Адреналин, острый и знакомый, ударил в виски, заглушая на мгновение всё — и гул города, и отзвуки только что одержанной, но такой хрупкой победы в стенах управы. Капитан Горст ринулся вперёд, я бросился следом.
Мы не бежали, мы летели по городу. Мирная, хоть и бедственная, повседневность умерла. Её место занял хаотичный, животный ужас. Из распахнутых настежь дверей кричали дети, какой-то старик безуспешно пытался впрячь в телегу взбесившуюся от страха клячу. Воздух был густ от пыли, пота и одного-единственного слова, которое висело на всех устах, звучало в каждом крике: «Идут!»
Мы вырвались на главную улицу, ведущую к воротам. И тут я увидел то, от чего кровь действительно стыла в жилах.
Ворота были ещё открыты, но перед ними кипела другая битва — битва за жизнь. К воротам, спотыкаясь, падая и снова поднимаясь, бежали люди, что работали на дальних полях, за пределами относительной безопасности стен. Их одежды были изорваны, лица залиты грязью и ужасом. Их отчаянные, хриплые крики сливались в один сплошной, душераздирающий стон.
Стража на стенах металась, офицеры кричали что-то, пытаясь хоть как-то организовать этот поток, чтобы они не затоптали друг друга.
Горст замер на мгновение, его стальное лицо выдавало лишь легкое подрагивание скулы. Он оценил ситуацию с одного взгляда.
— Твой отряд должен быть на сборном пункте у северной башни! — бросил он мне, не глядя, его глаза уже искали в толпе своего сержанта. — Иди! И не подведи, новобранец!
Он ринулся в сторону командующего у ворот, и его властный голос тут же перекрыл общий гул. Я остался один, затерянный в этом аду. Но ненадолго.
— Макс! Какого чёрта ты тут стоишь⁈
Я обернулся. Из боковой улочки, ведя за собой наших, вынырнул Эдварн. Его лицо было мрачным, но собранным, островком спокойствия в этом море паники. На нём уже был полный доспех, на плече — тяжёлый боевой топор.
— Капитан сказал… — начал я.
— Знаю, что сказал! — отрезал он, хватая меня за плечо и решительно таща за собой. — Мы последние. Все уже экипируются. Двигай!
Мы протиснулись сквозь толпу, оставив позади вопли и давку у главных ворот. Возле северной башни, в тени высоких стен, царила уже иная, деловая суета. Здесь строились другие отряды дозора, получали припасы и оружие ополченцы. Воздух звенел не от криков, а от звона металла, отрывистых команд и тяжёлого дыхания людей, готовящихся к смерти.
— К складу! Быстро! — Эдварн толкнул меня в сторону низкого каменного здания, у входа в которого суетился оружейник с табличкой в руках.
Это был мой первый раз. До этого я был стажёром и сражался тем, что было при мне. Теперь же всё было по-настоящему. Оружейник, угрюмый и плечистый, окинул меня оценивающим взглядом.
— Имя, отряд?
— Макс, четвертый отряд.
— Четвёртый дозор? Новенький? — уточнил он, сверяясь со списком.
— Так точно.
Мне вручили комплект. Кожаный нагрудник, прошитый пластинами из невероятно плотной, почти стальной, древесины. Наборные поножи на кожаной основе. Тяжёлые, но удобные сапоги. И — отдельно — стёганый поддоспешник, пропитанный чем-то пахучим, отталкивающим влагу.
Я одевался с трясущимися руками, чувствуя на себе спокойные, оценивающие взгляды своих. Никто не торопил. Каждый проходил через это. Кожаный нагрудник лег на плечи непривычной, но уверяющей тяжестью. Последней я пристегнул к поясу свою самую главную ценность — Простой Топор. Рука сама легла на рукоять, и я почувствовал лёгкий, едва уловимый ответный импульс — Мимио был здесь и был настороже.
Эдварн, уже полностью экипированный, кивнул мне.
— Нормально. Не сковывает? Подтяни ремни на поножах, а то на бегу отвалятся.
Я послушно подтянул. Мы построились. Наш отряд, теперь уже официально мой отряд, был готов. Эдварн обвёл нас взглядом — суровым, но полным странной, братской гордости.
— Четвёртый! На выход! Защищать свой дом!
Мы вышли за ворота. Не через главные, где ещё кипела давка, а через узкую калитку, предназначенную как раз для быстрого выхода дозоров. Воздух снаружи ударил в лицо — не свежий, а густой, горький от дыма горящих полей и сладковато-тошнотворный от чего-то ещё, чего я не мог определить.
Наш участок был на небольшом возвышении в полукилометре от стен. Здесь уже располагался импровизированный лагерь. Не палатки, а несколько повозок, поставленных в полукруг, за которыми укрывались лучники и арбалетчики. Перед этим живым щитом, на самой передовой, стояли мы — пехота. Отряды дозора и ополчения, слившиеся в одну неровную, но грозную линию. Встречать врага решено было здесь, на подступах, чтобы не дать ему сразу обрушиться на стены. Это была тактика выжженной земли и упорного сопротивления с последующим отходом.
Мы заняли своё место в строю. Слева и справа от нас встали другие группы — такие же мрачные, такие же решительные. Мы ждали.
Сначала это была лишь туча пыли на горизонте. Затем к ней добавился гул. Не крики, не рёв, а именно низкий, монотонный гул, от которого закладывало уши и ныли зубы. Земля под ногами начала мелко вибрировать.
И тогда они показались.
Из-за холмов выползла армия. Это было воплощение кошмара. Знакомые очертания Лесной Поросли и Лиановых Скользней, но их было вдесятеро больше, и двигались они не разрозненно, а единым, сплошным, бурлящим потоком. Среди корчей и лиан мелькали другие, куда более страшные фигуры.
— Смотри. — хрипло сказал Эдварн, стоявший плечом к плечу со мной. — Видишь их? Справа, в отдалении?
Я всмотрелся. И сердце моё упало куда-то в ботинки. Это были волки. Вернее, то, во что превратились волки. Их шкура была покрыта странными, древесными наростами, из пастей сочилась зеленоватая слюна, а глаза горели не животной, а слепой яростью. Слева, тяжёлой поступью, шёл медведь-урод. Одна его лапа была неестественно большой, когти на ней напоминали острые сучья, а из спины торчали и шевелились, словно щупальца, плети колючей лозы.
— Зараженные. — без эмоций констатировал Эдварн. — Не все твари из Леса рождаются. Некоторые ими… становятся. Травоядные съедают заражённую траву, получая заражение. Хищники — заражённую добычу. И так зараза распространяется по цепочке. Если такой зверь оцарапает тебя — всё. Ты мёртв. Не сразу, конечно. Сначала начнёшь гнить заживо, а потом из тебя прорастёт что-то новое. Много хороших ребят так полегло.
Я сглотнул, чувствуя, как холодеют пальцы, сжимающие топорище.
— Заразиться можно от любой раны монстров? Даже оп Поросли? — спросил я, вспоминая свои первые схватки.
— Нет. — покачал головой Эдварн. — От их ран заразиться нельзя. От ушиба помереть — запросто. А зараза — только от этих тварей. Никто не знает, почему. Так устроено. Просто принимай как данность.
Он помолчал, глядя на надвигающуюся орду. Потом наклонился ко мне так, что его слова услышал только я, заглушив их общим гулом и скрипом доспехов.
— Твоя способность к излечению… — он выдохнул. — Она дороже золота. Дороже всего на свете. Если мы выживаем сегодня… Она может спасти десятки. Сотни жизней. Понимаешь?
Я понял. Понял весь ужасающий масштаб ответственности, который лег теперь на мои плечи. Я кивнул, не в силах вымолвить слова.
— Понимаю.
Враг был уже на расстоянии броска. Строй людей напрягся, как тетива. Послышались последние, отрывистые команды. И тогда в дело вступили защитные приспособления города.
Стена позади нас ожила. С башен и с деревянных платформ раздался резкий свист. Десятки тяжелых арбалетов сплели в воздухе смертоносную паутину из болтов. Но это была не просто стрельба. Болты были особенными — с крючьями и зазубринами. Они впивались в древесные тела монстров, не убивая сразу, но цепляясь, замедляя, сваливая их с ног, создавая хаос и завалы в первых рядах наступающей орды.
Следующими пришли в действие «Смоляные дожди». С вращающихся башенных механизмов в небо взмыли глиняные горшки, наполненные густой, чёрной смолой. Они разбивались о землю перед самым фронтом нашего строя, создавая скользкие, горячие пятна. Древесные твари, наступая на них, вязли, падали, а те, что были позади, натыкались на них, спотыкались, ломая себе «конечности».
Но самыми страшными были «Огненные вихри». Несколько смельчаков из ополчения с огромными, похожими на сифоны устройствами за спиной выбежали вперёд. Из раструбов этих устройств вырвались длинные, жадные языки пламени. Они не столько жгли, сколько пугали. Живой Лес, несмотря на всю свою аномальность, боялся огня панически. Ряды тварей дрогнули, отхлынули назад от стен огня, смешались ещё сильнее.
Однако на зараженных зверей огонь действовал слабее. Искривлённый медведь, объятый пламенем, с рёвом прорвался через огненную завесу, несясь прямо на наш участок обороны. От него валил чёрный дым, пахло палёной шерстью и гнилым деревом, но это лишь придавало ему ещё более демонический вид.
— Копья! Вперёд! — скомандовал Эдварн.
Несколько ополченцев с длинными копьями вышли из-за нашего строя и упёрли древки в землю, создавая частокол. Но медведь был силён и безумен. Он протаранил строй, копья с хрустом ломались о его бронированные бока. Одним взмахом своей уродливой лапы он отправил в сторону двух ополченцев. Раздался хруст костей и короткие, обрывающиеся крики.
И тут в бой вступили мы.
— Четвёртый! Вперед! Защищаем фланг! — заревел Эдварн, и наш отряд, как один человек, ринулся навстречу прорвавшемуся зверю.
Бой превратился в хаотичную, яростную мясорубку. Лиор и Брэнн сцепились с парой взбесившихся волков, их топоры с свистом рассекали воздух, встречаясь с костью и хитином. Кэрвин, отступая, методично выпускал стрелы, целясь в глаза, в пасти, в суставы. Рагварт прикрывал его, его меч выписывал смертоносные дуги, отсекая лианы, пытавшиеся схватить лучника.
Я оказался рядом с Эдварном. Мы вдвоём приняли на себя главный удар того самого горящего медведя. Зверь был могуч и быстр. Его когти-сучья свистели в воздухе, разрывая его с таким звуком, что закладывало уши.
— Боевой Размах! — крикнул Эдварн, и его топор описал сокрушительную дугу, ударив зверя в бок.
Я увидел, как система подсветила его умение, и моё собственное тело отозвалось. Мышцы сами вспомнили верный угол атаки, нужное напряжение. Но я подавил этот импульс, ведь никто не должен был узнать о том, что я владею системными умениями. Вместо мысленной команды я вложил в удар всю мощь корпуса, весь страх, всю ярость, всю силу, на которую был способен. Это был не отточенный системный приём, а грубая, яростная работа. Мой топор со звоном, который отозвался приятной вибрацией в костяшках пальцев, ударил по передней лапе чудовища.
В голове не всплыло никакого сообщения. Не было ни радости, ни удовлетворения. Лишь дикая усталость, накатившая сразу после удара. Удар лишь отвлёк зверя. Он с рёвом развернулся ко мне. Из его пасти брызнула струя зеленоватой, дурно пахнущей слюны. Я едва отпрыгнул, но не остановился.
Чередовал мощные, яростные удары с отработанными до автоматизма базовыми приёмами. Эдварн, пользуясь моментом, наносил удар за ударом. Он был могуч и опытен. Его топор находил слабые места, вонзался в уже горевшие участки, отсекал щупальца. Но медведь, ведомый слепой яростью заразы, казалось, не чувствовал боли. Внезапно один из волков, которого, казалось, уже прикончил Брэнн, дёрнулся в предсмертной агонии и вцепился Эдварну в ногу. Тот зарычал от боли и на мгновение потерял равновесие.
Этого мгновения хватило.
Медведь поднялся на дыбы, заслонив собой кровавое небо. Его горящая, исполинская тень накрыла Эдварна. Коготь-сук, огромный и неотвратимый, занёсся для сокрушительного удара. В глазах Эдварна я увидел не страх, а лишь холодную, горькую досаду. Он понимал, что это конец.
А я понял, что не позволю этому случиться.
Внутри всё сжалось в ледяной ком, но сейчас не было времени на долгие размышления. Я действовал и стал делать то, на что способен был лишь я.
Не просто бросился вперёд, а выпустил наружу тот самый, едва узнанный, едва ощутимый импульс. Импульс, который шёл не от мышц и не от системы, а из самой глубины, от связи с топором, с Мимио, с той самой Живой энергией, что пульсировала в моей груди.
Это не было умением. Это было чистое, сырое намерение. Защитить!
Я вскочил между Эдварном и падающим когтем, занеся свой топор над головой в самом примитивном, самом отчаянном блоке.
Удар был чудовищным. Он обжёг мне руки до костей, отозвался огненной болью в плечах, сбил с ног. Мир пропал, превратившись в месиво из земли, неба и искр. Я рухнул на спину, и воздух вырвался из лёгких с противным хрипом.
Но я не был убит. Мой топор, усиленный Мимио, выдержал. Лезвие впилось в деревянный коготь, расколов его, но не сломавшись. Медведь взревел от ярости и боли, отшатнувшись.
Этого мгновения хватило Эдварну. Он вырвал ногу из пасти волка и, не вставая с колена, из последних сил всадил свой топор по рукоять в горло зверю.
Медведь захрипел, затрепыхался и рухнул замертво, едва не придавив нас обоих.
Я лежал, не в силах пошевелиться, глотая воздух рваными, болезненными глотками. Внутри всё было пусто и холодно, как в ледяной пещере. Эдварн, хромая, поднялся, вытащил свой топор из туши. Он посмотрел на меня, затем на свою ногу. К нашему удивлению, сапог выдержал и не дал зубам зверя добраться до тела, предотвратив возможное заражение. Затем он вернул взгляд на меня, но в его глазах не было благодарности. Был шок. Было непонимание. И снова — та самая тень надежды, смешанная с ужасом.
Он просто кивнул. И этот кивок значил больше любых слов.
Но передышки не было. Вокруг кипел бой. Наш маленький локальный успех ничего не значил в общей мясорубке. Люди гибли. Ополченец рядом со мной был сбит с ног прыгнувшим Скользнем и задушен его лианами прежде, чем кто-либо успел среагировать. Одному молодому парню волк прокусил горло. Он умер быстро, но я видел, как на краешке раны уже выступили зловещие серо-зелёные пятна. Заражение начиналось мгновенно.
Мы отступали. Медленно, шаг за шагом, отбиваясь, покрываясь кровью и грязью. Наша линия обороны трещала по швам. Приказы уже почти не было слышно — их заглушали рёв тварей, крики умирающих и нарастающий, всепоглощающий гул самой орды.
И тогда над полем боя, пронзая весь этот адский шум, прозвучал рог. Длинный, протяжный, полный отчаянной скорби сигнал. Он повторился трижды.
Отход. Это был приказ Горста.
— Четвёртый! К стенам! Отступаем по порядку! — закричал Эдварн, его голос был сиплым от усталости и боли. — Раненых — на себя! Не бросать
Мы начали отходить, прикрывая друг друга. Кэрвин и Рагварт, словно неразлучные тени, прикрывали фланги. Лиор и Брэнн, спина к спине, отбивали атаки наседающей Поросли. Я, всё ещё едва держась на ногах, шёл рядом с Эдварном, который сильно хромал.
Мы отступали к воротам, которые теперь казались единственным островком спасения в этом безумном мире. За нами, давя своих же раненых и покалеченных, катилась волна монстров.
Калитка захлопнулась за последним из отступающих. Массивные засовы с грохотом встали на место. Давка у стен была не лучше, чем на поле боя. Раненых уносили в лазареты, ополченцы в изнеможении падали на землю. Воздух был густ от запаха крови, пота, страха и смерти.
Я, превозмогая боль в каждом мускуле, отыскал грубую лестницу и взобрался на стену. Со мной рядом поднялись Эдварн и остальные выжившие из нашего отряда.
Стена давала иллюзию безопасности, но вид с её высоты эту иллюзию беспощадно разрушал. То, что казалось хаотичным натиском снизу, с высоты обретало ужасающую, почти инженерную чёткость.
Поле боя, которое мы только что покинули, теперь представляло собой жуткое зрелище. Монстров было не слишком много — может, две-три сотни — но этого было более чем достаточно, чтобы ни один живой человек не мог чувствовать себя в безопасности за этими стенами.
Твари не бросались на стены и ворота сломя голову. Вместо этого происходило нечто более страшное — методичное закрепление на захваченной территории. Корневые Оплоты, эти живые осадные башни, вонзали свои мощные корни в землю прямо на окраине поля, превращаясь в неподвижные, но смертельно опасные бастионы. Из их тел выползали новые порции Лесной Поросли, которая тут же начинала сносить остатки наших укреплений — повозки, частоколы, — растаскивая материалы и утаскивая трупы вглубь своей формирующейся цитадели.
Лиановые Скользни оплетали трупы — и наших солдат, и павших тварей — создавая из них жуткие, шевелящиеся муравейники. Я с ужасом понял, что это не просто бессмысленная жестокость. Это была переработка биоматерии для чего-то нового.
Но самыми опасными были зараженные звери. Они не участвовали в этой странной работе. Огромный медведь, чьего сородича мы убили, с рёвом метался по периметру, выискивая слабину в нашей обороне. Стая волков с древесными наростами на спинах рассыпалась цепью и, словно настоящие падальщики, принялась терзать тела павших, раскачиваясь из стороны в сторону и издавая хриплое, чавкающее урчание. Их движения были отрывистыми, нервными, а глаза горели не просто яростью — в них читался нечеловеческий, болезненный голод. Каждый их укус, каждая царапина, нанесённая даже трупу, означала, что вскоре он может подняться и пойти на стены, уже как часть Леса.
Они не штурмовали. Они… обустраивались.
— Смотрите. — хрипло произнёс Кэрвин, указывая луком в сторону одного из Корневых Оплотов. — Видите движение у основания?
Я присмотрелся. Из-под мощного ствола чудовища, из земли, будто ростки, пробивались тонкие, жилистые побеги. Но это были не побеги. Они были похожи на щупальца или на корни, но двигались они с зловещей целеустремлённостью. Они медленно, сантиметр за сантиметром, начали оплетать брошенные на поле тела, втягивая их в землю. Поглощение. Утилизация. Лес не просто наступал — он пожирал отвоеванное пространство, перерабатывая его в себя.
Эдварн, тяжело опираясь на парапет, сплюнул.
— Вот суки… Землю под нас роют. Буквально. — он повернулся к капитану Горсту, который как раз подошёл к нашей группе, его лицо было мрачнее тучи. — Капитан! Они же корнями стены подрывать начнут!
Горст молча кивнул, его глаза безжалостным сканером окидывали поле.
— Вижу. — его голос был глухим, лишённым эмоций. — Арбалетчики! Огненные горшки! Бейте по тем укоренившимся уродцам! Не дайте им укрепиться!
С башен полетели новые снаряды. Глиняные горшки со смолой разбивались о тела Корневых Оплотов, и следом летели факелы. Несколько тварей вспыхнули, издавая пронзительный, дребезжащий визг, больше похожий на скрип ломающегося дерева. Их корни затрепетали, выдернулись из земли. Но на место двух подожжённых тут же выползли ещё три, занимая их место, начиная тот же медленный, неотвратимый процесс.
Это была не битва. Это была осада. И противник не штурмовал стены яростью и числом. Он методично, не спеша, запускал под них свои ядовитые корни, перемалывая и ассимилируя всё, что осталось за пределами камня.
Я почувствовал, как по спине пробежал ледяной холод. Не от страха, а от осознания. Это сражение и правда будет долгим. Прямо сейчас, пока мы стояли на стенах, враг копал нам могилу прямо под ногами.