Жизнь — это не взлет на ракете к звездам. Это метро. Ежедневное, душное, предсказуемое.
Один и тот же маршрут: дом-работа-дом. Один и тот же вагон, одни и те же усталые лица в телефонах. Мне было сорок лет, неплохая должность в солидной конторе, которую я ненавидел всеми фибрами души. Картонный стаканчик с кофе, утренние совещания, кипа бумаг, которые нужно подписать, чтобы они превратились в следующую кипу бумаг.
А ведь в детстве я грезил иным, мечтал стать космонавтом, чтобы бороздить бескрайние просторы Вселенной. Потом — отважным героем, спасающим миры. Но реальность оказалась куда прозаичнее. Она методично, день за днем, стирала блеск с глаз, подменяя мечты на ипотеку, а амбиции — на усталость к восьми вечера.
Этот день ничем не отличался от других. Я снова опаздывал, бежал по серому тротуару, жмурясь от накрапывающего дождя, с проклятием на губах — опять этот вечный цейтнот. В кармане жужжал телефон, наверняка начальник с его вечным «Вы где? Совещание через пять минут!».
Я поднял голову, чтобы бросить взгляд на надоевшие фасады, и замер. Ноги сами по себе прекратили движение.
Небо… его не было.
Вместо привычной пелены свинцовых туч над городом нависло нечто невообразимое. Гигантская, безразмерная плоскость, мерцающая блеклыми пикселями. Словно кто-то взял и вырвал кусок реальности, подменив его гигантским экраном сломанного компьютера. По этой неестественной поверхности ползли полосы, искажались цвета, вспыхивали и гасли ошибки — строки кода на неизвестном языке, слишком быстрые, чтобы их прочесть.
Глухой, нарастающий гул заполнил все вокруг, вытесняя звуки города. Люди на улице остановились, запрокинув головы, их лица искажались немым ужасом и непониманием. Кто-то пытался снимать происходящее на телефон, чьи-то губы шептали: «Что это? Съемки? Спецэффекты?».
Но это не были спецэффекты. Это было нечто иное. Холодный, нечеловеческий взгляд в самую суть мироздания, который вот-вот должен был обрушиться на нас.
Я стоял, не в силах пошевелиться, чувствуя, как ледяная волна парализующего страха поднимается от пяток к макушке. Мое сердце, привыкшее отстукивать ритм скучных будней, вдруг заколотилось как сумасшедшее, пытаясь вырваться из груди.
Последнее, что я увидел, прежде чем сознание погасло — это гигантская, охватившая все поле «зрения» надпись, вспыхнувшая кроваво-красным:
Критическая ошибка
А потом — абсолютная, всепоглощающая чернота.
Сознание вернулось резко, с ощущением, что меня вырвали из ледяной воды и швырнули на берег. Я судорожно вдохнул, и в груди закололо, будто я не дышал целую вечность. Воздух ударил в легкие, едкий и свежий одновременно, пахнущий мокрой землей, травой и чем-то неизвестным, диким.
Я кашлянул, с трудом поднялся на локти и замер.
Передо мной простиралось бескрайнее поле, уходящее к линии горизонта. Редкие островки зелени, сочной, яркой, будто только что вымытой дождем. Где-то далеко, пронзительно и одиноко, кричала птица — ее голос был резким, как скрежет по металлу.
Это было непохоже на парк, мимо которого я бежал секунду назад. Непохоже вообще ни на что виденное мной прежде.
Я машинально бросил взгляд на свои ладони, и у меня перехватило дыхание. Это были не мои руки. Ладони — меньше, уже, с гладкой, слишком молодой кожей, испачканной в земле. Я сжал пальцы — они послушались, но движение было чужим, странно легким и в то же время слабым. Я потрогал свое лицо — острые скулы, мягкая щека без привычной щетины.
Паника, острая и слепая, попыталась подняться из живота к горлу, но я судорожно глотнул воздух и подавил ее. Я научился этому давно. Когда рушится проект, срываются сроки или жизнь решает выбить тебя из колеи, главное — не паниковать. Сначала осмотрись. Потом думай. Потом действуй.
Я уже хотел подняться на ноги, чтобы осмотреться получше, когда мир передо мной дрогнул. Пространство словно качнулось, поплыло, и прямо в воздухе, в нескольких сантиметрах от моего лица, проявилась полупрозрачная, мягко светящаяся голубым надпись:
Система активирована
Добро пожаловать, Игрок
Приветствуем носителя Искры
В связи с пробуждением, активирован протокол «Инициации»
Ваша награда за подключение: Потёртый Топор
Я застыл, не веря своим глазам. Галлюцинация? Последствия удара по голове? Но текст висел в воздухе так четко, так материально, что не верить было невозможно.
Прямо передо мной пространство исказилось еще раз, будто его проткнули невидимой спицей. С тихим, металлическим лязгом на землю перед моими коленями упал… топор.
Он выглядел более чем непрезентабельно. Деревянная рукоять, потертая до гладкости в месте хвата, покрытая сетью мелких трещин. Лезвие — тупое, щербатое, покрытое пятнами рыжей ржавчины. Таким и дрова-то колоть было проблематично, не то что воевать. Он казался древним, выброшенным за ненадобностью хламом.
Но едва мои пальцы коснулись шершавой древесины рукояти, в воздухе всплыло новое сообщение, на этот раз — прямо над самим инструментом.
Потёртый Топор
Связанный путь: Активирован Путь Созидания.
Невелика мощь вначале, но постоянство ведёт к силе.
Урон: 1—3
Прочность: «Неразрушим»
Невозможно выбросить
Свойства:???
??? (скрытые параметры)
Навык «Работа с топором» (скрытый) активирован. Прогресс 0,5%.
Неразрушимый? Я снова посмотрел на жалкое лезвие. Серьезно? Этот кусок старого железа? Но система, похоже, не шутила.
Я медленно поднялся на ноги, окончательно осознав весь ужас своего положения. Мое тело было подростковым, на вид лет пятнадцати. Худое, жилистое, абсолютно незнакомое. Каждое движение отзывалось странной отстраненностью, будто я управлял сложной куклой, а не собственными конечностями.
И все-таки… Что это за место? Где я? Вопрос «как я тут очутился» уже казался слишком сложным. Важнее было понять что теперь делать. Но чтобы получить ответы в первую очередь нужно выжить.
Я медленно повернулся на месте, осматриваясь. Вокруг было поле, поле, и еще одно поле. Где-то вдалеке проглядывались очертания чего-то рукотворного, вроде бы стен. Из-за них поднимались тонкие струйки дыма. По всей видимости это было какое-то поселение.
Не раздумывая, я направился в ту сторону. Идти пришлось долго. Ноги, непривычные к ходьбе босиком по неровной земле, быстро начали ныть, тело ломило, но я шел, сжимая в руке топор — свой единственный якорь в этом новом, безумном мире.
По мере приближения стены становились все выше. У массивных ворот стояла одинокая фигура. Охранник, или дозорный. Он увидел меня задолго до того, как я приблизился. Его взгляд, тяжелый и презрительный, проводил меня от края поля и до самых ворот. Он молчал, не задавая вопросов, лишь надолго задержал взгляд на топоре в моей руке. Сжав новоприобретенное орудие покрепче, я шагнул внутрь, в узкую тень от стен.
Я оказался на кривой, немощеной улице. Утоптанная земля, колеи от телег, запах дыма, навоза и чего-то кислого. Солнце только поднималось над стенами, окрашивая бревенчатые и каменные дома в теплые, золотистые тона. Но для меня все вокруг было чужим, непонятным и пугающим.
Память упрямо молчала, не оставляя ни намека на то, как я здесь оказался или что мне здесь делать. Я был пустым местом в самом центре чужой жизни.
Я не знал, куда идти, поэтому пошел прямо, по самой широкой улице, которая вскоре вывела на небольшую площадь. И тут же попал в эпицентр какого-то напряжения.
На площади стоял отряд мужчин. Их плечи были шириной с мои два, тела налиты силой, а в руках каждый сжимал топор. Но не это было самым пугающим. Пугало напряжение, витавшее в воздухе. Оно было почти осязаемым, как перед грозой. Эти люди не просто стояли — они были сжатыми пружинами, готовыми в любую секунду сорваться с места.
Рядом с ними, чуть поодаль, стояли другие — в потрепанной, но прочной кожаной броне, с мечами и луками.
Мужчины заметили меня мгновенно. Десяток пар глаз устремился в мою сторону, и напряжение на площади стало еще гуще.
— Эй, Макс! — один из них сделал шаг вперед. Его голос был низким, резким, как удар камня о камень. — Что тебе здесь надо? Решил все-таки пойти на рубку?
Не понимая, о чем он говорит, я постарался ответить как можно ровнее, глядя ему куда-то в район переносицы:
— Я… Нет. Я просто гуляю.
Взгляд мужчины стал пристальным, колющим. По всей видимости ждал другого ответа. Атмосфера накалилась до предела, казалось, еще секунда — и меня разорвут на части просто за то, что я посмел здесь оказаться.
Вдруг из-за угла ближайшего дома стремительно вышел старик. Его одежда была многократно залатана, но чиста. Он поспешно подошел ко мне, слегка поклонился мужчине и заговорил быстро, с подобострастной ноткой в голосе:
— Уважаемый Крон, прошу прощения! Он просто обычный глупый ребёнок. Не стоит тратить ваше драгоценное время на такие пустяки.
Мужчина по имени Крон громко, с презрением хмыкнул. Кто-то из его отряда плюнул себе под ноги.
— Следи за своим мальчишкой, Орн. Уже здоровый лоб, а толку меньше, чем от бабы. — произнеся это, Крон развернулся и пошел обратно к своим, всем видом показывая, что разговор окончен.
Я ощутил, как всеобщее напряжение спало, но его место тут же заняло другое — тяжелое, давящее презрение, направленное теперь конкретно в мою сторону. Да что тут вообще происходит⁈
Старик, не говоря ни слова, резко схватил меня за руку и поспешно потащил с площади, сворачивая в первый же узкий переулок. Как только мы скрылись из виду, он ослабил хватку и обрушился на меня с упреком, его голос был хриплым шепотом:
— Ты совсем рехнулся⁈ — прошипел он, глядя на меня строго, но в его глазах читалась не только злость, но и забота. — Где ты шлялся всю ночь? Мало того, что все считают тебя бесполезным лентяем, так ты ещё и чуть на рубку не угодил! Оттуда дураки вроде тебя не возвращаются. По крайней мере целыми!
Я молчал, чувствуя, как внутри закипает смесь стыда, страха и протеста. Получается, я только что чудом избежал чего-то смертельно опасного? Весело начинается новая жизнь.
Мы быстро шли по улочкам, постепенно удаляясь от центра города. Чем дальше мы углублялись, тем более заброшенным и убогим становилось поселение. Добротные каменные дома сменились покосившимися деревянными хижинами, а те — совсем ветхими лачугами, где стены прогнили, а крыши провалились внутрь. Воздух стал густым от запахов сырости, гнили и немытых тел. Казалось, эта часть города давно умерла и ее просто забыли похоронить.
Наконец мы подошли к самому краю, где стоял полуразрушенный, изуродованный временем забор. Он едва держался, сколоченный из разномастных досок, с дырами, в которые можно было свободно просунуть голову. За этим жалким ограждением стоял дом. Хотя слово «дом» было слишком громким для этого сооружения. Его стены кривились, дверь висела на одной единственной петле, а дырявая крыша, казалось, молилась о пощаде.
Старик остановился, заметив мой взгляд, и тихо, с безысходностью в голосе произнес:
— Ну, проходи уж, пропащий.
Он тяжело вздохнул и прошел вперед, вглубь этого жилища. Было похоже, что в этом районе жили те, кого город предпочитал не замечать. Изгои. Отбросы. И я, по всей видимости, был одним из них.
Дом встретил нас запахом — не откровенно вонючим, но густым, затхлым, пахнущим старостью, пылью и временем, которое здесь остановилось. Внутри было сумрачно. Свет едва пробивался сквозь единственное запыленное окно и щели в ставнях.
В углу стояла небольшая, древняя печь, вся в саже. Рядом — грубый деревянный стол с парой табуреток. Пол скрипел и ходил ходуном. В углах валялись деревянные ящики, набитые тряпьем, какими-то мешками и хворостом. Вдоль дальней стены, за занавеской из обрывков старой ткани, угадывались две узкие кровати.
Старик тяжело опустился на табурет и жестом предложил мне сесть напротив. Я послушно сел, чувствуя, как усталость наваливается на меня свинцовой пеленой.
Теперь нужно было действовать осторожно, ведь у меня появился шанс безопасно узнать о мире, в котором я оказался.
— Скажите… — начал я. — Где мы находимся? Я… Кажется, я сильно ударился головой. В памяти — сплошной туман. Я вроде что-то помню, но ничего не понимаю.
Орн долго смотрел на меня, изучающе, будто пытался разглядеть сквозь меня кого-то другого. В его взгляде была мудрая, горькая усталость.
— Максим, как же ты так умудрился? Хотя, чему я удивляюсь… — пробормотал он себе под нос.
Старик откашлялся, посмотрел в окно, проверяя, нет ли ушей за стенами, и заговорил тише, почти шепотом:
— Ты тут живёшь уже… года три, с тех пор как твои родители в городе обосновались. Пришли откуда-то издалека, никто до сих пор толком не знает откуда. Молчаливые были, но трудяги. Отец твой на охоту постоянно ходил, а мать за ним. Говорили, что они волка подстрелили огромного, да сами уже не вернулись.
— Это… Давно было? — спросил я, чувствуя, как в груди шевельнулось что-то похожее на жалость к этому незнакомому пареньку, чье тело я теперь занимал.
— Полгода назад. — кивнул старик. — Ты после этого ходил как тень, молчал, не ел почти. А потом те ублюдки… — на этих словах кулаки Орна сжались так, что костяшки побелели. — Пришли и забрали ваш дом. Бумагу какую-то притащили, с печатью, мол, отец им должен был. Да кто ж тогда с бумагами разберётся… Я тогда тебя и приютил.
Он разжал кулаки и махнул рукой, словно отгоняя назойливых мух.
— С этих пор ты и маялся. Дровосеки пытались тебя привечать, но ты… Отказался. В принципе и правильно сделал, дело это опасное. К кузнецу пошел, так он выгнал, мол, ленивый, косорукий. На охоту тебя не берут, навыков нет. Да и говорят, пользы от тебя никакой.
Я молчал, внутренне переваривая услышанное. Картина прояснялась. Макс, в чьем теле я оказался, был никому ненужным сиротой. Чужим среди своих, изгоем, потерянным и забытым всеми. Идеальная оболочка для того, чтобы в нее вселился чужой разум из другого мира.
Старик вдруг снова заговорил, и в его голосе пробилась натужная, но искренняя теплота:
— Я тебя не прогоню. Не из жалости, нет. Просто… Чую я, ты не так прост, как все думают. Только… — он пристально посмотрел на меня, — если дашь себе скиснуть, тогда и сам себе будешь враг.
Я кивнул. Тихо, сдержанно. Старик закончил рассказ тяжелым вздохом, потер налитые кровью глаза и поднялся со скрипом, будто каждый сустав в его теле яростно протестовал против движения.
— Стар я стал… Пойду прилягу, — пробормотал он. — Ты тоже отдыхай. Утро раннее, а тебя, считай, всю ночь не было, поди шлялся где-то, о старике совсем не думаешь. Я же переживал, ждал…
Он прошёл к стене, за занавеску из кусков старой ткани. Вскоре послышался скрип кровати и сиплое, тяжёлое дыхание.
Я остался сидеть на табурете, опершись локтями о колени и уставившись в пол. Мысли, как пыль в солнечном луче, крутились, путались, оседали.
На душе было тревожно. Я слишком долго жил в реальности, чтобы впадать в истерику от первого удара, да и паника слабый союзник. А вот холодный расчёт мог спасти даже в аду.
Допустим, я здесь надолго… Или навсегда. Но при любом раскладе мне нужно понять, на что я способен.
Я вспомнил надпись с которой всё началось. Системное сообщение, всплывшее перед глазами. Если тогда я видел интерфейс, значит, доступ к нему возможен. А если так, значит, где-то есть команда для его вызова. Вопрос только какая?
Я выпрямился, скрестил пальцы и прошептал в пустоту:
— Меню?
Тишина.
— Статус? Характеристики? Система?
Потолок ответил равнодушной тенью.
Я поджал губы, размышляя. Возможно, это не голосовая команда. Может, нужна какая-то жестовая активация? Или концентрация?
Закрыв глаза, я представил перед собой пустоту. Вообразил, как открывается меню, как в старых интерфейсах, с панелью слева, с характеристиками справа. Внимательно, шаг за шагом, я попробовал воссоздать это в воображении, как запуск чего-то родного. Системного. Осознанного.
Ничего.
Я вздохнул и медленно опустил руки. Либо я что-то делал не так, либо не были соблюдены какие-то условия. Либо.… Эта штука работает по своим правилам, и вовсе не обязана подчиняться моей логике.
Что ж, не страшно. Я жив. Я дышу. А значит — у меня есть время, чтобы все понять.
Я опустил голову и привалился к стене. Меня постепенно отпускало неявное напряжение, незримо сковавшее мышцы.
Встав и тихо приоткрыв покосившуюся дверь, стараясь не скрипнуть оставшейся петлей, я вышел наружу. Утро было ещё прохладным, воздух пах дымом, сырым деревом и какой-то горечью. Ветра сейчас не было, и город, казалось, дремал на рассвете.
Во дворе царил беспорядок: куча старых дров, обломки сломанных инструментов, кособокий сарай, в котором, вероятно, держали что-то вроде запасов, ну либо просто старый хлам. Я спустился по ступенькам, хотелось хоть немного осмотреться. Может, найти колодец или просто понять, как тут всё устроено.
И вдруг ощутил взгляд. Он был как укол в шею, тяжёлый, цепкий. Я повернул голову и увидел его.
У опоры частокола стоял мужчина. Я смутно помнил его лицо, вроде он был одним из членов группы лесорубов, либо просто стоял недалеко. Высокий, широкоплечий, с обветренным лицом и мрачными глазами. На поясе у него висел топор, внушительный, как и он сам.
Он смотрел прямо на меня.
И его взгляд не сулил ничего хорошего.