Сирийский рубеж 2

Глава 20

Новость об отстранении меня от операции мне видится из разряда «какого хрена». Насколько же надо поставить личные обиды выше общего дела, чтоб так поступить. Тем более что правда в разговоре с Мулиным была на моей стороне.

— Что думаешь по этому поводу, Саныч? — спросил у меня Тобольский, присаживаясь на скамью в курилке.

— А что тут думать. ПСО так ПСО, — ответил я, разглядывая появляющиеся на небосклоне звёзды в ночном сирийском небе.

Роль командира экипажа ПСО мне давно не доводилось исполнять. Работа ответственная, но есть небольшой «червячок» внутри, что меня от важного дела отодвинули из-за личной неприязни.

— Думал, что ты отреагируешь менее сдержанно, — улыбнулся Тобольский.

— Олег Игоревич, приказы в армии не обсуждаются. Если надо страховать всех в ПСО, значит так и будет.

— Думаю, молодёжи так будет даже спокойнее. Напомни, сколько у тебя успешных эвакуаций? — спросил Тобольский.

— Не веду подобной статистики.

— Ну и не нужно. Кстати, кого возьмёшь в эвакуационную группу? Спецназа у нас здесь нет. Только «начпрыг» и с ним два парашютиста.

Прекрасно! Ещё и нет достаточного количества представителей парашютно-десантной службы.

— То есть, товарищ полковник Мулин предусмотрел оставить на базе майора Клюковкина, а про обеспечение поиском и спасанием экипажей ему думать западло? — уточнил я.

Тобольский покачал головой.

— Этот Мудилин… тьфу, Мулин. Вечно путаю. Этот товарищ полковник ограничился общими фразами и распоряжениями — «организовать», «обеспечить», «под нашу ответственность», «немедленный доклад о выполнении». У меня вообще сложилось мнение, что он не отдаёт себе отчёт, что это не учения или какие-то манёвры на нашей территории.

— А нам теперь с вами, Игоревич, расхлёбывать, так?

Комэска докурил сигарету и затушил окурок. По лицу Тобольского было видно, что он в больших раздумьях.

— Мы не знаем, где будут сирийские войска, а где противник. Порядок связи и управления какой-то странный. Наших авианаводчиков в боевых порядках нет. Мы слишком торопимся, — махнул рукой Олег Игоревич.

— А что командующий?

— Он убыл вечером на южное направление. Там в районе Даръа идут бои. Вроде как Василий Трофимович убыл на переговоры с мятежниками, чтобы прекратить огонь, — ответил Тобольский.

— На нашем направлении, как я понял, разговаривать пока не о чем?

— Да. Сегодня член Военного совета выступил и сказал, что после переворота в Турции к власти пришёл ставленник американцев. А они в Сирию вцепились сейчас мёртвой хваткой. Так что с турками не договориться.

Оказывается, и в эти годы на Ближнем Востоке всё и все были против Сирии.

Утром всех собрали на общую постановку задач. Привлекли и командиров экипажей, и штурманов, и всех, кто будет участвовать в завтрашней операции. Помещение для такого количества людей найти было сложно. Но нашли.

Оказалось, что рядом с будущим аэропортом Хмеймим когда-то планировалось разместить небольшую воинскую часть ПВО. Части нет, казарм нет, а вот здание солдатского клуба построили.

В душном актовом зале всех разместили на скамейках, а свет провели от здания командно-диспетчерского пункта. На полу ещё оставались следы жизнедеятельности предыдущих хозяев клуба — местных птиц.

— Сан Саныч, а можно я не буду тут сидеть. Мне жарко, — спросил у меня Кеша, утирая тыльной стороной ладони лицо.

— Дружище, тут нет тех, кто замёрз. Так что терпи, — ответил я.

— Тогда у меня аллергия на помёт птиц, — продолжал искать Кеша причину свалить с постановки задач.

— Товарищ капитан, вы же лётчик. С птицами у вас должно быть полное взаимопонимание.

— Да ну их! Они то насрут, то в блистер их поймаешь. А то и в двигатель залетит. Как будто не видят, что самолёт или вертолёт летит, — продолжал возмущаться Кеша.

— Ну уж извини. До птиц телеграммы по безопасности полётов не доводят.

Тобольский, сидевший на скамье впереди меня, повернулся к Петрову.

— Кеша, с таким отношением ты первый претендент на получение «подарка» от птиц, — улыбнулся комэска.

— Какого подарка? — спросил Иннокентий.

Птицы, которые уже давно «национализировали» это здания для себя, активизировались. И без боя они его отдавать не собирались.

Тут же на всех сидящих в зале была проведена атака с пикирования. Несколько птиц пронеслись над головами, громко хлопая крыльями. Кеше даже пришлось скрыться на полу от разящего удара пикирующего голубя.

— Кеша-джан, ты больше так о них не говори. А то ведь в следующий раз птицы зайдут не тактически, — сказал Петрову Рашид.

— Применять ФАБ-100. Хотя и ОФАБ-250 могут, — добавил я, намекая, что птицы имеют свойство гадить.

В зале появился полковник Мулин в сопровождении командира полка Бунтова.

— Товарищи офицеры! — громко подал команду один из командиров эскадрилий, сидящих на первом ряду.

Все встали, выпрямившись для приветствия.

— Вольно, товарищи. Всем доброе утро, — поздоровался Мулин и неторопливо занял место за центральным столом.

Когда все расселись, полковник оглядел зал и потолок, где ещё имелись гнёзда. Щебет птиц разносился эхом под высокими сводами зала.

Мулину, судя по выражению его лица, это не нравилось. Он активно жестикулировал, выражая недовольство, и не стеснялся повышать голос на Бунтова.

— Бардак. И как тут проводить постановку, Леонид Викторович? А если бы генерал армии Чагаев захотел бы присутствовать, помёт ему бы показывали? После постановки всё здесь нужно убрать.

Голос Мулина переходил от высоких нот до откровенно шипящих звуков и обратно.

— Товарищ полковник, весь личный состав занимается подготовкой к завтрашней операции. Мы ждём пополнения в лице ещё одной аэродромной роты и увеличения численности…

— Это не отговорки. Почему я должен за вас думать? Мне самому назначить людей?

На это Бунтов ничего не ответил. Полковник Мулин продолжал оправдывать те интерпретации своей фамилии, которые постоянно произносил Тобольский.

— Что за Мудалин… то есть, Мулин, — тихо возмутился Олег Игоревич, в очередной раз по-своему назвав полковника.

Через минуту, взяв текст постановки задач, Мулин подошёл к трибуне.

— Сегодня, 15 сентября 1984 года, постановка задач лётному составу на проведение боевых вылетов… — начал зачитывать текст постановки.

Задачи были не самые масштабные, но их нужно было обозначить и записать под магнитофон.

— Поисково-спасательное обеспечение организовано согласно боевого распоряжения. Командир экипажа… майор Клюковкин, — с недовольством прочитал Мулин и сурово посмотрел в сторону Бунтова.

Данный факт полковник проглотил и продолжил читать дальше. Думаю, что после он выскажет своё недовольство.

— Если вопросов нет, постановку задачи провёл заместитель командира 54 смешанного авиационного корпуса полковник Мулин, — закончил большой начальник своё выступление.

Выдержав несколько секунд паузы, заместитель командира корпуса дал команду всем работать по распорядку дня.

— Здесь остаться командиру полка и командиру вертолётной эскадрильи.

Вот сейчас-то он и скажет своё слово. Тобольский посмотрел на меня, понимая, что сейчас Мулин будет «махать шашкой». Получается, что его указание не выполнено.

— Я останусь, командир. У меня есть вопрос к заместителю командира корпуса, — тихо сказал я Тобольскому.

— Мы нарываемся, Саша, — ответил Олег Игоревич.

— Дальше фронта не пошлют, верно?

— Согласен.

Вместе с Тобольским я подошёл к центральному столу, за которым вразвалочку сидел Мулин. Смотря на меня, он недовольно прищурился, пытаясь «прожечь» во мне дыру.

В первую нашу встречу я не сильно хорошо к нему присматривался. Сейчас же Мулин смотрел на меня несколько колючим, свирепым взглядом.

Полковник был лысый с отвислыми верхними веками. Лоб гладкий и сухой. Рот большой с надутыми бесцветными губами. Уши крупные, а цвет лица бледный. Смотришь на него и так и хочется увернуться от желчи, которую он пытается изрыгнуть из себя.

— Я вас, Клюковкин, не вызывал. Что вы сюда пришли? — зашипел на меня Мулин.

— Есть вопрос, касательно поисково-спасательного обеспечения…

— Меня это не интересует. Каким образом вы попали на операцию? Куда-то пожаловались? Кто-то за вас походатайствовал? Мне например никто по вам ничего не говорил.

— Это моё решение, товарищ полковник, — сказал Бунтов.

Мулин картинно захлопал в ладоши.

— Браво! Значит, указание заместителя командира корпуса вам по боку, товарищ командир полка?

Ох, и нарывается этот полковник. Личные обиды следует оставлять при себе.

— Товарищ полковник, а в чём собственно проблема? Чем я вас так не устраиваю? — задал я прямой вопрос.

Тут Мулин подскочил на ноги и уткнулся в меня. Запах изо рта у него был весьма специфический. Наверняка имеет диагноз по желудку.

— Вы мешаете. В первом вашем вылете здесь вы начали самовольничать. Это даёт мне право сомневаться в вас. Вы ненадёжный, Клюковкин. Имеете на всё своё мнение. А в армии нужно подчиняться! — стукнул Мулин по столу.

Судя по расстроенному лицу полковника, он ждал от меня реакции. А её не случилось.

— Товарищ полковник, поисково-спасательное обеспечение должна организовать наша эскадрилья? — спросил Тобольский.

— А у нас что, есть ещё вертолёты, кроме ваших?!

— Нет.

— Тогда в чём вопрос?

Тобольский вздохнул, но я сам решил ответить Мулину.

— В том, что других свободных лётчиков имеющих опыт спасательных работ, знающих район боевых действий и с допуском на Ми-8, у нас нет. Как нет и личного состава в группу огневого прикрытия…

— Куда? Что за чушь вы несёте?! Какое ещё «прикрытие»? Вы ещё аббревиатуру им ГОП дайте, — махнул рукой Мулин.

Похоже этот человек весьма далёк от реальности. Он вообще не понимает, с чем нам придётся столкнуться завтра.

— Вас когда-нибудь сбивали, товарищ полковник? — спросил я.

— Что за вопросы, майор?! Не нужно тут передо мной кичиться вашими заслугами. Вас это тоже касается, Олег Игоревич. Знаю, что у вас двоих много наград и вы опытные. Но и думать, что вы умнее всех тоже.

Надоел мне Мулин. Пора ему сказать как есть.

— Если завтра не мой экипаж будет обеспечивать ПСС, значит в нём будет другой экипаж. А это в свою очередь ведёт к тому, что один из вертолётов не будет задействован в высадке десанта. Что в свою очередь ведёт к тому, что весь личный состав сирийцев мы высадить сразу не сможем. Они могут столкнуться с превосходящими силами мятежников. И каждый человек там на счету. В итоге — нехватка личного состава, невыполнение задачи по перекрытию дорог, провал операции.

Полковник злобно зыркнул на меня и упёрся кулаками в стол.

— Считайте, что вы меня уговорили, — сказал Мулин. — Но зарубите себе на носу…

Полковник указал на меня пальцем и замер. В этот момент ему на лысину кое-что капнуло. Серо-тёмная субстанция, которая стала быстро растекаться по макушке.

Мулин начал краснеть и потеть. Он смотрел так, будто он меня сейчас застрелит своим пальцем. А птичий помёт на его макушке, подобно яичнице, вот-вот зашипит.

— Свободны, товарищи, — проговорил полковник и направился к выходу.

Только он исчез, как Бунтов рухнул на стул и не сдержал хохот.

— Точно отработали пернатые, верно? — отметил я.

На стол спикировала птица и замерла на месте. Голова у неё и нижняя часть тела были розоватые, переходящие в желтовато-коричневые на нижней части брюшка.

— Странный голубь, но меткий. Предлагаю подать его на класс. Что скажете, командир, на какой будем подавать? — спросил Тобольский у Бунтова.

— Давай сразу на первый, — улыбнулся Леонид Викторович.

После столь душной постановки и её душевного окончания я занялся вопросом формирования той самой ГОП. Выбор людей был не самый большой, так что пришлось идти по эскадрильям и собирать там наиболее подготовленных.

Сперва я встретился с нашим начальником парашютно-десантной службы капитаном Лютиковым.

— Сан Саныч, капитан…

— Так, давай на «ты», поскольку нам с тобой долго работать, — пожал я руку Лютикову, встретившись с ним на стоянке наших Ми-8.

На завтрашний день готовили ту самую «восьмёрку», на которой я и Кеша летали с Чагаевым.

— Тогда Сергей Васильевич. Можно Серёга, — ответил мне Лютиков.

— Вот это другое дело. Сколько у нас человек для эвакуационной группы? — спросил я.

— Я и ещё двое моих. У одного медицинская специализация, а второй — сорвиголова.

— Негусто. Надо бы ещё троих-четверых. Желательно тех, кто стрелять умеет и пулемёт сможет донести.

Лютиков почесал голову, но растерянным он не выглядел.

— Постараюсь. Думаю, что среди личного состава полка подберём ребят.

К концу дня таких нашлось двое. Один — сержант с аэродромной роты. В прошлом воевал в Афганистане в должности пулемётчика.

Второй из находок Лютикова оказался мастер спорта по стрельбе и какому-то многоборью. Почему такой парень оказался в строевом отделе, мне не понятно. Начальник строевого долго ворчал, что мы забираем парня, но ничего уже сделать он не мог.

До вечера провели несколько тренировочных высадок на земле. За перемещениями по бетонке следили многие, удивляясь, зачем парни на такой жаре бегают с автоматами и в пустых разгрузках. Лютиков показал, как будет группа действовать при эвакуации раненых.

— Ты справа, ты слева, а доктор тащит раненого. Но главное, всё быстро. Наша задача как можно быстрее подобрать и смыться.

Пока Сергей работал с группой огневой прикрытия, я же прорабатывал с экипажами Ми-24 наше сопровождение.

— Идёте впереди нас. Пеленг определите самостоятельно. Выходите в район падения и готовите площадку. Мы в 30 секундах от вас.

— Боевая зарядка какая? — спросил Рашид, который завтра с Рубеном также будут со мной ведущим пары прикрытия.

— Два блока НАРов С-8 и по четыре «Штурма» можно взять. У вас всё равно ещё пушка будет. Так что на скоротечный бой хватит.

На этом мы подготовку к операции завершили. Отбой был рано, поскольку планировалось начало на раннее утро. Но мне не спалось. Мысли слегка путались, поэтому я решил выйти из душной палатки подышать в курилку.

Когда я вышел на улицу, обнаружил что в беседке уже кто-то есть. Подойдя ближе, узнал в ночном собеседнике… командира полка Бунтова.

— Леонид Викторович, доброй ночи, — подошёл я, и Бунтов резко на меня повернулся. Было видно, что он слегка взволнован.

— Заходи, Сан Саныч. Посидим, — ответил командир полка.

Я сел напротив него и заметил, что Бунтов уже выкурил достаточно сигарет. Ещё и полез в карман за новой пачкой «Космоса».

— Тебе чего не спится? — спросил у меня Бунтов.

— Думаю много. А вы?

— И я так же. Ну ещё и курю, — улыбнулся командир полка.

Мы минуту сидели с ним и просто молчали. Сам Бунтов достал очередную сигарету.

— Он от тебя не отстанет, Саша. Я знаю этого Мулина. Будет делать всё, чтобы очернить. Будь осторожен.

— Чем я ему так не приглянулся? — спросил я.

Бунтов затянулся и выпустил дым.

— Ты молодой, перспективный. А он почти что списанный лётчик. Я был с ним на ВЛК в госпитале в Сокольниках. Его чуть не списали. Есть там одна дама по имени Белла. Зверь женщина, хоть и шикарной внешности.

— Но не списали же.

— Я же тебе говорю — почти списали. На его счастье в Сирию отправили. Сказали, чтоб через год приехал на повторное. Там уже его спишут точно. И он это знает.

— Я к его ВЛК каким боком?

— Никаким. Простая зависть. Он так ко всем. Ну а ты ещё и не струхнул перед его погонами. Тут Антона Юрьевича и зацепило.

Теперь хоть знаю, как этого Мулина зовут.

Утренний подъём был относительно спокойный. Каждый из лётчиков вставал молча. Никто даже тапки свои не перепутал.

На улице было ещё темно, когда я заканчивал умываться. Чуть дальше несколько человек «высиживали» над ямой вчерашний ужин, мило перешёптывались между собой о прелестях обычных сельских туалетов.

— Сан Саныч, наш план какой? Летим в Хаму вместе со всеми или после начала операции? — поинтересовался Кеша, догоняя меня около палатки.

— Со всеми на Хаму. Перелетаем и сидим в готовности, — ответил я, развешивая полотенце и начиная одеваться.

Кеша задумался, посмотрев на карту. Думаю, что он не хуже меня понял — Мулин зря так сделал. Как только заместителя командующего не пытались переубедить, он всё стоял на своём — экипаж ПСО и его сопровождение сидят в Хаме.

— Командир, я всё понимаю, что товарищ полковник руководит операцией. Но ничего…

— Ты думаешь, я не понимаю, что с Хамы до Идлиба лететь 90 километров, — перебил я Иннокентия.

— И мы вот так просто проглотим? — уточнил Петров.

Я затянул шнурки кроссовок и завязал их.

— Не проглотим. Товарищ зам командующего дал нам волю в операции. Дай картодержатель, — протянул я руку, и Кеша передал мне планшет с картой.

Я указал ему точку на карте, где будет находиться район сосредоточения сирийских войск, участвующих в десанте.

— Вот здесь. Населённый пункт Хабит. Ориентир — отметка 318. Вторая волна пойдёт отсюда. Так что вместе с нашими парнями летим в направлении района высадки и зайдём на посадку в Хабите. Вопросы?

— И с кем это согласовано? — спросил Кеша.

— Как минимум с командиром полка.

— Это уже гораздо лучше. Топливо будет?

— Сирийцы обещали, но сильно надеяться не будем. Дозаправимся в Хаме.

С первыми лучами солнца руководитель полётами дал команду на запуск самолётам. Следом дали «добро» и нам. К этому времени первыми на полосу вырулила пара Су-24, завешанная управляемыми ракетами. Следом ещё одна с подвешенными бомбами.

— Их садыки будут поиском и спасанием обеспечивать? — спросил у меня Витя.

— Ну, мы ещё на земле, так что пока доверим их сирийцам, — проговорил я по внутренней связи.

Гул стоял невероятный. В радиообмен было совершенно невозможно вклиниться. Пыль, осевшая на площадках и местах стоянки начала подниматься вверх, застилая обзор. Практически вся эскадрилья должна была вот-вот подняться в воздух.

Столь многочисленным составом здесь ещё мы боевые задачи не выполняли. Если не брать в расчёт перелёт с Тифора.

— Карту выполнил. К взлёту готов, командир, — доложил мне бортовой техник Витя, поправляя разгрузку на груди.

— Справа готов, — следом услышал я голос Кеши, держащего правой рукой планшет с картой.

Я повернул голову и увидел в проходе стоящего на ногах Лютикова. Он был одет в костюм КЗС, нагрудник китайского производства, а на голове была песочного цвета бандана. Капитан показал мне поднятый вверх большой палец, докладывая о готовности за группу огневого прикрытия.

— 202-й, готов, — быстро доложил я в эфир.

Тобольский после всех докладов дал команду на взлёт. Первыми пошла группа Ми-28, следом Ми-24. Все Ми-8 взлетели после «шмелей» и по одному начали отворачивать в сторону хребта Джебель-Ансария.

Солнце уже начало слепить и припекать. Душная атмосфера в кабине дополнялась плотным радиообменом.

— На боевом. Цель вижу. Сброс! — докладывали экипажи о боевом применении.

— Слева пуск!

— Вправо уходим!

— Мимо прошла.

— Разрывы наблюдал. Прямое!

И так почти весь полёт до Хамы. Боевые Ми-24 и Ми-28 уже произвели посадку, когда моя группа только подлетала к аэродрому.

Авиабаза сверху была похожа на гражданский аэропорт. Количество техники зашкаливало. Как только ещё разместились наши вертолёты, мне не понятно.

— 312-й, правый горит. Видит меня кто? — услышал я в эфире голос сирийского лётчика на арабском языке.

— 312-й, где вы находитесь? — прорывался голос руководителя операции, который кружил на большой высоте на борту Ан-26РТ.

— Я… не вижу… ориентировку потерял. Горы! Горы!

— 312-й, вижу тебя. Левый у тебя горит! Левый! Левый! — подсказывал кто-то сирийцу уже на русском языке.

— Правый… катапультир… — оборвался голос лётчика.

Несколько секунд в эфире были слышны только запросы руководителя операции. В ответ была тишина.

В режиме радиомолчания мы снизились ближе к земле и начали подходить в район стоянки. Руководитель полётами на Хаме сейчас пытался разобраться с поисково-спасательным экипажем.

— 202-й, 002-му, — появился в эфире Мулин.

Его возбуждённый и шипящий голос сложно спутать.

— Ответил.

— На базе с экипажем ПСО проблемы. Надо отработать за них.

Думать и рассуждать времени не было.

— Понял. Готовы.