Системный Творец

Глава 19

Приказ Клейна прозвучал как щелчок взведённого курка. Двое головорезов, будто срываясь с цепей, рванули ко мне. Их движения были резкими, слаженными, отточенными в уличных драках и подлых нападениях. В их глазах не было ни страха, ни сомнений — только тупая уверенность хищников, загнавших дичь.

Мир сузился до пыльной улицы, до трёх пар ненавидящих глаз. Мыслей не было. Был лишь чистый, обжигающий адреналин и холодная ясность, наступившая вслед за ним. Моё тело, всего только недавно переродившееся в горниле «Посвящения», отозвалось само.

Первый головорез, широкоплечий детина с обезьяньими руками, замахнулся массивной окованной железом дубинкой. Раньше я лишь мельком увидел бы движение и получил по голове. Теперь же все было иначе. Я видел как напряглись его мышцы, как сместился центр тяжести, как дубинка пошла по короткой, мощной дуге, рассчитанной на то, чтобы раздробить кость. Моё собственное тело уже двигалось — не назад, а вперёд-вбок, сокращая дистанцию. Удар дубинки со свихом пронесся в сантиметре от моего плеча, и я почувствовал ветер от него.

«Закалённая Плоть». Это было не просто уменьшение усталости. Это было глубинное понимание своей собственной физики, мышечный интеллект, о котором я и мечтать не мог. Я не думал — я действовал.

Второй головорез, подвижный и жилистый, с двумя короткими клинками в руках, попытался воспользоваться моментом и зайти сбоку. Но мой топор был уже в движении. Не «Боевой Размах» — ведь даже в такой ситуации я помнил про конспирацию, да и против троих это было бы самоубийством. Просто короткий, точный рубящий удар снизу-вверх. Сталь встретилась со сталью — я парировал удар правого клинка, а левый лишь цокнул по моей новой, прошитой невероятно плотной, почти стальной, древесиной, кожаной кирасе, оставив царапину. Сила удара отдалась в руке, но не оглушила, не опрокинула. Всего пара процентов к сопротивлению физическому воздействию от нового уровня Пути Закаленного Тела ощущались как железная уверенность в каждой клетке.

Я отшатнулся, создавая дистанцию. Клейн наблюдал с довольной ухмылкой, всё ещё не вмешиваясь, уверенный в победе своих псов.

Дубинщик, разъярённый промахом, ринулся на меня снова, издавая низкий рёв. Он был силён, но неповоротлив. Идиот даже не заметил, что я специально отступал к груде пустых бочек у забора.

— Хватит с ним возиться! — просипел Клейн. — Прикончи его!

Дубинщик занёс руку для сокрушительного удара. И это была его ошибка. Его защита на мгновение открылась.

Сейчас!

Мысленная команда сработала мгновенно. «Меткий бросок!»

Это было странное ощущение. Не просто замах и бросок. Вся сила тела, весь импульс, всё сконцентрированное намерение словно перетекли в руку, сжимающую топор. Мышцы запястья и предплечья сработали с ювелирной точностью, придав оружию не только силу, но и идеальную ориентацию в пространстве. Топор вылетел из моей руки, превратившись в сверкающий стальной диск, и сочным, костным хрустом вонзился в незащищённую шею дубинщика.

Он замер, его глаза округлились от непонимания. Из его горла с ужасным бульканьем хлынула кровь. Головорез сделал шаг, потом ещё один, и рухнул лицом в пыль. Дубинка с грохотом покатилась по камням.

Критическое попадание. +5%. Сработало.

Но триумф длился меньше секунды. Я остался без оружия. А второй головорез, видя своего напарника мёртвым, не отступил. Его глаза загорелись не страхом, а яростью. Он издал боевой клич — низкий, гортанный звук — и на его клинках вспыхнуло тусклое, багровое сияние.

Системное умение. Опасное.

— Порву на куски! — закричал он и ринулся вперёд.

Его движения стали резче, быстрее. Клинки засвистели в воздухе, плетя смертоносную сеть. Я отскакивал, уворачивался, чувствуя, как лезвия рассекают воздух в миллиметрах от кожи. Один клинок чиркнул по моему предплечью, разрезав кожу и мышцу. Боль, острая и жгучая, пронзила руку. Но что было хуже — из раны тут же повалил лёгкий, зловонный дымок. Яд! Его умение отравляло клинки!

Я откатился назад, прижимая рану. Кровь сочилась сквозь пальцы, а в теле начинала разливаться странная, парализующая слабость. Головорез приближался, его ухмылка становилась всё шире. Клейн одобрительно хмыкнул.

Паника, холодная и липкая, попыталась сжать моё горло. Без оружия, с отравленной раной, против вооружённого системным умением противника… Идеальная ситуация для гибели.

И тут в моём сознании, прямо поверх боли и страха, возникло иное ощущение. Тонкое, едва уловимое потягивание. Как будто за невидимую ниточку дёрнули прямо за душу. Это был не звук, не образ. Это был чистый импульс, кристально ясный и наполненный. Мимио.

И вместе с этим импульсом пришло понимание. Та самая нить, что связывала нас, была не просто метафорой. Она была продолжением свойства топора — «Невозможно выбросить». Система, в своей бездушной логике, не позволяла потерять ключевой инструмент. И эта связь была обоюдной. Если я не мог дойти до топора… то топор мог вернуться ко мне.

Головорез уже приготовился к финальному удару. Багровый свет на клинках вспыхнул ярче.

У меня не было времени на раздумья. Я мысленно ухватился за нить, за то ощущение связи, что шло от сердца к топору, валявшемуся в двадцати шагах от меня, рядом с мёртвым дубинщиком. Я потянул её изо всех сил, не физической силой, а силой воли, отчаянным, яростным желанием.

И произошло чудо.

Топор на земле дёрнулся. Лезвие, залитое кровью, блеснуло на солнце. И затем он сорвался с места и помчался ко мне по воздуху, словно притянутый невидимым магнитом. Он летел рукоятью вперёд, точно и плавно, словно его запустила самая мощная в мире рогатка.

*Тук.* Твёрдая, успокаивающая тяжесть дерева и стали легла мне в ладонь точно в тот момент, когда отравленный клинок уже начинал своё движение вниз.

Ухмылка головореза сменилась шоком и непониманием. Его мозг отказался обрабатывать то, что он только что видел. Этот миг замешательства стал для него последним.

Мой ответ был молниеносным. Я не стал замахиваться — я просто, с силой, которую дала мне «Закалённая Плоть», и с яростью, ткнул обух топора ему в горло. Хрящ хрустнул. Он захрипел, глаза закатились, и он рухнул на землю, зажимая шею руками, беспомощно дергаясь в предсмертных судорогах.

Я стоял, тяжело дыша, с топором в руке. Рукоять пульсировала тёплой, живой вибрацией — Мимио ликовал. Боль в руке была адской, а яд медленно разливался по телу, но я был жив. Я победил.

Я поднял взгляд на Клейна.

Он стоял, окаменев. Его багровое лицо побледнело, а глаза вытаращились от чистейшего, неподдельного ужаса. Он видел, как его проверенные бойцы, вооружённые системными умениями, были повержены за считанные секунды. Он видел, как топор сам прилетел ко мне в руку. Для него это было не системным свойством, а чистейшей магией. Колдовством.

— Ч… что ты за монстр? — выдохнул он, и его рука с мечом задрожала.

Я сделал шаг вперёд. Всего один. Но в нём была вся тяжесть моего гнева, вся решимость положить конец его угрозам.

Этого хватило. Звериный инстинкт самосохранения пересилил ярость. Клейн, не говоря больше ни слова, резко развернулся и бросился бежать. Он нырнул в первый же переулок, и через мгновение я услышал лишь его удаляющиеся, запыхавшиеся шаги.

Я хотел его преследовать, но яд сковывал движения, а из раны на руке всё ещё текла кровь. Я позволил ему бежать, но знал — это еще не конец. Это лишь отсрочка. Тем более, что он был свидетелем, что узнал обо мне слишком многое.

Бой окончился так же внезапно, как и начался. На пыльной улице лежали два тела, быстро окружённые алыми лужицами. Воздух гудел от адреналина и пах железом и смертью. Я прислонился к забору, пытаясь перевести дух. Рука горела огнём, а по телу расползалась противная, сковывающая слабость. Яд был сильным, цепким, он пускал корни в мою плоть.

Мысли с трудом цеплялись за логику, но одно понимание пробилось сквозь пелену — мне нужна была не вода и не припарка, а нечто иное. То, что только начало просыпаться во мне самом.

Стиснув зубы, я оттолкнулся от забора и, почти не чувствуя ног, побрёл к бочке с водой. Рукава моей рубахи уже пропитались кровью и чем-то липким и тёмным. Опустившись на колени, я судорожно зачерпнул пригоршню воды, смывая с раны грязь и кровь. Боль вспыхнула с новой силой, заставив меня застонать. Вода в бочке быстро окрасилась в ржавый цвет.

Но я искал не чистоту. Я искал тишину. Закрыв глаза, я попытался отрешиться от жгучей боли, от запаха крови, от гула в ушах. Я сосредоточился на внутреннем ощущении — на едва уловимом потоке живой энергии.

Словно в ответ на мою мысль, внутри что-то щёлкнуло. Тихо, но отчётливо. Я почувствовал, как из глубины сознания, от пульсирующего золотым светом тельца Мимио, потянулась тонкая, тёплая нить. Она напоминала солнечный луч, пробивающийся сквозь листву. Эта нить энергии достигла моей раны, и жгучая боль начала отступать, сменяясь навязчивым, согревающим зудом. Я чувствовал, как плоть буквально на глазах стягивается, а чёрные прожилки яда медленно тают, будто их выжигает изнутри мягкий свет.

Это был не мгновенный процесс. Я сидел, опёршись спиной о грубые доски бочки, с закрытыми глазами, вслушиваясь в работу собственного тела. Слабость медленно отступала, сменяясь глубокой, выматывающей усталостью, но уже без той смертной хватки яда.

Когда я наконец открыл глаза, то увидел, что воспаление вокруг раны спало, а сама она покрылась тонкой розовой плёнкой новой кожи. Яд отступил. Путь Целителя сработал. Боль в руке притупилась, сменившись глубоким, ноющим жжением. Я поднялся и, не глядя на тела, побрёл по пустынным улицам к импровизированному лазарету.

Капитан Горст находился на том же чердаке, что и накануне. Казалось, он не покидал его всё это время. На столе перед ним были разбросаны карты, испещрённые зловещими пометками, а в углу дымилась почти остывшая кружка какого-то отвара. Он поднял на меня усталые, но всё так же пронзительные глаза. Его внимательный взгляд сразу же остановился на моей руке, но ничего комментировать он не стал.

— Ну? — односложно бросил он.

— Я готов. — мои собственные слова прозвучали хрипло, но твёрдо. — Принимаю ваше предложение.

В его глазах мелькнуло что-то — не удовлетворение, не радость, а скорее холодное, стратегическое облегчение. Он кивнул.

— Источник твоей силы восстановился? И что это вообще?

— Да, это амулет. — я вытащил из-за пазухи «Дубовый Щит». Деревянный кружок, тёплый на ощупь, с вырезанным дубовым листом, лежал на моей ладони. — Древний семейный артефакт. Родители нашли в руинах на охоте. Позволяет концентрировать жизненную энергию и направлять её на подавление инфекций. Но его сила не бесконечна и требует времени на восстановление.

Горст внимательно посмотрел на амулет, потом на меня. Он прекрасно понимал, что это чушь собачья. Но ему нужна была легенда. Удобная, правдоподобная выдумка, которую он мог бы преподнести своим людям и горожанам.

— Логично. — безразличным тоном произнёс он. — Значит, так и будет. Ты — носитель редкого артефакта, унаследованного от предков. Он исцеляет, но имеет ограничения. Я обеспечу тебе прикрытие. — он протянул мне через стол руку, тяжёлую, с мозолистыми пальцами. — Соглашение достигнуто.

Я пожал её. Его хватка была стальной.

— Теперь иди. — он снова уткнулся в карты. — И начни со своего, с мечника. Слухи о его спасении сделают для морали больше, чем десяток моих речей.

Когда я спустился вниз, на меня обрушились десятки взглядов. Взглядов раненых бойцов, уставших медиков, испуганных горожан. В них было всё: боль, надежда, недоверие, отчаяние. И самый страшный взгляд — взгляд полной, безразличной опустошённости — был из-за грубых щитов, отгораживающего карантинную зону.

Я сделал глубокий вдох, ощущая, как амулет на моей шее излучает лёгкое, почти неощутимое тепло. Театр начинался. Я медленно направился в дальний угол склада. Стража, получившая, видимо, соответствующий приказ, молча пропустила меня.

В карантинной зоне царила иная реальность. Здесь не было стонов, не было слёз. Здесь была тишина склепа. Люди — а вернее, то, что от них осталось — сидели или лежали на грубых соломенных тюфяках, уставившись в потолок или в стену. Их глаза были стеклянными, в них не было ни искры жизни. Они уже похоронили себя заживо. Серо-зелёные пятна на их коже казались единственными красками в этом мире оттенков серого.

Их взгляды скользнули по мне, но не задержались. Я был просто очередным призраком в их предсмертном сне.

Я знал, кого ищу. В самом углу, прислонившись спиной к прохладной стене, сидел Рагварт. Молчаливый, наблюдательный мечник из нашего отряда. Его лицо было бледным, испарина выступала на лбу, а на его мощном предплечье зияло страшное, уже почерневшее по краям пятно заразы. Но в его глазах, в отличие от остальных, ещё теплился огонёк. Не надежды, а скорее стоического принятия.

Я подошёл и опустился перед ним на корточки.

— Макс. — хрипло произнёс он, и в уголке его рта дрогнуло подобие улыбки. — Я знал, что ты меня не забудешь.

— Не всё ещё потеряно, старина. — тихо ответил я.

Я положил руку на его заражённое предплечье, прикрывая амулет на своей груди другой рукой, будто концентрируясь. Зрителям со стороны это должно было выглядеть так, будто энергия исходит от деревянного кружка.

— Мимио. — мысленно позвал я. — Помоги. Вытяни эту дрянь.

Ответ не заставил себя ждать. Тёплая, живительная волна энергии потекла из моей груди по руке в тело Рагварта. На этот раз я «чувствовал» это. Чувствовал, как мертвая, гнилостная энергия заразы сопротивляется, цепляется за живую плоть, как ядовитый сорняк. Чувствовал, как живая сила Мимио, яркая и упрямая, выжигает её, сантиметр за сантиметром, очищая ткани, возвращая им здоровый цвет.

Рагварт застонал, его тело напряглось от боли, но он не отдернул руку. Он стиснул зубы, глядя на то, как страшное чёрное пятно на его руке начинает бледнеть, уменьшаться, а потом и вовсе исчезать, оставляя после себя лишь розоватую, здоровую кожу.

Процесс занял не больше минуты. Когда я убрал руку, Рагварт сидел, тяжело дыша, и с невероятным изумлением смотрел на свою чистую руку.

— Чёрт возьми… — прошептал он. — Это… это же…

Он не договорил. Его невероятно громкий, прерывистый смех прозвучал в гробовой тишине карантина как выстрел. Он засмеялся, запрокинув голову, и смахнул слёзы счастья и облегчения.

Этот звук подействовал на остальных обитателей угла как удар тока. Один за другим они стали поднимать головы. Стеклянная пелена безразличия в их глазах треснула, уступая место сначала недоумению, потом недоверию, а затем — робкой, немыслимой, сумасшедшей надежде.

На меня обрушился шквал взглядов. Теперь в них не было пустоты. В них был голод. Голод на жизнь.

— Следующий. — тихо, но чётко сказал я, поднимаясь и обращаясь ко всем, кто был в карантине.

И в тот миг тишину окончательно разорвали. Сначала тихий, прерывистый плач. Потом сдержанные всхлипы. А потом — первые, робкие слова благодарности.

Надежда. Она витала в спёртом, заражённом воздухе карантина, заметная и живая, как никогда прежде. Она врывалась в лёгкие вместе с запахом смерти и вытесняла её. Я стоял посреди этого моря внезапно оживших глаз, с амулетом в руке и с Мимио, пульсирующим тёплой энергией у меня в груди, и понимал — точка невозврата пройдена. Я больше не просто выживающий. Я стал тем, кто даёт шанс. И это было страшнее и ответственнее любого боя с монстрами.