Следующие несколько дней слились в одно сплошное — на удивление монотонное и плодотворное — полотно. Настоящий «день сурка», но без тени скуки. Напротив, каждый день был наполнен до краев, и я чувствовал, как крепну — физически, умственно, духовно.
Утро всегда начиналось с Каэла и плаца у северной башни. Наши тренировки вышли на новый уровень. После изматывающей разминки и силовых упражнений мы неизменно переходили к деревянному оружию. Каэл брал меч, я — топор.
Спарринг с ним был подобен попытке поймать ветер в сачок. Он был быстр, техничен, а его финты и обманные маневры заставляли меня плясать под его дудку. Но я уже не был тем неумехой, которого он с легкостью укладывал на лопатки. «Закалённая Плоть» делала мое тело послушным инструментом, а «Боевое Чутье» жужжало на заднем плане сознания, с каждым разом все громче и навязчивее, предупреждая о самых хитрых атаках. Я учился, впитывал, как губка, его манеру боя и уже не просто отбивался, а пытался контратаковать, используя грубую силу топора, чтобы проламывать его защиту. Пару раз мне даже удалось заставить его отступить, и в глазах Каэла, помимо привычной холодной оценки, мелькало нечто, похожее на уважение.
После тренировки, мокрый от пота, но с ясной головой, я возвращался домой. Орн уже ждал меня с простым, но сытным завтраком. Мы ели молча, но это было комфортное молчание двух людей, понимавших друг друга с полуслова.
Затем мы шли в мастерскую. Эти часы стали для меня отдушиной. После адреналина и напряжения боя медитативная работа с деревом успокаивала нервы и приводила мысли в порядок. Орн, окрыленный возвращением к своему делу, каждый день делился со мной крупицами своего огромного опыта.
— Смотри, Макс. — говорил он, проводя рукой по древесному срезу. — Это кольцо означает год засухи, тогда дерево еле выживало, вот почему волокна здесь такие плотные и сжатые. А этот год был щедр на дожди — кольцо широкое и рыхлое. Дерево живет, дышит, помнит, и настоящий мастер должен это видеть. Слышать песню, что дремала в дереве, и не заглушить ее своим резцом, а лишь помочь ей зазвучать.
Я слушал, затаив дыхание. Его слова странным образом перекликались с моим «Пониманием Сердца Древесины». Он описывал то, что я видел буквально. И пока старик говорил, мой навык «Живое ремесло» тихо, но верно подрастал, достигнув 51.3 %. Я по-прежнему скрывал от него истинные масштабы своих способностей, подражая его неторопливым, выверенным движениям. Но сам процесс доставлял мне глубочайшее удовольствие.
Ближе к вечеру, когда солнце клонилось к закату, я находил причину ненадолго отлучиться и отправлялся в свое личное чистилище — подземный зал. После гибели Живой Древесины он стал безопасен, но мерзкий ковер из «Гнилых побегов» все еще покрывал пол, источая сладковато-гнилостный запах и тусклое, ядовито-зеленое сияние.
Эти вечерние сеансы стали для меня тренировкой в чистом виде — оттачиванием «Пути Целителя». Я спускался вниз, выпускал Мимио, и мы принимались за работу. Помощник, движимый лютой ненавистью ко всему, что связано с заразой Леса, яростно бросался на побеги. Я же протягивал руку и выпускал поток живой энергии — спокойный, методичный, очищающий. Голубоватый свет окутывал мерзкие стебли, превращая их в безвредную труху.
С каждым днем я делал это все эффективнее, тратя меньше энергии на большую площадь. Я учился чувствовать саму суть заразы, ее чужеродную, искривленную структуру, и находить самые хрупкие точки, куда нужно направить усилие. Это была тонкая работа, требующая не меньше концентрации, чем в бою с Каэлом.
На третий день мне удалось добиться желаемого результата. Я стоял в центре зала и наблюдал, как у дальних стен копошились последние островки заразы. Сконцентрировавшись, я выпустил финальный, сконцентрированный импульс, и волна голубой энергии прокатилась по полу, добивая остатки «Побегов». Через несколько мгновений последний стебель затрепетал и рассыпался в пыль.
В наступившей тишине, пахнувшей теперь лишь сыростью и пеплом, передо мной вспыхнуло знакомое уведомление.
Путь Целителя: Пробуждение
Прогресс: +23.4%
Текущий прогресс: 88%
Облегчение и гордость волной накатили на меня. Все получилось — я очистил это проклятое место. Теперь можно было со спокойной совестью уходить из города, зная, что подземная рана перестала быть угрозой людям на поверхности. Мимио, уставший, но довольный, устроился у меня на плече, и его легкий, ласковый щебет был лучшей наградой.
На следующее утро все пошло по привычному сценарию: разминка, спарринг с Каэлом, во время которого я впервые сумел провести почти чистую атаку и парировать его коронный выпад. Мы стояли, тяжело дыша, оба покрытые пылью и мелкими ссадинами, как вдруг привычную тишину плаца нарушили тяжелые, мерные шаги.
Мы обернулись. К нам шел капитан Горст.
Он выглядел лучше, чем в прошлый раз, когда я видел его в кабинете. Спина снова была прямой, взгляд — острым и собранным. На его лице застыло привычное суровое выражение, но в глазах я увидел тлеющие угольки решимости.
— Хватит играть в солдатиков. — его голос прозвучал громко и властно, разносясь по пустому плацу. — Тренировки окончены. Собирайтесь. Оба.
Мы переглянулись с Каэлом. Он лишь чуть приподнял бровь, но по его напряженной позе было видно, что парень тоже ждал этого момента.
— Капитан? — спросил я.
— Отряд отправляется через три часа. — отчеканил Горст, окидывая нас обоих оценивающим взглядом. — Вы оба в его составе. У вас есть время привести себя в порядок, собрать снаряжение и прочее барахло. Явка у статуи Топора, не опаздывать.
Он развернулся и ушел так же быстро, как и появился, оставив нас под впечатлением от своей лаконичности.
Я посмотрел на Каэла.
— Ну что, герой. — он с легкой усмешкой подобрал с земли свой деревянный меч. — Пора на настоящую работу. Увидимся у статуи.
Он кивнул и направился к казармам. Я же, не теряя ни секунды, почти бегом пустился домой.
Добравшись, я наскоро умылся ледяной водой, смывая пот и пыль, и принялся за сборы. Делать было особо нечего. Мои пожитки умещались в одну сумку, куда я положил немного еды: вчерашний хлеб, кусок копченого мяса, пару луковиц. Проверил топор в новом чехле на поясе — он сидел идеально, не мешая движениям. Экипировка была готова.
По пути в мастерскую, чтобы попрощаться с Орном, я столкнулся с Линой.
— Макс! Куда это ты собрался, словно на парад? — она оглядела мой собранный вид.
Я улыбнулся в ответ. Ее простое, человеческое присутствие всегда действовало на меня успокаивающе.
— В дорогу, Лина. Ненадолго покидаю город.
Улыбка на ее лице померкла, сменившись легкой тревогой.
— Это опасно? — спросила она тихо.
— Капитан Горст все продумал. — постарался я звучать уверенно. — С нами опытные бойцы. Мы просто съездим в соседний город и вернемся.
Она посмотрела на меня своими большими, ясными глазами, и в них читалась неподдельная забота.
— Ладно… — она вздохнула. — Только ты смотри… будь осторожен. Я… мы все будем ждать тебя.
Эти простые слова тронули меня до глубины души. Они напоминали, что я здесь не чужой, что у меня было место, куда можно вернуться.
— Обязательно. — пообещал я. — Скоро вернусь.
Я кивнул ей на прощание и пошел дальше, чувствуя ее взгляд у себя за спиной.
В мастерской царил привычный творческий хаос. Орн стоял у верстака, что-то выстругивая, но, увидев меня, сразу отложил инструмент.
— Ну что, мальчишка, час настал? — спросил он, вытирая руки о фартук.
— Настал. — подтвердил я. — Выходим через пару часов.
Орн подошел ко мне и положил свои грубые, исцарапанные руки мне на плечи.
— Слушайся старших, голову зря не подставляй, но и товарищей не бросай. И лучше держись подальше от всех имперских дел, здоровее будешь.
— Постараюсь. — честно ответил я.
— Держи. — он сунул мне в руку небольшой, но тугой сверток. — Дорожный паек. Черт его знает, чем вас кормить будут.
Я сунул сверток в сумку, чувствуя комок в горле. Этот старик стал для меня больше, чем просто наставником.
— Спасибо, Орн. За все.
— Да ладно, не прощайся, как в последний раз. — буркнул он, но в его глазах блеснула влага. — Иди уже.
Я обнял его коротко, по-мужски, и вышел из мастерской, не оглядываясь. Последней точкой перед выходом была статуя Топора.
Площадь, в последнее время погруженная в сонный покой, на этот раз бурлила жизнью. И что особенно согревало душу — в этом оживленном потоке мелькали до боли знакомые лица.
Первым я увидел Крона. Широкоплечий великан стоял, опираясь на свой массивный меч, и о чем-то негромко беседовал с капитаном Горстом. Рядом с ними выстроились несколько крепких парней из его отряда, которых я когда-то спас от заражения. Они узнали меня, и их суровые лица расплылись в уважительных ухмылках. Один даже поднял руку в приветственном жесте.
Рядом, прислонившись к постаменту статуи, стоял Эдварн. Он выглядел… другим. Не тем сломленным человеком, которого я навещал в его темной комнате. Спина была прямой, взгляд — острым и сосредоточенным, как у старого волка, учуявшего добычу. На нем была походная кожаная броня, а на поясе висел топор. Мужчина кивнул мне, и в этом движении была целая история — боль, утрата и новая, хрупкая, но решимость жить дальше.
Каэл уже был здесь, проверяя крепление на своем легком, но прочном доспехе. Он встретил мой взгляд и коротко мотнул головой.
Но были здесь и незнакомцы. Первый — вертлявый, подвижный мужчина лет сорока, с быстрыми, бегающими глазами и деловой ухмылкой на лице. Он был одет не как воин, а в добротную, но практичную дорожную одежду, увешанную кошелями и сумками.
— А, вот и наш молодой герой! — воскликнул он, едва я подошел ближе, и протянул ко мне руку для хлопка по плечу, от которого я инстинктивно уклонился. — Слышал о тебе, слышал! Легенды ходят! Я — Барни, купец. Буду отвечать за самую важную часть нашего путешествия — за торги! Золото счет любит, а я его люблю считать!
Горст, прервав разговор с Кроном, буркнул:
— Барни — один из немногих толковых торговцев, кто не сбежал с караваном баронессы. У него свои интересы в городе, и, что более важно, он знает, у кого и что покупать, чтобы вас не обманули.
Второй незнакомец был полной противоположностью Барни. Высокий, худощавый, он стоял чуть в стороне, почти сливаясь с тенью от статуи. Его лицо было закрыто капюшоном, но я почувствовал на себе цепкий, изучающий взгляд. Он был одет в потертый, но качественный плащ цвета пыли, а за спиной у него виднелось нечто, напоминающее длинный, разобранный посох или шест.
— А это — Сайлас. — представил его Крон. — Лучший следопыт, что у нас остался. Его глаза видят то, что другие пропускают, а уши слышат шаги за милю. В этом походе он будет нашим разведчиком.
Сайлас не произнес ни слова, лишь слегка склонил голову в мою сторону. Кивок был едва заметен, но в нем чувствовалась профессиональная солидарность.
Группа собралась не маленькая. Сайлас с Барни, Крон — наш командир, охрана в виде пяти опытных бойцов из его отряда, а также мы с Эдварном и Каэлом.
Горст обошел наш небольшой отряд, окидывая каждого тяжелым, пронизывающим взглядом.
— Ваша задача проста. — его голос гремел в окружающей тишине. — Добраться до города Серебряный Ручей, закупить максимум провизии, который сможете увезти, и вернуться живыми. Вы — последняя надежда этого города на то, чтобы пережить эту зиму. Не подведите.
Он посмотрел на Крона.
— Команда в твоих руках. Удачи.
Крон ответил ему твердым кивком. Горст развернулся и ушел, оставив нас на площади.
Нашим транспортом оказались не обычные повозки, а нечто, впервые заставившее меня по-настоящему оценить изобретательность живших в этом мире.
Это были массивные, приземистые повозки, больше похожие на небольшие передвижные крепости. Их корпуса были сделаны не из досок, а из толстенных, причудливо изогнутых пластин темного, почти черного дерева, испещренного глубокими, словно зажившими шрамами, бороздами.
— Это древесина Бронекорней. — пояснил Крон, заметив мой изучающий взгляд. Он с силой стукнул костяшками пальцев по борту. В ответ раздался глухой, плотный звук, словно он ударил не по дереву, а по листу стали. — Немногие деревья в Лесу умеют так защищаться. Их древесина после обработки смолой Корневых Оплотов становится тверже дуба и почти не горит. Монстрам их не прокусить, а стрелы отскакивают.
Каждую такую повозку тянула пара неказистых, но невероятно выносливых и флегматичных животных, похожих на нечто среднее между лошадью и гигантской козой — косматых, с мощными копытами и короткими, толстыми рогами. Их называли «Степные Крепыши». Они были не быстры, но их не пугали ни скверная дорога, ни запах Леса.
Наш небольшой караван состоял из трех повозок. Две были загружены пустой тарой, а третья, поменьше, предназначалась для нас самих — в ней можно было укрыться от непогоды и по очереди отдыхать в относительной безопасности.
— До Серебряного Ручья на этих увальнях — четыре, от силы пять дней, если дорога не преподнесет сюрпризов. — раздался спокойный, уверенный голос Крона. Он обошел наш небольшой караван из трех «Твердодревов», как местные называли повозки, похлопал ладонью по прочному, темному борту одного из них. — Медленно, но верно. И главное — безопасно. Эти красавцы выдержат почти любой удар, кроме, может, самого большого Оплота.
Первые часы пути стали для меня настоящим испытанием на выдержку. Напряжение было не физическим, а нервным. Мы двигались по старой торговой трассе, петлявшей между холмов. Город остался позади, скрывшись за первым же поворотом, и нас окружила гнетущая тишина. «Боевое Чутье» не замолкало ни на секунду, посылая легкие, но навязчивые импульсы тревоги. Каждый темный провал между камней казался потенциальной засадой.
Сайлас, наш следопыт, бесшумно скрылся впереди по ходу движения, растворившись в пейзаже с удивительной легкостью. Остальные шли рядом с повозками, растянувшись в цепочку. Крепыши размеренно и упрямо тянули тяжелые повозки, их мощные копыта уверенно ступали по разбитой дороге. Эдварн и Каэл шли в голове колонны, их взгляды постоянно сканировали местность. Бойцы Крона заняли позиции по флангам и в арьергарде.
Я шел ближе к центру, стараясь не упускать детали. Картина вокруг была одновременно успокаивающей и пугающей. Аррас, надо отдать ему должное, не солгал. Его «зачистка» была тотальной. Мы не видели ни единого признака Лесной Поросли или других тварей. Лишь изредка попадались обугленные останки каких-то существ и воронки от мощных взрывов — следы работы «Когтя». Эта демонстрация абсолютной силы, с которой они уничтожили то, с чем мы едва справились ценой невероятных усилий, вызывала леденящий душу трепет.
Солнце начало клониться к закату, окрашивая холмы в багровые и золотые тона. Крон, шедший впереди, поднял руку, сигнализируя об остановке. Мы свернули с дороги в небольшую лощину, прикрытую с двух сторон скальными выступами — идеальное место для ночевки.
— Время разбивать лагерь! — его голос прозвучал негромко, но властно, и механизм слаженно заработал.
Я замер, наблюдая за отточенными действиями ветеранов. Это была не суетливая беготня, а точный, выверенный ритуал.
— Смотри и запоминай, пацан. — Крон оказался рядом со мной, наблюдая за работой своих людей. — Ночь в степи — это время охотников, а наша задача не стать их добычей.
Сначала три «Твердодрева» были вкатаны в центр лощины и поставлены в треугольник, дышлами внутрь. Получился импровизированный укрепленный пункт. Пока одни бойцы развязывали Крепышей и отводили их на скудный подножный корм, другие, используя складные лопаты из запасов повозок, начали окапываться.
— Ров — первое дело. — пояснял Крон, пока его люди рыли по внешнему контуру лагеря неглубокую, но широкую канаву. — Он не остановит серьезного противника, но заставит его шуметь и спотыкаться. Это время, которое нам нужно, чтобы приготовиться к встрече. Выкопанную землю пускаем на вал, внутрь периметра. Она послужит укрытием для стрелков.
Я смотрел, как рос земляной вал, и понимал логику. Через полчаса наш лагерь уже был окружен своеобразным частоколом из земли. Затем по внешнему краю рва воткнули в землю заостренные колья, которые везли с собой, прикрепленными к бортам повозок.
— Частокол нужен против мелкой нечисти. — сказал Крон. — Теперь — огонь.
В центре треугольника из повозок, на очищенной от сухой травы площадке, разложили небольшой, но аккуратный костер. Пламя разводили не ради тепла, а для света и, как ни странно, для маскировки.
— Маленький, почти не дымящий костер — наш друг. — Крон присел на корточки, поправляя поленья. — Он слепит некоторых монстров, что любят смотреть из темноты, и не дает им разглядеть нас, а его потрескивание перекрывает тихие звуки, которые мы издаем.
Пока лагерь обустраивался, Сайлас вернулся из своей разведки. Он молча подошел к Крону, и они о чем-то коротко переговорили. Следопыт показал рукой на северо-восток, и Крон мрачно кивнул.
— Вокруг чисто, — громко объявил Крон, обращаясь ко всем, — но расслабляться рано. Сайлас будет вести первое дежурство с вышки. — он кивнул на одну из повозок, где на «смотровом гнезде» уже устроился один из его бойцов с луком. — Смена каждые три часа. Остальные отдыхайте. Ужин, проверка оружия и сон.
Мы разбрелись по лагерю. Я пристроился у колеса своего «Твердодрева», прислонившись к прохладной твердой древесине. Достал паек — хлеб и копченое мясо. Эдварн присел рядом, молча протянув мне свою флягу с водой. Мы ели в тишине, глядя на маленькие язычки пламени. Барни устроился поудобнее на одной из повозок, что-то бормоча себе под нос и пересчитывая что-то в кошеле. Каэл сидел чуть поодаль, методично, с почти медитативной сосредоточенностью точа клинок своего меча.
Воздух был наполнен тихими звуками ночи: потрескиванием костра, фырканьем Крепышей и редкими репликами бойцов. И над всем этим висела давящая тишина степи, что притаилась за тонкой линией нашего вала, словно тяжелое одеяло.
Уже почти закончив свой скудный ужин, я собирался устроиться на ночлег, как вдруг тишину разрезал резкий, отрывистый звук — негромкий свист, похожий на крик ночной птицы.
Я мгновенно замер. «Боевое Чутье» взвыло сиреной, по спине побежали ледяные мурашки.
Все в лагере застыли. Даже Барни замолк, сжав свой кошель. Каэл медленно, без единого звука, встал, его рука легла на рукоять меча. Эдварн, сидевший рядом со мной, так же бесшумно поднялся, его могучая тень заслонила огонь костра.
Свист прозвучал еще раз. Теперь я понял, откуда он — со «смотрового гнезда» на центральной повозке. Это был сигнал дозорного.
Крон, стоявший у костра, поднял сжатый кулак — знак «внимание, тишина». Его голос прозвучал тихо, но четко, без тени паники:
— Периметр, северо-восток. Сайлас что-то заметил. Не шумим и занимаем позиции.
Сердце бешено затрепетало, словно птица, запертая в горле. Пальцы судорожно обхватили рукоять топора. В воздухе повис вопрос, давящий своей неотвратимостью: что таится в надвигающейся тени — жизнь или нечто, лишь имитирующее ее облик?