Системный Творец II

Глава 2

Сознание возвращалось медленно, нехотя, словно продираясь сквозь толстый слой ваты и пепла. Сперва пришло обоняние: густой, въедливый запах антисептиков, травяных настоек и подопревшего сена из тюфяка, под которым сквозь них пробивался сладковатый, тошнотворный дух гниющей плоти и страха. Потом — слух: приглушенные стоны, сдержанный плач, усталые, отрывистые команды лекарей, далекий, приглушенный гул голосов за стенами. И лишь в самую последнюю очередь — предательское, огненное тело.

Боль жила в нем отдельной, самостоятельной жизнью. Она пульсировала раскаленной иглой в пронзенном боку, ныла глубоко в костях, выворачивала мышцы наизнанку. Каждый вдох давался с усилием, словно грудная клетка была стянута раскаленными обручами.

Я медленно, с невероятной осторожностью, приоткрыл веки. Свет, тусклый и запыленный, резанул глаза, заставив их заморгать. Потолок над головой был низким, из грубых, почерневших от времени балок, с которых свисала паутина, колышущаяся от сквозняка.

Повернуть голову оказалось маленьким подвигом. Шея заныла, позвонки хрустнули. Рядом, на табуретке, прислонившись спиной к бревенчатой стене, дремал старик Орн. Его лицо, испещренное морщинами, казалось еще более изможденным и серым, чем обычно. Темные круги под глазами говорили о бессонных ночах, а плотно сжатые, побелевшие губы — о постоянном напряжении. Одна его рука лежала на моей руке, сухая, шершавая ладонь — прохладная и удивительно твердая точка опоры в этом море боли и беспамятства.

На соседнем тюфяке, где совсем недавно лежал Эдварн, теперь была лишь смятая, залитая чем-то бурым солома. Командир ушел. Скорее всего, отправился домой, на своих ногах, благодаря тому адскому зелью, что влил в него холодный императорский пес Аррас. Мы оба выжили. Чудом. Ценой, которую я до конца еще даже не осознал.

Осада завершилась. Город выстоял. Я выполнил свою миссию, став кем-то вроде героя в глазах этих людей. И теперь, по договоренности с Горстом, должен был стать его личным учеником. Казалось бы, все складывалось лучше некуда. Выжил, получил признание и покровительство сильного человека.

Но в голове, поверх тумана боли и усталости, змеиной холодностью скользила мысль о группе «Коготь». Их появление перевернуло все с ног на голову. Они принесли с собой не только спасение, но и смертельно опасные знания. Оказывается, я был каким-то «Творцом». Это звучало громко, могущественно и… абсолютно незаконно. Со смертной казнью без разбирательств.

Я мысленно ощупал свое сознание, пытаясь нащупать знакомое присутствие Системы. Она была здесь, чувствовалась как незримый фундамент реальности, но молчала. Лишь гулкая пустота и тихий, едва уловимый отклик на краю восприятия, словно отголосок от мощного удара по стальному листу. Очень интересно. И абсолютно ничего не понятно. Кто такие эти Творцы? Почему это запрещено? И что, черт возьми, со мной не так?

Ладно, — смирился я, — разберусь по ходу дела. Сейчас главное — выжить в буквальном смысле. И не угодить под горячую руку имперцам в лице Арраса и его команды.

Кто знал о моих… особенностях? О лечении? О способности мгновенно перенимать навыки? Из оставшихся в живых — лишь Эдварн и частично Горст. Первый был обязан мне жизнью. Второй — спасением города и, не в последнюю очередь, своим авторитетом. Сдадут ли они меня? Рациональная часть мозга подсказывала, что нет. Эдварн — человек чести, его кодекс не позволит предать того, кто сражался плечом к плечу с его людьми и спас его самого. Горст — прагматик. Я был слишком ценным активом, чтобы просто так сдать меня Империи, которая, судя по всему, бросила его город на произвол судьбы.

Но я уже давно не был ребенком. Этот мир был жестоким и нужно было быть готовым ко всему. Доверять, но проверять. И, если запахнет жареным, нужно будет постараться сбежать. Мысль о бегстве от всего, что я с таким трудом начал здесь строить, была горькой. Но альтернатива в виде «немедленной смерти без суда» нравилась мне куда меньше.

Мыслительный процесс прервал навязчивый, мигающий в углу зрения значок. Он мешал сосредоточиться, пока я приходил в себя. Система все же подавала признаки жизни. Мысленно ткнув в него, я ощутил знакомый щелчок в сознании, и перед внутренним взором возникли уведомления.

Путь Закалённого Тела

Стадия: Закалённая Плоть

Прогресс: 32.7 %

Тип Пути: Телесный

Связанные атрибуты: Сила, Выносливость, Живучесть

Пассивный эффект: «Закалка»: снижение усталости от повторяющихся действий увеличено. Сопротивление физическому воздействию +2 %.

Тридцать два процента? Серьезно? Последний раз я проверял его состояние сразу после повышения ранга, и он составлял ноль. Я знал, битва должна была дать скачок, но такой прыжок казался нереальным. Столь быстрый рост я мог объяснить лишь нечеловеческими усилиями, что мне пришлось применить в той мясорубке, и адским стрессом, переплавившим мою волю и тело в нечто новое, более прочное. Я инстинктивно сжал кулак и почувствовал отклик — мышцы стали плотнее, реакции острее, даже сквозь боль общее ощущение тела было иным — более послушным, собранным, готовым к действию. Так, что там дальше…

Бой топором I: 41.3 %, Меткий бросок I: 12.1 %, Боевой Размах I: 11.8 %

Боевые навыки тоже подросли, что было неудивительно. Сорок процентов владения топором… Я вспомнил плавные, смертоносные движения Эдварна, его невероятную мощь. Меткий бросок и Боевой Размах тоже капля за каплей набирали силу. Маленькие кирпичики в фундаменте моей будущей мощи.

И затем — то, что заставило меня внутренне сморщиться.

Путь Созидания

(описание скрыто)

(стадия скрыта)

(прогресс скрыт)

Живое ремесло I: 26.9 %

Прогресс по Пути Созидания не стал понятен ни на йоту, а Живое ремесло застыло на месте. Хотя это было и логично. Все-таки это явно не боевое направление. Рубка монстров и спасение товарищей не считались системой за «созидание». Либо я еще чего-то не знаю об этом Пути. Хотя, почему «либо»? Я точно почти ничего не знал! Система была слепым инструментом, а я — обезьяной с гранатой, тыкающейся в кнопки наугад. Нужно было это менять. Только как? Непонятно.

В лазарете стало чуть тише. Кто-то из раненых уснул, чьи-то стоны притихли. Я лежал, уставившись в балки, пытаясь хотя бы мысленно расправить онемевшие конечности, как заметил движение у своего тюфяка.

К нам приближалась Лина. Девушка выглядела уставшей, но собранной. Ее обычный скромный наряд был заменен на простенькое, грубоватое платье, поверх которого был повязан белый, уже изрядно заляпанный бурыми пятнами фартук. В руках она несла глиняную кружку.

Увидев, что мои глаза открыты, она ускорила шаг, и на ее лице расцвела осторожная, но искренняя улыбка.

— Ты очнулся! — ее голос прозвучал как щебет птицы после хриплых стонов и приказов. — Как ты себя чувствуешь?

— Как… — я попытался что-то сказать, но горло было пересохшим и скрипело. Я лишь беззвучно пошевелил губами.

Лина тут же поднесла кружку к моим губам.

— Пей, не спеши. Это просто вода, но ей тоже надо уметь правильно пользоваться.

Я сделал несколько мелких, жадных глотков. Прохладная влага показалась божественным нектаром. Я кивнул, давая знак, что достаточно.

— Спасибо. — прохрипел я наконец. — Чувствую… будто меня молотили цепом. Но вроде цел.

— Это уже хорошо. — она поставила кружку на пол. Ее глаза стали серьезными. — Я хотела тебя поблагодарить. За все. Капитан Горст… он всем рассказал. О вашей миссии, о том, что вы сделали… и какой ценой. — ее голос дрогнул. — Город бы не устоял без вас. Мы все… мы все в неоплатном долгу.

Рассказал всем? Интересный ход со стороны капитана. Сделать из нас героев, мучеников. Это сплачивало людей, давало им точку опоры, но и делало нас с Эдварном очень заметными фигурами. Хорошо, что он умолчал о моих «чудесах», приписав все доблести отряда.

— Я рад, что город уцелел. — сказал я искренне. — Это главное.

Наш тихий разговор разбудил Орна. Он вздрогнул, его глаза мгновенно открылись, в них не было и следа сна — лишь мгновенная, обостренная бдительность. Увидев, что я бодрствую и разговариваю, его лицо озарилось таким облегчением, что у меня к горлу снова подкатил комок.

— Проснулся, сорванец! — просипел он, хватая мою руку и сжимая ее так, что кости затрещали. — Думал, придется тебя хоронить рядом с теми… — он не договорил, махнул рукой, смахивая скупую, предательскую слезу, выкатившуюся из уголка глаза. — Черт бы тебя побрал! Заставил старого дурака седые волосы рвать от переживаний!

Он не сдерживал эмоций, не пытался казаться суровым. Он просто крепко, по-отцовски обнял меня, стараясь не задеть раны. Я почувствовал запах древесной стружки, дыма и чего-то неуловимо родного, что заставило меня на миг забыть о боли и имперских угрозах.

— Выдохни, старик. — я похлопал его по спине. — Все уже позади. Я цел. Немного потрепан, но цел.

Орн отстранился, внимательно, придирчиво оглядев меня с ног до головы, будто проверяя, все ли я там на месте.

— Горд я тобой, мальчишка. — сказал он тихо, но так, что каждое слово било в самую душу. — Невероятно горд. Из жалкого неудачника в спасители города… Кто бы мог подумать.

Больше он ничего не сказал. В его словах не было пафоса, лишь простая, суровая правда, и от этого она значила в десять раз больше.

Решив, что лежать здесь больше не имело смысла, я осторожно приподнялся, откинув грубое шерстяное одеяло. Голова закружилась, тело взвыло от протеста, но я уперся руками в тюфяк и заставил себя сесть. Орн тут же подал руку, помогая встать на ноги. Пол под ногами поплыл, но я устоял. Ноги слушались, пусть и неохотно.

К нам уже шел лекарь с лицом, вымотанным до предела. Он молча, привычными движениями провел быстрый осмотр: потрогал лоб, проверил повязки на боку, заглянул в глаза.

— Жив. — констатировал он без эмоций. — Ходить можешь? Шатает?

— Шатает, но выдержу. — буркнул я.

— Повезло тебе, парень. — лекарь покачал головой. — Очень повезло. Если бы не то зелье, что дал тебе имперский господин… Вряд ли бы ты выкарабкался. Раны были серьезные. Теперь же — чистое истощение и легкое воспаление. Отлежись пару дней, и будешь как новенький.

Кивнув в знак благодарности, я попрощался с Линой, которая осталась помогать дальше — ее глаза снова стали печальными, когда она смотрела на других больных. Мы с Орном, медленно, ковыляя, как два раненых журавля, двинулись к выходу из лазарета. Нас провожали взгляды — полные благодарности, надежды, а у некоторых — и черной, невысказанной зависти к тем, кто смог подняться и уйти, пока они были прикованы к своим тюфякам.

Дорога домой показалась вечностью. Город, который мы отстояли, был похож на гиганта, избитого до полусмерти. Повсюду сновали люди, кто-то просто сидел у порогов своих домов с пустыми, отсутствующими глазами. Но был в этой разрухе и странный, едва уловимый дух — не победы, но выживания. Стойкости. Люди, увидев нас с Орном, кивали, некоторые кричали слова благодарности. Новость о нашем подвиге действительно облетела весь город.

И вот наш дом. Снаружи он выглядел даже неплохо — стены стояли, дверь, которую мы починили, держалась. Но когда мы зашли внутрь, я не мог сдержать легкого вздоха. С потолка, сквозь дыры в недоделанной кровле, лился тусклый утренний свет, подсвечивая плавающую в воздухе пыль.

Но сейчас это меня не раздражало. Наоборот. Рутинная, понятная работа была именно тем, что мне было нужно. Чтобы переварить ужас битвы, заглушить боль потерь, отогнать тревожные мысли об Империи и Творцах. Нужно было делать дело. Простое, земное, настоящее. Но перед этим стоило набраться сил.

Мы перекусили тем, что нашлось в доме — черствым хлебом, сыром и водой. Еда казалась невероятно вкусной. Затем мы до самого вечера общались, Орну было интересно, что произошло во время нашей вылазки за стены.

С каждым часом я чувствовал себя все лучше — адское зелье Арраса действительно творило чудеса. Слабость уходила, сменяясь приятной, живой усталостью. Стоило солнцу скрыться за горизонтом, как мы легли спать.

— Ну что, старик. — едва открыв глаза я повернулся к Орну, скидывая с себя грязную, пропахшую лекарствами рубаху. — Давай закончим то, что начали. Пора наводить уют.

Орн ухмыльнулся, его усталое лицо вдруг помолодело, на нем появилось знакомое выражение мастера, берущегося за любимую работу.

— А то. — буркнул он. — Негоже спасителю города под дождем спать.

Затем, не теряя времени, мы позавтракали, и я отправился в сарай за инструментами и материалами. В углах лежали груды стройматериалов, купленных у Борвига — доски, смола, гвозди.

Работа закипела… Мы работали молча, понимая друг друга с полуслова, слаженно, как один механизм.

Я, как более молодой и сильный, взял на себя самую тяжелую работу. Взобравшись по шаткой лестнице на крышу, я принялся заделывать самые крупные дыры. Доски, что мы припасли, оказались немного кривыми, неотесанными, но на удивление прочными. Я примеривал каждую, подпиливал, подгонял, чтобы щели были минимальными. Потом, держа доску на весу одной рукой, другой я забивал толстые, грубые гвозди, загоняя их мощными, точными ударами топора, используя его обух как молот. Звон металла по шляпкам гвоздей разносился по округе, сливаясь с другими звуками возрождающегося города.

Снизу мне помогал Орн. Он готовил смоляную замазку — растапливал куски смолы, смешивая их с пеплом и толченой соломой для прочности. Затем он подавал мне готовую массу в ведерке на веревке. Я закладывал щели между досками и стеной, тщательно промазывая стыки густой, липкой, дымящейся массой. Едкий, горьковатый запах смолы смешивался с запахом свежего дерева.

Солнце медленно катилось к горизонту, окрашивая небо в багряные и золотые тона. Мы трудились не покладая рук. Пот тек с меня ручьями, заставляя забыть о боли в мышцах. В этой монотонной, физической работе был свой, особый медитативный смысл. Руби, пили, забивай, замазывай. Простые действия, ведущие к ясному, очевидному результату.

Закончили мы уже в сумерках. Последнюю доску я прибил, когда первые звезды уже зажглись на потемневшем небе. Спустившись с крыши, я почувствовал приятную, сладкую ломоту во всем теле. Мы с Орном молча обошли дом, снаружи и изнутри, проверяя нашу работу.

И он выглядел… иначе. Не богаче, не роскошнее. Но целостнее. Прочнее. Надежнее. Дверь, которую мы чинили еще до осады, ровно стояла на своих петлях, щели в стенах были тщательно заделаны смолой, а главное — над нашими головами теперь была целая, пусть и грубая, но настоящая крыша. Она не протекала, не пропускала ветер. Она была нашей крепостью, нашим тылом. Нашим домом.

Усталые, но довольные, мы наскоро ополоснулись ледяной водой из кадки, смывая пот и прилипшую стружку. Вода обжигала кожу, заставляя взбодриться. Переодевшись в сухое, мы вынесли во двор табуретки и сели, молча глядя на плоды нашего труда.

Тишина вечера была уже не гнетущей, а мирной. Слышно было, как где-то далеко кричали дети, лаяли собаки, приглушенно говорили соседи. Жизнь возвращалась в город. Медленно, с болью, но возвращалась.

— Ничего. — наконец произнес Орн. — Теперь хоть жить можно, а не просто выживать.

Я просто кивнул, разделяя его чувство. Этот крошечный островок порядка, созданный нашими руками посреди хаоса, значил для меня больше, чем все геройские звания и благодарности капитана.

Мы уже собирались заходить внутрь, чтобы наконец-то выспаться в нормальных условиях, как со стороны калитки послышались четкие, размеренные шаги. Я сразу насторожился, но через мгновение расслабился — это был не скрытный крадущийся шаг Клейна или его головорезов, что обещал вернуться. Это была твердая, уверенная поступь военного.

К калитке подошел молодой стражник в потертой, но чистой кольчуге, с копьем за спиной. Его лицо было серьезным, но без угрозы. Он вежливо кивнул нам обоим.

— Макс? — обратился он ко мне, выдерживая неформальный, но уважительный тон.

— Он самый. — ответил я и сделал шаг вперед.

— Капитан Горст передает, что ждет вас завтра на рассвете на плацу у северной башни. — отчеканил стражник. — Сказал передать: «Не опаздывать. С завтрашнего дня расслабляться будет некогда».

— Передайте капитану, что я буду. — так же четко ответил я.

Стражник кивнул, развернулся и тем же размеренным шагом удалился.

Я смотрел ему вслед, и внутри меня что-то щелкнуло. Тревога? Нет. Нетерпение. Предвкушение. Капитан сдержал свое слово. И с завтрашнего дня для меня начнется новая жизнь. Жизнь, в которой мне предстояло не просто выживать, а учиться. Становиться сильнее. Разбираться в законах этого мира. И, возможно, наконец понять, кто же я такой на самом деле — жалкий перебежчик из другого мира, случайный обладатель Системы или тот самый проклятый Творец.

Ночь обещала быть короткой. А утро — интересным.