Теперь я видел топор иначе. Лезвие и древко были не просто кусками железа и дерева. Они были единым целым, сплетенным из миллионов сияющих, переливающихся волокон энергии. Одни нити пели о несокрушимой прочности, другие — о ярости, третьи — о чем-то глубинном, первозданном.
Я мысленно прикоснулся к нему, и в сознание хлынул поток информации, наконец-то раскрытый моим прокачанным навыком.
«Простой Топор» носителя И скры
Урон: 7–19
Прочность: «Неразрушим»
Свойство 1: «Возвращение». Топор связан с волей владельца и при желании вернется в руку бросившего.
Свойство 2: «Слот Живого Помощника (Пассивный)».
Свойство 3: «??? (Скрыто)». Требует для раскрытия: «Живое ремесло III» или выше.
Свойство 4: «??? (Скрыто)».???
Свойства???:???
Носитель Искры! Это еще что такое? Насколько я помнил, похожая надпись приветствовала меня при появлении в этом мире, но что она значила мне было неизвестно до сих пор. И свойство «Возвращение» было не магическим чудом, а проявлением связи между топором и моей волей. Но даже с новым уровнем понимания я не мог по-настоящему работать с ним.
Разочарование, горькое и кислое, подкатило к горлу. Я обладал ключом к невероятной силе, но не мог повернуть его в замочной скважине.
Сжав зубы, я оторвал взгляд от топора и мысленно вернулся к Интерфейсу Созидания. Если не получалось с одним, то надо было искать другие пути. Скрижаль все так же висела в пространстве моего сознания, мерцая недоступными чудесами вверху и предлагая доступные опции внизу.
Я вновь сосредоточился на двух открытых умениях. «Импульс Жизни» и «Корневые Оковы». В описании не было указано, сколько стоило их применение, но цена «покупки», то есть самой возможности овладеть этими умениями, была кристально ясна. Прямо под каждым из них горела цифра: 15 ед. Живой Энергии. И для «Корневых Оков» дополнительно требовался компонент в виде «Сердцевины Корневого Оплота».
Пятнадцать единиц — весь мой запас. Я, конечно, мог купить оба сразу, опустошив и свой резервуар, и часть запаса Мимио, но что-то удерживало меня от этого шага — глубокое, инстинктивное нежелание тратить энергию помощника на что-то, что касалось лично меня. Он был моим другом, его сила была его собственной, и я не имел права бездумно ею разбрасываться.
Кроме того, мне отчаянно нужно было понять, как быстро восстанавливалась моя личная живая энергия. Это был ключевой параметр, от которого могла зависеть жизнь. Покупка умения стала бы идеальным тестом.
Выбор был очевиден. Проблема Древней Древесины висела над городом дамокловым мечом. «Корневые Оковы» были прямым и единственным доступным мне в данный момент оружием против нее.
Я мысленно обратился к инвентарю, и в моей ладони материализовалась «Сердцевина Корневого Оплота». Она была тяжелой и холодной, похожей на спрессованный кусок темного камня, испещренного мерцающими прожилками. Энергия в ней была спящей, гнетущей.
Сделав глубокий вдох, я сосредоточился на строке с «Корневыми Оковами» и мысленно нажал на неё.
Эффект был мгновенным и ошеломляющим.
Столбик моей Живой Энергии рухнул до нуля, исчезнув в одно мгновение. Сердцевина в руке вспыхнула ослепительным изумрудным светом и рассыпалась на мириады светящихся частиц. Но они не рассеялись в воздухе, а ринулись на меня, впиваясь в кожу ладони, как рой разъяренных светлячков.
Я вскрикнул от неожиданности и боли — это было похоже на то, как тебя изнутри выжигают раскаленными иглами. Светящаяся паутина из энергии прошила мою руку, прошла по предплечью и сконцентрировалась где-то в глубине груди, рядом с сердцем. Там она сжалась в новый, крошечный и плотный узел, который пылал жгучим холодом, а затем затих, став просто еще одной частью меня.
Процесс занял не больше пары секунд, но я остался стоять, тяжело дыша, с онемевшей и покалывающей рукой. Так вот для чего требовался компонент! Его не просто «тратили» на умение, а вживляли в носителя! Он становился частью тебя, источником силы для этого конкретного умения.
Пока я приходил в себя, в сознание хлынул новый поток информации — сама суть «Корневых Оков». Я вдруг понял, как нужно направлять энергию, какой мысленный образ формировать, чтобы заставить жизненную энергию течь в обратную сторону, неся не рост, а стагнацию и паралич.
Я получил новое умение… Но его применение стоило 8 единиц энергии, а мой резервуар был пуст. Теперь нужно было засечь время и ждать.
Я вышел из навыка и посмотрел на свои ладони. Никаких следов, но внутри чувствовалась новоприобретенная тяжесть, новый инструмент в моем арсенале, который пока не мог использовать.
Обидно, черт возьми! Я мог применить Корневые Оковы всего один раз, ведь текущий запас живой энергии не позволял большего. Надежда была только на скорость восстановления. Я закрыл глаза, пытаясь уловить малейшие изменения в опустевшем резервуаре, но ничего менялось.
Ждать, сложа руки не было никакого смысла. Энергия будет восстанавливаться без моего участия, а в городе творилось нечто, что не давало мне сидеть на месте.
Нужно было увидеть Эдварна.
Я вышел из дома. Воздух был прохладным, пахло дымом и осенью. Добравшись до жилища командира, остановился перед темным крыльцом. Дверь, как и в прошлый раз, выглядела надёжно. Я постучал, сначала тихо, потом громче. В ответ — тишина. В груди зашевелилась тревога. Я уже было собрался ломиться плечом, представив самое худшее, как вдруг из-за двери донесся скрежет щеколды.
Дверь приоткрылась с тихим скрипом, являя узкую полоску сумрака. В проеме стоял Эдварн, но сейчас он был больше похож на призрака, чем на привычного мне командира.
Тело его было здоровым, плечи — по-прежнему широкими, мышцы — рельефными. Но дух, несгибаемую сердцевину, что держала его, казалось, вынули. Его глаза, обычно мрачные, но живые, сейчас были пустыми и потухшими. Они смотрели на меня, но словно не видели. Лицо покрывала щетина, волосы были спутаны.
— Макс. — его голос прозвучал хрипло, будто он давно не пользовался им. — Заходи.
Он отступил, пропуская меня внутрь. Дом был в полумраке, окна закрыты. В воздухе витал запах немытого тела, пыли и старого беспокойства. На столе стоял нетронутый кусок хлеба и кружка с водой.
Мы сели за стол. Молчание повисло между нами, тяжелое и неловкое.
— Как ты? — наконец спросил я.
Эдварн медленно перевел на меня свой пустой взгляд.
— Живой. Врачи говорят, раны зажили. Зелье имперцев… хорошее.
Он говорил монотонно, без интонаций.
— А ты? — вдруг спросил он, будто спохватившись.
— Тоже жив. Тренируюсь, помогаю Орну.
— Орн… — он повторил имя, словно вспоминая кто это. — Хороший старик. Повезло тебе с ним.
Мы снова замолчали. Я видел, как он сжимает и разжимает кулак на столе, как его взгляд уходит куда-то вглубь себя, в те воспоминания, что разъедали его изнутри.
— Эдварн. — начал я осторожно. — То, что случилось… это не твоя вина.
Он резко дернул головой, и в его глазах на мгновение вспыхнул огонь — не жизни, а боли.
— Не моя? А чья? Я был командиром и повел их туда. Лиор, Брэнн, Кэрвин, Рагварт… Они доверяли мне. А я привел их на смерть.
— Ты повёл их спасать город! — мой голос прозвучал громче, чем я планировал. — И они его спасли! Своей жизнью! Они герои!
— Героизм от солдат требуется только тогда, когда руководство обосралось. — отрезал он с горькой, уставшей усмешкой. — Мы были разменной монетой, мальчик. Последним щитом, который кинули под копыта чудовища, чтобы оно подавилось. Так и случилось. А мы… мы просто выполнили свою работу.
От его слов стало холодно. В них была ужасающая, циничная правда, но я не мог с ней смириться.
— Виноват Лес, Эдварн. Только Лес. А они… были настоящими воинами, которые знали, на что идут. И они выбрали этот путь. Чтобы другие могли жить.
Он ничего не ответил, просто снова уставился на стол. Мне показалось, что его плечи чуть развернулись.
Мы просидели так еще около часа. Говорили мало, в основном молчали. Я рассказывал о тренировках у Горста, о мастерской Орна. Он кивал, иногда задавал короткие вопросы. Постепенно, капля за каплей, лед в его глазах начал таять. Эдварн не стал прежним, нет. Слишком глубоки были раны. Но командир начал возвращаться из того небытия, в которое ушел.
Я рассказал ему о том, что услышал от Каэла: о голодной зиме, об ушедших с «Когтем» солдатах, о том, что город остался практически без защиты.
Эдварн тяжело вздохнул.
— Так и есть. Все окончательно списали нас со счетов. Баронесса сбежала под благовидным предлогом, имперцы забрали бойцов… Остались мы, старики, да раненые. Но… — он впервые за весь разговор поднял на меня осмысленный, цепкий взгляд командира. — Но у нас еще есть капитан Горст. Он не из тех, кто сдаётся и обязательно что-нибудь придумает. Должен придумать.
В его голосе прозвучала слабая, но надежда. Вера в командира. Тогда я задал главный вопрос, ради которого отчасти и пришел.
— Эдварн… Крон предлагал мне место в своем отряде. И тебе, я слышал, тоже. Что ты думаешь?
Он задумался, потирая переносицу.
— Крон… Его ребята — местная элита. Всегда были. Они не по периметру шарятся, как мы, они в Великий Лес ходят, рубят старые деревья. У него и лесорубы — профессионалы, и охрана — довольно крепкие ребята, которые могут этих рубак от опасности защитить. Место там… заманчивое.
Он помолчал, глядя в запыленное оконное стекло.
— Я бы и рад… Но… А, к черту все! — он вдруг ударил кулаком по столу. — Конечно, я бы пошел! Сидеть тут в четырех стенах и гнить заживо? Лучше уж там, с топором в руках, делать настоящее дело! Но сперва… нужно дождаться, что скажет капитан. Он главный, его слово — закон. Если Горст решит, что наш долг остаться и держать оборону здесь, значит, так тому и быть.
Я кивнул, понимая его. Дисциплина и долг для него были не пустыми словами.
— Я понял. Спасибо, Эдварн.
— Тебе спасибо, что пришел, парень. — он встал и неожиданно обнял меня, коротко и по-мужски крепко. — Вытащил немного из этой ямы. Теперь иди.
Вернувшись домой, я обнаружил, что Орн уже был на ногах. Он хлопотал на крохотной кухне, грея какую-то похлебку. Лицо его было бледным, но в глазах горел огонек жизни и цели.
— А, вернулся! — бросил он мне, помешивая варево. — Садись, сейчас поедим. А потом — за дело!
— Какое дело? — удивился я. — Тебе бы еще отдыхать.
— Отдыхать? — фыркнул он. — Я уже проспал свои полдня. А дел — выше крыши! Пора уже наконец официально открывать мастерскую! Мы и так задержались на несколько дней из-за… того заказа. Но плевать!
В его тоне была такая непоколебимая решимость, что спорить было бесполезно. Мы споро перекусили его похлебкой и направились в мастерскую.
Орн шел быстро, почти бежал, и я едва поспевал за ним. Он снова был тем самым мастером — целеустремленным, полным планов.
Мастерская встретила нас запахом древесной пыли, смолы и… надежды. Мы принялись за уборку. Орн смахнул пыль с верстаков и расставил инструменты в идеальном порядке. Я подмел пол и разложил на видном месте несколько готовых изделий — простые, но качественно сделанные миски, ложки и пару амулетов.
Потом Орн достал из сундука небольшую, аккуратно свернутую ткань. Развернув, я увидел содержимое — это была вывеска: резной топор и дерево. По всей видимости, он снял ее, чтобы привести в порядок. С гордым, торжественным видом он вынес ее и попросил меня прибить над дверью.
— Готово. — выдохнул он, отступая на шаг и любуясь своей работой. — Теперь наша мастерская официально открыта!
Он распахнул настежь дверь, впуская внутрь прохладный осенний воздух.
Первые несколько минут ничего не происходило. Улица была пустынна. Орн пытался сохранять бодрый вид, но я видел, как его плечи начали понемногу опускаться.
И тут на пороге появилась она.
— Ну, наконец-то! — раздался знакомый хриплый голос.
Бабушка Агата, опираясь на свою резную палку, стояла в дверях, озирая мастерскую с видом строгого, но довольного ревизора.
Орн просиял.
— Агата! Как ты… откуда узнала?
— Я, милок, в этом городе всё знаю: по долгу службы в курсе обо всех официальных открытиях и разрешениях. — она многозначительно постучала пальцем по виску. — Поздравляю, Орн. С возвращением.
Она протянула ему корзинку, прикрытую салфеткой.
— На, гостинец. Свежий хлеб, еще тёплый — сама делала. Чтобы дело спорилось.
Орн, растерянный и тронутый, принял гостинец. Казалось, он вот-вот расплачется от счастья.
Вслед за Агатой, словно по сигналу, стали подходить и другие. Пришла Лина, поздравила и купила пару новых деревянных мисок — старые, мол, побились. Заглянул Борвиг, кузнец-универсал. Он молча осмотрел верстаки, инструменты, кивнул со значением Орну: «Качество чувствуется. Если понадобится что по металлу — обращайся». И даже купил пару безделушек.
Итак, мастерская начала оживать, наполняясь людьми, словно росток, пробивающийся сквозь асфальт. Их было немного, горстка любопытствующих. Большинство заглядывали из праздного интереса, чтобы хоть одним глазком взглянуть на мир ремесла, обменяться парой слов, ощутить связь с чем-то прежним, незыблемым. Покупки были редки — у кого водились деньги после недавней бури? Но Орн был счастлив. Он лучился, словно начищенная монета, отвечал на вопросы с энтузиазмом, демонстрировал инструменты с гордостью, рассказывал о каждом сорте дерева, словно о старом друге.
Он был нужен. Его ремесло было нужно. В эти непростые времена он дарил людям не просто товары, а нечто гораздо большее — надежду. Надежду на то, что жизнь не остановилась, что созидательный труд и мастерство, словно маяк, пробьют тьму разрухи и страха.
Я стоял в стороне и смотрел на это: на улыбки, на серьезные, уставшие лица, и на горящие глаза старика, на теплый свет масляных ламп, отражавшийся в гладкой, отполированной древесине.
Вокруг царила воодушевленная, почти праздничная атмосфера. Они не знали, что вскоре на город обрушится голод, а возможно, и нечто похуже, спящее пока под землей.
Но сегодня, в этот тихий вечер, их лица светились неподдельной радостью. Радостью возвращения хрупкого, почти забытого чуда под названием «нормальная жизнь». И я, вглядываясь в их счастливые лица, ловил себя на робкой надежде, что, возможно, и сам начинал верить в это возвращение.
Ближе к позднему вечеру, когда последние посетители, поболтав и пожелав удачи, разошлись по своим домам, в мастерской воцарилась тихая, довольная усталость. Орн, орудуя метлой, выметал с порога последние следы дня. Его лицо искрилось неподдельным, детским счастьем. Я же, словно стараясь продлить этот миг, не спеша расставлял по своим местам инструменты, как вдруг краем глаза уловил в углу пульсацию индикатора Живой Энергии.
Столбик показывал 15/15. Полный бак.
Я замер, пытаясь прикинуть время. С момента покупки умения прошло… около четырех часов. Значит, энергия восстанавливалась со скоростью примерно 4 единицы в час. Не быстро, но и не катастрофически медленно. Выходило, я мог применять «Корневые Оковы» один раз в два часа, тратя 8 единиц и дожидаясь восстановления. Или, если припекало, мог выстрелить два раза с интервалом в пятнадцать минут.
«Тактику придется продумывать до мелочей. — подумал я».
Мои размышления прервал Орн, щелкнув тяжелым замком на двери мастерской.
— Ну вот и всё, Макс. Знаешь, первый день открытия мастерской оказался чертовски хорош. — старик повернулся ко мне, и в его глазах я увидел не только усталость, но и давно забытую уверенность в завтрашнем дне. — Завтра начнем по-настоящему. Принесу несколько хороших чурбаков, будешь осваивать…
Орн не договорил, из сгущающихся сумерек к нам быстрым, четким шагом направилась темная фигура. Это был солдат в походной экипировке городской стражи. Его лицо было серьезным, а рука лежала на рукояти меча.
— Макс? — голос мужчины был жестким, без эмоций. — Капитан Горст приказал доставить тебя к нему. Немедленно.
Воздух моментально сгустился. Радостное умиротворение вечера испарилось, словно его и не было. Орн нахмурился, его взгляд стал настороженным.
— Сейчас? Уже ночь на носу. В чем дело?
— Мне не сообщали. — солдат оставался непоколебим. — Приказ капитана.
Я обменялся взглядом с Орном. В глазах старика читалась та же тревога, что кольнула и меня.
Срочный вызов к Горсту посреди вечера, особенно после недавнего разговора с Каэлом, выглядел тревожно.
— Хорошо. — кивнул я солдату, стараясь, чтобы голос звучал уверенно, и повернулся к Орну. — Не жди меня, ложись спать.
— Ты уверен? — прошептал он, хватая меня за локоть.
— Да. Наверное, капитан хочет поговорить про завтрашнюю тренировку. — соврал я, стараясь его успокоить, хотя внутри всё сжалось в холодный комок.
Солдат уже развернулся и ждал, всем своим видом показывая, что время истекло. Я кивнул Орну еще раз и шагнул в наступающую ночь, следуя за безмолвной тенью стражника.
Улицы были пустынны и темны. Лишь бледный свет восходящей луны освещал наш путь, отбрасывая на него резкие черные тени. Шаги солдата отбивали четкий, безжалостный ритм, словно отсчитывая секунды до чего-то неминуемого.
Мое «Боевое Чутье» молчало. Прямой угрозы не было, но по спине бежали противные, холодные мурашки.
Мы приближались к казармам у северной башни. Окна ее горели ярким, желтым светом — единственным проблеском жизни в этом спящем, безжизненном городе.
Мы вошли в казармы, и вскоре солдат остановился у двери капитанского кабинета, молча указав на нее рукой. Его дело было сделано.
Я сделал глубокий вдох, собираясь с духом, и толкнул тяжелую дубовую дверь.