадия: «Рука Милосердия», 4 уровень).
Легендарное умение ценой в сорок миллионов за применение и тридцатидневный откат. Жестоко, но справедливо. Без такого ограничения я бы, по сути, стал бессмертным щитом для отряда. Система таких подарков просто так не делала.
Я мысленно отмахнул уведомление. Через несколько минут дрожь утихла, сменившись глубокой усталостью. С трудом поднявшись на локти, я огляделся. Гаррет по-прежнему сидел, прислонившись к камню. Ксела, приняв свой обычный отстраненный вид, отошла, но остановилась ближе, чем обычно. Лериан тихо переговаривался с товарищем, тот слабо улыбался и кивал. Цвет вернулся к его лицу почти полностью, только тени под глазами остались глубокими, как шрамы.
Бранка, наблюдая за этой сценой, хмыкнула. Низкий, хрипловатый звук привлек всеобщее внимание.
— Трогательно. — сказала она без тени насмешки. — Но, если все закончили обниматься, предлагаю вспомнить, где мы находимся: в cердце Великого Леса, в метре от «Молчаливой Пустоши», и все мы, — её взгляд прошёлся по измождённым лицам, — на пределе. Нужно разбить лагерь и отдохнуть, но сначала — отойти подальше отсюда. Не хочу спать, чувствуя на затылке дыхание этого проклятого поля.
Возражать никто не стал. Абсолютно все, включая меня, мечтали только об одном — отдохнуть.
Мы собрались быстро, почти без слов. Бранка повела отряд, ее опыт помогал выбрать путь, возможно, не самый короткий, но самый пологий, чтобы ослабленные смогли его преодолеть. Эдварн, кивнув, взял под руку шатающуюся от усталости и эмоций Лину. Горст без лишних слов придержал Гаррета, позволив ему опереться на своё плечо. Каэл, Лериан и Ксела шли следом. Я замыкал шествие, волоча ноги, но был готов подхватить любого, кто оступится.
Словно призрачная процессия, мы медленно двигались вдоль скального основания, выискивая путь наверх. Через полчаса кропотливого подъема по каменистым уступам мы выбрались на ровную площадку, оказавшись на плато.
Воздух здесь ощущался иначе: чище, пронзительнее. Впереди, у самого края, виднелся густой ковер низкого кустарника. Бранка двинулась вперед, подошла ближе, раздвинула заросли руками и замерла. Спина ее напряглась.
— Что там? — хрипло спросил Эдварн.
Бранка молчала, лишь отступила на шаг, приглашая нас присоединиться. Мы подошли к краю вместе и застыли.
Плато, на котором мы оказались, было не просто возвышенностью. Оно образовывало гигантский, почти идеально круглый каменный обод — естественную крепостную стену, вросшую в землю на сотни метров. А внутри этого кольца… лежал город.
Нет, это слово слишком скудное, слишком обыденное. То, что открылось нашему взгляду, было не городом, а симфонией в камне, металле и, как я теперь понял, в сплетенной с материей Живой Энергии. Это была мечта архитектора, возведенная в степень абсолютного, немыслимого совершенства.
Я попытался сравнить его с Астрариумом, столицей Империи, чьи порядок и масштаб поразили меня до глубины души. Но теперь, на фоне этого великолепия, он казался лишь жалкой деревушкой, грубой поделкой дикарей.
Город стоял ярусами, устремляясь вниз, в огромную чашу, окруженную нашим плато. Я сумел насчитать девять невероятно высоких стен, каждая из которых была не просто оборонительным сооружением, а истинным шедевром фортификации: не просто грудой камня, а сложнейшей структурой с контрфорсами, наклонными поверхностями, десятками ярусов бойниц. Их толщина поражала воображение, а высота была такова, что верхние ярусы терялись в легкой, невесомой дымке.
Каждая стена была усеяна башнями, расставленными с математической точностью. Это были не просто дозорные вышки, а миниатюрные крепости, каждая со своим неповторимым обликом: круглые, граненые, спиральные. И в их прорезях, на площадках, даже на крышах, виднелось нечто, от чего у меня похолодела кровь. Оружие. Не примитивные катапульты или баллисты, а нечто совершенно иное: гладкие, отполированные стволы, переплетенные сложными энергетическими контурами, увенчанные кристаллическими фокусирующими линзами. Артефактное оружие в таких масштабах, что мой мозг отказывался воспринимать. Их было сотни. Тысячи.
Но истинное гениальное решение заключалось в воротах. Они располагались на каждой стене, но не на одной линии, а были смещены. Ворота первой стены — на севере, второй — на востоке, третьей — снова на севере, но со смещением, четвертой — на юго-западе, и так далее. Хаос? Отнюдь. Если мысленно провести путь от внешних ворот к внутренним, он превращался в извилистый, бесконечный коридор смерти. Любая армия, прорвавшая одну стену, оказывалась на узком, открытом со всех сторон пространстве, под перекрестным огнем с башен двух, а то и трех следующих колец. Чтобы добраться до центра, нужно было пройти девять адских бутылочных горлышек, неся чудовищные потери на каждом метре. Инженерная мысль, возведенная в ранг высшей математики убийства.
И все это… пало.
Видение совершенства было растоптано, искажено, изувечено. Перед нами предстала не память о былом величии, а его безмолвное надгробие.
Величественные башни лежали в руинах — не просто разрушенные, а словно разорванные изнутри неведомой, чудовищной силой. Их обломки, черные от древнего пламени, устилали подножия стен. На гладких поверхностях камня зияли гигантские, бесформенные пробоины, словно шрамы от ударов титанов. Целые участки стен просели, обрушились, превратившись в груды щебня, где теперь пробивался обычный, неаномальный лес.
Сами стены хранили следы последнего, отчаянного боя. Темные пятна, которые даже спустя, казалось, века, напоминали запекшуюся кровь. Следы колоссальных энергетических ударов — оплавленный камень, витые словно от молнии, узоры на металле. Обломки артефактного оружия, развороченные и искореженные, валялись повсюду, как свидетели немыслимой битвы.
Тишина над этим местом была самой громкой, какую я когда-либо слышал. Тишина полного, окончательного конца.
— Что… здесь произошло? — выдохнул Каэл едва слышным шепотом. Его расширенные от ужаса глаза метались по руинам, не в силах охватить масштаб катастрофы. — Кто смог… И почему этот город… здесь, в сердце Леса? Окруженный Пустошью?
Очень хорошие вопросы. Все они крутились и у меня в голове, смешиваясь с остатками усталости и шоком от увиденного. Я перевел взгляд на Творцов. В их глазах не было удивления, лишь глубокая, неподдельная, пронизывающая грусть. Они знали.
— Лериан. — произнес я, и мой голос прозвучал непривычно громко в этой гробовой тишине. — Что это за место?
Лина, Эдварн, Горст и Каэл мгновенно напряглись, их взгляды устремились к Творцу. Бранка тоже смотрела на него, ее лицо оставалось невозмутимым, но в глазах горел неподдельный интерес.
Лериан долго молчал, глядя на раскинувшуюся перед нами панораму гибели. Ветер, вырвавшийся из чаши, трепал его поседевшие на висках волосы. Наконец, он глубоко, устало вздохнул, и перевел на меня взгляд, в котором плескалась древняя, мудрая печаль.
— Перед вами… не просто город. — прошептал он. — Перед вами — мечта. И ее могила.
Он сделал паузу, обводя рукой все пространство, заключенное в каменный обод.
— Это — Терминус, жемчужина Старого Мира. Последняя и величайшая цитадель.
Его взгляд вновь остановился на мне, в глубине глаз мелькнул отблеск былого величия.
— Город Системных Творцов.