Сирийский рубеж 2

Глава 5

Евич попытался вырваться, скользя ногами по каменному полу. Но из плотных «тисков», в которых его удерживали подручные Казанова, сделать это было не так уж и просто. Не настолько силён Андрей, чтобы разбрасывать людей в стороны.

— Это незаконно! Где консул?! Я гражданин Соединённых Штатов… — продолжал кричать Евич, когда его выволокли в коридор.

Тяжёлая дверь захлопнулась, а из коридора ещё доносились удаляющиеся от допросной, истерические вопли. Я собирался уже встать с места, но у Казанова было на этот счёт иное мнение.

Он просто сидел и смотрел на пустой стул, где только что сидел Евич. Я не собирался отвлекать его от размышлений. Наверняка, поимка и депортация Евича и для Виталия Ивановича были делом чести.

— Знаете, а ведь ничего не поменялось, — тихо сказал Казанов.

— В каком смысле? — уточнил я.

Виталий сразу не ответил. Он поставил локти на стол и упёрся подбородком в ладони.

— Дело сделано, а изменить уже ничего нельзя. Всего один человек, поддавшийся искушению красивой жизни, и сколько судеб сломано.

Виталий достал из кармана пачку сигарет и закурил прямо в допросной.

— 70 человек были уволены из своих ведомств. 25 из них получили судебные сроки. Ещё 84 лишились должностей и уже больше их не займут никогда. И ещё 15, кого уже не вернуть, — сказал Виталий и замолчал.

Судя по всему, число «15» означало тех, кто погиб в результате действий Евича.

— Ваш оператор Петруха в их числе, — вновь заговорил Казанов.

Он затушил сигарету и бросил её в урну.

— Нам с вами пора.

Я и Виталий вышли из комнаты для допросов и направились к выходу, где нас уже ждал транспорт. Оказавшись на улице, появилось ощущение, что чего-то не хватает.

Слишком тихо. Неслышно взрывов, стрельбы и на западе нет зарева. Моё замешательство не осталось незамеченным Казановым.

— Что-то не так, Александр?

— Да. Слишком тихо. Такое ощущение, что…

— Вы правильно думаете, Сан Саныч. В 0:00 часов стороны конфликта объявили о приостановке боевых действий на всех направлениях. Без предварительных условий. Так что, всё идёт к миру, — похлопал меня по плечу Виталий и пошёл со мной в направлении машины.

Перемирие, о котором не говорили только собаки на аэродроме, продолжало держаться. Прошёл день, но всё было спокойно. Редко можно было услышать автоматную очередь где-то совсем далеко.

Я не возражал против того, чтобы мы немного отдохнули и культурно посидели за чашами ароматного и расслабляющего чая.

Правда, утром на завтрак пошёл только я, но это уже издержки «чаепития».

Пока я принимал пищу, посыльный нашёл меня. Причина — вызов в штаб генералом Борисовым.

Как сказал мне солдат, «руси генерал мусташар» только что прибыл из Дамаска и был в хорошем настроении. Войдя в штаб, я застал Ивана Васильевича за разбором бумаг со сводками о работе авиации за сутки.

— Сан Саныч, чем занимались в эти свободные от войны полтора дня? — поздоровался он со мной за руку, когда я подошёл к нему.

— Товарищ генерал, провели первый день общей подготовки с лётным составом, а инженерно-технический состав выполнил день работ на авиационной технике.

— Ясно. И много употребили… знаний во время общей подготовки? — спросил Борисов.

Генерала трудно обмануть. Он не первый год живёт. Да и в армии не первый день.

— Исключительно в разрешённых объёмах, товарищ генерал.

— Ну-ну, — кивнул Иван Васильевич и встал со стула. — Сегодня необходимо перегнать Ми-28 отсюда в Тифор. Достаточно они послужили.

— Понял. Вылет по готовности? — уточнил я.

— Само собой.

Борисов меня отпустил, но я решил, что следует поговорить о ещё одном немаловажном деле.

— Иван Васильевич, мы ничего не знаем о наших раненых товарищах. Есть информация? — спросил я.

— Да. Жить будут, но летать нет. У каждого слишком серьёзные ранения. Зелину и вовсе ампутировали кисть руки. Так что, наша страна лишилась двух первоклассных лётчиков.

Грустно это слышать.

— Кстати, прочитайте вот это, — протянул мне лист бумаги Борисов.

Это была телеграмма из Москвы. В ней говорилось, что аппарату военного советника предписано проанализировать целесообразность нахождения советской авиагруппы на территории Сирии.

— Странный запрос, товарищ генерал, — ответил я.

— Вот и я про тоже. Но мы люди военные, верно? Сказали — делаем.

— Так точно.

— Твоё мнение?

Понятно, что мне льстит такое внимание со стороны Борисова. Такие вопросы, касающиеся целого воинского контингента, обычно даже не всем генералам задают.

— Товарищ генерал, всей обстановки на фронте я не знаю. Но что я знаю точно, перемирие — не подписание мирного договора.

— Его подпишут. А потом начнут готовиться к новой войне. И так всегда.

Генерал отпустил меня на подготовку к перелёту. Выйдя на улицу, я немного постоял, посмотрев на окружающую обстановку.

Яркое солнце Сирии припекало, а знойный ветер прижигал щёки. Сирийские техники возились со своими машинами, а наши сидели под навесом и что-то активно обсуждали.

Со стороны нашей палатки ко мне быстрым шагом шёл старший испытательной бригады.

— Сан Саныч, мы тут команду получили. Пора собираться? — уточнил он.

— Да.

Днём все вещи были погружены в огромный Ми-6, а техсостав подготовил для нас Ми-28 для перелёта. Оставалось пройти традиционный предполётный медосмотр.

Взяв два апельсина с шоколадкой на презент, я пошёл к Белецкой. Как и всегда, я замыкал нашу группу. Пока ждал окончание медосмотра Кеши, думал над тем, куда можно пригласить Белецкую на свидание.

А чего тянуть кота за «причинное» место, когда мне эта девушка нравится! Красивая, умная, заботливая. Да, иногда вызывает желание ей ногу прострелить, но я ж быстро отходчивый.

Но есть что-то в Антонине, что определённо меня к ней влечёт.

Когда Кеша закончил, вошёл я. И был неприятно удивлён.

— Сан Саныч, а чего отдельно зашли? Могли бы всей группой, — спросил у меня… доктор.

За столом сидел мужчина лет пятидесяти с настоящими «будёновскими» усами и приветливо мне улыбался. Ничего плохого про этого добряка сказать не могу, но я ожидал другого человека здесь увидеть.

— Здравствуйте! Самочувствие хорошее, предполётный режим не нарушал, — ответил я традиционным докладом.

— Присаживайтесь, Сан Саныч. А это вы мне апельсины принесли? Я, кстати, их люблю, — едва сдерживая улыбку, спросил врач.

— Получается, что вам, — ответил, и мы вместе посмеялись.

— Ладно, давай осмотрим тебя и отправим в путь. Возможно, скоро домой полетите?

— Пока таких команд не поступало.

Доктор улыбнулся, пошевелив усами, и надел мне рукав тонометра. Быстро измерив давление, он записал мои показания в журнал.

— 120 на 80. Это хорошо. Жалобы есть? — спросил доктор.

— Нет. Хотел бы у вас утонить, а где сержант Белецкая?

— Вы не первый, кто за сегодня задаёте этот вопрос. Антонина — девушка видная. Эх, где ж мои годы молодые… Она срочно вызвана в Дамаск. В «белый дом». Лично заместитель главного советника по политической работе звонил и сказал её немедленно освободить от всех задач.

Так-так! Интересно, и часто вот так её вызывают в столицу?

— Понял вас. Всего вам хорошего, — ответил я и встал со стула.

— Александр, дело не моё, но вижу, что ты мужик хороший. Поэтому предупредить хочу. Поговаривают, что у неё большая любовь приключилась. Возможно, стоит к кому-то другому присмотреться. Она у меня на хорошем счету, и мне не хотелось бы проблем со стороны…

— Спасибо за совет. Не беспокойтесь, с Антониной Белецкой меня связывают исключительно рабочие отношения.

— Ну вот и славно. Рад, что мы с вами друг друга поняли, поскольку я её к вам в Тифор собираюсь отправить.

— Да не торопитесь. Пускай все поставленные в Дамаске задачи выполнит, — ответил я и отправился на вертолёт.

В груди неприятно завозился червячок. Ну а на что я собственно рассчитывал? Мы с ней долго не виделись. Не муж и жена. Свободные люди. Каждый из нас имеет права на отношения.

И всё равно мысль, что к ней прикасается другой мужик, раздражает.

Мда, заставил доктор «Будённый» задуматься.

Придя к вертолёту, я быстро надел подвесную систему и автомат. Инженеры смотрели с недоумением, как бы спрашивая, зачем он мне нужен при полёте над территорией Сирии.

— Саныч, вроде же начинаем мириться уже? — спросил один из техников.

— Пока только начинаем. Ничего. Не сильно тянет, — ответил я и полез в кабину.

Кеша уже занял своё рабочее место, а вот я почувствовал изменение у себя. Дело касалось запаха в кабине. Ощущение, что я где-то рядом с раздачей пищи в плохой курсантской столовой нахожусь.

— Кеша, а у тебя тоже в кабине запах, как в столовке? — спросил я.

— Ага. Такое ощущение, что под креслом что-то разлили.

Я осмотрел кабину и не нашёл источника запаха. Затем взглянул на остекление кабины, которое было хорошо очищено от остатков мух и мошек. И именно после этого меня посетила мысль, откуда такой аромат.

— Други, а вы чем стёкла протёрли? — спросил я у техников, выглядывая из кабины.

— Уксусом, Сан Саныч. Просто нечем было. А тут новая технология! — поднял один из техников указательный палец вверх.

— Технологии новые, а схемы у вас старые. Спирт где? — уточнил я.

Техники промолчали. Естественно, что прозрачная жидкость была применена по прямому назначению.

Через полтора часа мы приземлились в Тифоре. Работа на этой базе шла своим чередом. Истребители МиГ-23 выруливали на полосу, а МиГ-29 с подвешенными ракетами стояли в готовности к запуску.

Из транспортных самолётов на базе были только один Ил-76 и один Ан-26. И то, у последнего сняли двигатели.

В одно из арочных укрытий тягачом заталкивали одного за другим пару Су-25. Эти самолёты в Сирии должны были появиться гораздо позже.

— Штурмовики интересно, как сюда попали? — спросил у меня Иннокентий, когда мы заруливали на стоянку.

— По воздуху, Кеш. Наверняка их в районе Рош-Пинна задействовали, — предположил я.

— Саныч, мы вот опять прилетели сюда на Тифор. Обратно нас не направят? — с удивлением спросил Кеша.

— У нас ничему нельзя удивляться.

Рядом со стоянкой стоял УАЗ с двумя офицерами в сирийской форме. Пока я общался с техниками, один из них подошёл ко мне и поздоровался.

И я этого парня узнал. Это оказался тот самый старлей, который в Эс Сувейде ходил везде с военкором Алексеем Карелиным.

— Товарищ майор, старший лейтенант…

— Балдин. Помню тебя. Здоров! — протянул я ему руку.

— Здравия желаю! — вытянулся старший лейтенант, но я его остановил.

— Давай без комплексов вольных упражнений, Балдин. Весь во внимании, — сказал я, после того как пожал руку технику.

В прошлый раз этот старлей даже попытался меня построить, не зная моего звания. Сейчас как-то он слишком напряжён.

— Александр Александрович, мне поручено заместителем главного советника по политической работе собрать данные на проявивших себя военнослужащих.

— Это хорошая идея. Я тут при чём?

— Так… на вас данные нужны.

— Только на меня?

— Так точно, — неуверенно сказал Балдин.

— А что по другим техникам, инженерам, лётчикам ничего не нужно?

Балдин вытащил платок и вытер вспотевший лоб.

— Сказали, что только на вас. Мол… ну там ограниченное число нужно подать.

— Так дело не пойдёт. А ну пошли. Всё мне расскажешь, — ответил я и потянул за собой Балдина.

Пока мы шли к машине, он мне всё рассказал. В Москве дали указание прислать имена отличившихся, но не всех. Как так можно было, я не понял.

Не так уж нас здесь и много. С ребятами из авиационной промышленности дело обстоит посложнее — там за подачу представления отвечает Минавиапром. Но с военными ведь можно решить вопрос и через главного военного советника Яковлева, который напрямую замыкается на Министра Обороны.

Стоя рядом с УАЗом, я постарался объяснить парню, как лучше сделать. А точнее, как будет правильнее.

— Значит, смотри, пишем с тобой рапорт. Медали и ордена ставим по максимуму, чтобы если что просто понизили планку наград. Пишем представления, характеристики и что там нужно по партийной линии. Проверяем, и ты с этим идёшь к замполиту полковнику… — я специально остановился, чтобы Балдин ответил.

— Виктору Михайловичу Мельникову.

— Вот именно. А теперь бери листы, ручку и пошли к нам в «высотку», — сказал я и потянул за собой Балдина.

Расположившись и приведя себя в порядок, я посадил за стол старшего лейтенанта и ждал, пока он сочинит хоть одно представление. При этом техники и лётчики отдельного вертолётного отряда на Ми-8МПР-1 тоже принесли список своих ребят.

На высотке всё это время жил и наш Валера Зотов. Он не летал с нами во время операции, а работал направленцем по авиации на КП. Много интересных моментов поведал Валера, пока я ждал Балдина.

— Всё очень быстро развивалось. Как только десант взял аэродром, израильтяне сразу же обратились к американцам. Те подняли бучу и оборвали все телефоны. В Москве и Дамаске решили выждать паузу. Только когда стало понятно, что Голаны фактически освобождены, а Рош-Пинна контролируется, начались переговоры.

На кроватях в это время расположились также Занин, Лагойко и Кеша, наблюдавшие за современной версией картины «Запорожцы пишут письмо турецкому султану».

— Итак, что ты придумал для старшего инженера? — спросил я.

— Читаю, — ответил Балдин.

Но лучше бы он вообще ничего не писал. Сочинитель из этого старлея совсем никакой.

— «Выполнял поставленные задачи, обеспечивал выполнение задач по предназначению, руководил личным составом при выполнении задач, а также…» — читал Балдин, но я его прервал.

— «А также выполнил ещё кучу задач». У тебя любимое слово «задача»? — спросил я.

— Ну, я чтоб было понятно.

— Не-а, Балдин. Такое представление займёт почётное место не в Президиуме Верховного Совета, а в урне у замполита. Ну, или в другом месте. Зачёркивай и пиши. Слово в слово.

Тут моя фантазия и разыгралась по полной.

— «Своими действиями организовал постоянное обслуживание сложнейшей авиационной техники и своевременную подготовку к боевым вылетам. Несмотря на противодействие разведывательно-диверсионных групп противника…»

— Серьёзно? Настоящие диверсанты? — удивился Балдин.

Кеша и сам сначала не понял, а потом еле сдержал улыбку.

— Балдин, всё серьёзно. Пиши, как я говорю, и не сбивай. Итак… «обеспечил выполнение 10-ти»… нет, мало. «50-ти боевых вылетов. В ходе вылетов были выведены из строя и уничтожены…».

Вот в таком ключе мы и написали на каждого из ребят представление. На погибшего Горина, как объяснил Балдин, представление замполит писал сам.

— Его представят к ордену Ленина посмертно. Это решение главного советника.

Что тут сказать, достойнейшая награда.

— А что с Зелиным и Лагойко? — спросил я.

— Эм… я их не знаю.

— Так значит давай писать дальше. И будешь героев знать в лицо.

Естественно, что представление на Героя Союза в комнате здания высотного снаряжения мы не напишем. Но уже будет с чем идти к тому же Борисову или замполиту. В Иване Васильевиче у меня есть уверенность, что наши интересы он будет отстаивать.

До поздней ночи писал Балдин наши «подвиги». В результате у него на руках была большая пачка бумаг.

— Сан Саныч, а вы не зам по политической работе в Торске? — спросил у меня Балдин, разминая пальцы, которые устали от писанины.

— Нет. Ты же писал на меня представление и знаешь мою должность, — улыбнулся я.

— Да у меня уже в глазах двоится от «инженеров комплексов», «техников» и «штурманов», — ответил Балдин.

Занин предложил чуть-чуть «посидеть», чтобы ночью хорошо спалось.

— Нет, спасибо товарищи. Мне в Дамаск ещё нужно попасть… — отказывался Балдин от рюмки благородного напитка.

Но просто так старлею никто не дал уйти. Появились и ребята самолётчики, которые принесли свои списки.

— Вынужден согласиться, — сказал старлей и выпил стопку.

Так никуда Балдин и не поехал, зато представления были написаны на весь советский контингент в Сирии. По крайней мере на тех, кто был в Тифоре.

Бросать старшего лейтенанта на амбразуру замполита я не хотел, так что утром поехал с ним. Через пару часов мы стояли у дверей кабинета Мельникова.

Точнее стоял я, а Балдин сидел на стуле рядом с дверью и спал. Только я собрался постучать, как дверь открылась, и из кабинета вышел Борисов.

— Здравия желаю, Иван Васильевич, — поздоровался я с генералом.

— Привет, Александр. Хотел тебя на завтра вызвать, а ты уже здесь. Какими… — начал спрашивать генерал, но в этот момент Балдин громко икнул.

Старший лейтенант попытался встать, но получилось это у него не сразу. Генерал показал Балдину сесть, и вопросительно посмотрел на меня.

— Что скажешь, Клюковикин?

— Вчера политзанятие проводили. И парковый день был.

— И какая была тема занятия?

— Сплочение воинских коллективов и борьба с неуставными взаимоотношениями.

Иван Васильевич улыбнулся.

— Вижу, что сплочение удалось. Что-то хотел спросить?

Я рассказал Борисову про то, чем занимался вчера с Балдиным, и показал стопку бумаги старшему советнику.

— Не надо тебе к замполиту. Список есть личного состава, на который написаны представления?

— Так точно.

— Пошли со мной. Есть ещё для тебя кое-что.

Балдина я передал в руки его сослуживца по политотделу, а сам быстро догнал генерала на лестнице. Направлялись мы с Борисовым в кабинет к главному советнику Яковлеву.

Оказавшись перед генерал-полковником, я представился ему, а он поздоровался со мной. Яковлев внимательно посмотрел на меня и продолжал слушать, как меня хвалит Борисов.

— Значит, на вашем борту впору звёзды за сбитые рисовать? — спросил генерал-полковник.

— Это была работа всей группы.

— Да. И к сожалению, мы с вами потерь не избежали. Противник был силён, верно?

— Так точно, — ответил я.

Яковлев подошёл к своему рабочему месту и взял лист бумаги. Это был официальный документ на арабском языке за подписью самого президента Сирии Хафеза Аль-Асада.

— Знаете, что это? — спросил Яковлев.

Я быстро перевёл название.

— Это указ о присвоении звания Героя Республики.

— Верно. Там есть и ваша фамилия. Поздравляю, — пожал мне руку главный советник.