Тишина в мастерской была густой, как смола, и такой же тягучей. Казалось, само время застыло, ожидая решения старика. Потрескивание фитиля в масляной лампе звучало подобно ударам крошечного молоточка по наковальне судьбы. Сера стояла неподвижно, ее темная, облегающая фигура сливалась с тенями у двери, но взгляд, острый и неумолимый, был прикован к Орну. Она не давила, не угрожала, а просто ждала, и в этой молчаливой уверенности была такая сила, что воздух звенел от напряжения.
Орн сглотнул, и его кадык нервно подпрыгнул. Он обвел взглядом свою мастерскую: верстаки, инструменты, заготовки. Это было всё, что у него имелось. Но ему предлагали возможность разом расплатиться со всеми долгами, обеспечить себя и мальчишку, получить имперскую защиту… Это было слишком весомо, чтобы отказаться, но и достаточно опасно, чтобы согласиться.
— Мне нужно подумать. — голос его прозвучал хрипло и неестественно громко. — Хотя бы день…
— Нет. — ответ Серы был мягким, как шелест шелка, и твердым, как алмаз. — У меня нет лишнего дня. Ответ нужен сейчас. Немедленно.
Орн закрыл глаза, словно пытаясь найти ответ в темноте под веками. Его пальцы сжались в кулаки, костяшки побелели. Он видел перед собой не только мастерскую, но и годы унижений, страх перед очередным визитом сборщиков долгов, жалкое существование на обочине жизни, а также лицо Макса — упрямое, полное решимости стать сильнее. Для этого нужны были деньги, безопасность, тыл.
Он открыл глаза и посмотрел прямо на Серу.
— Хорошо. Я согласен.
На мгновение в ее глазах мелькнуло что-то похожее на удовлетворение, но тут же погасло, уступив место деловой конкретике.
— Отлично. Мне нужна особая шкатулка. Она должна быть абсолютно герметична не физически, а энергетически. Ни одна капля ауры, ни малейшая вибрация находящегося внутри предмета не должны просачиваться наружу. Внутри должна ощущаться лишь пустота.
Орн непроизвольно выпучил глаза и отшатнулся, будто от удара.
— Вы понимаете, что просите? Такое… такое могут сделать единицы! Для этого нужны не просто руки, нужны… знания! Специфические знания!
Сера лишь чуть нахмурила свои идеальные темные брови.
— Я понимаю. Именно поэтому я здесь и жду ответа на второй вопрос: сможете?
Старик замер. Он снова погрузился в молчание, но на этот раз ненадолго, будто взвешивал на невидимых весах свою прошлую жизнь, клятвы, данные давным-давно, и свое нынешнее жалкое положение. Чаша колебалась, а затем склонилась в одну сторону.
— Если вы все знаете, то должны понимать, что за применение этих знаний меня…
— На этот счёт не беспокойтесь. — перебила она старика. — У вас есть разрешение на работу над этим заказом.
— Тогда… Я смогу. — выдохнул он.
— Отлично. — ответила Сера. — Диктуйте список материалов.
Орн, все еще находясь под впечатлением от ее осведомленности, на автомате начал перечислять, его голос звучал механически:
— Понадобится база… Лучше всего подойдет черное железное дерево возрастом не менее двухсот лет, без сучков и свилей. Порошок голубого кремния для прослойки. Смола древнего хвойника, выстоявшаяся не менее пятидесяти зим… — он продолжал, называя ингредиенты, названия которых звучали как сказочные заклинания и наверняка стоили как выкуп за баронессу.
Сера слушала не перебивая, и когда он закончил, просто кивнула. Затем она провела рукой, и на верстаке один за другим материализовались предметы: слиток темного, отполированного до зеркального блеска дерева, мешочек с искрящимся минеральным порошком, стеклянная колба с густой янтарной смолой. И остальное, в точности как он просил, все идеального качества.
Я смотрел на это, затаив дыхание. Она не просто знала, что нужно. Женщина носила все это с собой, в системном инвентаре. Сера пришла не с вопросом, а с готовым ответом. Ей был нужен только мастер. Руки.
— Двое суток. — холодно бросила Сера, окидывая взглядом мастерскую, будто оценивая, сможет ли это место справиться с такой работой. — Ровно через двое суток наш отряд уходит из города. К этому времени изделие должно быть готово.
Не дожидаясь ответа, она развернулась и вышла за дверь, растворившись в ночной темноте так же бесшумно, как и появилась. Оставив после себя запах морозного воздуха и неразрешимых загадок.
Орн еще долго стоял, уставившись в пустой дверной проем, словно пытаясь разглядеть в нем ответы на все свои вопросы. Его плечи были сгорблены, но не от возраста, а от тяжести внезапно свалившейся на него ответственности и воспоминаний, которые эта встреча всколыхнула. Я не решался его беспокоить, притаившись в тени у стеллажа с инструментами.
Наконец он обернулся. Его взгляд упал на меня, обычно живой и острый, сейчас был мутным и уставшим, в нем читалась какая-то странная смесь — тревоги, надежды и неизбежности.
— Мальчишка, — прохрипел он. — Мне потребуется твоя помощь.
Я молча кивнул, давая понять, что я здесь и готов на всё.
— То, что нам предстоит сделать… — он тяжело вздохнул, подошел к верстаку и провел рукой по идеально гладкой поверхности слитка железного дерева. — Это не просто ремесло. Это искусство, тайну которого мастера хранят похлеще, чем банкиры свои золотые слитки. Знаешь, в чем главная сложность?
Я снова покачал головой, боясь спугнуть его редкую откровенность.
— Не в подборе материалов, хотя и это — целая наука. И не в резце или точности рук. Главное это умение. Специфическое системное умение, которое не передается через книги или устные наставления. Оно… впитывается от мастера к ученику. По капле. По крупице.
Он помолчал, глядя в пустоту, и в его глазах поплыли картины далекого прошлого.
— Меня этому обучил мой Мастер… Очень, очень много лет назад. Я был молод, горяч, полон амбиций и подавал огромные надежды. Его дочь… моя возлюбленная, а впоследствии и жена… — голос его дрогнул, и он на мгновение замолк, смахнув невидимую пылинку с века. — Жизнь сложилась так, что сыновей у них не было. Тогда он взял меня в ученики не только как зятя, но и как наследника. Стал передавать самые сокровенные знания. С тех пор и начался мой путь… который в итоге привел меня сюда. — он горько усмехнулся. — Остальное… остальное я не хочу вспоминать. Но, видимо, сама судьба распорядилась так, чтобы эти знания не умерли со мной. Чтобы я передал их дальше. Тебе.
Он посмотрел на меня прямо, и в его взгляде была тень сомнения.
— Я попробую научить тебя. Но результат… — Орн безнадежно помотал головой. — Результат не гарантирую. Это как научить слепого видеть цвета. Или глухого — слышать музыку. Дар либо есть, либо его нет.
Он глубоко вздохнул, словно собираясь с силами перед прыжком в бездну.
— Я раскрою тебе эти знания, мальчишка. Но запомни раз и навсегда: они не просто опасны, а запретны. В Империи за меньшее отправляли на плаху без суда и следствия.
Его голос понизился до шепота, хотя вокруг, кроме нас, никого не было.
— Тех, кто владел этим искусством, в старину называли… Системными Творцами, хотя чаще просто Творцами. Их артефакты меняли ходы войн, их щиты могли держать самых сильных существ, а их лекарства — воскрешать полумертвых. От их творений в свое время дрожала земля и рассыпались империи. Они были… богами в человеческой плоти. Но потом что-то пошло не так. Их сила стала пугать правителей, и началась охота. Самая настоящая охота. Их истребляли под корень, целыми семьями, сжигали их работы, стирали упоминания о них из летописей. Оставили лишь несколько самых покорных, самых лояльных родов, чью преданность покупали золотом и страхом. И похоже, — он горько усмехнулся, — что за мной тоже все это время следили. Раз даже в таком богом забытом захолустье, как наш город, члены имперского элитного отряда знают, к кому обратиться… Так что выбор за тобой, мальчишка. Либо ты соглашаешься на этот риск, на эту ношу и начинаешь принимать уроки прямо здесь и сейчас. Либо… — он махнул рукой по направлению к двери, — идешь отсюда и не возвращаешься ближайшие пару дней. Я сделаю эту работу один, как смогу.
Мое сердце заколотилось, как бешеное. Системные Творцы! Так вот кто они! Не еретики, не преступники, а… мастера. Художники, чье искусство стало слишком опасным для сильных мира сего. Орн, старик, который варил похлебку и чинил крышу в этом захолустье, оказался носителем запретных знаний. Только как такому мастеру позволили прозябать свою жизнь в нищете? На этот вопрос у меня пока не было ответа.
— Я согласен. — сказал я без малейшего сомнения, и голос мой прозвучал удивительно твердо. — Учите.
Облегчение мелькнуло в его глазах, смешанное с новой тревогой. Он кивнул и подошел к верстаку.
— Хорошо. Смотри и слушай. Я никогда не был полноценным Творцом, так как не проходил инициацию, но за многие годы практики, надеюсь, смог приблизиться к ним. Вспомни все, чему я учил тебя во время наших уроков. Ведь нам нет нужды бороться с материалом. Нужно лишь… договориться с ним, убедить его стать чем-то большим.
Он взял в руки слиток железного дерева. Его пальцы, шершавые и покрытые старческими пятнами, коснулись поверхности с такой нежностью, словно это была кожа любимой женщины.
— Видишь волокно? Оно не просто идет вдоль, а поет. У него есть свой ритм, своя мелодия. Наша задача — не перекричать ее, а вплести в нее свою собственную ноту: тишины, изоляции.
Он начал показывать. Движения его рук были медленными, плавными, почти ритуальными. Орн не резал дерево, а водил по нему резцом, словно дирижируя невидимым оркестром, объясняя, как чувствовать внутреннее напряжение материала, как направлять энергию не в готовый предмет, а в сам процесс его создания, заставляя будущие стенки шкатулки вибрировать в унисон, создавая замкнутый контур.
И чем больше он говорил и показывал, тем сильнее во мне нарастало странное чувство дежавю. Это… это же было до боли знакомо! Принципы, которые старик излагал, базовые концепции взаимодействия с материалом, ощущения его «песни» — всё это очень, ну очень напоминало мое «Живое ремесло»! Но в урезанном, кустарном, можно сказать, примитивном варианте. Как если бы мою систему упростили до уровня парового двигателя, оставив лишь основные принципы, но утратив всю магию и глубину.
Орн говорил о «вложении воли», а Система делала это автоматически. Он объяснял, как месяцами медитировать на материал, чтобы почувствовать его ритм, а мое «Понимание Сердца Древесины» позволяло увидеть его буквально за секунды.
Я слушал, затаив дыхание, боясь пропустить хоть единое его слово. И в какой-то момент, когда он закончил объяснять сложнейший принцип плетения энергетических узлов на внутренней поверхности заготовки, прямо перед моими глазами вспыхнуло ослепительное системное уведомление.
Системное уведомление
Навык «Живое ремесло I».
Прогресс: + 40%
Текущий прогресс: 66.9%
Это было немыслимо, прекрасно и пугающе одновременно! Прогресс в 40 % за одну ночь! Лишь от голой теории, от объяснений!
Более того, сквозь объяснения Орна я начал понимать саму механику использования подобных умений в этом мире. Местные делали это как слепые котята: тыкались во всё подряд, тратили уйму энергии и сил, медитировали, чтобы «почувствовать поток», и в итоге получали жалкий результат. Мне же не нужны были эти костыли. Я владел навыком полновластно, как король своим мечом. Система была моим продолжением.
Но тут же в голове созрел план. Для подстраховки, чтобы не шокировать старика и не выдать свою аномальную скорость обучения, я решил, что перед Орном буду практиковаться лишь «открыто», имитируя его медленные, медитативные методы. Пусть думает, что я просто очень способный ученик.
Утро встретило меня свинцовой усталостью. Ночная практика с Орном, подкрепленная адреналином от открытий, сменилась жестокой реальностью. Тело ныло и гудело, напоминая о вчерашнем подземном походе, бессонной ночи и общем истощении. Каждая мышца кричала о пощаде, а веки налились свинцом.
Я побрел на плац к северной башне, чувствуя себя разбитым корытом. Капитан Горст уже ждал, и его взгляд, тяжелый и оценивающий, с первого же мгновения выявил мое плачевное состояние.
— Опоздал на три минуты. — прорычал он вместо приветствия. — Начинаем. Десять кругов с утяжелителями. Бегом.
Я попытался собраться, встряхнуться, но это было бесполезно. Ноги не слушались, дыхание сбивалось сразу же, в висках стучал молоток. «Закалённая Плоть» помогала держать удар, но не могла компенсировать тотальную выжатую в ноль энергию. Мир плыл перед глазами.
Горст хоть и видел мое состояние, но не сбавил обороты, а наоборот, усилил натиск. Он был безжалостен. После кругов последовали упражнения с бревном, затем отработка бросков, потом спарринг с Каэлом. Я валился с ног, мои движения были заторможенными и неточными. Каэл, обычно холодный и собранный, смотрел на меня с нескрываемым удивлением.
— Соберись, новобранец! — гремел голос Горста. — Ты вчера что, по всем кабакам города прошелся? В теле силы нет, в голове — ветер!
Стиснув зубы, я пытался выложиться по максимуму. Руки дрожали так, что у меня едва получалось удержать топор. На очередном жиме бревна в моих глазах потемнело, и я едва не рухнул под его весом.
Горст резким движением остановил бревно и отбросил его в сторону с глухим стуком.
— Хватит! — скомандовал он. Его взгляд, испещренный сеточкой морщин, изучал мое осунувшееся, бледное лицо. — Ты сегодня ни на что не годен. — в его голосе не было злости, была констатация факта. — Доводить себя до такого состояния — верх глупости. Мышцы растут не в бою, а во сне, в отдыхе. Ты сломался, и толку от такой тренировки — ноль.
Я лежал, тяжело дыша.
— Ладно. — неожиданно буркнул Горст. — Так и быть. Даю тебе выходной на завтра. Но послезавтра я буду ждать тебя здесь на рассвете. И ты будешь свеж, быстр и голоден до работы. Понял?
Облегчение, сладкое и всепоглощающее, затопило меня.
— Так точно, капитан. — выдохнул я.
— Иди отсюда. Выбрось из головы всю дурь и выспись. — он повернулся ко мне спиной, показывая, что разговор окончен. — И чтобы я больше такого не видел.
Я не заставил себя долго ждать. Побрел прочь, едва переставляя ноги, но на душе было странно легко. Он дал мне именно то, что мне было нужно — время на восстановление и на работу с Орном.
Вернувшись в мастерскую, я застал Орна за финальными приготовлениями. Он расставил инструменты в строгом порядке, разложил материалы, проверил остроту каждого резца. Воздух был наполнен запахом древесины, смолы и чего-то еще, острого и минерального — порошка голубого кремния. Всё было готово к великому таинству.
— А, ты как раз вовремя. — бросил он мне, не отрываясь от проверки температуры плавления смолы на маленькой жаровне. — Выглядишь еще хуже, чем ушел.
— Капитан дал выходной на завтра. — ответил я, с наслаждением опускаясь на табурет и чувствуя, как ноют каждые мышцы.
— И правильно сделал. Для такой работы нужна свежая голова и твердая рука. Ну что, Макс, готов творить историю? Или, по крайней мере, очень дорогой и очень запретный артефакт?
Я кивнул, собирая волю в кулак. И мы начали.
Двое суток пролетели как один миг. Время в мастерской текло иначе, подчиняясь ритму работы, свисту резцов и тихому, сосредоточенному бормотанию Орна. Мы почти не спали, забыли о еде, пили только воду. Старик был безжалостным учителем, но и я оказался способным учеником, который старался не использовать Систему напрямую, а лишь направлял ее, следуя его указаниям, имитируя его методы. Но внутри всё кипело и перестраивалось.
«Живое ремесло» работало на полную катушку, и я видел каждый изъян, каждое слабое место в материале еще до того, как к нему прикасался резец.
Мы работали в четыре руки. Орн вырезал основу, сложнейшие внутренние каналы для энергетических потоков. Я готовил смоляные смеси, точно выдерживая пропорции, и наносил их тончайшим слоем, запечатывая поры древесины. Потом шлифовали, снова пропитывали, снова шлифовали. Мастерская наполнилась мелкой блестящей пылью, которая висела в воздухе, переливаясь в свете лампы словно волшебная дымка.
Постепенно из грубого слитка начало проявляться нечто удивительное. Шкатулка была небольшой, лаконичной, почти лишенной украшений. Ее красота была не во внешней отделке, а в идеальных пропорциях, в абсолютной гладкости поверхностей, в которых, как в черном зеркале, отражались наши усталые лица. Она была тяжелой для своих размеров и холодной на ощупь, будто выточена из цельного куска ночного неба.
В момент, когда Орн нанес последнюю, завершающую черту — сложнейший символ изоляции на внутреннюю часть крышки, — по мастерской прошел едва слышный, но ощутимый вибрационный гул. Воздух задрожал, и на миг показалось, что звуки с улицы полностью исчезли. Шкатулка была готова. Она лежала на верстаке, простая и совершенная, поглощающая сам свет и тишину вокруг себя.
Мы стояли и смотрели на нее, не в силах вымолвить ни слова. Нас охватила странная смесь гордости, истощения и леденящего душу страха перед тем, что мы только что сотворили.
И в этот самый момент, словно по сигналу, на пороге мастерской появилась тень.
Сера. Она стояла, заложив руки за спину, и изучала нас своим холодным, пронзительным взглядом. Но на этот раз она была не одна.
Чуть поодаль, прислонившись к косяку двери и скрестив на могучей груди руки, стоял Горам. Высокий, молчаливый гигант с двуручным мечом за спиной. Его присутствие наполняло и без того тесное пространство мастерской ощущением невероятной, сконцентрированной силы и угрозы.
— Ну что, мастера, — раздался низкий, мелодичный голос Серы, — готов мой заказ?