Сирийский рубеж 2

Глава 23

Не мешкая, я поцеловал Антонину. Её губы были нежными, вкусными. Она охотно отвечала на поцелуй, чем радовала меня. Невольно я улыбнулся во время поцелуя, когда промелькнула в голове мысль, что такой мне Белецкая нравится больше.

Не разрывая поцелуй и не давая возможности опомниться Белецкой, я стянул с неё халат, за которым на пол упало и нижнее бельё.

Обвив тонкую талию руками, я прижал Антонину к груди. Соприкасаться телами со столь желанной женщиной будоражаще приятно. В особенности, когда она гладит мою спину, едва уловимо проводя по ней кончиками ногтей.

Её дыхание было шумным.

Антонина сделала шаг назад, увлекая меня за собой на кушетку. Нависнув сверху, я отвёл ногу Тоси в сторону и подался вперёд, не желая медлить ни секунды.

Белецкая выгнулась. Смотря мне прямо в глаза с нежностью и страстью, она подалась вперёд. Поцеловала, прикусив мою нижнюю губу, чем только больше раззадорила и задала темп. По всей процедурной пронёсся гортанный стон Антонины. Она улыбнулась и прикрыла рот ладонью.

Наши тела были сплетены в едином порыве. Движения синхронные, словно вращение несущего и рулевого винтов. С каждой секундой обороты всё выше. Мощность больше.

— Саша, я… — шептала Антонина, закусив от удовольствия палец.

И тут взлёт. Словно я не вертолёт оторвал от полосы, а поднял в воздух реактивный истребитель на форсаже.

Я выдохнул и приземлился рядом с Тосей.

— Что? — спросил я, пытаясь уточнить, что хотела Антонина.

— Да уже ничего, — ответила она и обняла, положив голову мне на грудь.

Сердце постепенно успокаивалось, а капли пота на лбу начали высыхать. Безумная и страстная встреча с Тосей была лучшим завершением этого неоднозначного дня.

— Саша… сейчас 17.00. У меня ещё… дел…, а ты тут и без трусов, — сказала Антонина, запыхавшись после нашей с ней проверки мединского топчана на прочность конструкции.

Тося ещё раз проверила мою перевязку и нежно поцеловала.

— Ты иди, а то у меня работа ещё. Там за дверью наверняка очередь.

— Столько много пациентов?

— Немного, но есть. И… — начала говорить Тося, но замолчала, прижавшись ко мне.

— В чём дело?

Антонина обняла меня крепче. Её сердце, которое только успокоилось, вновь заколотилось. А по хрупкому телу прокатилась дрожь.

— Просто так никто не вводит войска. У нас уже был Афган. Запах горелой плоти до сих пор не могу забыть, — сказала Тося и тяжело вздохнула. — Знаешь, я дома купила себе красивое платье, а вот надеть не успела. Всё форма да медицинский халат на мне. Когда уже закончатся войны и наступит мир?

— Наденешь его, когда со мной на свидание пойдёшь. Я приглашаю.

Белецкая вновь тяжело выдохнула и посмотрела на меня.

— С радостью, но не могу его надеть. Только к нему прикасаюсь, а у меня перед глазами операционная в Баграме. Пол в крови, халаты, перчатки… Не надену его никогда. А тут теперь Сирия.

Тося медленно водила пальцем рядом с моим пупком.

— Ладно. Значит так! Товарищ майор, с этого дня будете приходить ко мне ежедневно на перевязку и это не обсуждается. Так что будь готов.

— Девочка моя, это не самая серьёзная проблема, — улыбнулся я, поглядывая на часы.

— А что же есть ещё серьёзнее?

— Ну, например, что у нас дверь не заперта, — ответил я, и тут же Белецкая вскочила с койки, направившись за ширму.

Остановившись за перегородкой, Тося задумалась. Быстро подобрала халат и нижнее бельё с пола и рванула к двери. Когда щёлкнул замок, Антонина выдохнула.

— Саша, ты понимаешь, что мы чуть не попались?

— Дорогая, а ты понимаешь, что с открытой дверью больше заводит, — улыбнулся я, встав с койки.

Тося задумалась и мило хихикнула. Затем её взгляд на секунду остановился на мне. А точнее ниже моего пояса. Трусы ведь я так и не надел.

— Сашенька, не стой на холодном кафеле босиком. Иначе простудишься.

— Да что вы говорите. Жара стоит невыносимая. Тут как бы тепловой удар не получить, а ты про простуду.

Через пару минут мы уже были собраны.

Поцеловав Тосю, я вышел из процедурной, не скрывая радостной и довольной улыбки. Только открыл дверь, как пришлось ощутить на себе всю «прелесть» воинского звания майор.

— Здравия желаю, товарищ майор! — громко поздоровался со мной лейтенант Могилкин.

Тот самый, которого Тобольский отчитывал недавно за полёт. По делу, конечно. Сейчас этот самый Могилкин подскочил со стула в коридоре, чтобы меня поприветствовать. Однако, что-то этот парень прятал за спиной.

— Могилкин, ёптить! Чего кричишь? Как здоровье?

— Хорошо.

— Ну, раз хорошо, чего в госпитале делаешь?

— Меня на предполётном осмотре отстранили. Вон что нашли, — повернулся ко мне спиной лейтенант.

У Могилкина на шее был огромный фурункул. Обычно проблемы с большими прыщами решаются в подразделениях самостоятельно. Но в случае с лейтенантом доктор проявил принципиальность. Да и размер у фурункула весьма немаленький.

А меня больше привлекло то, что парень был с цветами.

— Серьёзная заявка на пару-тройку дней в госпитале. А цветочки кому?

Глаза у Могилкина забегали. На секунду мне показалось, что это для…

— Для медсестры. Викой её зовут.

Ой, и повезло же тебе, Могилкин! Оказывается, понравилась ему та девушка, что меня у вертолёта встретила.

— Тогда тебе не в эту дверь. Посмотри в другой перевязочной. Там и выдавишь свой… прыщ, — показал я ему на другую дверь.

Лейтенант кивнул и прошёл мимо меня. Но просто так мне не хотелось уходить от Антонины. Аппетит пришёл во время еды, как говорится.

Я повернулся к двери процедурной, чтобы войти к Тосе снова.

И тут мой взгляд зацепился за букет цветов у лейтенанта в руках. Что-то с ним не так.

— Могилкин, а ну-ка покажи, что у тебя за цветочки? — спросил я.

Лейтенант обрадовался и подошёл ближе. Цветы у него были похожи на розы с малиновым оттенком.

— Это гибискус сирийский. Растение семейства мальмовых. Оно…

— Понял, что ты ботанику учил не меньше, чем навигацию, — остановил я лейтенанта и быстро пересчитал цветы.

— Что-то не так?

— Конечно. Кроме ботаники, надо было тебе ещё и математику учить. Сколько цветочков ты нарвал?

— Вроде девять. А тут… десять, — расстроился Могилкин и быстро вытащил один цветок.

— Другое дело, — ответил я ему и взялся за ручку Тосиного кабинета.

— Сан Саныч, а возьмите у меня три цветка. Ну, тоже подарите медсестре. Вы же не женаты.

— Есть грешок. А за цветы, спасибо. Давай сюда эти гибискусы.

Я взял у Могилкина цветы, ещё раз поблагодарил его и медленно вошёл в перевязочную. Тося стояла ко мне спиной, перебирая медикаменты в шкафу.

— Если вы на перевязку, то нужно подождать. Сейчас другая медсестра подойдёт, — устало проговорила Антонина, не поворачиваясь в мою сторону.

Чтобы в этот раз моя девушка не переживала, я аккуратно защёлкнул замок. Тося внимание не обратила.

Её волосы были распущены и аккуратно лежали на плечах. Халат был слегка помят, но выглядел опрятно.

Я подошёл к ней со спины, чтобы обнять и показать цветы.

— Подождите в коридоре… ой! — воскликнула Тося, когда я дотронулся до её талии и протянул цветы.

— Мне другая медсестра не нужна, — ответил я и поцеловал её в шею.

— Мы ведь только… закончили, — заулыбалась Тоня, когда я продолжал нежно целовать её.

— Повторный вылет, — произнёс я, поднимая халат Антонины.

В палату я пришёл только через полчаса.

С порога на меня сразу были обращены взгляды некоторых пациентов, среди которых был и Кеша. Он уже лежал на кровати и рассказывал о сегодняшних событиях.

Правда настолько рьяно он в них посвящал одного из наших соседей по палате, что даже не посмотрел в мою сторону.

— Зашли в ущелье. Вокруг одни скалы. А мы как давай работать! Ручка, шажочек, педалька. Ну всё как всегда, короче, — показывал Иннокентий руками и ногами подобие отклонений органов управления.

— Это вот твой командир? — указал на меня сосед Кеши по койке.

Тут Петров и повернулся ко мне.

— Так точно! Вот наш Сан Саныч! Орденоносец уже неоднократно. Мест нет для медалей.

— Иннокентий, хорош меня нахваливать. Я в экипаже не один летаю, так что награды дели на всех.

— А скоро будете один летать, — улыбнулся Кеша, намекая на Ка-50. — Кстати, а вы где так долго были?

Вот это заявочка от Петрова?! Интонация в голосе такая, будто воспитательница тебя отчитала.

— На перевязке был. Несколько осколков достали. И кстати, Кеша, старшим в жопу не заглядывают, согласен?

— Да-да. Слышал, — ответил Петров.

Расположившись, мы попытались с Кешей найти Виктора, чтобы узнать о его состоянии. Нашли мы бортового техника в другой палате. И то не сразу.

Витя спал после операции. Всё же ранение у него было посерьёзнее, чем у меня и Кеши. Доктор нам объяснил, что наш бортовой техник будет в порядке и даже ещё полетит.

— Сан Саныч, ну ты скажи, как у вас с Тосей? — спросил Кеша, когда мы вышли из палаты Виктора.

— С какой целью интересуешься?

— Ну… ты же не просто так долго перевязывался, — подмигнул Иннокентий.

— Конечно же нет. Но я думаю, тебе будет неинтересно, чем мы занимались, — ответил я.

— Очень интересно.

Вот же Кеша любопытный!

— Ну, слушай и записывай. Занимались мы с Тосей рассмотрением наших отношений с точки зрения «мирового духа», для которого больше нет противоположности субъекта и объекта, «сознания» и «предмета», а есть абсолютное тождество мышления и бытия в полной гармонии с собой с целью обретения истинного «Я».

Кеша с минуту пытался сопоставить субъект и объект, но дальше открытого рта у него дело не пошло.

— То есть, вы не переспали? — напрямую спросил он.

— Петров, ты говоришь обидно. Как я, истинный коммунист, в условиях боевых действий могу думать о столь низком поступке?!

— И правда. Сейчас о другом надо думать, — покачал головой Кеша.

Я улыбнулся, похлопав товарища по здоровому плечу, и пошёл с ним в палату.

Три дня в госпитале пролетели как три часа. Конечно, приходилось «шифроваться» от всех во время «перевязок» с Тосей, но это всё издержки. Я уже начинаю понимать, что слишком долго мы с Антониной шли к этой близости. Всё чего-то «недоговаривали», «недопризнавались», «недоцеловались».

В эти три дня койки госпиталя начали заполняться. В основном пулевые ранения и осколочные. Привезли и двух солдат с Хмеймима с ранениями в ногу и руку.

С их слов, аэродром начали периодически обстреливать. Пока всё носило единичный характер, но тенденция не сильно хорошая.

На четвёртый день у нас были посетители — нас проведал Тобольский с экипажем.

— Отлёживаетесь, значит? — подытожил весь наш разговор Олег Игоревич, сидя со мной в палате.

— Грех жаловаться, командир. Хотя, уже бы и пора заканчивать отгулы, — ответил я.

Тобольский кивнул и показал мне на выход из палаты. Хочет о чём-то поговорить.

Мы вышли с ним на улицу и дошли до беседки рядом с госпиталем.

— Как твоё реальное состояние? — спросил Олег Игоревич.

— Хорошее. Всё затягивается. А что случилось?

Комэска закурил, но откровенничать стал не сразу.

— Пока на фронте непонятно что творится. Мятежники до сих пор не выбиты из провинции Идлиб. Обстреливают одноимённый город, и начали уже зариться на военные базы. Об обстрелах Хмеймима слышал?

— Да. Солдаты рассказывали.

— Вот-вот! А у нас ни ангаров, ни укрытий, ни нормальной раскатки техники. Ещё и близко друг к другу стоят. И никто не чешется, — возмущался Тобольский.

Пока что никакой секретной информации мне командир эскадрильи не довёл.

— Кстати, можешь не переживать — вины твоего экипажа в потере вертолёта нет, — улыбнулся Олег Игоревич.

— И на том спасибо! — посмеялся я.

Тобольский рассказал, что было чуть ли не целое разбирательство по разбитому Ми-8. Ощущение такое, что если бы погибли — всех наградили посмертно. А тут живы и не наказаны. Так и живём.

— Но самое главное — наши с тобой «птички» уже в Тифоре. И нам предписано уже начать работу.

Это хорошо! Да и Тифор находится далеко. И арочные укрытия там есть. Так что в вопросе сохранности Ка-50 претензий нет.

— А что с самолётом?

— Через два дня сказали будет. Как он появится на базе, я не знаю.

Пока я смутно себе представляю, какой ещё хотят прислать самолёт нам. Сомневаюсь, что это будет А-50. Его негде ставить просто-напросто.

Но меня больше интересовало — зачем мне это всё рассказал Тобольский.

— Работу уже надо начинать. Нас торопят, Саня.

— Понимаю, но я в госпитале.

Олег Игоревич улыбнулся.

— Не думаю, что это остановит такого мастера, как ты.

С начальником госпиталя долго разговаривать не пришлось. Вопрос решился с помощью бутылки «Арарата», которую он предложил нам вместе и распить. У него сын оказывается учится в Саратовском лётном училище. Так что проблем не возникло.

Но уезжать всё равно не хотелось. Перед самым отъездом я зашёл к Тосе и пригласил выйти на улицу. К счастью, ей ничего не пришлось объяснять. Служба есть служба.

За мной уже приехала «таблетка», которое отвезёт меня к вертолётной площадке. Когда мы вышли на улицу, водитель показал на часы, но я не отреагировал. Думаю, что паренёк всё понял и отвлекать не будет.

— Мне говорили, что на этих новых вертолётах катапультное кресло есть? — спросила Антонина, когда мы с ней шли рядом с окнами операционных.

— Есть. Правда никто ещё не прыгал.

— Главное, что есть. А ты мне можешь кое-что пообещать?

— Смотря что.

— Если… если наступит критическая ситуация, ты прыгнешь. И плевать на эту железяку под названием вертолёт. Прошу тебя.

— Вертолёт — это не железяка. Над ним люди работали.

— Да, знаю. Так ты мне обещаешь?

Я смотрел в голубые глаза Антонины, которая не хотела меня отпускать. Если честно, и я не хотел уходить.

Водитель УАЗа «таблетка» пару раз посигналил. Я взглянул на часы, понимая что уже опаздываем. Задерживать вылет не самое хорошее решение.

— Обещаешь, Саша? — обняла меня Тося.

— Я обещаю, что сделаю всё, чтобы выполнить задачу и спастись.

Поцеловав Тосю, я быстрым шагом направился к УАЗику.

Через час я уже был на базе Тифор. Солнце село, так что я добирался до здания высотного снаряжения уже в потёмках.

Здесь ничего не поменялось с момента нашего перебазирования в Хмеймим. Охраны много. Достаточное количество зениток и комплексов ПВО малой дальности, которые сложно было разглядеть в темноте.

Видно, что оборона аэродрома на уровне.

Только я подошёл к «высотке», как за спиной послышался гул винтов. На посадку зашёл интересного вида самолёт. В темноте так сразу его и не разглядеть. Рулил по магистральной он быстро. И также быстро подрулил к одному из арочных укрытий. Тут уже я его смог разглядеть гораздо лучше.

Двухкилевое хвостовое оперение, два винтовентиляторных двигателя, а самая главная особенность — РЛС, расположенная над фюзеляжем. Этого самолёта фактически никогда не было в истории нашей авиации. Он так и остался полноразмерным макетом.

Но в этой реальности Як-44 стал настоящим.