Системный Творец

Глава 13

Карантин организовали в полузаброшенной сторожке на самом краю лагеря. Когда-то здесь, должно быть, хранили инструменты или держали дозорных, но теперь это было просто четыре гнилых стены под протекающей крышей.

Эдварн приказал своим отнести сюда пару скамеек и притащить бочку с водой. Место было мрачное, продуваемое всеми ветрами, идеально подходящее для тех, кого общество решило от себя отсечь.

Мы молча сопровождали группу Крона. Никто не смотрел друг на друга. Эти люди шли, опустив головы, плечи их были сгорблены под тяжестью не столько усталости, сколько неизбежного приговора. Они слышали истории. Все слышали. «Прорастание» не было метафорой — это был медленный, мучительный и совершенно буквальный конец.

Когда тяжелая дверь сторожки захлопнулась за последним из людей Крона, наступила тягостная пауза. Воздух снаружи казался густым от невысказанного. Лиор прислонился к косяку, скрестив руки, его лицо было каменным. Брэнн плевал себе под ноги, будто пытаясь выплюнуть горький привкус происходящего. Кэрвин и Рагварт стояли поодаль, их взгляды были устремлены в пустоту.

Эдварн отвернулся от двери, его могучее тело вдруг показалось по-стариковски ссутулившимся. Он провел ладонью по лицу, смахивая невидимую пыль усталости, и медленно повернулся ко мне. Его глаза, обычно жесткие и всевидящие, сейчас были полны немого вопроса, смешанного с тенью той безумной надежды, что родилась у костра прошлой ночью.

— Макс. — его голос звучал низко и хрипло. — Скажи прямо, ты сможешь что-нибудь сделать? Хоть что-то? Или это… — он мотнул головой в сторону сторожки, — … окончательно?

После этих слов на меня посмотрели все. Не как на мальчишку, не как на новичка. Они смотрели как на загадку, как на аномалию, которая недавно уже переписала законы реальности для них и теперь в их взгляде читалась мольба. Спаси, сделай чудо, оправдай нашу веру и наш риск.

Под тяжестью их взглядов я почувствовал, как земля уходит из-под ног, ведь я не был богом, не был целителем. Я был всего лишь заброшенным в чужой мир человеком, наделенным системой.

— Я не знаю. — наконец выдавил я. — Я не знаю, Эдварн. Мне нужно подумать.

Отступив на шаг, потом на другой, я отворачивался от их разочарованных лиц. Мне нужно было пространство, воздух.

Я отошел к краю лагеря, к частоколу из грубо заостренных бревен, и уперся лбом в холодное, шершавое дерево. Мысли метались, как пойманные в ловушку птицы, бились о стены черепа, не находя выхода.

Я не был лекарем. Мои навыки были связаны с деревом и созданием примитивных безделушек. «Живое ремесло»… Оно было о душе материала, не о плоти и крови. Не о заразе, что пожирала людей изнутри. Я не мог создать артефакт, который исцелил бы их. Не мог прочитать свиток или произнести заклинание. Я был беспомощен.

Но в памяти всплывали их лица. Крон, сломленный гордец. Его люди — испуганные, затравленные, с глазами, полными тлеющей надежды на спасение, которая вот-вот должна была погаснуть навсегда. И лица моего отряда. Эдварн, Лиор, Брэнн… Они поверили в меня. Приняли мою чудовищную странность и сделали ее своей тайной, своим крестом.

Отчаяние сжимало горло ледяными пальцами. Я бессильно сжал кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в ладони.

И в этот момент на обух моего топора, висевшего на поясе, мягко опустилось что-то маленькое и теплое. Я вздрогнул и опустил взгляд. На навершии рукояти сидел Мимио, мой Живой помощник. Его крошечные листики-лапки мягко перебирали дерево, а стебелек был наклонен в мою сторону, словно он смотрел на меня. Его мягкое свечение, обычно ровное и спокойное, сейчас пульсировало тревожными, но ласковыми всполохами.

— Ты что-то почувствовал? — прошептал я, не веря своим глазам.

Помощник ответил тихим, успокаивающим «Ми-ми-ми», больше похожим на журчание ручья. Он подполз к моей руке, все еще сжатой в кулак, и легонько ткнулся в костяшки пальцев своим «лицом». Ощущение было странным — прохладным и теплым одновременно, словно прикосновение весеннего ветра, несущего запах живой земли.

И тут меня осенило. Мысль такая простая и такая безумная, что у меня перехватило дыхание.

«…хранение небольшого объёма „живой энергии“…»

Слова системного описания всплыли в памяти с кристальной четкостью. Живая энергия. Та самая, что пульсировала в одухотворенной щепе, что позволяла Мимио чинить и точить. Что, если… Что если эта энергия была противоположностью тому, что творилось внутри этих людей? Противоположностью гнили, разложению, мертвой, чужеродной жизни Леса?

Что, если она могла их… очистить?

Сердце заколотилось где-то в горле, сжимаясь в комке дикой, безумной надежды. Это была авантюра, глупость. Я мог убить их вместо того, чтобы исцелить. Но бездействие убивало их гарантированно.

Я больше не думал. Я сорвался с места и быстрыми шагами направился к сторожке. Эдварн и другие встретили меня вопрошающими взглядами, но я прошел мимо, не говоря ни слова, и распахнул дверь.

Внутри было темно и душно. Люди Крона сидели на скамьях или на полу, кто-то всматривался в стены, кто-то просто уставился в пустоту. Крон поднял на меня взгляд — усталый, потухший.

— Макс? — его голос был хриплым.

— Я — я сглотнул, заставляя себя говорить четко и твердо, заглушая внутреннюю дрожь. — Я могу попробовать вас излечить, но ничего не обещаю. Однако у меня есть условие.

В сторожке воцарилась мертвая тишина. Все взгляды уставились на меня.

— Какое? — спросил Крон, и в его глазах мелькнула та самая искра, которую я боялся увидеть — искра надежды.

— Никто, никогда, ни при каких обстоятельствах не должен узнать об этом. Ни лекарь, ни капитан, никто. Вы должны дать слово. И вы должны сделать именно так, как я скажу. Иначе — никак.

Крон медленно поднялся. Он посмотрел на своих людей, видел в их глазах то же молчаливое согласие, что читалось и в его собственном взгляде. Они были на дне. Они были готовы на всё.

— Говори. — просто сказал он. — Мы согласны. На всё.

— Хорошо. — я выдохнул, чувствуя, как по спине забегали мурашки. — Тогда слушайте. Сейчас все садятся на пол, закрывают глаза и не открывают их до тех пор, пока я не разрешу. Не шевелятся, не издают ни звука, что бы они ни чувствовали. Понятно?

Они закивали, лица их были серьезны и сосредоточенны. Без лишних слов они опустились на грязный пол, прислонившись спинами к стенам или друг к другу. Веки их сомкнулись. Последним закрыл глаза Крон, кивнув мне.

В сторожке стало тихо. Слышно было лишь тяжелое, прерывистое дыхание обреченных мужчин да шум моего собственного сердца, колотившегося как сумасшедшее.

Я сделал глубокий вдох, пытаясь унять дрожь в руках. Это было безумие.

— Мимио. — прошептал я, едва слышно. — Иди ко мне.

Помощник мягко спрыгнул на мою ладонь. Его свечение в полумраке сторожки казалось ярким, почти ослепительным. Он посмотрел на меня, и в его крошечных, светящихся «глазках» я прочел не детскую беззаботность, а странную, древнюю мудрость и готовность.

— Им плохо. — тихо сказал я, обращаясь к нему, как к живому существу. — В них что-то чужое, темное. Можешь ли ты… поделиться с ними своей силой? Своей энергией?

Мимио замер на мгновение, будто прислушиваясь к чему-то. Затем он мягко «мимкнул» и прыгнул с моей ладони на пол, к сидящим людям.

Он остановился и на мгновение затих, а потом началось.

Мягкое зеленоватое свечение, исходившее от него, вдруг усилилось. Оно перестало быть просто светом — оно стало плотным, почти жидким, похожим на медленный, тягучий поток жидкого изумруда. Этот поток начал растекаться по полу, касаясь ног сидящих мужчин.

Я замер, затаив дыхание.

Там, где свет касался кожи, происходило нечто невероятное. Серо-зеленые пятна заражения, те самые «спящие почки», начали… дымиться. Нет, это был не дым, это было нечто иное — тончайшая черная субстанция, похожая на пепел или пыль, которая поднималась из пор кожи и тут же растворялась в ярком свете Мимио, исчезая с тихим шипением.

Один из мужчин глухо застонал, сжимая кулаки. Его тело напряглось от боли, но он не открыл глаз. Другой затрясся, как в лихорадке. Крон стиснул зубы так, что на скулах выступили белые пятна.

Мимио, стоя в центре, словно дирижировал этим потоком жизни. Его собственное свечение немного померкло, стало более напряженным. Он отдавал. Отдавал ту самую «живую энергию», что хранил. Он выжигал заразу не огнем, а самой сутью жизни, противопоставляя чистую, сконцентрированную силу природы гнилостной псевдожизни Леса.

Я видел, как кожа на их спинах и плечах начинала менять цвет. Серо-зеленый мерзостный оттенок уступал место здоровому, розовеющему цвету плоти. Крошечные бугорки лопались и исчезали, не оставляя и следа. Напряженные мышцы расслаблялись, дыхание из прерывистого и хриплого становилось глубоким и ровным.

Процесс занял не больше пяти минут, но показался вечностью. Когда последняя черная пылинка растворилась в свете, Мимио пошатнулся. Его свечение стало тусклым, едва заметным. Он издал слабое «ми…» и медленно, как осенний лист, пополз обратно ко мне.

Я подхватил его на ладонь. Он был легким, почти невесомым, и дрожал мелкой дрожью. Я прижал его к груди, чувствуя, как что-то сжимается внутри меня от благодарности и тревоги. Спустя некоторое время помощник вернулся в Топор.

— Можно открывать. — тихо сказал я.

Они открыли глаза. Сначала нерешительно, потом с удивлением. Они смотрели на свои руки, трогали лица, ощупывали спины. В помещении повисло изумленное молчание, нарушаемое лишь тяжелыми вздохами облегчения.

— Боль… — прошептал один из них. — Боль ушла.

— И зуд… — добавил другой, с изумлением проводя рукой по совершенно чистой коже на своем предплечье.

Крон поднялся на ноги. Его движения были уверенными, без прежней скованности. Он повернулся ко мне, и в его глазах светилось нечто, что я никогда не видел прежде — чистая, безудержная надежда, граничащая со слезами.

— Макс… — начал он, но я резко поднял руку.

— Ни слова. Помните условие.

Он кивнул, сжимая и разжимая кулаки, будто заново открывая собственное тело.

И в этот момент пространство перед моими глазами дрогнуло. Знакомое голубоватое свечение, которого я так ждал и так боялся.

Событие: Очищение скверны.

Использована «Живая энергия» для подавления инфицирования низкого уровня.

Пациенты: 4/4. Успех: 100%.

Получено скрытое достижение: «Милосердие против природы».

Вам открыта новая ветвь Пути Созидания: Путь Целителя.

Путь Целителя

Истинное созидание — это не только создание нового, но и восстановление разрушенного. Вы постигли, что жизнь можно не только вырезать из дерева, но и вернуть плоти.

Стадия: Пробуждение (0.1%)

Эффект: Позволяет использовать «Живую энергию» для подавления болезней, ядов и низкоуровневых магических инфекций. Сила и эффективность зависят от уровня развития ветви и объема доступной энергии.

Требует: Наличие источника «Живой энергии» (Живой помощник, артефакты, иные носители).

Я стоял, не двигаясь, вчитываясь в каждую строчку. Путь Целителя. Это было… Это меняло всё. Система откликнулась. Она не просто дала мне умение — она открыла целое новое направление, новый Путь.

Я вышел из сторожки и кивнул Эдварну, стараясь, чтобы мое лицо ничего не выражало. Он смотрел на меня вопросительно, но я лишь мотнул головой в сторону лазарета.

— Получилось…

Мужчина замер на секунду, его взгляд стал изучающим. Но он лишь кивнул без лишних вопросов.

— Отдохни. — сказал он и повернулся к своим людям, чтобы отдать тихие распоряжения насчет «охраны» карантина, который больше не был нужен.

Я отошел в сторону, к тому же частоколу, и прислонился к нему спиной, чувствуя, как колени подкашиваются. Адреналин отступал, оставляя после себя пустоту и сосущую под ложечкой тошноту. Я зажмурился, пытаясь упорядочить хаос в голове.

Мимио… Он был слаб, очень слаб. Я чувствовал это через нашу странную связь — едва уловимое, тонкое эхо, которое было похоже на слабый шепот. Он потратил почти всю свою энергию, я осознавал это с кристальной ясностью. Но как? Раньше я не чувствовал его состояния, не мог измерить «заряд» его жизненных сил. Неужто это побочный эффект от нового Пути?

Открывшаяся ветвь Целителя дала мне не только возможность тратить, но и чувствовать «живую энергию»? Возможно. Система работала загадочными путями, и ее логика оставалась для меня тайной за семью печатями.

И главный вопрос был в том, как восстановить энергию Мимио? Будет ли он восстанавливаться сам, или ему нужно что-то конкретное? Может, та же одухотворенная щепа? Или что-то иное, чего я еще не открыл? Мысль о том, что я мог навсегда истощить его, заставила меня похолодеть изнутри. Я сжал кулаки. Одни вопросы, черт возьми! Сплошные вопросы без ответов!

Но самый главный, фундаментальный вопрос вставал за всем этим. Почему Путь Целителя являлся всего лишь ветвью Пути Созидания? Ведь и то, и другое — колоссальные, самостоятельные направления силы! Одно — умение творить, вкладывать душу в материю, другое — умение исцелять, возвращать к жизни то, что было разрушено. Они казались равновеликими, но система ясно дала понять: Целительство — не отдельная дорога, а ответвление от главного ствола. От Созидания.

Неужели у Путей есть незримая, строгая градация? Иерархия? Это значило, что Путь Созидания стоял выше? Являлся более фундаментальным? Более… истинным? Или, может, все наоборот, и я просто не дорос до понимания, что исцеление — это лишь малая часть чего-то большего? Часть того самого «созидания», чье истинное значение мне пока неведомо?

Голова шла кругом. Это было как пытаться понять высшую математику, зная лишь таблицу умножения. Как же сложно, когда нет учителя, нет наставника, нет ни единой внятной подсказки, кроме сухих, отрывочных сообщений системы! Я был слепым котенком, тыкающимся носом в невидимые стены гигантского лабиринта.

Я выдохнул, открыл глаза и посмотрел на своего помощника, что недавно вылез и свернулся крошечным теплым комочком у меня на груди. Его свечение было таким тусклым, что угадывалось лишь как легкое тепло.

— Прости, дружок. — прошептал я. — И спасибо.

В любом случае, сейчас ответов мне точно не получить. Оставалось только ждать и наблюдать.

День тянулся мучительно медленно. Лагерь жил своей жизнью: сновали гонцы, уходили и возвращались патрули, у кузни звенели молоты. Наш отряд дежурил у сторожки, создавая видимость строгого карантина. Внутри, как мне сообщил Эдварн, царила тихая, ошеломленная благодарность. Люди Крона молчали, переваривая произошедшее чудо и свято храня данное слово.

Я восстанавливал силы и пытался хоть как-то «нащупать» свою связь с Мимио, посылая ему мысленные запросы, но ответа не было. Только тихое, ровное тепло, говорящее о том, что он жив, но спит глубоким, восстановительным сном.

К вечеру, когда солнце уже клонилось к вершинам дальних холмов, окрашивая небо в багряные тона, к сторожке наконец-то пожаловал лекарь. Он шел явно нехотя, ворча себе под нос и неся потрепанный саквояж. Видимо, Эдварн все-таки добился своего, настояв на вечернем осмотре.

Мы все замерли, наблюдая за дверью. Напряжение висело в воздухе, густое и сладковато-горькое, как перед грозой. Минуты, пока лекарь находился внутри, показались вечностью.

И затем из-за двери донесся приглушенный, но отчетливый возглас. Не крик, а скорее сдавленный вопль крайнего изумления. Потом — грохот от падения чего-то тяжелого, вероятно, того самого саквояжа.

Я обменялся взглядом с Эдварном. На его лице застыло мрачное ожидание.

Дверь распахнулась, и на пороге появился лекарь. Его лицо было не просто бледным — оно было пепельным. Глаза, за стеклами очков, были невероятно широко раскрыты, в них читался чистейший, немой ужас перед чем-то, что не укладывалось в рамки его картины мира. Он дышал рвано, прерывисто, одной рукой сжимая косяк двери, как будто боясь рухнуть без опоры.

— Нет… — выдохнул он, и его голос был сиплым, сорванным. — Этого… не может быть…

Он обвел нас безумным взглядом, уставился на Эдварна.

— Они… чисты! — он выкрикнул это слово, словно обвинение. — Ни пятнышка! Ни признака заражения! Как⁈ КАК ЭТО ВОЗМОЖНО⁈

Эдварн сохранял ледяное спокойствие. Он лишь пожал плечами, изображая легкое недоумение.

— Ошиблись с диагнозом, видимо. Бывает.

— Ошибся⁈ — лекарь захохотал, но смех его был резким, истеричным и совершенно невеселым. — На четырех людях⁈ Одновременно⁈ Я тридцать лет учусь и практикуюсь! Я видел сотни случаев заражения! Это нельзя спутать ни с чем! Это нельзя «перерасти» или «переспать»! Их должно было разорвать изнутри прорастающими корнями! Они должны были сгнить заживо! А они… — он снова ткнул пальцем в сторону сторожки, — … они абсолютно здоровы! Выглядит так, будто их… будто их вычистили изнутри!

Он набросился на Эдварна, схватив его за рукав запачканной рукой.

— Что вы сделали? Какое зелье дали? Какое колдовство применили? Говори!

Эдварн спокойно, но твердо освободил свой рукав.

— Никакого колдовства, мы просто наблюдали. Может, ваша «неизлечимая» болезнь не так уж и неизлечима? — его тон был нарочито медленным и слегка насмешливым, и это сводило лекаря с ума.

Мужчина отшатнулся, будто его ударили. Его взгляд метнулся на меня, на остальных членов отряда, ища хоть какую-то зацепку, хоть тень вины или знания в наших глазах. Но мы были каменными изваяниями.

— Это невозможно… — прошептал он уже почти бессмысленно, отступая. — Этого не может быть…

И в этот момент к группе подошел новый человек. Его появление было неслышным, как всегда, но пространство вокруг сразу же сжалось, наполнившись напряжением иного, более серьезного порядка.

Капитан Горст остановился в паре шагов от нас, его холодные глаза скользнули по истеричному лекарю, по невозмутимому Эдварну, по нам, замершим в почтительном, но готовом ко всему молчании. Он ничего не спрашивал. Он уже все видел и, похоже, все понял.

Лекарю не нужны были приказы. Увидев капитана, он, запинаясь и путаясь в словах, начал выпаливать свою историю.

— Капитан! Они… они здоровы! Полностью! Все! Заражение… оно исчезло! Следов нет! Я не понимаю… такого не бывает! Это… это какое-то чудо или… или страшная ошибка, но…

Горст поднял руку, и лекарь мгновенно умолк. Капитан же не сводил глаз с Эдварна.

— Объясни. — коротко приказал он.

Эдварн вытянулся в струнку. Его отчет был образцом военной краткости и уклончивости.

— Группа Крона была помещена в карантин. Находясь под наблюдением, жалоб не изъявляли. Самочувствие визуально улучшалось. Лекарь констатировал отсутствие признаков заболевания. Все.

Горст выслушал его, не моргнув и глазом. Его лицо было маской, но он знал, что Эдварн лжет. И Эдварн знал, что капитан знает. Но это была ложь, прикрытая железной дисциплиной и круговой порукой всего отряда. Оспаривать это всерьез значило взрывать всю систему управления здесь и сейчас, чего Горст, прагматик до мозга костей, делать не стал.

Он медленно перевел взгляд на дверь сторожки.

— Крон здесь?

— Так точно. — кивнул Эдварн.

Капитан, не говоря больше ни слова, направился к двери. Мы расступились, пропуская его, и он исчез внутри.

Минуты, что он провел внутри, показались еще дольше, чем осмотр лекаря. Мы слышали приглушенные голоса — ровный, холодный бас Горста и более низкий, уставший голос Крона. О чем они говорили, разобрать было невозможно.

Наконец дверь открылась снова. Первым вышел капитан, его лицо по-прежнему ничего не выражало. Он сделал шаг вперед, затем обернулся к дверному проему, откуда выходил Крон.

— Карантин снят, можете отдыхать. — бросил Горст через плечо Эдварну. — Получите паек и оставайтесь здесь до утра. Завтра всех вас ждет подробный допрос в штабе.

Потом его взгляд, тяжелый и неумолимый, упал на Крона, который замер на пороге.

— А к тебе, — голос капитана стал тише, но от этого лишь опаснее, — у меня появилось гораздо больше вопросов, Крон.