Я не сводил глаз с движений его рук.
Небольшой нож, отполированный до матового блеска, скользил по древесине плавно, будто повторяя давно выученный танец. Каждое движение было точным, но не резким. Старик как будто уговаривал дерево принять новую форму, а не ломал его волю. С каждой стружкой, падающей на стол, амулет обретал всё больше деталей.
Я поймал себя на том, что невольно подался вперёд, локти уже лежали на столешнице, а взгляд буквально впивался в процесс.
— Что, приворожило? — старик бросил на меня короткий взгляд, и в уголках его глаз мелькнула усмешка.
— Я… Да. — признался я, не желая делать вид, будто просто мимоходом смотрю. — Никогда не видел, чтобы кто-то так… Мягко работал с деревом.
Он хмыкнул и продолжил резьбу.
— Мягко, говоришь? — нож вырезал тонкий завиток, почти прозрачный. — Оно ведь живое. Даже когда срублено. А живое насилия не любит.
Я замер, осмысливая его слова. Живое… Ремесло. Неужели это действительно связано?
— А можно… — я сглотнул. — Можно посмотреть поближе?
— Смотри. — он отодвинул амулет и повернул его так, чтобы я видел каждую линию резьбы. — Видишь? Тут волокна идут так, что, если давить прямо — расколешь. Поэтому нужно идти по ним, как по течению реки.
Я кивнул, стараясь запомнить.
— И что, это всегда так? — спросил я.
— Всегда. — Орн отложил нож и достал другой, с чуть изогнутым лезвием. — А теперь держи. Попробуй снять стружку вот отсюда, по направлению волокон.
Я взял нож, ощутив, как тяжесть в руке сразу стала напоминать о том, что ошибка будет стоить куска заготовки.
Дерево оказалось на удивление упругим, и первый мой рез получился слишком резким, нож заскрипел и врезался чуть глубже, чем нужно.
— Стоп. — старик спокойно положил свою руку на мою, чуть развернув нож. — Не дави. Позволь дереву самому поддаться. Ты не кусаешь его, а гладишь остриём.
Я сделал вдох, расслабил руку и попробовал снова. На этот раз лезвие пошло мягче, стружка свернулась аккуратной ленточкой.
— Вот. — одобрительно кивнул он. — Запомни это ощущение. Всё остальное лишь дело времени и практики.
Внутри у меня зашевелилось странное чувство, будто я не просто учился резьбе, а прикасался к чему-то большему, чем просто ремесло.
— Если хочешь, — продолжил старик, — буду давать тебе по куску древесины каждый день. Будешь пробовать.
— Хочу. — ответил я быстрее, чем успел подумать.
Старик крякнул, кивнул и поднялся. В дальнем углу комнаты он порылся в ящике и вытащил брусок древесины. Еще свежий, с мягким ароматом смолы. Кусок был размером с ладонь, с грубо отрезанными краями.
— Держи. Это — сосна. Мягкая, податливая, но с капризом: если поведёшь нож неправильно, отщипнёт кусок, где не надо. Начнём с простого.
Он показал, как поставить лезвие под углом, как вести рукой мягко, не давить, а снимать стружку, будто аккуратно снимаешь слой кожи с яблока. Стружка свивалась в длинные тонкие завитки и падала на стол.
— Попробуй. — сказал он, придвигая мне инструмент.
Я повторил движения, и тут же почувствовал разницу. Рез шел легко, пока держишь угол, и тут же «заедал», если изменить направление.
— Медленнее. — поправил старик, коснувшись моего локтя. — Не спеши. Резьба — это не гонка. Это разговор. Ты говоришь с деревом, оно отвечает.
Часы тянулись незаметно. Орн показывал приёмы — как срезать угол, как сгладить поверхность, как обрабатывать выпуклости и впадины. Мы обсуждали форму будущей фигурки — простой лист, чуть выгнутый, с прожилками. «Для начала — самое то», сказал он.
Иногда он останавливал мою руку, поправлял хват, показывал, как перенести усилие с пальцев на запястье, как резать от себя, а не на себя, чтобы не загнать лезвие в ладонь.
К вечеру мои пальцы онемели, ладони покрылись тонкими царапинами от случайных соскальзываний, но в руках у меня был уже узнаваемый силуэт — лист с аккуратными краями и намеченными прожилками.
— Неплохо для первого раза. — сказал старик, кивая на мою работу. — Завтра продолжим. Если руки будут слушаться.
Я улыбнулся, с удивлением заметив, что усталость смешивается с каким-то тихим удовольствием. От запаха свежей стружки, от ритма резца и ощущения, что я действительно начал постигать что-то новое.
Я кивнул, уже представляя, как этот навык переплетается с моим Путём Созидания и Живым ремеслом. Если всё получится, я смогу сделать куда больше, чем просто вырезать фигурки.
Когда я уже собирал инструменты в кучу, привычно глянув в угол интерфейса, заметил мягкое полупрозрачное свечение.
Система откликнулась, словно дожидавшись завершения работы:
Навык «Живое ремесло I» — прогресс +3.7%
Текущий шанс получения одухотворённой щепы: 1.5% (+5% пассивного бонуса от навыка Природная настройка)
Разблокирован дополнительный эффект: «Чуткость к волокнам» — при работе с материалом повышается точность движений и снижается риск брака
Где-то в глубине сознания возникло почти физическое ощущение, будто я действительно начал «слышать» древесину. Ладонь, сжимавшая брусок, улавливала разницу между мягким и плотным местом, глаз без усилия цеплял линию волокон, а рука уже сама искала верный угол реза.
— Ох. — вырвалось у меня тихо.
— Что? — старик поднял бровь.
— Похоже… — я замялся. — Похоже, что урок усвоен даже лучше, чем я себе его представлял.
— Ну, если усвоен, — он крякнул и откинулся на спинку стула, — завтра возьмём дерево похуже. Чтобы ты понял, что лёгкой жизни тут нет.
Я спрятал улыбку. В груди теплилось странное чувство. Радость ученика, у которого всё только начинается, и азарт человека, который понимал: сегодня он сделал первый настоящий шаг на новом пути.
Далее я решил прибраться в доме. Вымел стружку, мелкую, кудрявую, липнувшую к ногам, и более крупные завитки, что сыпались под ноги в течение дня. Заодно прошёлся по углам, выгребая накопившуюся пыль и щепки, потом собрал всё в ведро. Древесный запах стоял густой, тёплый, почти сладкий.
Выйдя во двор, я направился к яме, где уже однажды сжигал сор с участка. Внутри лежали обугленные остатки прошлой уборки, и я, привычно наклонившись, высыпал свежий мусор поверх.
Вдруг мое внимание привлек треск гравия под тяжёлыми шагами, и заставил поднять голову. К забору подходил мужчина, широкий в плечах, небритый, в поношенной безрукавке, с подтянутым ремнём. Взгляд у него был тяжёлый, без приветливости.
— Здорово. — хрипло бросил он, даже не пытаясь улыбнуться. Голос звучал так, будто приветствие было ему в тягость.
Он распахнул калитку, прошёл внутрь и, словно это был его двор, подхватил с плеча связку коротких бревен, сбросив их прямо на землю. Дерево глухо бухнуло, разнеся по двору запах свежей смолы.
— Вот. — сказал он, выпрямляясь и вытирая ладонь о штаны. — Твоя доля с дозора, Эдварн просил передать.
Я стоял у бочки, глядя, как с краю кучки свежей стружки на землю падают мелкие хлопья золы, и всё ещё слышал в ушах глухой стук бревен, когда мужчина, не сказав больше ни слова, повернулся и ушёл. Калитка скрипнула, хлопнула, и его шаги быстро растворились за забором.
Я проводил мужчину взглядом, морщась от его манеры.
Из дома вышел старик. На нём был старый холщовый фартук, запачканный в стружке и смоле. Он взглянул на бревна и, к моему удивлению, довольно хмыкнул.
— Хорошая работа. — сказал он, кивая на связку. — Из древесных монстров получаются лучшие заготовки. Давненько я с ними не имел дела… Дорого они нынче обходятся.
— Дорого? — переспросил я, чуть приподняв бровь. — Но ведь он просто принёс их.
— Макс, в нашем мире ничего не происходит «Просто так». — усмехнулся Орн. — Мужик этот, по всей видимости, из группы добытчиков.
— Добытчиков? Эдварн что-то об этом рассказывал… — смутно припомнил я.
— Угу. — старик опёрся рукой о косяк, будто собирался рассказывать не впопыхах. — Каждый дозор, во время патруля, отмечает, где уничтожили противников — монстров или ещё какую тварь. На следующий день приходят вот эти ребята. Проходятся по точкам, собирают добычу.
— И потом раздают… — я кивнул в сторону бревен.
— По членам отряда, да. — подтвердил он. — Ну и берут себе долю, конечно. Никто даром работать не будет.
Я снова посмотрел на бревна. Теперь, зная, что они когда-то были частью древесного монстра, которого мы с таким трудом срубили, они казались странно живыми — как будто под гладкой корой ещё притаилось что-то чужое.
— Так, может, на них и стоит тренироваться? — спросил я, глядя на гладкие срезы бревен. — Если материал такой хороший… — то навык будет расти быстрее, добавил я про себя.
Старик усмехнулся, прищурив глаза.
— Учиться на таком? Слишком расточительно, парень. Ты мне сначала на обычном дереве покажи, что руки у тебя растут откуда надо. Вот тогда и перейдём на эти заготовки.
— Понял. — вздохнул я.
— Ладно. — он махнул рукой. — Занеси их в дом. Негоже такому материалу на улице валяться.
Я подошёл к бревнам и, наклонившись, чтобы ухватить первое, краем глаза заметил, как в углу зрения вспыхнуло знакомое голубоватое свечение.
Материал: Ствол древесного монстра
Качество: Обычное
Положить в инвентарь?
Я замер. Значит, системные предметы подсвечиваются! Когда я держал обычную древесину, никаких сообщений не было… Это значило, что система явно различает материалы и их источник.
А еще — у меня все-таки был инвентарь! Прям как в играх! Но, по всей видимости, класть туда можно было лишь системные предметы.
Теперь мне было вдвойне интересно, что можно будет из них сделать, когда дойдёт время.
Но у меня возникал логичный вопрос, почему при контакте с Топором не появлялось это сообщение? Он не являлся частью системы? Да нет, точно являлся. Тогда… Я ничего не понимал. Нужно будет в этом разобраться, а пока — пора браться за дело.
Я едва дотащил бревна до дома, и, как только сложил их у стены, почувствовал, как усталость, копившаяся весь день, навалилась на меня тяжёлым одеялом. Голова чуть кружилась, ноги стали ватными. Добравшись до кровати, я даже не помнил, как коснулся подушки — провалился в сон мгновенно.
Проснулся я уже на следующий день, и первое, что почувствовал — невыносимую ломоту во всём теле. Казалось, болело всё: плечи, спина, руки, даже мышцы, о существовании которых я раньше и не подозревал. Но эта боль была правильной — я знал, что она значила. Тело перестраивалось, привыкало к нагрузкам. Значит, я всё делал верно.
Я тихо поднялся, стараясь не скрипнуть половицами, и вышел на улицу. Прохладный утренний воздух приятно коснулся лица, а свежая влага на траве остудила босые ступни. У бочки умылся ледяной водой, окончательно прогоняя остатки сна, и перешёл к тренировке. Решил, что, не взирая ни на что продолжу свои занятия.
Начал с разминки: круговые движения плечами, шеи, растяжка спины, лёгкие приседания и выпады, чтобы разогнать кровь. Затем перешёл к силовым — отжимания на узком упоре, чтобы нагрузить трицепсы, потом на широком — для груди. После этого присел в полуприсед и начал отрабатывать удары топором в воздухе, следя за техникой, чувствуя, как тянутся и напрягаются мышцы.
Когда дыхание сбилось, перешёл к бегу по периметру участка. Не быстро, но долго, пока сердце не заколотилось в груди. Вернувшись, снова взял топор и начал имитировать рубку, стараясь, чтобы мышцы работали на пределе.
Каждое движение отзывалось болью, но я упорно продолжал, будто проверяя, насколько хватит сил. И чем сильнее горели мышцы, тем яснее было — тело медленно, но верно становилось крепче. Я остановился, чувствуя, как дрожат предплечья, и сделал шаг к крыльцу за кувшином.
Взгляд скользнул по ступеням, остановившись на знакомом изогнутом лезвии. Нож Орна, что вчера был продолжением его руки, лежал в полосе утренней тени. Холодный металл матово поблескивал. Бездумно, вытирая пот со лба, я протянул руку, чтобы отодвинуть его.
Однако, стоило пальцам коснуться рукояти из темного, отполированного временем дерева, и мир перевернулся.
Я ощутил не тепло, а… Пульсацию? Глубокую, ритмичную, как далекий барабанный бой под землей. Она шла не извне, а из самой сердцевины рукояти, вибрируя в костяшках моих пальцев. Я втянул воздух и замер.
Неужели это работа дополнительного эффекта «Чуткость к волокнам?». Система говорила о материале, но это… Это было нечто большее. Гораздо большее.
Я сжал рукоять крепче, закрыв глаза. Не появилось никаких картинок, вместо них пришли… Ощущения.
Твердость старого дуба. Не просто дерева, а стойкости, выдержки бесчисленных зим. Запах смолы, смешанный с потом ладоней. Лезвие, словно продолжение воли. Ощущение направленности, целеустремленности. Каждый рез — не случайность, а воплощенное намерение мастера. Не сила, а точность, рожденная десятилетиями повторений.
Тянущее чувство незавершенности, как незашитая рана. Образ полуготового амулета — плавных линий, ждущих последних штрихов.
Присутствие Орна. Не его физический облик, а суть: терпение, как у корней, уходящих вглубь земли. Небывалая сосредоточенность, опыт прожитых лет, осевший в древесине рукояти, как пыль в морщинах.
Это был не инструмент. Это был слепок души ремесленника, впечатанный в дерево и сталь тысячами часов труда. Некое подобие «Живого ремесла» Орна дышало здесь, в моей руке, откликаясь на мое прикосновение — прикосновение ученика, едва коснувшегося порога этого мира.
Я почувствовал неловкость, будто подсмотрел что-то сокровенное. Но одновременно… Благоговение. Этот нож был хранителем. Хранителем знаний, переданных не словами, а движением руки. Хранителем пути, на который я лишь вступил. И в этой пульсации была тихая просьба. Береги. Учись. Продолжай.
Я осторожно разжал пальцы. Пульсация тут же ослабла, став лишь слабым эхом на подушечках пальцев, но не исчезла полностью. Она вибрировала в кости, напоминая. Я бережно положил нож обратно на ступеньку, аккуратнее, чем драгоценность. Солнечный луч, пробившись сквозь листву, упал на лезвие, и на миг оно вспыхнуло, будто ответив на мое внимание.
В груди защемило. Не только от удивления, но и от ответственности. Орн доверил мне не просто железку. Он, сам того не зная, дал прикоснуться к частичке себя, к огню своего мастерства.
Спустя несколько минут, немного успокоившись и напившись, я пришел в себя. Вымылся у бочки — немного потеплевшая, но все еще холодная после ночи вода приятно обожгла кожу, смывая пот и усталость. Свежий и взбодренный, я направился в дом. Изнутри уже тянуло аппетитным запахом жареного хлеба и какой-то похлёбки. Значит, старик проснулся.
Но едва я поднялся на крыльцо, как за спиной послышался скрип калитки. Обернувшись, я увидел троих мужчин. Все они были вооружены: двое с короткими мечами на поясе, третий — с луком за плечами. Шли они уверенно, словно по своему двору, не удосужившись даже поздороваться.
Они без стука пересекли участок, остановились перед крыльцом и один, самый широкий в плечах, рявкнул:
- Орн! Выходи! Разговор есть!
Из дома послышался резкий грохот. Казалось, кто-то уронил тяжелый предмет. Мои глаза моментально устремились к двери, и через несколько секунд на пороге появился старик. Его лицо было хмурым, а взгляд тяжёлым и напряжённым. Без слов стало ясно: ситуация далеко не из приятных.
Мужчина, что позвал его, сразу взял инициативу в свои руки, не давая старику возможности выдохнуть:
— Орн, ты ведь так и не отдал долг. — голос его был резким и требовательным. — Но мне сказали, что вчера ты разбогател на древесину из лесных монстров. Я не против, чтобы её засчитали в счёт части оплаты.
Орн попытался оправдаться, голос его дрожал:
— Эта древесина… Она не моя, Клейн. Она Макса. — произнес он, кивнув в мою сторону. — А у него перед вами долга нет.
Мужчина усмехнулся, переведя взгляд на меня, стоявшего неподалёку:
— Да ну? Мне всё равно. Он живет у тебя, значит — твоя ответственность. Если ты не платишь, то платит он. Это просто бизнес, парень. — последние слова он адресовал мне, слегка повернув голову.
Я почувствовал, как внутренняя ярость начала нарастать, но понимал, что сейчас лучше держать эмоции под контролем. Орн молча опустил голову, а мужчина, похоже, был доволен своей позицией.
Клейн кивнул двум своим товарищам, и они без лишних слов вошли в дом, словно хозяева, не обращая внимания на вялые протесты Орна. Через несколько минут они вышли, неся с собой всю древесину, что вчера принес добытчик.
— С тобой иногда приятно иметь дело. — саркастически произнёс мужчина, обращаясь к Орну. — Теперь твой долг немного уменьшился. — он громко рассмеялся, будто это была самая забавная шутка на свете.
После этого он развернулся и ушёл, оставляя после себя тишину.
Орн, схватившись за сердце, медленно опустился на пол, прислонившись к холодной стене. Его дыхание было тяжёлым, а глаза полными боли и усталости. Я стоял рядом, чувствуя, как внутри меня растёт решимость — это несправедливо, и я не позволю так просто сдаться.