Сирийский рубеж 2

Глава 22

Кровь начала заливать левый глаз. Обороты винта падают, но отказа двигателя нет. Как нет и пожара, и какого-то другого отказа.

Иначе бы уже вовсю кричала РИта.

— Командир, не вижу ничего, — сквозь шум ветра в кабине слышал я голос Кеши, но пока что не до него сейчас.

Надо вытягивать вертолёт.

— 202-й, высота. Высота! — продолжал мне в эфире подсказывать Рубен.

Быстро смахнув рукой кровь, я вновь потянул ручку управления на себя. Пошла просадка вертолёта.

В глазах щипало, а лицо горело от боли и жара. Но руки продолжают чувствовать «восьмёрку». Она ещё летит!

— На себя, на себя, — приговаривал я, продолжая тянуть ручку управления.

Нос выровнялся. Обороты двигателя и несущего винта не просели.

— 10-й… борт управляется. Идём на Хабит, — проговорил я в эфир, но Хачатрян мне не ответил.

Я посмотрел вправо, оценивая состояние экипажа.

Кеша пытался остановить кровь, которая буквально лилась у него из подбородка и носа. Правда только одной рукой. Вторая не двигалась.

Хуже всего было дело с Виктором. Он лежал на центральном пульте, держась за бок.

Я уже относительно восстановился, если не считать постоянно попадающей крови в левый глаз и солёного привкуса на губах. А ещё в кабине по-прежнему стоял дым, и пахло жжёной проводкой.

Я бросил взгляд на электрощиток справа за Кешей, но не смог разглядеть в дыму стрелки приборов. Вместе с Петровым помогли подняться Виктору, но тот был сильно ранен. Левый бок песочного комбинезона становился всё более красным.

И тут я отчётливо увидел загоревшееся красное табло «СЕТЬ ПИТ. ОТ АККУМ».

— Витя, аккумуляторы! — громко сказал я по внутренней связи.

Он медленно повернул голову вправо, но не ответил. Пока вертолёт управляется, надо лететь. Оставаться в этом районе никак нельзя.

Если у нас есть только питание от аккумулятора, мы продержимся не больше 6 минут. А тут у нас и вовсе сейчас аккумуляторы в разряде!

— Витя, аккумуляторы! — повторил Кеша.

— Да уже всё равно. Сколько до Хабита? — спросил я, но Петрову было не до штурманских расчётов.

Он уже занимался оказанием первой медицинской помощи бортовому технику. Высота у нас позволяет произвести посадку. Надо только перемахнуть хребет. Я уже начал присматривать площадку для посадки, но это было не так просто сделать.

Глаза постоянно заливали пот и кровь, а дым ещё полностью не рассеялся.

— Саныч, ток… разряда, — проговорил Витя.

— Понял. Напряжение 27 на выпрямителях?

— Да… чёт холодно, — тихо сказал по внутренней связи бортовой техник.

Всё понятно. Я тут же включил тумблер «СЕТЬ НА ВУ» на центральном пульте.

И в этот момент открылась дверь в грузовую кабину. Кто вошёл я не видел. Нужно было заниматься пилотированием, но Виктора утащили с собой.

— Саныч, давай возьму управление, — предложил Петров.

С его ранениями и повреждённой рукой управлять будет не очень удобно.

— Бинты дай. Так вытрусь, — сказал я, и Кеша передал мне раскрытый перевязочный пакет.

Всё это время в эфире шквал непонятных докладов и переговоров. Иногда слышно было, как кто-то сильно надрывался в попытках прекратить беспорядочный радиообмен. Кто и куда летит неясно. Кому и о чём докладывать непонятно.

— 202-й, ответь 002-му. Как обстановка? — прорвался в эфир полковник Мулин.

— Уже стабильная. Идём на посадку в Хабит. Нужны медики и пожарка, — ответил я.

— Постараемся, — ответил заместитель командующего.

— Значит, ничего не будет, — подытожил Кеша по внутренней связи.

— Похоже на то.

Ми-24 пристроились с двух сторон как можно ближе. Периодически Рубен запрашивал нас, интересуясь состоянием.

— Может сядем и заберём вас? — тихо предложил Хачатрян.

— Пока вертолёт летит — надо лететь.

— Понял.

Ветер продолжал задувать через пробитые блистеры. Кровь остановилась уже на подлёте к посадке. Всё это время Иннокентий выполнял функции сразу двух членов экипажа, а между нами сидел один из группы Лютикова.

При подлёте к площадке я пытался найти хоть какую-то маркировку для посадки. Видимо, никто с этим здесь не заморачивался.

Зато много вертолётов и автомобильной техники, расставленных близко друг другу. Ощущение, что десантную операцию даже не начинали.

— Такое ощущение, что совсем забыли сирийцы о мерах предосторожности, — сказал Кеша, когда мы начали снижение.

— Ну или забили, — добавил я.

Земля постепенно приближалась, а лицо продолжало гореть сильнее. Ощущение, что набегающий поток ветра какой-то раскалённый и обжигает щёки.

— Ещё немного. Высота 20. Обороты норма, — подсказывал по внутренней связи Кеша во время снижения.

У самой земли начала подниматься пыль, забиваясь в кабину. Видимость нулевая. Вертолёт продолжил удерживать на таком же режиме. Уже всё равно никуда не денется от земли.

— Кас...са…ние, — проговорил Кеша, когда вертолёт пару раз слегка подпрыгнул на площадке.

Не дожидаясь, когда пыль рассеется, мы быстро начали выключаться. Стоп-краны пришлось закрывать вслепую. На зубах уже хрустел песок, а тело начало ломить.

Из грузовой кабины все вылезли, и следом вышли и мы с Кешей.

Выбравшись из вертолёта, я тут же присел на горячую каменистую поверхность. Сняв шлем, я с новой силой ощутил боль в районе левого глаза.

— Нет уже сил, — присел рядом Кеша, вытягивая ноги вперёд.

Я бросил взгляд на вертолёт. Из кабины шёл дым. Передняя часть имела несколько пробоин, а блистеры разбиты. Удивительно, как нас ещё обошли стороной пули.

Недалеко он меня положили Виктора на брезент. Ему оказали помощь, но выглядел он весьма бледно.

— А нас не встречают, верно? — спросил бортовой техник.

Я оглянулся по сторонам, чтобы найти хоть кого-то, кто бы к нам бежал или что-то суетился. Но мои надежды не оправдались.

— Пойду… разберусь, — поднялся я с земли.

— Сан Саныч, у тебя бровь сильно разбита и руку зацепило… — начал меня останавливать Иннокентий.

— Ага. Я только возьму освобождение на пару-тройку дней и вернусь.

Когда мы прошли 100 метров, нас всё же встретили два сирийца, подъехавшие на УАЗе без крыши.

— Это… вы… 202-й? — указал на меня один из солдат, и я кивнул. — Всё сделаем.

Чего не сделали сразу, непонятно. Но у меня ещё возник один вопрос — почему в районе Хабита столько людей и техники?

— А почему вертолёты и солдаты здесь? — спросил я.

— Приказа на погрузку не было.

Я кивнул и пошёл обратно к подчинённым. Вертолёты Хачатряна и его ведомого уже выключились, когда к нам подъехали две машины с медиками. Раненного сирийского лётчика забрали первым и увезли к одному из вертолётов.

Нам же стали оказывать помощь, расспрашивая о состоянии.

— Сириец здорово переломался, Саныч. Повезёт, если будет ходить, — объяснял мне Лютиков, пока доктор обрабатывал мою бровь.

— Главное, что живой.

Рядом со мной всё время стоял Рубен и Рашид. Лица у них были мрачные.

— Вы на меня, как на покойника смотрите. Что случилось? — спросил я.

— Эм… нам бы тут как тут поговорить, Сан Саныч, — сказал Рубен.

— Может тет-а-тет? — поправил я.

— Наедине, короче говоря, — добавил Рашид.

— Да доктор всё равно русский не знает. Верно, док? — спросил я у врача, улыбнувшись.

— Конечно нет, — ответили на русском доктор.

Но Рубен и Рашид не решались начать разговор. Экипаж их ведомого стоял в стороне и тоже наблюдал за операцией по заживлению моей брови.

Похоже, я начал понимать, в чём причина разговора.

— У меня к вам претензий нет, мужики. Вы выполняли мой приказ держаться в заданном районе. Никто не застрахован от такой засады, пускай и грамотной.

— Но мы должны были его увидеть раньше. Выходит, чуть вас не погубили, — ответил мне Рашид.

— Ну, нас чуть было не погубил крупный калибр пулемёта, а не вы. Так что, работаем дальше, мужики, — сказал я и пожал каждому из ребят руку.

Доктор закончил надо мной колдовать в тот момент, когда на горизонте показались три вертолёта.

— Аль-каид, тебе и твоим ребятам надо в госпиталь. У тебя в руке несколько осколков, которые лучше вытаскивать в более стерильном месте, — объяснил мне доктор.

— Спасибо. Мир тебе!

— И вам, — пожал мне руку доктор и направился к машинам.

На посадку зашла тройка вертолётов Ми-8. Из первого вылез полковник Мулин и быстрым шагом направился в нашу сторону. Пока у меня ещё были силы, нужно ему доложить.

После краткого доклада о произошедшем, Мулин пожал мне руку и обошёл остальных. Поблагодарил каждого за работу.

— Как самочувствие? — спросил Антон Юрьевич, подойдя ко мне.

— У меня нормальное, а вот экипажу нужен госпиталь, — кивнул я в сторону Виктора и Кеши.

— Тебе майор тоже нужно в госпиталь. А мы пока поработаем. Уже без вас и нормально.

Как-то двояко эту фразу сказал товарищ полковник. Будто в чём-то видит нашу вину.

— А чем мы были плохи? — спросил я.

Антон Юрьевич напрягся, снимая кепку с лысой головы. На таком солнце я бы лучше макушку поберёг.

— Ничем. Вы и ваш экипаж выполнили приказ, спасли сирийского лётчика. Но при этом был повреждён вертолёт. В таком состоянии он ещё долго будет вне строя. А может и вовсе больше не полетит, — указал Мулин в сторону Ми-8.

— Главное, что выполнена задача, верно? — спросил я.

Мулин закусил губу, но потом кивнул, согласившись со мной.

— Десантная операция не состоялась. Сирийцы потеряли один самолёт и ещё три повреждены. Ну и у нас один вертолёт разбит. Как вам итоги операции, Клюковкин?

— Мы ни одной бомбой по противнику не попали? — уточнил я.

— Попали, — скривился Мулин и ещё раз осмотрелся по сторонам.

Не могу я пока понять, хвалит нас заместитель командира корпуса или обвиняет в потере вертолёта. Хотя, может он этого и хочет — поставить нас в тупик и дать пищу для размышлений.

— Ладно, Клюковкин. Если честно, не понимаю, как вы вообще вытащили сирийца из этого ущелья. А потом ещё, получив повреждения, прилетели на площадку…

— Так… на вертолёте, товарищ полковник. На вертолёте, — вступил в разговор Кеша.

Я думал, что в этот момент Мулин вскипит как электрочайник.

— Ранения, Антон Юрьевич, — поспешил сказать я, пока полковник не перешёл в режим ярости.

— Вижу. В госпиталь и без разговоров.

Ребята из группы огневого прикрытия и экипажей Ми-24 помогли нам донести Виктора в грузовую кабину Ми-8 и аккуратно его уложить на скамью. Они пока ещё будут здесь и полетят в Хаму вместе с Мулиным на другом Ми-8. Передав им оружие и снаряжения, я и Кеша начали занимать места в грузовой кабине.

Осталась дождаться взлёта. Бортовой техник нашего «транспорта» закрыл сдвижную дверь и «восьмёрка» начала взлетать.

— Сан Саныч, так я не понял, нас наградят или нет? — спросил Кеша.

— Тебе мало наград, дружище? — улыбнулся я, присев рядом с Виктором.

— Ну, я бы хотел себе ещё медаль. Может орден. Сирийский какой-нибудь.

Я посмеялся вместе с Виктором, которому было тяжело хохотать.

— Что-нибудь придумаешь, Кеш, — ответил я, прижимаясь к стенке вертолёта.

Рука саднила, а голова раскалывалась. Закрыв глаза, я почти сразу погрузился в сон.

Если честно, только после взлёта я понял, что в госпиталь мне и правда надо. У меня там есть «блат».

Прилетев в расположение зенитно-ракетного полка в Думейре, мы сразу заметили сходство этой части с афганскими советскими базами. Один в один модули, деревянные постройки туалетов и душей. И конечно же, баня!

Правда в ПВО всё гораздо строже. Людей с голым торсом и в шлёпках мы не видели.

Сев в УАЗ «таблетку», мы в течение нескольких минут добрались до госпиталя. Он тоже мало чем отличался от афганских. Разве что деревьев рядом с окнами больше.

К нам уже спешили медсёстры, одна из которых очень рьяно давала указания, что и кому делать.

Ну, это у Антонины Белецкой всегда получалось делать.

— Этого в операционную. А этого в перевязочную. И быстрее, девочки, — торопила всех Тося.

Когда из УАЗа вышел я, ко мне подошла одна из медсестёр.

Весьма симпатичная дама, которая быстро подбежала ко мне с нашатырём.

— Да у вас рука в крови. И бровь. Вас тоже в перевязочную, — подхватила она меня и повела за собой.

Зачем мне был нужен нашатырь непонятно. Но вот духи у неё были хорошие. Хоть и не мой любимый запах сирени, но тоже ничего.

— Девушка, я дойду сам, — старался я вырваться из её рук, но медсестра вцепилась не на шутку.

— Да я вам помогу. Вы ранены… Голова может закружиться.

Тут на горизонте появилась Тося. Как обычно, в самый подходящий момент.

— Я ему сама помогу. Во вторую перевязочную, — сказала Белецкая.

Медсестра нахмурилась, но не сдалась.

— А у нас вторая перевязочная занята.

— Значит, в ординаторскую. И это приказ старшего по званию, — холодно произнесла Тося, слегка задрав вверх нос.

Медсестра недовольно фыркнула и ушла, оставив меня с Антониной наедине.

— Здравствуй, Тонечка, — поздоровался я.

— Пойдём. Я тебя обработаю, — спокойно сказала Тося.

— Да. А то я так сильно ранен. Прям потеря крови критическая. У меня ещё и голова болит. И в других местах беспокоит, — начал я давить на жалость, но Тося только улыбалась.

Для меня нашли отдельную процедурную.

— Снимай одежду до пояса.

Пока Белецкая готовила бинты и нужные приспособления для наложения швов, я уже и штаны успел снять.

— Это что такое?! — широко распахнула глаза Антонина.

— Просто не понимаю, зачем мне оставаться в штанах.

— Саша, у тебя ранение в руку. О чём ты думаешь сейчас?!

— Только о тебе, — улыбнулся я.

Антонина усадила меня на кушетку и начала вынимать осколки. Не самое приятное занятие, но вид грудей Тоси в этот момент успокаивал.

— Куда ты смотришь? — спросила она.

— Только на тебя.

— Ага. Зато несколько минут назад смотрел на Вику. Понравилась, небось?

Начинается! Хоть с закрытыми глазами ходи.

— Я не виноват, что мои шрамы привлекают женщин.

— Да-да. И не только шрамы, — ответила Тося.

Белецкая ещё долго продолжала меня «штопать». С каждой минутой мне уже не терпелось закончить с процедурами, но каждый раз Тося находила всё новые болячки.

— Вроде всё.

— А как же витамины? — спросил я.

Тося вопросительно на меня посмотрела, а я решил не упускать момента.

Правой ладонью аккуратно начал аккуратно подниматься по её стройным бёдрам к пояснице.

— У нас дверь открыта, товарищ майор. И… вообще-то… — продолжала говорить Тося, но я уже встал и начал расстёгивать её халат.

— Что?

— Да ничего, — выдохнула Антонина и обвила меня за шею руками.