Спустя несколько секунд он рявкнул:
— Откуда у тебя топор, щенок?
Я опустил взгляд в поисках инструмента, но вспомнил, что оставил его в доме.
— Я… — слова застряли в горле.
Спокойно, панике тут не место. Что ему вообще от меня нужно и какая разница, откуда у меня топор? Нужно хорошенько взвесить свой ответ.
Я выпрямился, хотя и чувствовал, как сердце отстукивает где-то в горле.
— Нашёл в сарае, — сказал я, стараясь говорить уверенно.
Он прищурился.
— В сарае, говоришь? — он сделал шаг вперёд, заходя на территорию участка. — А ну покажи.
Я медленно развернулся, забрал в доме топор, стараясь сильно не скрипеть дверью, и принес мужчине. Он взял его с лёгким сомнением и вдруг… нахмурился.
— Хм… Хороший баланс и вес. Но лезвие слишком тупое. Да и… — он провёл пальцем по кромке, после чего нахмурился. — Пацан, если уж решил взять в руки топор, то должен привести его в порядок!
Я пожал плечами.
— Я никогда не обращался с топором и действовал больше по наитию. Да и как за ним ухаживать-то?
— Было бы желание, давно бы поинтересовался. — буркнул он, разглядывая топор. — В этой дыре даже нормальных инструментов не осталось, а тут… — он неохотно вернул мне топор. — Приведи его в порядок. Очень ладный экземпляр, даже интересно, откуда старик Орн его достал.
Он развернулся, бросив через плечо:
— Завтра наша группа выходит в четвёртом дозоре. Если ты не такой бесполезный, как все тут говорят, приходи.
Я остался стоять на месте, держа топор в руках. И в тот момент я чувствовал только одно: это был мой шанс. Пусть и странный, пусть и неясный, но шанс. И я не собирался его упускать.
Я проводил взглядом мужчину, который шагал прочь. Его тяжелые шаги быстро затерялись в глухой тишине, и я остался один. Я глубоко вздохнул и, наконец, позволил себе осмотреться по-настоящему.
Двор, в который я вышел, был небольшим. Земля под ногами оказалась твёрдая, утоптанная, с вкраплениями сухой травы, местами пробивалась крапива и жухлая полынь. Тут и там валялись щепки, обломки старых досок, какой-то ржавый крюк да пара объемных ведер с чем-то похожим на коромысло. Рядом, возле стены дома, что почти прижимался одной стороной к забору, стояла грубо сколоченная поленница. Неровная, будто собранная наспех и без особого расчета. Некоторые чурки уже начали покрываться плесенью.
В одном углу виднелась старенькая кадка с дождевой водой. Поверхность воды покрывал зелёный налёт, а рядом лежал кривой, расщеплённый черпак. Пахло мокрым деревом, старостью и чуть-чуть дымом, должно быть, от трубы.
Напротив поленницы располагался кособокий сарай, уже примеченный мною ранее. Зайдя внутрь я убедился, что там и в самом деле хранились небольшие запасы разных круп, а также инструменты, и небольшой верстак, вот только содержимое больше напоминало старый хлам.
Однако было видно, что раньше это место использовалось по-другому. Вот только как я понять не мог. Да и инструменты были какие-то непонятные… Будто для аккуратной работы с деревом.
За домом располагался небольшой огород, давно заросший сорняками, и высохший колодец. Где же старик набирал себе воду? Не дождевой же пользовался.
Забор, ограждающий участок, выглядел не лучше. Кособокий, собранный из разномастных досок, он напоминал скорее символ границы, чем реальную защиту. В некоторых местах между досками зияли дыры, через которые спокойно можно было просунуть голову. Одна часть и вовсе была заменена кучей наваленных веток и прутьев, словно кто-то давно махнул рукой и решил его не чинить, а просто заложить.
Стариков дом, к которому примыкал участок, ещё больше походил на остаток былой жизни. Обшивка облезлая, щели в стенах заткнуты тряпками, а под одной стеной виднелась дыра, через которую, казалось, мог бы пробраться кот.
Я провёл ладонью по рукояти топора, что непонятно зачем все это время носил с собой. Всё это выглядело… жалко. Но это было лучше, чем ничего. Это было началом. И если я застрял здесь надолго, или навсегда, значит начинать придётся именно отсюда.
По всей видимости, парень, живший в этом теле до меня, и в самом деле был ленив. Я медленно оглядывал двор, и чем больше замечал, тем больше у меня внутри поднималось раздражение. Нет, не злость, а какое-то тяжёлое разочарование. Мусор валялся прямо под ногами, забор в плачевном состоянии, дрова словно свалены козлом без глаз.
Я прекрасно понимал, что старик слишком стар, чтобы заниматься этим сам. У него, скорее всего, ни сил, ни времени не осталось на такие вещи. Но ведь этот парень… Молодой, крепкий. Почему он ничего не делал? Хоть бы по мелочи — убрал мусор, заделал щели в заборе, прибрал хлам. Это же не требовало каких-то огромных усилий, просто базовая забота о месте, где живёшь.
Я всегда придерживался одного простого принципа: нельзя жить в грязи. Простое правило, но оно говорило о многом. В каком состоянии твой дом в таком и твоя голова. Ты либо уважаешь себя, либо гниёшь вместе с этой рухлядью.
— Ладно. — пробормотал я себе под нос. — Пора навести какой-никакой порядок.
Раз уж оказался здесь, то буду делать по-своему. Тихо, без лишних слов, но с системностью. С этого двора начнётся не только чистка, с этого двора начнётся моя новая жизнь.
Я начал с самого очевидного, собрал весь мусор в одну кучу. Сломанные ветки, гнилые доски, старые тряпки, какие-то перекошенные корзины, давно сгнившие у стены. Всё, что не годилось шло в один ворох. Ценные вещи старик вряд ли бы оставил под дождём, а значит, то, что валялось по двору, мусор и есть. Мелкий хлам я сгреб веником из связки сухих веток, что валялись тут же.
Выкинуть всё это было некуда, ни помойки, ни ямы поблизости я не нашел. Я уже почти смирился с тем, что придется тащить этот хлам куда-то подальше в поле, но, обходя участок по периметру, я заметил едва различимую вьющуюся тропинку, ведущую в сторону от дома. Пройдя по ней я увидел то, что искал — старую яму для мусора. Она была почти полная, края осыпались, но место было идеальное — подальше от строений и сухой травы. Решив не разводить открытый огонь рядом с домом, я принялся таскать мусор к яме.
Оставалось только сжечь это. В сарае после недолгих поисков я нашёл то, что искал — небольшое металлическое кресало и грубый кусок кремня. Рядом валялся комок трухлявой, почти окаменевшей коры и что-то похожее на старое птичье гнездо — сухое, пыльное, но, надеюсь, способное загореться.
В моей прошлой жизни я не раз разжигал костер в походах. Но то были другие походы — с газовой горелкой в рюкзаке и упаковкой сухого спирта на крайний случай. Чиркнуть зажигалкой или воспользоваться спичками — вот и вся наука. Кресало же оказалось настоящим испытанием.
Я сыпал искры на трут снова и снова. Рука быстро устала от непривычных резких движений. Искры то и дело пролетали мимо, а те, что попадали на кору, тут же угасали, не оставляя ничего, кроме едкого запаха гари и тления. Я сменил трут на клочок старой ткани, потом на птичье гнездо. Результат был тот же — упрямое, дразнящее дымление, но не пламя.
«Спокойно, — твердил я себе, чувствуя, как на лбу выступает пот от усилий и досады. — Они же как-то делали это». Я вспомнил, что нужно не просто бить, а как бы счищать металл с кресала, направляя сноп искр точно в цель. И главное не задувать, а мягко подуть, давая уголькам доступ воздуха.
Сжав зубы, я попробовал снова. Еще удар. Еще. Еще десяток. Пальцы онемели, в запястье заныла тупая боль. И вдруг крошечная, яркая точка на клочке трута не погасла. Она тлела, разъедая материал, становясь больше. Я замер, боясь дышать, и едва слышно подул на нее. Точка разгорелась в алый уголек. Сердце заколотилось чаще. Я, не спеша, словно выполнял саперную работу, поднес его к пучку сухой травы в яме и снова подул.
Раздалось легкое потрескивание, и наконец-то вспыхнуло первое маленькое пламя. Оно было хилым и ненадежным, но это был огонь. Я с облегчением выдохнул и перенёс его в яму, подул, подкладывая сверху сухую траву и щепки. Огонь охотно принялся, затрещал и начал набирать силу.
Горело хорошо. Главное стоять рядом и не давать пламени выйти за границы. У меня ушло несколько часов на то, чтобы спалить всё ненужное.
Когда во дворе стало легче дышать, я решил заняться дровами. В доме была печь, и пусть стояла ещё летняя погода, но по утру воздух резал лёгким холодом. К тому же, не факт, что дед не замёрзал ночью. Но когда я вспоминал внутренности дома, то отчётливо понимал, что достаточного запаса сухих дров там не видел.
Я достал топор и взял несколько поленьев из поленницы, что оказались чуть влажными, но сгодились. Нашёл более-менее устойчивый пень, поставил первое бревно, вздохнул… И нанёс первый удар. Неуверенный, не самый мощный, но дерево всё равно раскололось.
— Нормально. — кивнул я, чувствуя, как в теле разгорается старая, почти забытая память о физических нагрузках.
Щепа летела в стороны, руки быстро вспоминали ритм. И что-то в этом действии было странно приятное. Ровное, медитативное. Работа, которая давала результат здесь и сейчас.
Я занёс топор для очередного удара, как перед глазами внезапно вспыхнуло полупрозраяное сообщение. Оно будто всплыло из воздуха, чуть дрожа на месте, но было чёткое, читаемое.
Путь Созидания
(описание скрыто)
(стадия скрыта)
(прогресс скрыт)
Получен навык: Живое ремесло I
Описание: При обработке древесины есть шанс получить Одухотворённую щепу.
Текущий шанс: 1.3%
Прогресс: 0.2%
— Что за… — выдохнул я, едва не выронив топор из рук. Взгляд метнулся по сторонам, но рядом никого не было. Только я, старый пень и куча ещё не расколотых поленьев. Сообщение исчезло через пару секунд, будто никогда и не было. Но я видел его. Я точно видел.
— Значит, это всё-таки был не глюк… — пробормотал я, перехватывая рукоять топора. — Навык? Настоящий? Но почему нет описания? Ничего не понятно… Ещё и путь какой-то…
Я чувствовал, как внутри поднимается странная смесь удивления, тревоги и… Предвкушения. Получается, что мои действия отслеживаются. Система, или что бы это ни было, все отмечала.
— Одухотворённая щепа? — задумчиво повторил я, глядя на только что расколотое полено. Ничего особенного, щепки как щепки. — Это что, какая-то редкость? Ресурс? Или… Ингредиент?
Ничего не понятно. Но чертовски интересно.
Я втянул носом воздух. Пахло свежим деревом, потом и дымом от тлеющей бочки. Адреналин улёгся, а на его место пришла внутренняя решимость. Если этот мир решил дать мне шанс, пусть даже через труд, я его использую. До конца.
Воодушевлённый, я снова взмахнул топором.
— Ну давай, Живое ремесло… Покажи, что ты умеешь.
Пот струился по вискам, заливал глаза, рубашка прилипла к спине. Я не знал, сколько времени прошло, но ощущал каждую мышцу, натянутую как струна. Поленья кончались, а уведомления о получении одухотворённой щепы всё не было. Ни одного. Ни намёка. Никакой искры, никакой анимации, никакого чуда.
— Да что ж ты за бред… — прохрипел я, и топор выпал из рук, стукнув об землю с глухим звуком.
Я сел прямо на сухую траву, тяжело дыша, всматриваясь в дрожащие от усталости ладони. Всё это начинало казаться очередной насмешкой. Да, шанс получения был небольшой, но очень хотелось посмотреть, что же за щепа такая!
Но тут, словно услышав мои мысли, воздух перед глазами дрогнул. Холодок пробежал по затылку, как будто кто-то провёл пальцами по коже. Перед глазами вспыхнуло еще одно сообщение.
Начат Путь Закалённого Тела (телесный путь)
Ты добровольно вошёл в состояние глубокой физической концентрации и труда.
Кости гудят, мышцы растут, дыхание стало ровнее.
Ты познал первый шаг Пути, на котором сила рождается не от дара, а от упорства.
Стадия: Пробуждение тела.
Прогресс: 3.7%
Тип Пути: Телесный
Связанные атрибуты: Сила, Выносливость, Живучесть
Пассивный эффект: «Закалка»: небольшое снижение усталости при повторяющихся действиях.
Я застыл, уставившись на сообщение. Сердце глухо бухало где-то в груди, уже не от усталости, а от понимания.
— Значит… Всё не зря, — выдохнул я, чувствуя, как что-то в груди расправляется. — Путь тела… Интересно. А навык дадут?
Сил почти не было. Но внутри, глубоко, загорелся маленький, упрямый огонёк. Я найду, как выжить. Пусть даже с нуля. Пусть даже в чужом теле.
Сил оставалось настолько мало, что каждое движение давалось с трудом. Спина горела, руки дрожали, а в голове звенело от усталости. Хотелось просто опустить веки, дать телу упасть в мягкую тень, забыться… Хотя бы на пару минут. Но нельзя. Не здесь, не сейчас.
Я поднял взгляд и увидел в приоткрытой двери мелькнувшую тень. По всей видимости старик уже давно проснулся, но не вмешивался. Просто стоял где-то в глубине дома и наблюдал.
Теперь же, по доносившимся звукам, он занялся готовкой. Что-то шкворчало на старой печи, потрескивало, изредка доносился стук дерева о чугун. И стоило только уловить этот запах, тёплый, с нотками чего-то жирного и пряного, как мой желудок сдавленно заурчал, громко, предательски. Я непроизвольно согнулся, стиснув зубы. Кажется, голод вернулся в тело раньше, чем я осознал, насколько давно не ел.
Но сначала порядок.
Я с усилием поднялся с земли, кряхтя, как старик. Собрал разбросанные щепки, аккуратно сложил остатки поленьев в старую, перекошенную поленницу у стены. Землю разровнял ногой. Всё же я не мог жить в грязи.
Наконец осталась только охапка дров, самая крупная, тяжелая. Я прижал их к груди, чувствуя, как кора царапает кожу сквозь рубаху, как древесная пыль щекочет нос. Медленно, стараясь не выронить, я направился к крыльцу.
Шаг. Второй. Скрип ступеней. Тепло, идущее из приоткрытой двери, окутало лицо, пахнуло сытной надеждой. Я шагнул внутрь.
Орн стоял ко мне спиной, неторопливо помешивая что-то в старом, почерневшем от времени котелке. Теплый, уютный аромат бульона заполнял тесное пространство, подталкивая мой голодный организм к бунту. Но я молча прошёл к печи и аккуратно уложил охапку дров в деревянный ящик с решетчатым дном, стоящий недалеко от печи. Поленья легли ровно, послушно, как будто сами были рады оказаться на своём месте.
— Молодец. — раздалось за спиной.
Я обернулся. Старик повернул голову и посмотрел на меня с неожиданной теплотой.
— Прибрался… Да ещё и дров наколол. — он хмыкнул. — Я верил, что не все с тобой потеряно.
Он не договаривал, но в голосе звучало не осуждение, а осторожная надежда. Он будто впервые за долгое время увидел во мне не только сироту и обузу, но и что-то большее. Возможно, человека.
Я кивнул, чуть смущённо. Сам ощущал удовлетворение, простое, мужское: когда видишь результат труда, когда руки болят от тяжёлой работы, но на душе спокойно.
— Я сейчас. — пробормотал я. — Только умоюсь.
Выйдя за порог, я направился к кадке с дождевой водой. Взял в руки черпак, зачерпнул воды с зеленым налетом и вылил несколько раз рядом. Не сказать, что после этого вода стала чище, но хоть что-то.
Зачерпнул еще раз и плеснул в лицо холодной водой. Я втянул воздух сквозь зубы. Ощущения были, будто ударили по щекам. Смыл с себя пот, пыль, опилки. Плеснул ещё на шею, грудь, руки. Вода стекала по телу, заставляя дышать глубже, яснее.
Вода успокоилась, и в темной глади, как в зеркале, проступило отражение. Смотрящее на меня лицо было миловидным, с мягкими, еще юными чертами. Мокрые пряди русых волос прилипли ко лбу и вискам. А глаза… Я пригляделся. Глаза были не просто зелеными — они были цвета молодой листвы после дождя, яркие и пронзительные, словно два отполированных нефрита. Это был я.
Мое тело было худым, жилистым. Но в нём уже начинали чувствоваться иные нотки, движения становились чётче, мышцы отзывчивей. Будто бы и оно понемногу принимало меня.
Высохнув на ветру, я вернулся в дом, где старик уже накрывал на стол.
Я присел напротив него, чувствуя, как внутри всё сводит от голода. Передо мной оказался самый обычный, небогатый деревенский завтрак: глиняная миска с густой похлёбкой, в которой плавали кусочки картофеля, немного репы и тонкие полоски вяленого мяса. Рядом лежал ломоть чёрного хлеба с потрескавшейся коркой. Никаких изысков, но пахло всё на удивление аппетитно. Я не стал церемониться, опустил хлеб в бульон, взял в руки ложку и вскоре только стук по тарелкам нарушал тишину в доме.
— Спасибо. — выдохнул я, когда миска опустела. — Очень вкусно.
Старик хмыкнул, поглаживая седую щетину на подбородке. Он не торопился отвечать, просто смотрел на меня внимательно, будто что-то обдумывал. Я поколебался, а потом решил рассказать.
— Я встретил у забора какого-то мужчину. Мне кажется он один из тех, кто был на площади утром. — начал я. — И он… Позвал меня с собой в четвертый дозор.
Старик резко поднял взгляд.
— В четвёртый дозор? — голос его стал настороженным. — Они что, с ума посходили…
Я молчал. Старик помедлил, потом вздохнул тяжело:
— Это… Опасно, Макс. Но… — он помолчал, — если хочешь, это твой шанс. Доказать всем, что ты не бесполезен. Что ты не трус и не лентяй. Может, даже сам себе докажешь… если не умрёшь, конечно.
— Не умру? — как увлекательно. — Подожди, это же просто дозор, разве нет? Что может случиться?
Старик встал у окна, держа в руке кружок хлеба, и посмотрел куда-то вдаль. Казалось, он собирался с мыслями, взвешивал, говорить или промолчать. Я терпеливо ждал, не став его торопить. Наконец он тяжело вздохнул и заговорил:
— Задача у дозорных простая на словах, но тяжёлая по сути. Они обходят территорию, подконтрольную городу. Но основной их задачей является проверка, не появилось ли новых деревьев.
Я нахмурился, подумав, что старик меня дурит.
— Новых деревьев? А это… Проблема? — может старый головой во сне ударился?
Но он лишь хмыкнул.
— А ты подумай. Ближайший лес ведь вырублен уже давно. Мы держим его в отдалении. Открытая местность наша главная защита. Пространство, где можно увидеть, если что-то движется к городским стенам. Но лес, парень… Он не такой, как в твоих сказках. Он живой. Он быстро растёт. Иногда… Слишком быстро.
Он замолчал на секунду, потом продолжил:
— Дозорные находят места, где древесина поднялась за одну ночь. Где корни пробили землю, где… не должно быть ничего.
Я почувствовал, как у меня по спине пробежал противный холодок.
— И… Что они делают?
— Срубуют их. Если успевают, — кивнул старик. — А вот если нет…
Он не стал продолжать и повернулся ко мне. Лицо у него было усталым, но серьёзным.
— Потому и страшен дозор. Но жизненно необходим.
Я молчал, а в голове вертелись слова старика. Какой еще живой лес? У них тут что, деревья на стероидах? Хотя в мире системы и не такое должно быть возможно. Плюс ко всему мне в любом случае нужно здесь обживаться, так что заиметь знакомство с дозорными точно будет не лишним. Главное не помереть в процессе.
— Так ты как? — спросил Орн, разрывая мои мысли. — Пойдёшь?
Я посмотрел ему прямо в глаза и кивнул.
— Пойду.
Он только крякнул, отвернулся к окну и сказал, почти шепотом:
— Ну, может, ты не такой уж и пропащий, как все думали.