Системный Творец

Глава 9

— Щепки… — Клейн просипел это слово с таким отвращением, словно у него во рту оказалась дохлая крыса. Его багровое, перекошенное лицо находилось в сантиметре от моего, я чувствовал его горячее дыхание. — Ты думаешь, я поверю в эту чушь? Ты, сопляк, решил поиграть со мной в игры?

Один из его головорезов, коренастый детина с перебитым носом, лениво пнул ногой рассыпавшуюся по полу щепу. Древесный хруст прозвучал нелепо и громко в напряженной тишине.

— И правда, шеф, один хлам. — буркнул он, пожимая плечами.

Это лишь сильнее разозлило Клейна. Он резко выпрямился, и его взгляд, тяжелый и мутный, впился в меня с новой силой.

— Ладно. — произнес он тихо, почти ласково, и от этого стало еще страшнее. — Полагаю ты просто успел спрятать настоящее. Или, может, твои дружки по отряду припрятали твою долю из «жалости» к сиротке.

Он сделал шаг назад, его сапоги громко заскрипели по половицам.

— Но слушай меня внимательно, щенок. — его голос стал низким, зловещим, словно скрежет камней под землей. — У меня везде есть глаза и уши. Я всё узнаю. Всё. И если окажется… — он снова приблизился, и его указательный палец, толстый и грязный, ткнул меня в грудь, — … что ты меня обманул, пожалеешь. Сильнее, чем можешь себе представить. Твоя жизнь здесь превратится в кромешный ад. И жизнь этого дряхлого стариканы — тоже. Вы будете молить о смерти, чтобы это прекратилось. Я сделаю вас примером для всего этого дерьмового городишки. Понятно?

Я не отвечал. Просто смотрел ему в глаза, стараясь не моргнуть, чтобы он не увидел ни страха, ни, что было куда опаснее, торжества. Внутри всё сжалось в ледяной, алмазный комок решимости. Этот человек был раковой опухолью, и его нужно было выжигать. Рано или поздно.

Клейн, видимо, счел мое молчание за проявление должного трепета. Он фыркнул, плюнул на пол, прямо в кучку щепы, и развернулся.

— Убирай свою дрянь. И передай Орну, что я приходил. И что я ещё вернусь. Обязательно вернусь.

Он вышел и его люди последовали за ним, бросив на меня напоследок уничижительные взгляды. Я стоял неподвижно, слушая, как их тяжелые шаги затихают на уличной дороге, сливаясь с вечерним гулом тревоги, доносящимся из города.

Только когда полная тишина снова опустилась на дом, я позволил себе выдохнуть. Дрожь, которую я сдерживал изо всех сил, пробежала по спине. Я облокотился на стол, чувствуя, как подкашиваются ноги. Не от страха. От адреналина, который теперь отступал, оставляя после себя странную, холодную пустоту.

Я уже начал прибирать разбросанную щепу, бережно собирая её обратно в мешок, ведь каждая крошка была ценностью, когда снаружи послышались шаркающие, усталые шаги. На этот раз знакомые.

В дверном проеме, вернее, в том месте, где должна была быть дверь, возник силуэт Орна. Он казался ещё более сгорбленным, чем обычно, а в его глазах читалась глубокая, беспросветная усталость. В руке он сжимал тот самый кожаный мешочек с амулетом.

— Опять сквозняк… — пробормотал он, безучастно глядя на валяющуюся на полу дверь. Его взгляд скользнул по мне, по мешку в моих руках, и он всё понял без слов. — Приходили?

— Да. — кивнул я. — Клейн. Искал нашу «долю» с дозора.

Орн тяжело опустился на ближайший табурет, сгорбившись, будто на его плечи снова взгромоздили невидимую тяжесть.

— И что?

— Я показал ему это. — я потряс мешком, из которого всё ещё торчали жалкие щепки.

Старик уставился на мешок, потом на меня. На его лице медленно, как восход солнца, стало проступать недоумение, смешанное с сомнением.

— И… Он поверил?

— Нет. — честно ответил я. — Не поверил. Но взять с меня было нечего. Он ушёл, но пообещал всё выяснить и… Сделать нам обоим очень больно.

Я опустил взгляд, ожидая упрёков, крика, отчаяния. Но вместо этого услышал тихий, хриплый звук. Я поднял голову.

Орн… улыбался. Это была не та саркастическая, горькая усмешка, к которой я привык. Это была настоящая, пусть и усталая, но искренняя улыбка. Она растянула его морщины, и в его потухших глазах на мгновение блеснул тот самый огонёк, который я видел, когда он работал с деревом.

— Вот так. — прохрипел он, качая головой. — Вот так, значит… Наконец-то и мы ему хоть маленькую, но пакость устроили.

Он рассмеялся, коротко и глухо, но в этом смехе было больше победы, чем во всей недавней кровавой битве с монстрами.

— А амулет? — спросил я, указывая на мешочек в его руке.

Улыбка на лице старика мгновенно исчезла, сменившись привычной мрачной гримасой.

— Чёрт с ним, с амулетом. — махнул он рукой. — Рынок… Пуст. Лавки закрыты, люди по домам сидят, как мыши в норках. Кто покупать будет? Все только продают, кто что может, запасаются провизией в дорогу. А дорога у них одна — подальше отсюда.

Он швырнул мешочек на стол. Он упал с глухим, безнадёжным стуком.

— Значит, новости уже все знают. — тихо заключил я.

— Знают. — подтвердил Орн. — И боятся. Умные уже чемоданы сворачивают. Говорят, караван в столицу на днях собирается. Многие хотят к нему примкнуть.

Мы молча сидели в наступивших сумерках. Холодный ветер гулял по дому через зияющий дверной проём, заставляя ёжиться и ворочать застывшими на полу щепками.

— Ладно. — наконец поднялся Орн, с трудом оторвавшись от стула. — Давай хоть какую-то преграду ветру поставим. А то ночью замёрзнем.

Мы вдвоём подняли тяжёлую, грубо сколоченную дверь и с трудом заслонили ей проем. Она стояла криво, под углом, но хоть какое-то подобие защиты от стихии и посторонних взглядов появилось.

— Надо будет починить. — констатировал Орн, с неприязнью глядя на нашу криворукую работу. — И не только дверь. Весь дом разваливается. Щели в стенах, крыша течёт… Зима не за горами, а если то, о чём все говорят, правда… — он не договорил, но смысл был ясен.

В случае осады или долгой блокады тёплое, крепкое укрытие будет цениться на вес золота. А наш дом укрытием не был. Он был дырявым, продуваемым сараем.

— Завтра. — сказал я твёрдо. — Завтра всё начнём. И дверь починим, и на рынок сходим ещё раз. Продадим амулет. Купим то, что нужно. Гвоздей, смолы, досок…

Орн посмотрел на меня с нескрываемым скепсисом, но спорить не стал. Просто кивнул и побрёл к своей кровати, будто на него взвалили неподъёмный груз.

Сон той ночью был беспокойным и прерывистым. Мне снились щупальца, оплетающие ноги, рёв Клейна, превращающийся в скрежет веток, и холодные, безжизненные глаза солдат капитана Горста. Я просыпался в холодном поту, прислушивался к ночной тишине, к скрипу нашей убогой двери на ветру, и снова проваливался в короткие, тревожные забытья.

На следующее утро я открыл глаза ещё до рассвета. Тело ныло и гудело, каждая мышца, каждый сустав напоминал о вчерашнем бое и последующей нервной встряске. Но эта боль была иной — не острой, разрывающей, а глубокой, тянущей. Знакомой. Тело не кричало о повреждении, оно тихо стонало от усталости и… изменений. Оно привыкало. Закалялось.

Я поднялся с постели, стараясь не шуметь. Орн ещё спал, его дыхание было ровным, но тяжёлым. Я на цыпочках вышел во двор. Воздух был холодным, свежим, пахнущим дымом и приближающимися холодами. Идеальное время для того, чтобы привести в порядок не только тело, но и мысли.

Разминка далась тяжелее обычного. Связки скрипели, мышцы отзывались тупой болью на каждое движение. Но я не останавливался. Бег по периметру участка, отжимания, приседы, резкие выпады с имитацией ударов топором. Каждое движение было актом силы воли, преодолением собственной немощи. И с каждым подходом боль отступала, уступая место ровному, глубокому жару, разливающемуся по телу.

Пока тело работало на автомате, я наконец-то позволил себе обратиться к тому, на что не было времени вчера — к системным уведомлениям, маячившим на периферии сознания. Я сосредоточился, вызвав интерфейс мысленным усилием.

Полупрозрачные голограммы всплыли перед глазами, слегка подрагивая в утреннем воздухе.

Путь Закалённого Тела (телесный путь)

Прогресс: 63%

Тип Пути: Телесный

Связанные атрибуты: Сила, Выносливость, Живучесть

Пассивный эффект: «Закалка»: небольшое снижение усталости при повторяющихся действиях.

63%! Почти две трети! Вот оно, ощутимое доказательство того, что всё не зря. Что мои тренировки, боль, пот — всё это превращается во что-то реальное, измеримое. Внутри что-то ёкнуло от гордости.

Следующее уведомление обрадовало не меньше.

Навык: Бой топором I

Прогресс: 9.2%

Описание: Освоены базовые принципы владения топором в бою. Удары обретают чуть большую точность и эффективность распределения силы. Появляется интуитивное понимание дистанции и момента для атаки.

Почти десять процентов. Вчерашняя мясорубка дала огромный скачок. Я вспомнил те мгновения, когда топор будто сам вел мою руку, когда я чувствовал не просто дерево, а уязвимые точки, слабые места. Это было не просто какое-то абстрактное умение — это был опыт, впечатанный в мышечную память ценой крови и страха.

Но следом за радостью пришло и горькое осознание. Я перечитал описание снова. «Базовые принципы». «Чуть большую точность». Этого было недостаточно. Слишком мало. Вчера я видел, на что способны настоящие воины. Эдварн с его «Боевым Размахом», который сносил врагов волной. Солдаты Горста с их умениями, разрывающими землю и испепеляющими плоть. А что было у меня?

Мне катастрофически не хватало умений. Настоящих, боевых, способных переломить ход схватки, а не просто позволить в ней выжить. Вопрос был в том, как их получить. Система не предлагала мне меню с списком доступных скиллов за очки опыта. Статуя Топора отреагировала лишь на моё оружие, да и то отказала. Спросить было не у кого.

У Эдварна? Он и так смотрел на меня как на обузу. Рассказать ему, что я вижу голубые таблички и хочу «прокачать скилл»? Он решит, что у меня повреждение мозга от вчерашнего удара. Орн? Он был мастером по дереву, а не по войне.

Я оставался один на один с этой загадкой. Система была моим и только моим странным преимуществом и моим же проклятием. Мне предстояло самому понять её правила, методом проб и ошибок. А цена ошибки в этом мире была слишком высока.

С новой яростью я обрушил на воображаемого противника серию ударов. Топор свистел в воздухе, становясь продолжением руки, почти мыслью. Но эта мысль была простая, примитивная. «Ударить». «Разрубить». Мне же нужна была целая боевая философия. Тактика. Сила.

Закончив тренировку, я подошёл к кадке и окатил себя с ног до головы ледяной водой. Дыхание перехватило, тело вздрогнуло, зато ум прояснился. Паника и отчаяние ушли, уступив место холодной, расчётливой решимости. Раз путь неизвестен, его нужно протоптать самому.

Вернувшись в дом, я застал Орна за готовкой. На этот раз он сварганил что-то более основательное — густую кашу с кусочками вяленого мяса и кореньями. Запах был божественным.

— Силы еще есть. — буркнул он мне в качестве приветствия, оценивающе окинув взглядом мою взмокшую рубаху. — И не похоже, что сломался.

— Держусь. — ухмыльнулся я, наливая себе воду.

Завтрак прошел в тишине, Орн слушал, хмуро жуя, и кивал.

— Решил, что делать будешь? — спросил он наконец, отодвигая пустую миску.

— Мы. — поправил я его. — Мы идём на рынок, продаём амулет, покупаем гвозди, смолу, инструменты, если будут. Всё, что нужно для починки этого… — я обвёл рукой наше ветхое жилище, — … дома.

Орн фыркнул, но не стал спорить. Видимо, необходимость действий была для него очевиднее, чем желание впадать в уныние.

— Ладно. — сдался он. — Попробуем ещё раз. Только смотри в оба. На рынке сейчас… Люди могут быть не в себе. Страх делает их глупыми и жадными.

Через полчаса мы уже шли по почти безлюдным утренним улицам. Город, обычно шумный и полный жизни, напоминал вымерший. Окна были закрыты ставнями, изредка попадавшиеся прохожие шли быстро, с опущенными головами, не встречаясь взглядами. Воздух был густым и тяжёлым, пропитанным немой паникой.

Рынок, представлял собой жалкое зрелище. Половина лавок была закрыта наглухо, остальные работали вполсилы. Торговцы сидели на своих местах с отсутствующим видом, не стараясь зазывать покупателей. Тех же, кто бродил между прилавками, можно было пересчитать по пальцам. Они не торговались, а быстро, почти молча, скупали в первую очередь еду — мешки с мукой, крупами, вяленое мясо, соль.

Мы обошли несколько знакомых Орну лавок, где торговали ремесленными изделиями и инструментом. Хозяева лишь мрачно качали головами — «Не до того сейчас, старина. Не до покупок».

Настроение падало с каждой минутой. Казалось, наша затея обречена. Но тут Орн тронул меня за локоть и кивнул в сторону небольшой, но крепко сбитой лавки, стоявшей чуть в стороне от основных рядов. Над ней болталась вывеска с изображением наковальни и молота — знак кузнеца-универсала, торгующего и готовыми изделиями.

За прилавком стоял сам хозяин — широкоплечий, бородатый мужчина с умными, пронзительными глазами. Он не сидел сложа руки, а что-то яростно чистил напильником, и по его сосредоточенному виду было видно, что он не собирается сдаваться и бежать.

— Борвиг. — представился Орн, подходя к прилавку. — Не виделись сто лет.

Кузнец поднял взгляд, и на его суровом лице на мгновение мелькнуло что-то похожее на улыбку.

— Орн. Жив ещё. Думал, тебя давно черви доели.

— Обманул. — хрипло усмехнулся старик. Он достал из-за пазухи кожаный мешочек и вытряхнул из него на прилавок амулет. Законченный лист из тёмного дерева, в центре которого пульсировал мягкий, живой свет. — Есть для тебя безделушка. На счастье.

Борвиг отложил напильник, взял амулет в свои грубые, покрытые окалиной и шрамами пальцы. Он повертел его, поднёс к глазам, постучал по нему ногтём. Его лицо оставалось непроницаемым.

— Работа чистая. — наконец проворчал он. — Материал… Непонятный. Но вещица сильная, это чувствуется.

— Защитный амулет. — пояснил Орн. — Ненадолго отводит внимание тварей, что в текущей ситуации весьма неплохое подспорье. Такой и жизнь может спасти.

— В нынешние времена — полезная штука. — согласился кузнец. Он ещё немного помолчал, взвешивая амулет на ладони, будто оценивая не его вес, а его истинную ценность. — Ладно, беру. Но деньгами не богат. Могу в довесок дать хороший инструмент и немного материалов.

Орн и я переглянулись. Для нас это было даже лучше, чем просто деньги.

— Согласны. — хором сказали мы.

Сделка состоялась. Через десять минут мы покидали лавку Борвига, неся в руках небольшой, но увесистый тюк с гвоздями разного калибра, свёрток с хорошей смолой для пропитки дерева, новое, острое долото и мешок всякой мелочи. Завтра нам должны были привезти все необходимое для крыши, а вырученных денег хватало для покупки простой еды. Амулет остался лежать на прилавке рядом с кузнечными поделками, готовый нести свою службу новому хозяину.

Мы уже собирались двинуться дальше, чтобы прикупить ещё провизии, как к Борвигу подошла ещё одна пара — мужчина с женщиной, с испуганными глазами и узелками в руках.

— Борвиг, ты правда не едешь? — почти умоляюще спросила женщина. — Места в караване ещё есть! Говорят, завтра на рассвете уходят…

Кузнец лишь мрачно покачал головой.

— Моё дело — здесь. Кузня моя здесь. Кто оружие и инструмент чинить будет, если все разбегутся? Нет, я остаюсь.

— Но лес… — начал было мужчина.

— Я не по лесу тоскую, а по наковальне. — резко оборвал его Борвиг. — А вы бегите, бегите. Может, и правда, успеете.

Пара, бросив на него полный жалости и страха взгляд, поспешила прочь.

Мы с Орном замерли, случайно подслушав этот разговор.

— Караван? В столицу? — переспросил я у Борвига.

Он взглянул на нас, взвешивая, стоит ли тратить слова.

— Ага. — буркнул он. — Самый большой за последние годы. Полгорода, слышал я, собирается. Баронесса Лирель свою казну вывозит, ну и народ за ней потянулся. Кто побогаче — на повозках, кто попроще — пешком. Думают, в столице за высокими стенами безопаснее. — он язвительно хмыкнул. — Дураки. Если Лес действительно пошёл в наступление, никакие стены не помогут. Он и сквозь камень прорастёт.

Его слова повисли в воздухе, тяжелые и безнадёжные. Картина массового исхода целого города, бегущего от ужаса, была пугающей.

Обратно мы шли молча, каждый погруженный в свои мрачные мысли. Наши скромные покупки вдруг показались смешными и бесполезными. Гвозди и смола против наступающего Леса? Это было всё равно что пытаться заколотить щели на тонущем корабле.

Настроение было окончательно испорчено. Мы уже почти дошли до нашего района, как вдруг с одной из узких улочек донёсся шум — приглушённые крики, лай собак, гул взволнованных голосов.

Любопытство пересилило осторожность, мы свернули за угол и увидели небольшую толпу, столпившуюся у старого, полуразрушенного дома. Толпа была возбуждённой, испуганной. Люди перешёптывались, указывая на что-то внутри.

Мы с Орном переглянулись и медленно приблизились, стараясь оставаться незамеченными.

Дверь в дом была распахнута настежь. Изнутри шел смрад, сладковатый, тошнотворный, знакомый запах гниющей древесины, смешанный с чем-то ещё… Металлическим. Кровавым.

И тогда я увидел их.

Из-за спин собравшихся мелькнули блёклые, синеватые пятна кожи. И странные, неестественные побеги, проросшие сквозь пол и стены дома. Они были тонкими, почти чёрными, с редкими, ядовито-зелёными листьями. И они явно росли не снаружи, а изнутри, разрывая гнилые доски изнутри.

Какой-то смельчак из толпы, вооружившись палкой, осторожно заглянул внутрь и тут же отпрянул с подавленным криком ужаса.

— Мёртвые! Все мёртвые! — закричал он, и его голос сорвался на визг. — И… И они… Прорастают!

Ледышка страха в моей груди превратилась в глыбу льда. Над одним из синеватых, распухших тел, беспомощно раскинувшихся на полу, всплыла полупрозрачная, дрожащая надпись, составленная из холодного, мерцающего света:

Инфицированный труп.

Стадия: Прорастание.

Очаг заражения: низкоуровневый.

Опасность: высокая (распространение спор, психотропное воздействие).

Рекомендация: полное уничтожение огнём.

А потом из полутьмы внутри дома на меня посмотрели глаза. Не глаза трупа, а те, что смотрели из самой глубины проросших сквозь тело чёрных веток. Пустые, бездонные, полные древней, безразличной злобы. Они встретились с моим взглядом, и в них не было ничего человеческого. Только бесконечный, всепоглощающий голод Леса.

Это было не просто убийство, это было начало. Первый симптом страшной болезни, которая пришла не извне, а проросла изнутри.

Настоящая угроза была уже здесь, в городе. И она тихо пускала корни в самых тёмных его углах.